скачать книгу бесплатно
– Карп, – повторил он, подавая руку Анжеле.
Анжела издала какой-то сдавленный писк, уткнувшись в золотистый ворот куртки и, отпустив похожую на плавник крошечную ручку, переспросила:
– Зеркальный?
Скользнув взглядом по ее основательным телесам, Карп, помолчав, парировал:
– Обувь на заказ шьете?
Анжела испуганно округлила глаза, сраженная отнюдь не сарказмом Карпа:
– Ой, мамочки! Моя сумка! Забыла в туалете!
Анжела побежала наверх по старинной лестнице, грозившей рухнуть под ее тяжестью, топая, как гигантская птица Рух, мифическая пожирательница слонов.
Через пару минут Анжела появилась на верхней ступеньке, раскрасневшаяся, торжествующая, и прокричала:
– Нашла! Нашла!
Нежно прижимая к себе сумку в виде книги с изысканным переплетом, она запахнула свое золотистое одеяние и взяла Валентину под руку.
– Там, наверное, документы? – вежливо спросил Карп, разглядывая принты в виде серебристых мух на широкой застежке сумки.
– Да какие документы? Эта сумка из последней коллекции Гуччи! Кучу денег стоит!
Карп удивленно округлил рыбьи глаза, переваривая уплаченную за сумку сумму:
– Да вы пустили «Газпром» по миру с сумой…
Глава 5
На промозглом ноябрьском ветру быстро улетучилась легкая контузия, вызванная стоимостью заурядного аксессуара, и широким гусарским жестом он предложил отметить знакомство и обмыть потерянную и обретенную вновь вещицу в одном уютном местечке.
Уютное местечко представляло собой фешенебельный ресторан с дизайнерской мебелью, люстрами в стиле модерн и живой джазовой музыкой. Изучая ассортимент предлагаемых блюд, Анжелка весело болтала в предвкушении праздника живота, но Валентина, краем глаза глянув на ценники, растерянно умолкла.
Однако Карп чувствовал себя как рыба в воде. Он явно хотел показаться одним из тех, кто может себе позволить читать меню слева направо, как новый американец, бывший ленинградец, променявший бледное очарование Северной Пальмиры на сияющий город на холме – столицу мира.
Фамильярным жестом завзятого завсегдатая Карп подозвал официанта:
– Любезный! Для начала подайте – ка нам бутылочку Шабли, салат гран нисуаз и устриц…
– А Карасик шикует! – исподтишка изучая его, буркнула под нос мстительная Анжела, невзлюбившая Карпа с первой минуты.
– Затем, будьте добры, телятину по-бургундски, утиную ножку конфи и, конечно же, фуагра со смородиновым соусом…
– Эх, гулять так гулять! —, оживленно потирая руки, сказала Анжела. – Всего-то пара-тройка лишних килограммов!
– Вы знаете, латиноамериканки очень успешно борются с весом, они практикуют несколько раз в неделю ванны с морской солью, – тусклые глаза Карпа насмешливо блеснули.
Анжела звонко засмеялась:
– Не сыпьте мне соль на раны, особенно морскую…
В ожидании заказа они сидели за накрахмаленной до скрипа белой скатертью, потягивая вино из широких бокалов.
– Я дипломат. – Карп наклонил бокал, манерно держа его пухлой ручкой за тонкую ножку, любуясь прозрачной консистенцией и средней вязкостью изысканного напитка, производимого бургундской винодельческой компанией исключительно из винограда элитного сорта шардоне. – Дипломат высшего ранга.
Пригубив вино, он, смакуя, подержал его во рту, с наслаждением закатывая выпуклые рыбьи глаза. Максимально возбудив свои вкусовые рецепторы, Карп открыл клапан пищевода и, интеллигентно булькнув горлом, позволил божественному нектару беспрепятственно следовать к месту назначения. Помолчав, он в благоговении выдохнул:
– Отличное вино! А терпкость…
– Терпимая терпкость! – с усмешкой перебила его Анжелка.
– А какое послевкусие… – Карп поставил бокал и торопливо добавил:
– Нет, вы только не подумайте… Я вовсе не любитель, разве только по праздникам, исключительно для сосудов!
Анжела прищурила искусно подведенные красивые карие глаза:
– Чтобы братец Альцгеймер не заявился раньше времени?
– И сестрица деменция тоже, – улыбнулся он, демонстративно обращаясь только к Валентине, – работаю в Южной Америке, после отпуска уеду в Бразилию, где много-много диких обезьян, точнее, в Сан-Паулу, я назначен туда консулом…
Несмотря на некоторую гротескность усиленно создаваемого им образа, ее впечатлила печать аристократизма во всем его облике.
Правда, душка Карп, как потом оказалось, был с душком – сивушным…
Прошла зима, наступил тот лихорадочный весенний день, когда мужская половина страны, объятая коллективным безумием, берет приступом специализированные магазины, сметая с прилавков все, что произрастает и цветет в парниках и оранжереях, а то и в незащищенном грунте во всех уголках планеты, и в марте, когда только начинает таять снег, заботливо развозится по городам и весям для реализации втридорога преданными жрецами богини Флоры – цветочной мафией.
Во времена канувших в Лету древнеримских Сатурналий, посвященных богу земледелия, совсем не в честь которого изящные гетеры поднимали свои точно мраморные пальчики, по давней и нерушимой традиции патриции на три дня менялись местами с рабами, полностью отказываясь от их услуг. У слуг появлялась возможность отплатить им за все унижения и обиды – хозяева не имели права перечить новоявленным римским гражданам.
Точно так же в этот радостный мартовский день мужчины освобождают от всех обязанностей свои дражайшие половины, задаривают подарками и другими знаками внимания, со слезами благодарности на глазах поминая незабвенную Клару Цеткин – революционерку, суфражистку и феминистку.
Но вот падает двенадцатый час, как с плахи голова казненного, – и проходит наконец этот безумный, безумный, безумный день… Со вздохом спрятав свою корону на дальнюю полку до следующего года, королева переодевается в растянутый халат и превращается вновь в домашнюю рабыню, а розовый лимузин – в стиральную машину… Сатурналии закончились, детка…
Когда Валентина рассказала Анжеле о том, что в качестве подарка Карп свозил ее на три дня в Крым, уже вернувшийся к тому времени в родную гавань, и там, под цветущими мальвами и трепещущими от легкого бриза пальмами, сделал ей предложение, Анжела отвела взгляд:
– Боже! У него глаза снулой рыбы… Я бы не смогла с ним жить…
Соединение любящих сердец решили отметить на малой родине Валентины – мать до сих пор при каждом удобном и неудобном случае напоминала о бесславном браке с Игнатом – чужаком, вдобавок ко всему зажавшим свадебные торжества.
Кроме мамы и дочки, двадцатилетней Карины, были приглашены несколько соседей и подруга дней ее суровых одноклассница Светка, ничуть не изменившаяся за прошедшие годы.
Все больше распаляясь от паленого спиртного, мужчины горячо толковали за жизнь исключительно на своем наречии, упорно игнорируя гостя и общепринятый язык межнационального общения. Объявленный дипломату вотум недоверия Валентина вынужденно проигнорировала: Карина, студентка филологического факультета местного вуза, только что «похвасталась» наличием жирного хвоста по зарубежной литературе.
Преподавательница, молоденькая аспирантка, ценительница Гете и Гейне, возжелав большой и чистой любви, залетела от залетного студента-африканца и укатила с ним на черный континент, как оказалось, в качестве третьей жены. А отношения с новым преподавателем, которому срочно требовались средства на возведение трехэтажного дома в элитном районе столицы республики, не задались с самого начала…
Горцы без стеснения угорали, глядя на столичного гостя, который потел в черной пиджачной паре из лондонского магазина «Харродс», как белая ворона, в то время как остальные приглашенные демонстрировали полное пренебрежение к дресс-коду.
Карп благоразумно воздерживался от употребления горячительных напитков, но чувствовал себя, как ступивший на враждебную территорию бедолага Кук, скушанный впоследствии симпатягами-аборигенами.
Не секрет, что кавказцы кое-где у нас порой демонстрируют необъяснимое пренебрежение и даже наплевательское отношение к правилам приличий, принятым в чужих культурах. Положа руку на сердце, и на свои скрижали они могут положить при условии, если заснеженные вершины Главного Кавказского хребта находятся вне зоны видимости.
Справедливости ради следует добавить, что и на явную демонстрацию горцами дружелюбия противоположная сторона отвечает со всей возможной сдержанностью – по принципу, точно подмеченному местным философом: любить люби, но на взаимность не рассчитывай.
Но ради друга – независимо от его национальности – горец может свернуть горы.
Улучив минуту, Валентина подсела к Карпу:
– Ну как ты?
– Амбивалентно, Валентина, – вздохнув, шепотом ответил он, дабы горячий, как известно, народ, который здесь живет, не обвинил его в использовании неприличных выражений в своем доме.
Когда из широко распахнутых дверей ветхого родительского дома раздались залихватские звуки лезгинки, способные поднять на ноги любого кавказца, даже мертвого, гости, отставив бокалы с ромом местного разлива, вскочили и, неистово хлопая, встали в круг.
На середину импровизированной сцены вылетел, блистая взорами, внук соседки Лауры, и принялся выделывать длинными стройными ногами такие антраша, что достославным балерунам больших и малых академических театров оставалось только нервно курить в сторонке свернутые дрожащими руками козьи ножки.
Карп смотрел на эти припрыжки, каблуки, усы, и в тусклых рыбьих глазах потомственного столичного жителя и рафинированного интеллигента явственно читался классический приговор танцорам: и дикий же народ эти дети гор…
Получив консульский патент, Карп один улетел на край света. Валентина должна была закрыть сессию, но в перерывах между экзаменами и зачетами с воодушевлением закупала легкие платья из ситца, которые, несомненно, будут носиться там, где под знойными небесами знойные красотки в бикини, томно прикладываясь к мартини, внимают сладострастным стонам гитары или, бешено вращая смуглыми бедрами, танцуют мамбу, румбу и прочие ча-ча-ча.
Однако рука судьбы вела ее иным путем.
На приеме в честь утверждения консульского состава случился неприятный казус – заслуженный посланник второго класса явился на дипломатический раут в состоянии крайнего похмельного недомогания.
Накануне, дабы случайные собутыльники в баре не сочли его слабаком и презренным подонком, Карп поднялся с ними до горних высот непустячной бездны. Это балансирование на грани объяснялось данью уважения ментальному собрату, чья хрустально чистая душа неизменно рвалась в обетованные Петушки, в то время как бренное тело самозабвенно упивалось комсомольскими слезами, сатанея от непрерывного и надрывного пития.
О, эта утренняя ноша в сердце!
Ощущая каждой клеточкой страждущего организма иссушающую жажду, задыхаясь, Карп рванул душившую его бабочку и, не удержав измученное тело в равновесии, в полном соответствии с законом всемирного тяготения, грузно грохнулся на паркет – это позорное падение стало началом упадка в отношениях со страной пребывания и заката его собственной карьеры. Задев на лету тонконогую хрупкую консоль, неумеренный потребитель алкоголя уронил и разбил вдребезги бесценную вазу эпохи правления последнего властителя майя Чан Кавиля ll, ниже плинтуса уронив при этом престиж своей страны.
Хотя встреча на высшем уровне прошла не на уровне, скандал удалось замять, тем более что представительная технико-технологическая экспертиза убедительно доказала: керамическое изделие не имело никакого отношения к артефактам, как утверждала пострадавшая сторона, а было произведено на местной фабрике, в артели имени Энрике Диаса, и продавалось по цене 37 реалов 46 сентаво. Но этот утешительный факт Карпу уже не помог – он перешел Рубикон и зарубил на корню свое будущее на дипломатическом поприще. Патрон из МИДа, до сих пор закрывавший глаза на пагубное увлечение старого приятеля и однокурсника, вызвал его на ковер и, не особо заморачиваясь подбором дипломатичных формулировок, послал посланника домой, навсегда исключив друга из избранного круга.
Совместное негулянье под соблазнительной бразильской луной и тропическое солнце не у них над головами Карп переживал тяжело – в родных пенатах он запил. Катастрофически неплатежеспособный, загнанный в угол, он загнал сначала практически весь свой элегантный гардероб, потом принялся таскать вещи из дома. Карп украл кораллы Валентины и даже обручальное кольцо с розовой жемчужиной, всего лишь полгода назад надетое на палец счастливой суженой в качестве нетленного символа любви и верности.
Уходя якобы на поиски работы, он непременно оказывался именно в тех местах, где ветреной Гебе взбредало в голову пролить с неба громокипящий кубок с низкосортным алкоголем, – то ли на Олимпе не держали шабли, то ли придерживали божественный нектар для нужд местных небожителей, не чуждых земных радостей.
В промежутках между работой в двух институтах Валентина преимущественно занималась тем, что разыскивала Карпа по жутким забегаловкам.
Однажды на ее глазах два дюжих официанта, нежно держа мертвецки пьяного мужа за руки и за ноги, неспешно выволокли его на крыльцо пивнушки, расположенной в полуподвальном помещении какого-то барака. Хорошенько раскачав безжизненно провисшее тело, несмотря на его габариты, они придали ему необходимый размах и инерцию и незамедлительно предали мерзлой земле (опустив церемонию гражданской панихиды). На смену скрывшимся за железной дверью охранникам из учреждения общественного питания выскочили двое скользких личностей и принялись остервенело бить и пинать в четыре руки и четыре ноги Карпа, упрямо бормотавшего что-то про категорический императив Канта.
Картинка с сайта Карикатура.ру. Автор А. Меринов
Общеизвестный, но мало изученный наукой факт: на определенном этапе вполне мирной светской беседы о методах контроля дебиторской задолженности или преимуществах квадратно-гнездового способа посадки картофеля, одного из собутыльников начинают одолевать смутные сомнения в достаточно почтительном отношении ближайшего соседа к его точке зрения на предмет обсуждения. Следствием этого не всегда обоснованного предположения может стать все что угодно, начиная с невинного членовредительства и заканчивая смертоубийством.
Но в случае с Карпом дело было явно в чем-то другом, более глубинном, чем производственные прения, поэтому Валентина смогла остановить жестокую ледовую экзекуцию только обещанием немедленной выплаты внушительной контрибуции. Счастливым образом нарыв по сотенной купюре на рыло, скользкие личности скользнули обратно за железную дверь для продолжения прерванного банкета.
После прекращения антигуманного акта Карп с усилием поднял окровавленную голову, пошарил вокруг себя в поисках бесследно исчезнувших очков и, требовательно икнув, пробормотал разбитыми губами:
– Мне бутылочку шабли, будьте любезны…
Валентина оставила без внимания скромные притязания Карпа, соображая, как доставить нетранспортабельного мужа домой. Мобильник сдох с прощальным вздохом, как в плохих голливудских фильмах, когда жертва, с замиранием сердца слыша за собой учащенное дыхание маньяка, чувствует, как бездна разверзлась и шумит под ногами, и надо бы безотлагательно набрать спасительный номер спасательной службы «911».
Но там, в таинственных глубинах бесконечного космоса, невидимая сквозь багровое зарево неоновых огней большого города, видимо, встала и засияла в созвездии Персея переменная и переменчивая звезда Алголь – покровительница алкоголиков. Сразу же, как по волшебству, возле злачного места остановилось такси, и возница, мрачный, как античный ритуальный агент Харон, направил алчущие взоры на мерзнущую без всякой пользы женщину.
Однако пускать Карпа в машину он отказался, велев Валентине сначала привести своего бомжа в божеский вид. Когда она всеми доступными средствами спешно удалила с его слегка помятого лица и давно потерявшего пижонский вид черного пальто наиболее явные последствия недавней дружеской беседы, водитель такси придирчиво оглядел святое семейство:
– А его не будет в машине рвать?
– А он не будет буянить?
В конце концов бесчувственный доселе Карп, непринужденно переложив свой вес на хрупкие плечи подпиравшей его Валентины, поднял голову:
– Мы даже танцевать не будем голые при… ик… луне!
Последнее заявление явно порадовало автомедона. Сплюнув под ноги страждущим, он наконец пустил их в теплый салон старенького жигуленка ВАЗ-2101 – «Копейки», первого детища отечественного автопрома – и дал по газам. Шестьдесят крепконогих задиристых лошадей радостно заржали и, задрожав, рванули с места так стремительно, что увенчанные двойными газоразрядными лампами фонарные столбы, как забор, замелькали в глазах изумленных пассажиров, которые в ужасе вжались в грязные, изрезанные сиденья.
Слушая таксиста, с увлечением раскрывавшего пути выхода из очередного кризиса с помощью разрыва всех отношений с американской валютой, Карп отключился, но сразу очнулся и, подслеповато щурясь от пролетающих мимо ближних и дальних огней, ткнул в его дерматиновую спину:
– Любезный, мне тальятелле с креветками… и устриц… и горячий шоколад…
Прервав на самом интересном месте декларацию о независимости от доллара, тот оглянулся и лязгнул железными зубами:
– Щас! Будет тебе кофа с какавой!
Валентина в сердцах толкнула Карпа:
– Да замолчи уже! Ты что, и в той забегаловке требовал устриц? Да ты спятил!
– Что ты понимаешь в этик… ик… в этикете, провинциалка! – икнув, промямлил он.
Карп некоторое время тупо изучал весьма нефотогеничный фейс таксиста в зеркало заднего вида, старательно отводя глаза от вездесущего взгляда создателя всего сущего, укоризненно смотревшего на него с бесчисленных икон, коими практически полностью было залеплено ветровое стекло, потом громким шепотом сказал жене:
– Я узнал его! Это Чик… ик… Чикотило! Мы попали! Валя, валим отсюда!
– Да сам ты Чикотило! – оглянулся водила и, панически вывернув руль, еле избежал лобового столкновения с летевшей навстречу сияющей махиной, громыхавшей на всю улицу звуками лезгинки. Смахнув со лба капли нервного пота, таксист сделал вынужденную остановку и с чувством, с толком, с расстановкой отправил неизвестного, но явно не местного рулевого встречной «Тойоты» по известному адресу к такой-то матери.
– К Богоматери?! – несмотря на въевшиеся в душу советские атеистические клише, Карп в мистическом ужасе прикрыл ладошками свои рыбьи глаза и в изнеможении сполз на усеянный окурками пол неубиваемой «Копейки».
Глава 6
Изображение из свободных источников
Валентина предала немедленному забвению латиноамериканский период своей жизни и, окинув удовлетворенным взором совокупное великолепие тщательно вымытой и вытертой посуды, стеклянных дверец кухонного гарнитура и радующей глаз виндзорской плитки в веселенький синий цветочек, взяла смартфон и села на любимый диван цвета Бискайского залива перед жидкоплазменным экраном «Панасоника».
На самом главном канале отцы отечества (которых мы должны принять за образцы) с узнаваемыми лицами, заметно изможденными неусыпным бдением о судьбе страны, активно радели о благосостоянии вверенного им народа. На этот раз, выказывая перед настырными журналистами крайнюю степень озабоченности, они выискивали способ наполнения казны, безжалостно опустошаемой ненасытными подданными.
Подтверждая справедливость замечания самого бравого солдата всех времен и народов о некоем сходстве высшего законодательного органа с сумасшедшим домом, депутаты, с усилием вытаскивая из дизайнерских сидений необъятные седалища, поочередно взбирались на трибуну и несли все, что взбредет в голову.
