скачать книгу бесплатно
§ 4. Влияние криминалистической тактики на изменение уголовно-процессуального закона
С позиций марксистско-ленинской философии правовой закон понимается как внешняя форма существования права [61, 134–135; 141, 115; 64, 226]. Как и любая форма, правовой закон одновременно является внешней формой для заключения в нем содержания и в то же время сам является содержательным[13 - Гегель писал «…Содержание небесформенно, а форма одновременно и содержится в самом содержании, и представляет собой нечто внешнее ему» [44, 298]. В философской литературе такая особенность отношения формы к содержанию обозначается как удвоение формы.]. «Форма в праве – не нечто внешнее по отношению к содержанию, это структура нормы права и структура права как законченной совокупности (системы) норм» [85, 379–380]. Исходя из этого, уголовно-процессуальный закон следует понимать не только как внешнюю форму существования уголовно-процессуального права, но и как законченное содержательное целое. Таким содержательным структурным целым в данном случае является совокупность установленных или санкционированных законом правил поведения субъектов (прав и обязанностей) при осуществлении судопроизводства [51, 20; 121, т. 1, 51; 134, 24, 141, 105].
Выше мы рассматривали вопрос о содержании и формах криминалистической тактики и пришли к выводу о том, что процессуальное закрепление отдельных тактических приемов и рекомендаций в целом, не изменяя их содержания, облекает их в специфическую, процессуальную форму. Логически возникает вопрос о противоположном влиянии этого процесса, то есть о том, как влияет процессуальное закрепление тактических приемов и рекомендаций на уголовно-процессуальный закон. Как отмечено, уголовно-процессуальный закон является структурным целым. Под структурой в философской и специально-отраслевой литературе понимается принцип, способ, закон связи элементов целого, система отношений элементов в рамках данного целого [112, 135; 58, 44]. Очевидно, что включение в систему новых элементов, формализованных в соответствии с ее структурными требованиями, уже приспособленных для включения в нее (а именно в таком виде выступают тактические приемы при их процессуальном закреплении), качественно не изменяют структурный характер этой системы. Это позволяет прийти к выводу о том, что включение в уголовно-процессуальный закон отдельных криминалистических рекомендаций не изменяет самой структуры закона. В то же время процессуальное закрепление тактических приемов и рекомендаций, естественно, в определенной степени изменяет содержание уголовно-процессуального закона за счет установления некоторых правил по ведения при осуществлении судопроизводства, ранее в такой (процессуальной) форме не существовавших.
Изучение изменений уголовно-процессуального законодательства свидетельствует о том, что уголовно-процессуальный закон развивается в основном в направлении расширения прав участников процессуальной деятельности, а также в направлении включения в себя отдельных криминалистических рекомендаций и тактических приемов. Основной формой развития содержания уголовно-процессуального закона при включении в него отдельных тактических приемов и рекомендаций является трансформация существующих в нем уголовно-процессуальных норм. Примерами такой трансформации может служить законодательное закрепление в рамках существующих правовых норм возможности использования некоторых не предусмотренных ранее законом средств фиксации (киносъемка, фотографирование), возможности привлечения специалиста к участию в производстве отдельных следственных действий и т. д… Другой формой процессуального закрепления криминалистических рекомендаций является включение в уголовно-процессуальный закон новых правовых норм, закрепляющих отдельные тактические приемы или рекомендации в качестве самостоятельного следственного действия и, соответственно, регламентирующих условия и порядок его производства, а также норм, устанавливающих правомерность и порядок применения некоторых тактических приемов, которые могут быть использованы при производстве ряда ранее регламентированных следственных действий [145, 64]. Примерами таких форм содержательного развития уголовно-процессуального закона могут явиться следующие правовые нормы: ст. 183 УПК, закрепившая существование такого следственного действия, как следственный эксперимент (его не знало ранее действующее уголовно-процессуальное законодательство), и определившая условия и порядок его производства; ст. 141 УПК, установившая правомерность и порядок применения звукозаписи при допросах обвиняемого, свидетеля, потерпевшего (порядок производства которых уголовно-процессуальным законом регламентируется относительно процессуального положения каждого из них) и т. п.
Известно, что в развитии явлений содержанию принадлежит ведущая роль. Содержание – динамично, явление находится в постоянном движении и развитии. Форма же явления более устойчива, чем содержание, которое она облекает. Не всегда и далеко не всякое изменение каких-либо свойств (если даже это изменение затрагивает содержательную сторону данного явления) влечет за собой изменение его формы. «Новое содержание не всегда требует новой формы. Оно может использовать и старую форму, приспособив ее к своим потребностям. Среди старых форм есть такие, которые в изменившихся условиях еще могут служить новому содержанию» [68, 233].
Облечение содержания в новую форму представляет некоторую перестройку определенных связей внутри явления и наделяет это содержание некоторыми другими свойствами или влечет за собой явное проявление отдельных ранее существовавших в явлении свойств [138, 49]. В частности, выражаясь в процессуальной форме, закрепляемая часть тактики более четко проявляет ранее присущее ей, как правило, свойство обязательности. Перестройка связей внутри любого явления, в том числе и внутри тактики, является процессом, развертывающимся во времени, и потому изменения форм тактики запаздывают относительно изменения ее содержательной стороны. Многие следственные действия и криминалистические приемы были вначале созданы, по выражению гг. Зуйкова, «творчеством следователя» [60, 13], затем были обобщены криминалистикой, на основе чего разработаны соответствующие рекомендации, и лишь затем многие из них нашли себе законодательное закрепление.
Изучение изменений уголовно-процессуального закона (в той или иной из указанных выше форм), связанных с включением в него тактических приемов и криминалистических рекомендаций, позволило выделить ряд как внутренних, так и внешних факторов, обусловливающих этот процесс. Основным внутренним фактором изменения форм тактики и облечения части ее в процессуальную форму является, на наш взгляд, устойчивое выявление результатов действия тех или иных закономерностей при собирании, исследовании и оценке следственной информации. Очевидно, что зависимость получения эффективных и рациональных результатов при доказывании от определенных способов, направленных на их достижение, выявляется и апробируется многолетней передовой следственной и судебной практикой. Наука криминалистика, обобщая этот опыт, приходит к выводу об устойчивом и закономерном характере данной зависимости в определенных следственных и судебных ситуациях, на основании чего и разрабатывает допустимые тактические пути деятельности по доказыванию. Разработанные тактические приемы часто оказывается возможным применять в рамках существующих процессуальных форм. Иногда же выявляется невозможность оптимального осуществления разработанного тактического пути (элемента) без соответствующего изменения форм тактики, в том числе и процессуальной формы. И в этот момент, в соответствии с диалектическим положением о единстве формы и содержания, происходит изменение формы.
Иллюстрацией выдвинутых положений может служить, например, следующее. Следственная и судебная практика свидетельствовала о том, что постановка наводящих вопросов при допросе, как правило, отрицательно сказывалась на объективности получаемой информации. Криминалистика, используя достижения психологии, обосновала закономерный характер такового отрицательного воздействия данного тактического приема и потому пришла к выводу о недопустимости постановки наводящих вопросов при допросах на следствии и в суде. В УПК 1923 года запрещения задавать при допросах наводящие вопросы не содержалось (ст. 162–168 и др. УПК 1923 г.). Серьезность и содержательная существенность учета выявленной данной закономерности в деятельности по доказыванию не допускали дальнейшего существования указанного тактического элемента в форме криминалистической рекомендации. Возникло диалектическое противоречие между содержанием этого элемента тактики и его формой, которое и было разрешено изменением формы. Как известно, действующий уголовно-процессуальный закон императивно запретил постановку наводящих вопросов при допросе свидетелей и производстве ряда других следственных действий (ст. 158, 165 и др. УПК 1961 г.)
Как представляется, такие же внутренние факторы лежат в основе трансформации и некоторых других норм уголовно-процессуального закона, регламентирующих порядок производства отдельных, ранее процессуально закрепленных следственных действий. Так, если УПК 1923 года допускал возможность присутствия следователя при освидетельствовании лица другого пола, сопровождавшееся обнажением освидетельствуемого в «случае, когда это лицо не возражает против такого присутствия» (ст. 191 УПК 1923 г.), то ст. 181 УПК 1961 года однозначно запрещает присутствие следователя при такого рода освидетельствованиях; ст. 163 УПК 1923 года предоставляла следователю возможность проведения очной ставки между свидетелями «в случае надобности», то есть практически не ограничивала пределы допустимости данного тактического приема. В действующем уголовно-процессуальном законодательстве разработанные криминалистические рекомендации относительно применения данного приема обрели процессуальную форму, в соответствии с которой проведение очной ставки возможно лишь между двумя ранее допрошенными лицами, в показаниях которых имеются существенные противоречия (ст. 162 УПК 1961 г.) и т. л. Это же обусловило необходимость изменения форм таких тактических элементов, как опознание личности и следственный эксперимент. Если ранее они осуществлялись в рамках допроса и следственного осмотра (соответственно), то глубокое выяснение их сущности в результате изучения выявленных закономерностей привели к выводу об их неоднородности и неоднопорядковости с теми следственными действиями, в рамках которых они проводились. Это противоречие между содержанием рассматриваемых тактических элементов и формой их существования также диалектически было разрешено изменением форм. Данные тактические элементы перестали существовать в формах криминалистических рекомендаций и приобрели формы отдельных, самостоятельных следственных действий, условия и порядок проведения которых достаточно детально стали регламентироваться уголовно-процессуальным законом (ст. 164–166, 183 УПК 1961 г.).
Кроме внутреннего фактора на развитие форм тактики, несомненно, влияет и ряд внешних факторов, среди которых мы выделяем, как наиболее существенные, следующие.
Общественно-социальные факторы, в основе которых лежит Общественно-социальный прогресс. Под таким прогрессом в данном случае понимается неуклонный интеллектуальный и духовный рост всех членов общества развитого социализма и совершенствование моральных норм, предопределяемых характером общественных отношений. Эти факторы безусловно влияют как на содержание тактики, так и на ее формы. Так, если в соответствии с УПК 1923 года при допросе несовершеннолетнего свидетеля в возрасте до шестнадцати лет обязательно участвовал педагог, то интеллектуальное и общественное развитие предопределило некоторое изменение формы этого тактического элемента. Как известно, в настоящее время участие педагога при допросе свидетеля в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет трансформировано в альтернативно-процессуальную форму (ст. 159 УПК 1961 г.). Совершенствование моральных норм повлекло а собой, например, облечение в императивно-процессуальную форму ряда ограничений допустимости применения отдельных тактических элементов. В частности, можно указать на ст. 183 УПК, установившую, что производство следственного эксперимента допускается при условии, если при этом не унижаются достоинство и честь участвующих в нем лиц и окружающих, не создается опасности для их здоровья их здоровья и т. п.
Другим внешним фактором развития содержания и форм тактики является научно-технический прогресс, в основе которого лежат достижения научно-технической революции во всех областях знания, соответственное развитие технической базы и внедрение их в практику следственной и судебной работы. «….Успехи техники, – писал Ф. Энгельс, – едва они становились применимыми и фактически применялись в военном деле, тотчас же – почти насильственно, часто к тому же против воли военного командования – вызывали перемены и даже перевороты в способе ведения боя…» [5, 176]. На эту же закономерность развития тактики указывал В. И Ленин: «….Тактика – отмечал он, – зависит от уровня военной техники, – эту истину разжевал и в рот положил марксистам Энгельс» [8, 374]. Характерными примерами влияния данного фактора на развитие форм тактики может служить законодательное закрепление (в альтернативно-процессуальной форме) возможности применения таких средств фиксации, как звукозапись и киносъемка, возможности привлечения для участия в производстве отдельных следственных действий специалистов и т. п., ранее существующих лишь в формах криминалистических рекомендаций. Этим же фактором вызвано облечение в форму криминалистических рекомендаций таких ранее неизвестных тактических элементов, как методы сетевого планирования и управления (СПУ) и т. п.[14 - Мы не ставим перед собой задачу полного освещения вопросов теории правотворчества и законодательной техники, ибо это выходит за рамки настоящей работы. Отметим лишь, что сформулированные факторы, которые, на наш взгляд, в основном влияют на развитие уголовно-процессуального закона в части регламентации тактической стороны деятельности по доказыванию, не дают однообразных решений, «которые законодателю остается лишь принять к сведению и облечь юридической формой и силой. Они указывают законодателю направления, критерии, пределы, путем познания которых и в рамках которых он должен сделать выбор и принять решение. Он должен также избрать из нескольких возможных вариантов такие правовые средства, которые сочтет наиболее подходящими для обеспечения проведения этих решений в жизнь» [93,79].].
§ 5. Уголовно-процессуальный закон – правовая основа криминалистической тактики
Выше мы рассматривали соотношение уголовно-процессуального закона и криминалистической тактики с точки зрения влияния изменений форм тактики на развитие уголовно-процессуального закона. Однако уголовно-процессуальный закон, естественно, нельзя понимать лишь как форму содержания тактики. Общепризнано, что уголовно-процессуальный закон является юридической базой криминалистики, ее правовой основой. В этом качестве уголовно-процессуальный закон представляет для рассмотрения несколько сторон, исследование которых, на наш взгляд, позволит глубже осмыслить его указанное наиболее важное значение для криминалистической тактики в освещаемых в настоящей работе аспектах.
Несомненно, что тактические приемы и криминалистические рекомендации применяются лишь в соответствии с нормами уголовно-процессуального права в рамках уголовно-процессуального закона; закон обусловливает характер и пределы допустимости разработки и применения тактических элементов и определяет оптимальный режим их использования в конкретных условиях [121, т. 1, 102]. Кроме того, результат, получаемый при применении тактических элементов, как правило, подлежит облечению в процессуальную форму соответствующего следственного действия или постановления (или другого процессуального документа) следователя относительно определенных обстоятельств, лежащих в сфере доказывания. Рассматривая эту сторону уголовно-процессуального закона как правовой основы криминалистической тактики, отметим также, что закон не может, да и не должен до малейшей степени регламентировать деятельность по доказыванию. В. И. Ленин неоднократно указывал на то, что законы не должны перегружаться отдельными деталями, а должны содержать внешние, наиболее существенные положения. «Ни один самый совершенный закон, – замечает А. И. Винберг, – не может предусмотреть всего бесконечного разнообразия приемов и средств предупреждения и раскрытия преступлений. Закрепляя в законе лишь основные и наиболее важные тактические правила, относящиеся к порядку проведения отдельных следственных действий, уголовный процесс не может детально регламентировать тактические приемы и методы» [42, 44–45].
Но уголовно-процессуальный закон определяет не только характер и пределы допустимости тактических элементов. Он, как нам кажется, предопределяет способы связи и отношений тактических элементов между собой в системе криминалистической тактики. Например, ст. 123 УПК требует немедленного производства допроса подозреваемого (в случае его задержания или избрания в отношении подозреваемого меры пресечения в виде заключения под стражу). Это положение, естественно, обусловливает содержание и последовательность применения тактических элементов, связанных с местом и временем задержания подозреваемого, а также во многом предопределяет тактику как его допроса, так и проведения последующих следственных действий. Можно ставить вопрос о допустимости и рациональности отдельных тактических приемов и рекомендаций по их использованию. Однако если предлагаемый тактический элемент влечет при его применении нарушение буквы и духа уголовно-процессуального закона, то он «выпадает» из системы тактики как несоответствующий принципу связи и отношений элементов в этой системе. А как отмечалось ранее, характер, способ взаимосвязи и отношений элементов системы составляет структуру данной системы. Это позволяет рассматривать уголовно-процессуальный закон с исследуемой стороны как принцип, определяющий структуру системы «тактика».
Таким образом, уголовно-процессуальный закон, как правовая основа тактики, с одной стороны, выступает как юридическая база разработки и применения тактических элементов, с другой стороны, является принципом, определяющим структуру тактики. В этом качестве уголовно-процессуальный закон оказывает весьма существенное, если не сказать решающее влияние на существование такой сложной системы, как криминалистическая тактика. Диалектическое единство такого активного и динамического явления, которым является тактика, и уголовно-процессуального закона, как ее правовой основы, и создает единую динамическую систему существования и использования тактики как инструмента для собирания, исследования и оценки информации три доказывании и как способа управления этими сложными процессами.
Но сам уголовно-процессуальный закон, как отмечалось, в определенной степени подвижен. Он развивается и совершенствуется и в результате изменений форм тактики и облечения части ее в процессуальную форму. И естественно, что отдельные изменения принципа, определяющего структуру тактики (уголовно-процессуального закона) влекут соответственно и изменения в ее содержании и формах.
Заканчивая рассмотрение вопроса о соотношении уголовно-процессуального закона и криминалистической тактики, необходимо отметить, что признание за уголовно-процессуальным законом значения принципа, определяющего структуру тактики, ни в какой степени не умаляет самостоятельного значения уголовно-процессуального закона как формы уголовно-процессуального права и не находится в противоречии с фактом существования закона как самостоятельной, весьма сложной системы, имеющей особые аспекты исследования в науке уголовного процесса. «Нормы уголовно-процессуального закона, – отмечает Р. С. Белкин, – это не наука криминалистика и не наука уголовного процесса, это закон, который может быть объектам изучения как криминалистики, так и уголовного процесса, причем каждая из этих наук изучает его в своих специальных целях и в своем специальном аспекте» [23, 41–42].
Глава II
ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СТРУКТУРА КРИМИНАЛИСТИЧЕСКОЙ ТАКТИКИ
§ 1. Функциональная структура – внутренняя форма содержания криминалистической тактики
Выше были детально охарактеризованы содержание и внешние формы существования криминалистической тактики. В главе мы рассмотрим одну из внутренних форм содержания криминалистической тактики.
Внутренняя форма – это способ организации предмета или явления. По своей объективной природе она воплощает изменения содержания в данном устойчивом состояния. Внутренней формой содержания криминалистической тактики, на наш взгляд, являются законы, которые выражают объективно существующие связи между явлениями (объектами и процессами) среды и связи между явлениями среды и сознанием субъектов, воспринимающих эти явления, а также допустимые и реально возможные пути использования результатов проявления закономерностей в деятельности по собиранию, исследованию и оценке доказательств. Эти допустимые и возможные пути реализуются в практической деятельности по доказыванию в процессе судебного исследования притуплений. Напомним, что доказыванию по уголовному делу подлежит «совокупность конкретных фактов, обстоятельств, служащих основанием для применения норм уголовного, гражданского, уголовно-процессуального права при разрешении дел, в также для принятия мер к устранению причин и условий, способствующих совершению преступления» [75, 16].
Обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовному делу, перечислены в уголовно-процессуальном законе. К ним относятся: событие преступления (время, место, способ и другие обстоятельства совершения преступления), виновность обвиняемого в совершении преступления и мотивы преступления, обстоятельства, влияющие на степень и характер ответственности обвиняемого и другие, характеризующие личность обвиняемого, сущность и размер ущерба, причиненного преступлением (ст. 68 УПК); по делам несовершеннолетних, кроме того, возраст (число, месяц, год рождения), условия жизни и воспитания, наличие взрослых подстрекателей и иных соучастников, данные об умственном развитии обвиняемого (ст. 392 УПК). При совершении преступления лицом в состоянии невменяемости или заболевшего душевной болезнью после его совершения доказыванию также подлежат обстоятельства, указанные в ст. 404 УПК.
Подлежат также установлению и доказыванию обстоятельства, необходимые для решения вопросов, предусмотренных ст. 303 УПК. В соответствии со ст. 343 УПК доказыванию подлежат и обстоятельства, которые могут иметь существенное значение при постановлении приговора. Г. М. Миньковский к числу таких обстоятельств справедливо относит необходимые для оценки достоверности и значения собранных доказательств (характеризующие взаимоотношения свидетеля с участниками процесса, свидетельствующие о нарушении порядка следственных действий, объясняющие противоречия в показаниях и т. п.) [152, 95–96].
Кроме указанных обстоятельств, подлежащих доказыванию, ст. 68 УПК отмечает необходимость выяснения обстоятельств, способствующих совершению преступления. Они, несомненно, исследуются и могут быть установлены лишь при производстве следственных действий, в том числе и проводимых специально для этой цели, то есть в условиях доказывания. Поэтому к установлению обстоятельств, способствовавших совершению преступления, полностью применимы основные положения и рекомендации криминалистической тактики. О том, что обстоятельства, способствующие совершению преступления, входят в предмет доказывания, неоднократно отмечал Верховный Суд СССР. Так, в определении судебной коллегии Верховного Суда СССР от 20 января 1962 года по делу П. указано: «Обстоятельства, способствующие совершению преступления, входят в предмет доказывания: неустановление этих обстоятельств может влечь за собой отмену приговора» [150, 61].
Следует отметить, что лишь в УПК Украинской и Таджикской ССР нет указаний на обязательность выявления условий и причин, способствовавших совершению преступлений и принятию мер к их устранению. УПК всех остальных союзных республик содержат это требование в отдельных статьях ст. 62 УПК Белорусской ССР, ст. 49 УПК Узбекской ССР,
ст. 46 УПК Казахской ССР, ст. 60 УПК Грузинской ССР, ст. 72 УПК Литовской ССР и т. д.). Представляется, что данное положение не вошло в УПК в форме одного из обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу, лишь в связи с отсутствием такового в ст. 25 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, определяющей перечень обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу.
Деятельность по установлению и доказыванию указанных обстоятельств является разновидностью активной, целенаправленной познавательной деятельности человека. Как всякая поисково-познавательная деятельность, доказательственная деятельность представляет собой совокупность операций (действий) по организации, планированию этой деятельности и оценке информации, циркулирующей в процессе познания. На наш взгляд, совокупность указанных операций определяет структуру рассматриваемой области деятельности по собиранию, исследованию и оценке доказательств. С другой стороны, именно эта область деятельности является сферой наиболее интенсивного приложения большей части элементов, составляющих криминалистическую тактику. В этом аспекте как «инструмент» поисково-познавательной деятельности криминалистическая тактика может быть рассмотрена в разрезе структуры сфер ее приложения.
Отсюда следует, что совокупность операций по организации, планированию деятельности по доказыванию и оценке информации, циркулирующей в процессе судебного исследования, может быть принята в качестве «границ» существования тактики и возможных изменений ее элементов. Дальнейшее развитие содержания тактики, трансформация внешних ее форм не может изменить этих границ. Совокупность указанных операций характеризует в сущности систему связей элементов в тактике, которая «оформляет» содержание и его непрерывные изменения в качественную определенности и выражает ее. А так как подобная система связей элементов в процессе (явлении) определяет структуру этого процесса, то совокупность операций по организации и планированию деятельности и оценке информации при доказывании может быть рассмотрена как структура криминалистической тактики.
Изложенное дает возможность рассматривать в качестве одной из внутренних форм содержания криминалистической тактики ее структуру в разрезе операций по планированию, организации и оценке, то есть функциональную структуру криминалистической тактики[15 - Термин «функция» в данном случае употребляется в его переносном значении, как обязанность, круг деятельности, назначение [115, т. 4, 805].]. С этих позиций разрабатываемые криминалистической тактикой тактические элементы, можно разделить на три следующие группы в соответствии с видами функциональной деятельности следователя, в которой они находят свое полное выражение:
1. Тактические элементы планирования деятельности по собиранию, исследованию и оценке следственной информации.
2. Тактические элементы оценки следственной информации.
3. Тактические элементы организации деятельности по собиранию, наследованию и оценке следственной информации.
Следует отметить, что внутренняя форма, как и всякая форма, неоднозначна. Одно и то же содержание может рассматриваться в зависимости от целей исследования облекаемым в различные формы. В сущности в любом определений криминалистической тактики, на наш взгляд, некоторым образом присутствует указание на ее структуру в виде обозначения сфер приложения тактики (см. § 1, гл. I настоящей работы). Своеобразная, подробная структура содержания криминалистической тактики предложена А. И. Винбергом, который включает в нее логические основы тактики, ее психологические основы, основы криминалистической идентификации, использования криминалистической техники, использования помощи общественности, следственных действий и криминалистическую тактику следственных действий [42].
А. Н. Васильев с функциональной точки зрения по сферам приложения подразделяет тактику на следующие структурные элементы: тактические приемы применения логических методов познания; тактические приемы психологии отношений следователя с участниками следственных действий; тактические приемы организации расследования [39, 33].
§ 2. Тактические элементы планирования деятельности по собиранию, исследованию и оценке следственной информации
Научная организация следствия и, в первую Очередь, научно обоснованное планирование расследования с широким учетом и использованием тактических элементов во многом предопределяют успех расследования и установления истины по конкретным уголовным делам. Это связано, прежде всего, с возросшими требованиями к полноте, всесторонности и объективности исследования всех обстоятельств дела. Достижения научно-технической революции открывают широкие возможности использования и планирования новых методов (в частности, сетевое планирование, отдельные разделы теории игр) для применения тактических элементов, необходимость чего вызывается общеобразовательным и интеллектуальным уровнем лиц, вовлекаемых на орбиту следствия, а также общей возросшей сложностью окружающей среды. Широкое использование методов научного планирования в следственной практике, таким образом, не временное веяние, а настоятельная, объективная необходимость.
Результаты проводимых конкретно-социологических исследований в уголовном судопроизводстве показывают, что в числе основных причин, приведших к тому, что дело осталось нераскрытым, а преступники – безнаказанными, были недостатки в организации расследования, и в первую очередь его бесплановость. Под планированием в широком смысле понимается принятие решений о том, что должно быть сделано, кем, когда и как. Посредством планирования будущие цели увязываются с деятельностью в настоящее время. «Планирование расследования, – отмечает А. С. Голунский, – представляет собой сложную умственную работу, начинающуюся с начала расследования и продолжающуюся до его и окончания».
Схематически эту работу можно изобразить примерно следующим образом:
1. Следователь разыскивает, собирает… определенные данные, касающиеся расследуемого факта, и знакомится с ними.
2. Ознакомившись с имеющимися в его распоряжения сведениями о данном конкретном случае, следователь мысленно сопоставляет сведения об определенных конкретных фактах между собой, а также с общими положениями о способах совершения, сокрытия и расследования аналогичных преступлений… В результате такого сопоставления у следователя создается представление о том, что произошло в данном случае, каковы возможные объяснения имеющихся в его распоряжении фактических данных…
3. Представляя себе, что могло иметь место в данном случае, следователь имеет возможность уяснить, какие еще неустановленные по делу факты должны иметь место в данном случае, если та или иная версия расследуемого события правильна. Это, в свою очередь, дает ему возможность направить следствие на выяснение существования или несуществования таких новых данных… В результате от предположения о том, что могло быть в данном случае, расследование приведет к знанию того, что на самом деле было» [48, 34]. По существу аналогично определяют понятие планирование расследования и другие советские криминалисты [32, 5—11; 76, 58 и др.].
На наш взгляд, с учетом информационного характера деятельности предварительного следствия по доказыванию понятие планирование следствия можно определить следующим образом:
Планирование – есть мыслительная деятельность следователя, направленная на основе анализа и оценки первоначальной и последующей следственной информации на выдвижение общих и частных версий и выбор оптимальных следственных действий для проверки выдвинутых версий, порядка и условий проведения этих действий, вплоть до получения однозначного решения: раскрытия преступления или установления факта отсутствия события или состава преступления, полного выяснения всех обстоятельств, подлежащих доказыванию, установления причин и условий, способствующих совершению преступления, и принятия мер к их устранению.
Планирование вообще и планирование следствия в частности можно рассматривать с различных точек зрения и при разной классификации во времени, выполняемым функциям и уровню. Так, по делу составляется план расследования в целом, детализируемый в направлении тщательной проверки каждой выдвинутой версии; составляется план проведения отдельных следственных действий, включающий в себя и планирование поведения следователя и предполагаемое поведение участников этого следственного действия, а также план расследования одновременно нескольких дел, находящихся на определенный период времени в производстве у следователя (календарное планирование) и т. п.
Однако независимо от видов планов операции планирования и их логическая последовательность примерно однотипны. Кардинальной задачей планирования является формулирование общих и частных версий и разработка планов их проверки. (Это можно понимать как выяснение возможностей на данном этапе следствия.)
Необходимо отметить, что многие криминалисты (А. Р. Ратинов, А. (М. Ларин, М. П. Шалимов и др.) полагают, что построение версий нельзя считать элементом плана. А. Р. Ратинов, например, указывает, что построение версий и планирование – две существенно различные области мыслительной работы следователя. Версия – предпосылка, а не элемент плана [108, 149]. На наш взгляд, это не так. Выдвижение версий, проверку которых практически невозможно спланировать и осуществить, нереально. В процессе проведения запланированных следственных действий и других мероприятий версии трансформируются, исключаются, подтверждаются, выдвигаются иные и т. д.
Поэтому можно сказать, что выдвижение версий и планирование их проверки являются неразрывными, в принципе однопорядковыми структурными элементами мыслительной деятельности следователя и их расчленение, даже в целях изучения их природы, разрушает такую сложную динамическую систему, которой является планирование расследования.
Следующим этапом планирования является определение конкретных целей планов, указывающих на предполагаемые конечные результаты, то есть того, что необходимо выяснить путем производства намеченных следственных действий, определение условий и особенностей их проведения, выбора при этом тех или иных технико-криминалистических средств. Затем необходимо сформулировать основные положения плана, которые определяют главные направления деятельности для достижения поставленных целей. Следует отметить, что в планах наряду с контролируемыми положениями (внутренние факторы) могут фиксироваться и неконтролируемые – внешние факторы (лицо, с участием которого необходимо провести следственные действия, скрылось от органов следствия ил л его местонахождение неизвестно, длительная болезнь такого лица, проведение длительной судебной экспертизы, без получения результатов которой невозможно проведение следующих, связанных с ней следственных действий и т. п.). По мере того, как планирование перемещается на более низкие уровни, роль внутренних факторов усиливается.
Особым элементом в процессе планирования является определение и анализ альтернативных направлений достижения поставленных в плане целей и выбор среди них оптимальных. При этом следователь перебирает возможные направления достижения цели, анализирует их, прогнозирует вероятный результат, и лишь потом выбирает одно из этих направлений и осуществляет намеченный план. Безусловно, процесс планирования не прекращается после выбора альтернативного направления следствия, поскольку практически до окончания расследования никогда не прекращается корректировка поставленных планов, осуществляемая в связи с выполнением намеченных действий и получением новой информации.
Таким образом, основными операциями, (структурными элементами) планирования следствия, на наш взгляд, являются: а) выяснение возможностей на определенном этапе следствия; б) определение конкретных целей планов; в) формулирование основных положений плана; г) определение и анализ альтернативных направлений достижения поставленной цели и выбор среди них оптимальных.
Исходя из описанной структуры планирования, можно заключить, что совокупность тактических элементов на рассматриваемом этапе деятельности предварительного следствия включает в себя:
– Рекомендации по выдвижению версий.
В криминалистической и уголовно-процессуальной литературе под следственной версией понимается обоснованное предположение следователя относительно события преступления, его отдельных обстоятельств и связях доказательственных фактов [32, 36–37; 39, 55; 83, 233]. Известный чехословацкий криминалист Ян Пещак определяет следственную версию как «обоснованное собранным материалом предположение следователя о формах связи и причине отдельных явлений расследуемого события (или его в целом) как одно из возможных объяснений установленных к этому времени фактов и обстоятельств дела» 1104, 132][16 - А. М. Ларин в работе, посвященной следственным версиям, определил ее как «строящуюся в целях установления объективной истины по делу интегральную идею, образ, несущий функции модели исследуемых обстоятельств, созданный воображением (фантазией), содержащий предположительную оценку наличных данных, служащий объяснением этих данных и выраженный в форме гипотезы» [77, 29]. Эта сложная и своеобразная дефиниция несомненно требует глубокого критического анализа, выходящего за рамки нашей работы.].
Основной тактический принцип выдвижения версий – их. обоснованность следственно-оперативной информацией, имеющейся на момент их построения, Когда объем следственно-оперативной информации невелик, возникает ряд версий, каждая из которых имеет некоторое обоснование. Однако в начале следствия при минимальном объеме следственно-оперативной информации следственные версии могут выдвигаться как обоснованные, так и по аналогии, на основании личного и обобщенного опыта расследования определенной категории преступлений. Такие версии определяются как типичные или методические. В ходе расследования одна из версий (из выдвинутых как в начале следствия, так и в ходе его) подтверждается и приобретает характер истинной, правильной версии. В соответствии с руководящим принципом всесторонности, полноты и объективности исследования обстоятельств дела (ст. 20 УПК) необходимо выдвигать все представляющиеся возможными и имеющие какое-либо обоснование версии. Следует согласиться с мнением М. П. Шалимова о том, что «высказывать свои предположительные объяснения по поводу расследуемого преступления, если для этого имеются фактические данные, могут любые граждане, тем более участники процесса. Но признать те или иные предположения версиями вправе только следователь и прокурор, осуществляющий надзор за следствием» [137, 266].
|В этой связи следует отметить, что предположения о преступлении, обстоятельствах его совершения и лицах, его совершивших, высказанные лицом, которое обвиняется или подозревается в совершении этого преступления, так же, как и заявленное ими алиби, должны быть сформулированы в виде версий и тщательно проверены в обязательном порядке. Невыполнение этого требования, носящего в определенной мере тактический характер, приводит к неполноте, односторонности следствия, и, как правило, влечет за собой возвращение дела на дополнительное расследование.
Если преступление совершено в условиях очевидности или предпринятыми оперативными и первоначальными следственными действиями преступник установлен и изобличен в совершении преступления, то версии в таком случае выдвигаются по элементам состава преступления и для решения частных вопросов[17 - Освещение всех имеющихся тактических рекомендаций и приемов не входит в задачу нашей работы и поэтому мы здесь и в дальнейшем останавливаемся лишь на отдельных из них, имеющих, на наш взгляд, особое принципиальное значение.]. Проиллюстрируем указанные основные тактические положения по выдвижению версий примером из следственной практики.
3 мая 1968 года у подъезда дома № 46 по улице Героев Сибиряков г. Воронежа был обнаружен труп студента медицинского института Александра Пенькова с колото-резаной раной в подвздошной области. На плече и предплечье потерпевшего имелось еще несколько поверхностных ран такого же типа.
С учетом сведений, полученных при производстве первоначальных следственных действий по делу были выдвинуты следующие версии:
1. Убийство Пенькова совершено на почве личных счетов или ревности знакомым Татьяны Г. Основанием для выдвижения этой версии явилось то, что потерпевший был убит у подъезда дома, в котором жила его близкая знакомая Татьяна Г. Она ушла от Пенькова в свою квартиру, попросив подождать ее возвращения. Через 10–15 минут после ее ухода был обнаружен труп Пенькова.
2. Убийство совершено по тем же мотивам кем-либо из знакомых Пенькова, в частности человеком по имени «Юрий». Эта версия (была выдвинута в связи с показаниями Котовой, проживающей на четвертом этаже дома, около которого совершено убийство. Она пояснила, что за несколько минут до обнаружения трупа Пенькова, выйдя на балкон, она услышала у подъезда шум и слова: «Юрка, не бей!» – после чего несколько человек побежали от дома. Количество убегавших и их приметы она не заметила.
3. Убийство совершено лицом из числа хулиганствующих элементов. Эта версия не была на момент ее выдвижения обоснована какими-либо имеющимися фактическими данными, а выдвинута исходя из опыта расследования подобных преступлений и носила методический характер.
– Рекомендации по планированию проверки версий.
Построив версии, следователь приступает к планированию способов и путей их проверки. Проверка версий, отмечает А. М. Ларин, «состоит в практической деятельности, в поисках и собирании (фактических данных, которые подтверждают или опровергают заключенное в версии предположение» [76, 67, см. также: 116, 117]. Для этого следователь, исходя из имеющейся информации, определяет вопросы, подлежащие (выяснению каждой версии, и способы их разрешения, то есть определяет конкретные цели и формулирует основные положения плана.
Естественно, что вопросы, подлежащие выяснению, имеют различные уровни. В первую очередь планируется разрешение кардинальных вопросов, имеющих значение для проверки всех версий, в частности: по поводу события, в отношении которого возбуждено уголовное дело; затем планируется разрешение вопросов, касающихся предшествующих преступлению событий, связанных с потерпевшим, об обстоятельствах совершения преступления, вопросов относительна лица, совершившего преступление и т. п.
Следственная практика и криминалистическая теория убедительно свидетельствуют, что одной из главных причин того, что преступления не были своевременно раскрыты, или дела приостанавливались за неустановлением преступника, является то, что органы следствия проверяли, и в ряде случаев очень тщательно и кропотливо, лишь одну, казавшуюся наиболее вероятной на определенном этапе версию. Из этого вытекает основная тактическая рекомендация по планированию проверки версий: планирование проверки всех выдвинутых версий и, естественно, сама проверка должны осуществляться своевременно и параллельно друг другу. Следует также отметить, что планирование проверки версий, как и выдвижение последних, должно быть очень мобильным. Следователь обязан чутко реагировать на вновь поступающую информацию по исследуемым им вопросам и на ставшие известными в ходе следственно-оперативных действий новые возможные источники информации о них и незамедлительно использовать эти данные для корректировки, а в необходимых случаях – изменения составленного плана.
Для того чтобы всесторонне расследовать каждый подлежащий выяснению вопрос и избежать ошибок в исследовании и оценке полученной по нему информации, необходимо планировать для его проверки производство не одного, а по возможности серии следственных действий, желательно различных по своему содержанию, с максимальным использованием при их производстве технико-криминалистических средств и научных методов ведения следствия. Если допрашиваемое лицо ссылается на то, что об утверждаемых фактах знают другие лица или что его показания основаны на сообщениях других лиц, необходимо также планировать и осуществлять допросы последних и другие следственные действия с их участием. Следует отметить, что эта тактическая рекомендация частично нашла законодательное закрепление в УПК ряда союзных республик, как уже отмечалось выше (с. 26)[18 - В своей монографии, посвященной вопросам планирования и организации расследования по уголовному делу, А. М. Ларин приводит детально разработанный план проверки версий по конкретному делу об убийстве; в нем полностью нашли свое применение сформулированные выше основные тактические рекомендации по планированию проверки версий [76, 74–79].].
При расследовании дела об убийстве Пенькова, описанного выше, план проверки выдвинутых версий в рассматриваемом аспекте использования тактических элементов в узловых своих моментах выглядел следующим образом.
Вопросы, подлежащие выяснению для проверки всех версий:
1. Какова причина смерти Пенькова? Какие телесные повреждения имеются на трупе, их характер и локализация?
2. Не имеется ли на костях трупа в области нанесения смертельного повреждения следа от оружия, которым нанесен этот удар? Формулирование последнего вопроса последовало после беседы с хирургом областной больницы, в которую доставили потерпевшего. (Врач пояснил, что смертельный удар Пенькову был нанесен с большой силой и, вполне вероятно, что при этом была задета какая-либо кость. Необходимость выяснения данного обстоятельства при положительном ответе связывалась с возможностью в дальнейшем производства идентификации орудия убийства. Естественно, что для разрешения этих вопросов было запланировано проведение судебно-медицинской экспертизы. С получением данных по первому вопросу появилась возможность использовать их в ходе производимых допросов, а затем и при оценке объективности показаний подозреваемого. При вскрытии трупа на подвздошной кости был обнаружен четкий след, оставленный орудием с односторонней заточкой. Эта кость была выпилена и соответствующим образом обработана.
Для проверки первой версии были запланированы мероприятия, направленные на установление знакомых мужчин Татьяны Г. и выяснение их причастности к убийству, а именно: допрос по этим вопросам Татьяны Г., допросы названных ею своих знакомых, проверка алиби каждого из них. Эти же обстоятельства проверялись и оперативным путем.
По второй версии была запланирована и проведена аналогичная работа в отношении знакомых Пенькова: планировались и проводились допросы Татьяны Г., родителей потерпевшего, его сокурсников. Было установлено, что у потерпевшего сложились неприязненные отношения с Юрием Плахотиным, также студентам медицинского института, который ревновал его к Татьяне Г. Свидетели характеризовали его как вспыльчивого, неуравновешенного человека. На данном этапе следствия возникшая в этой связи версия о совершении преступления Плахотиным представлялась наиболее вероятной, тем более что, как было установлено, через несколько часов после убийства Пенькова он выехал в соседнюю область к родственникам. Для проверки этой версии был немедленно запланирован и реализован ряд следственно-оперативных действий, в частности: допрос его соседей по общежитию, производство обыска в его комнате и т. п. В местонахождение Плахотина для его допроса был командирован оперативный работник.
Одновременно проводилась запланированная работа по проверке третьей версии. По понятным причинам на первом этапе она производилась согласно плану преимущественно оперативным путем. Работники милиции выявили несколько групп подростков, которые находились вечером 3-го мая неподалеку от места убийства. Устанавливались все участники таких групп, которые затем подробно допрашивались о том, чем они были заняты вечером 3-го мая. Оперативные работники в то же время, согласно плану, собирали сведения, характеризующие каждого из них. Эти данные использовались следователем при выборе индивидуальных тактических приемов допроса каждого лица. В результате такой работы при разработке этой версии внимание было сосредоточено на труппе Зубкова и Лебедева. Чувствовалось, что эти двое, как и другие подростки этой группы, чем-то обеспокоены и что-то не договаривают. Показания первых допрошенных подростков этой группы полностью совпадали между собой. Но один из них – Ветров пояснил (не зная, какими сведениями располагает следователь), что с ними, кроме установленных и допрошенных следователем лиц, был еще один парень по кличке «Медалец». И хотя, по показаниям Ветрова, в их группе в этот вечер ничего не произошло, то обстоятельство, что Зубков, Лебедев и другие не называли «Медальца», настораживало. Тут же все эти липа были допрошены дополнительно и им было предложено объяснить, почему в предыдущих показаниях они скрывали присутствие в их группе этого человека. В тех случаях, когда подростки отрицали присутствие «Медальца» в их группе, оглашались показания Ветрова или производились с последним очные ставки. Это заставило Лебедева, Зубкова и остальных, в том числе и Ветрова, дать правдивые показания о совершении убийства Пенькова, ранее незнакомого им всем, «Медальцом» из хулиганских побуждений в их присутствии. Кто такой «Медалец» и где он живет, никому из них неизвестно. Возникла уже достаточно обоснованная версия о совершении убийства парнем по кличке «Медалец». Для ее проверки было запланировано: установление по картотеке личности «Медальца»; производство в его доме обыска с целью отыскания орудия убийства и последующим задержанием его самого в качестве подозреваемого; допрос его и производство при необходимости очных ставок с очевидцами совершения им убийства.
Во исполнение первого из намеченных мероприятий было незамедлительно установлено, что «Медалец» – это Юрий Добросоцкий, ранее уже привлекавшийся к административной ответственности за совершенные правонарушения. (Попутно следует отметить, что при выдвижении версий следователем были неполно оценены показания свидетеля Котовой и не учтена возможность, что слова «Юрка, не бей» могли принадлежать не потерпевшему, а кому-либо из группы, находящейся с убийцей, как это и было установлено в дальнейшем, в связи с чем при проверке первых двух версий акцентировалось внимание на установление лиц по имени Юрий из окружения потерпевшего и Татьяны Г.).
В ночь на 5-е мая в своем доме был задержан Юрий Добросоцкий. После непродолжительного запирательства он дал показания о совершении им данного преступления и выдал нож, которым наносил удары Пенькову. В связи с последним обстоятельством необходимость проведения обыска в его доме отпала.
Следует отметить, что из первоначальной беседы с Добросоцким в его доме по его поведению стало ясно, что он не знает о смерти потерпевшего, в. связи с чем он из тактических соображений первоначально был допрошен лишь о нанесении им Пенькову ударов ножом. Показания Добросоцким го были записаны на магнитофонную ленту. При выходе с ним на место происшествия для проверки его показания применялась киносъемка и оперативная фотография, как это и было предусмотрено планом проведения следственных действий. В дальнейшем была запланирована и проведена судебно-медицинская экспертиза вещественных доказательств с применением физико-технических методов исследования, которая дала категорическое однозначное заключение о том, что след на подвздошной кости, изъятой из трупа потерпевшего, оставлен ножом, выданным Добросоцким. При дальнейшем расследовании помимо изучения обстоятельств совершения убийства Добросоцким были спланированы и проведены следственные действия по допроверке первых двух версий, выдвинутых в начале расследования. В результате проведенных мероприятий они были полностью исключены.
– Рекомендации по выбору оптимальных следственных действий и последовательности их проведения.
Как отмечалось выше, для проверки каждого обстоятельства по всем выдвинутым версиям следует планировать производство не одного, а по (возможности серии следственных действий, желательно различных по своему содержанию. Представляется, однако, что в первую очередь следует планировать проведение наиболее оптимальных из ник, то есть тех, которые, Как предполагается, должны привести к наиболее эффективному и рациональному решению поставленного вопроса. При выборе оптимального действия необходимо учитывать и анализировать вероятность достижения определенного результата, который получался в прошлом при производстве аналогичных действий. При этом следователь должен отпираться на свой профессиональный опыт и криминалистические рекомендации. Следователь, как правило, не может предвидеть точного результата следственного действия, но может оценить вероятность получения такового. Выбор следственного действия всецело принадлежит ему, и из набора следственных Действий, запланированных им для проверки конкретного обстоятельства, (следователь избирает то, которое с точки зрения поставленных задач и принципа всесторонности и объективности расследования приводило в прошлом к лучшим результатам, чем другие возможные действий. Правильный выбор такого действия значительно облегчит выполнение других действий, направленных для выяснения этого же вопроса, и оценку информации, получаемой в ходе их производства.
При выборе последовательности следственных действий необходимо учитывать, что не всегда путь, представляющийся самым коротким Для достижения цели, является таковым на самом деле. Желание как можно быстрее изобличить преступника, пресечь его дальнейшую преступную деятельность, а также сократить сроки расследования за счет упрощения выбора последовательности следственных действий может привести к серьезным, зачастую к невосполнимым ошибкам.
Отметим, что результаты следственных действий, как правило, зависят не только от деятельности следователя, но и от вида и особенностей источника информации. Разрабатывая последовательность получения информации в процессе всего следствия, следователь при планировании следственных действий и их последовательности вынужден решать, как реагировать на каждую из возможных вариаций их результатов, и как эти вариации могут оказаться на проведении последующих действий, и уже на основании этого прогнозировать вероятность результатов всей выбранной последовательности следственных действий. Чем с большей вероятностью ожидаемый результат соответствует цели выяснения определенного обстоятельства, тем лучше может считаться выбранная последовательность. Совершенно ясно, что этот выбор достаточно субъективен. Следует отметить также, что оптимальная последовательность достижения цели, как правило, неоднозначна. И поэтому, если есть несколько путей, имеющих предположительно равные вероятности, то выбирать следует любой из них, связанный с меньшей затратой времени и средств.
Вопрос о выборе оптимальных следственных действий и их последовательности должен разрешаться сугубо индивидуально в каждом конкретном случае, с учетом сложившейся следственной ситуации, актуальности и важности выяснения исследуемого обстоятельства и его очередности, объема информации, которой располагает об этом событии следователь, известных психологических и других особенностей участников намеченных следственных действий и т. д.
Отметим, что планирование последовательности производства следственных действий, на наш взгляд, зависит от вида расследуемого преступления и конкретных обстоятельств дела и связана с необходимостью собирания и исследования в первую очередь той информации, источники которой, как правило, подвержены большим или меньшим изменениям, носящим объективный или субъективный характер. Чем больше вероятность таких изменений, там более неотложный характер принимает необходимость производства действий по собиранию информации, получаемой из этих источников.
Как известно, наиболее изменяющийся, невосполнимый характер носит обстановка места происшествия и именно потому неотложность осмотра места происшествия является одной из основных тактических рекомендаций[19 - Эта тактическая рекомендация нашла себе законодательное закрепление в УПК Казахской ССР, ст. 125 которого указывает, что «получив сообщение о совершенном преступлении, раскрытие которого требует осмотра, лица, производящие расследование, или следователи обязаны немедленно выехать и произвести осмотр места происшествия в присутствии понятых».]. Более того, представляется, что именно из этих соображений (так же, как из соображений получения первоначальной информации о событии) осмотр места происшествия признан единственным следственным действием, производство которого возможно до возбуждения уголовного дела (ст. 178 УПК). Неотложными следственными действиями являются также и те, которые направлены на пресечение преступной деятельности и в ряде случаев на выяснение и принятие мер к устранению причин, обусловивших совершение преступления, если без немедленного его устранения они могут вызвать те же преступные последствия, что и по расследуемому событию (например, по делам о нарушении техники безопасности, при расследовании фактов возникновения инфекционных и эпидемических заболеваний и т. п.).
При определении последовательности следственных действий, кроме того, следует учитывать необходимость первоначального проведения тех из них, в результате которых должна быть получена информация, без которой невозможно производство последующих действий, оценка собранных на данном этапе доказательств и принятие определенных процессуальных решений (о движении дальнейшего расследования, об избрании меры пресечения и т. п.). При решении вопроса о последовательности следственных действий следует планировать проведение в первую очередь тех, которые связаны с длительными сроками (ревизии, экспертизы и т. п.), ибо, как показывает следственная практика, именно несвоевременное назначение и производство таковых является одной из основных причин нарушения сроков следствия.
Покажем на примере, как осуществлялся набор следственных действий и выбор их оптимальной последовательности для выяснения всего лишь одного существенного обстоятельства при расследовании конкретного уголовного дела.
По делу об убийстве сторожа Анохина, совершенного неустановленными лицами в ходе разбойного нападения на ювелирный магазин, были получены оперативные данные о том, что Самсонов, сам непосредственно не принимавший участия в совершении этого преступления, знает преступников, и что часть похищенных ювелирных товаров отдана ему на сохранение и сокрытие. Однако, как стало известно, Самсонов намерен категорически отрицать данные факты при возможном вызове его к следователю.
Анализ этих данных показывал, что требуемая информация могла быть получена непосредственно из двух источников: допроса Самсонова и обыска с целью обнаружения похищенных товаров. Некоторую информацию об интересующих следствие обстоятельствах представлялось возможным получить также от знакомых и близких Самсонова, которым он мог устно или письменно что-либо сообщить по данному поводу. Исходя из этих соображений и криминалистических рекомендаций был определен следующий набор действий для выяснения указанных обстоятельств: а) допрос Самсонова, как свидетеля по делу; б) допрос его близких и знакомых, которым он мог что-либо сообщить об интересующих следствие обстоятельствах; в) производство обыска в его доме с целью обнаружения похищенного; г) наложение ареста на почтово-телеграфную корреспонденцию его и возможных его корреспондентов; д) дача задания ОУР на проведение дальнейшей оперативной работы в этом направлении.
Учитывая важность и «тонкость» выяснения данного обстоятельства, в первую очередь были осуществлены действия, указанные в двух последних пунктах, ибо при вероятности положительного эффекта они в любом случае не могли отрицательно повлиять на дальнейшие действия по его исследованию. Затем был рассмотрен вопрос о первоначальном допросе Самсонова с одновременным производством допроса его близких и знакомых. Такой путь был отвергнут, так как, хотя он и представлялся самым коротким, его отрицательные результаты могли заставить Самсонова принять меры к уничтожению улик и вещественных доказательств и привести к некоторым другим существенным отрицательным последствиям. Поэтому была продумана иная последовательность с одновременной корректировкой составного набора действий. Намечалось проведение обыска в доме и на рабочем месте Самсонова и последующее его задержание при обнаружении доказательств с одновременным выполнением действий, намеченных в п. п. а и б. При рассмотрении эта последовательность представлялась также неоптимальной, ибо в случае необнаружения доказательств могли наступить те же отрицательные последствия, по которым был отвергнут и первый план.
В этой связи (и в развитие предыдущих планов) было решено провести в первую очередь допрос Самсонова, но провести его в тех условиях, когда он по естественным причинам не будет иметь возможности контакта с преступниками и другими лицами, подлежащими допросу. При этом учитывались и некоторые установленные оперативным путей психологические моменты, связанные с данными о его личности. В связи с тем, что Самсонов в ближайшее время должен был выехать в служебную командировку, была определена следующая последовательность проведения намеченных действий: допрос Самсонова в месте его командировки, как только он прибудет туда, и одновременное производство действий, намеченных в п. п. б и в. При планировании этой последовательности была учтена необходимость немедленного обмена информацией между участниками проведения намеченных действий и в этой связи оговорен ряд организационных и технических деталей.
В тот момент, когда Самсонов сошел с поезда в месте своей командировки, он был немедленно доставлен на допрос в местный РОВД, к прибывшему туда ранее следователю. При доставке он сделал попытку выбросить несколько ювелирных изделий (как выяснилось впоследствии, он взял их с собой для реализации). При его допросе использовался как этот факт, так и ряд тактических рекомендаций. Самсонов был вынужден рассказать все ему известное о преступниках, сообщить о месте нахождения остальных похищенных ценностей и о тех лицах, которым он рассказывал об интересующих следствие фактах. Эти данные были немедленно сообщены лицам, проводившим в это же время другие намеченные следственные действия. Выполнение запланированных действий было сочтено законченным лишь после получения сообщения, что показания Самсонова в приведенной части нашли себе полное подтверждение.
– Рекомендации по планированию следственных действий.
Определяя сущность следственных действий, Г. М. Миньковский и А. Р. Ратинов пишут, что они «представляют собой приспособленные к получению и передаче определенного вида информации комплексы познавательных и удостоверительных приемов, операций по собиранию и проверке доказательств, предусмотренные процессуальным законом в виде правил и осуществляемые непосредственно следователем (судом) [88, 371]. В этом определении, емко и точно отражающем содержание следственных действий, на наш взгляд, несколько сужена сфера применения таковых. Это связано с отсутствием указания на то, что следственные действия также могут являться формой, приемом оценки доказательств.
Отметим также, что в той же работе эти авторы совершенно справедливо указывают, что следственные действия – это действия следователя, состоящие, в частности, в «использовании доказательств для формирования и обоснования выводов о результатах производства по делу (составление обвинительного заключения, приговора)» [88, 384], тем самым признавая, что эти действия в некотором роде являются приемами оценки доказательств. В этой связи нам представляется возможным определить следственные действия, как основные процессуально установленные приемы и формы осуществления деятельности следователя по собиранию, исследованию и оценке доказательств.
Сферой применения криминалистической тактики при производстве следственных действий являются не они сами как таковые, а их целесообразность и эффективность, условия и порядок их производства при доказывании. Планирование следственных действий по существу является нижним уровнем планирования следствия, в связи с чем к нему полностью применимы тактические приемы и рекомендации, рассмотренные нами относительно к предыдущим уровням этой важной области деятельности следователя. Тактические приемы и рекомендации по планированию и проведению отдельных следственных действий Обстоятельно, многосторонне разработаны в советской криминалистической и уголовно-процессуальной литературе [19, 21; 37; 41; 43; 46; 47, 62, 63, 65, 66, 70, 91, 94, 106; 107; 119; 120; 128; 132; 133, и др.].
При планировании всех без исключения следственных действий следует учитывать специфику обстоятельств, проверка которых в разрезе каждой версии запланирована производством данного следственного действия, вид последнего независимо от того, воспринимается ли информация следователем в ходе его непосредственно (осмотр, выемка и т. и.) или информация поступает опосредованно через восприятие других лиц (допрос, опознание и т. п.), а также объем информации, которым располагает следователь об исследуемом обстоятельстве и предполагаемом знании о нем субъекта следственного действия. При планирований каждого следственного действия следует продумать тактические элементы, касающиеся определения круга и последовательности вопросов, подлежащих выяснению[20 - Некоторые общие тактические рекомендации на этот счет предусмотрены в уголовно-процессуальном законе. Так, ст. 158 УПК указывает, что допрос свидетеля начинается предложением свидетелю рассказать все известное ему об обстоятельствах, в связи с которыми он вызван на допрос, после чего ему могут быть заданы вопросы; ст. 170 УПК предусматривает, что после предъявления постановления о производстве обыска или выемки следователь обязан предложить выдать предметы или документы, подлежащие изъятию, а затем, в случае отказа, произвести выемку принудительно.]; определения линии своего поведения и прогнозирования поведения субъектов следственных действий[21 - В этой связи представляется неточным утверждение А. В. Дулова о том, что следователь должен прогнозировать свое поведение [57, 45–47]. Прогнозировать, предвидеть можно лишь обоснованное фактами предположение о необходимом или вероятном наступлении события, которое еще не произошло. Следователь, на наш взгляд, достаточно самоуправляемая система, чтобы не предполагать, а определять линию своего поведения.]; определения состава участников следственных действий; определения места и времени производства следственных действий; определения необходимости использования при проведении следственного действия технико-криминалистических средств.
§ 3. Тактические элементы оценки следственной информации
Оценка информации, имеющей главным образом доказательственный характер, составляет одну из важнейших сторон мыслительной деятельности при доказывании. Она сопутствует всей работе следователя в процессе следствия. Эта функция нашла свое законодательное закрепление в ст. 17 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, где указывается, что доказательства оценивают по своему внутреннему убеждению не только судьи (как это трактовалось в ранее действовавшем законодательстве), но и лицо, производящее дознание, – следователь, прокурор.
