скачать книгу бесплатно
Заложники солнца
Мила Бачурова
Заложники солнца #1Мастрид
Мир, в котором солнечные лучи сделались смертельно опасными.
Мир, в котором перестали рождаться дети.
Мир, в котором каждый поселок – автономное государство со своей властью и своими законами.
Здесь выживает сильнейший. Здесь прав тот, кто выстрелит первым.
Твои ровесники выросли, считая рассказы о старом мире глупыми сказками. Далеко не все из них умеют читать и писать.
Ты самый слабый среди них, но самый сильный среди тех, кто выжил, цепляясь за умирающие технологии прошлого.
Ты – не умеющий держать оружие, воспитанный на идеалах гуманизма, не знавший ни боли, ни предательства. Последняя надежда тех, кто выжил.
Твой путь начинается здесь и сейчас.
Твой долг – дойти до цели.
Мила Бачурова
Заложники солнца
© Чубарова Л. А., 2020
© ООО «Яуза-Каталог», 2020
Пролог
– Ты – последний из последних. И ты обязан дойти.
– Угу.
Мир изменился. Человеческая раса в опасности. На земле больше не рождаются дети. Он – последний из последних, родившихся до того, как все случилось… Кирилл украдкой подавил зевок. Столько раз слышал эти слова, что выучил даже интонацию, с которой они произносились. Скучно кивнул. И спросил о том, что действительно беспокоило:
– А адапт? Он тоже уже здесь?
– Конечно. Завтра познакомитесь. Держись, мой мальчик. – Сергей Евгеньевич потрепал Кирилла по волосам. – Отдыхай, перед походом тебе нужно набраться сил. Спи.
Кирилл проводил наставника взглядом. Подождал – взрослые люди коварны. А потом включил ночник и развернул на коленях чистый блокнот. Поставил дату.
«Завтра – начало великой миссии», – вывел первую строчку.
До сих пор ведением дневников не увлекался, но событие такого масштаба обязывало. Все уважающие себя путешественники вели дневники. Подумал, зачеркнул и написал: «Великой Миссии».
«Я готов к любым тяготам и лишениям. Что бы ни случилось, я…» – задумался, как бы покрасивее написать.
«Отдам свою жизнь, хотя она…»
Так слишком длинно получится.
«Отдам свою жизнь, несмотря на то, что…»
На что – на то?
Кирилл вдруг почувствовал, что ручка выскальзывает из пальцев. Взрослые снова оказались хитрее.
Интересно, что за травы были в чае, которым его угостили перед сном? Зверобой?… Сон-трава?… Или…
Кирилл не додумал. Ручка выпала, а блокнот соскользнул под кровать.
– Спи, Кирюша. – Сергей Евгеньевич заставил себя отвернуться от монитора. – Спи… Когда-то еще будешь так сладко спать.
Глава 1
Бункер
Проснувшись, Кирилл сразу увидел будущего напарника. Адапта.
Не сказать, чтобы раньше не встречал адаптов, они еженедельно привозили в Бункер продукты. Вадим Александрович пошутил как-то, что внешность их напоминает негативы старинных фотографий, и Кирилл немедленно полез выяснять, что такое «негатив». Тогда он над остроумным сравнением похихикал. Сейчас хихикать почему-то не хотелось.
Вблизи широко расставленные глаза адапта оказались светло-желтыми. Кожа – бурой, словно древесная кора, белые волосы – густыми и жесткими. Нос, должно быть, неправильно сросся после перелома – с заметной горбинкой, а брови напоминали два мазка побелки.
Адапт сидел по-турецки, поджав под себя ноги. Гардероб его состоял из застиранной майки, камуфляжных брюк и повязки на голове. На Кирилла будущий попутчик смотрел с недоумением.
– Офигеть – чучело, – низким, хрипатым голосом озвучил свои мысли он.
Так разговаривали все адапты, как будто были сильно простужены. Любовь Леонидовна утверждала, что это от ранней привычки к курению. Кирилл решил не обращать внимание на оскорбление – что возьмешь с варвара. Адапты ведь почти ничему не учатся, работают с малолетства.
– Меня зовут Кирилл.
– Да ладно? – не поверил парень. – Далеко зовут-то?
Кирилл, ожидавший, что собеседник тоже назовется, растерялся и замолчал.
Адапт немного посидел, разглядывая его, а потом вдруг одним быстрым движением оказался на ногах. Шагнул к Кириллу. Взял за плечо и поднял с койки.
Кирилл попытался вывернуться, но куда там! Пальцы варвара, похоже, ковали из железа. Он отодвинул Кирилла от себя, разглядывая с ног до головы. На писк: «Пусти, что ты делаешь!» – не отреагировал. Покачал туда-сюда. Помесил пальцами жидкий бицепс. Для чего-то потрогал за волосы – длинные, волнистые, Кирилл гордился ими. После чего отпустил, сплюнул в сторону и вышел.
– Але! – мгновение спустя донесся из коридора сиплый недовольный голос. – Живые есть?
* * *
– Дядя, ты прикалываешься? – уже со злостью повторил Рэд. – Никуда я с этим чмом не пойду! Оно ж не то что до Новосиба – до сортира не доползет! Ты неужто сам не видишь?
Сказать, что командир отряда был зол, означало ничего не сказать.
Целую неделю бункерные извращенцы гоняли его на полигоне. Потом заставили в бумажках чиркать – вопросов сто, не меньше – потом кровь вытягивали иголкой, проводами облепили – так, что в ушах тикало…
Рэд терпел, даже почти не ругался – знал, что под землей с этим строго.
Герман сказал, что так надо, он и терпел. Не раз представлял себе будущего напарника, не знал, на кого и думать.
Ну, например, та, кучерявая, которая провода к нему клеила. Ничего так тетка – не старая, и на вид вроде крепкая. Вполне могла бы она пойти вместо этого уродца. Да вообще кто угодно – сейчас Рэду казалось, что на худой конец и Вадя сошел бы. Но это чучело! Где его только прятали?
Глаза с ушами Рэд привык держать открытыми. Думал, что всех обитателей Бункера видел. И на тебе…
– Не пойду, – отрезал он. – Выпускайте, мне пора. Обоз ждет.
Вадя вздохнул.
– Позволь напомнить – обоз ждет не только тебя! Он ждет вас обоих. Но ты меня слушать не желаешь, и из-за твоего упрямства приходится терять драгоценное время… Что ж, будем менять способ воздействия. Сиди здесь. – И вышел.
Рэд вскочил было следом, но поздно – умник запер дверь. Рэдрик хмыкнул. Дверь-то – плевая, не доски даже, а фанера. И замок – одно название, с полпинка вынести можно… Но решил пока не кипишить. Во-первых, за вынесенную дверь точно по головке не погладят. Во-вторых, вряд ли это надолго. Вернется Вадя, никуда не денется. Интересно даже, что еще придумает.
Но очкастый перехитрил. Он ничего больше не говорил, только слушал и кивал. А говорил другой человек, которого Вадя привел с собой – и лучше бы уж Рэд согласился сразу. Герман-то его с пеленок знал, насквозь видел.
– Я думал, ты в свою башку не только жрать можешь, – сердито ронял Герман. – Думал, соображаешь хоть чуть-чуть! Или ты считаешь, тут умней тебя никого нет? Не видит никто, что пацан – совсем дохлый?
Рэд молчал, набычившись, но Герман ответа и не ждал.
– Он такой – всего один, и другого взять негде, ясно? Взрослому не дойти, тебе ли не знать. А из молодых этот – лучший, другие еще слабее. Вовсе на поверхность выйти не смогут.
О как, – подумал Рэд. Стало быть, тут еще и «другие» есть? То есть, молодняк свой бункерные прячут, получается? Странно… На хрена?
– Так их тут, значит, много?
– Сколько надо, – отрезал Герман. – Не твое дело! Твое дело – пацана довести. Меня спросили, кто лучше всех справится, и я сразу про тебя сказал. А ты истерики закатываешь, хуже бабы.
Рэд обиделся.
– Можно подумать, из-за себя дергаюсь! Ты этого убогого – видал хоть?
– Видал… Говорю тебе, остальные еще хуже. Рэд. – Герман пересел на койку к воспитаннику. – Я потому тебя и выбрал. Что сам дойдешь, не сомневаюсь, вот только дойти – не тебе нужно. Этого хлюпика уберечь надо и назад в Бункер притащить. Сколько у тебя походов? Двадцать?… Больше?…
– Двадцать три. Больше всех, – не удержался Рэд.
– А сколько вас погибло? Сгорело, от ран умерло, Дикие убили?
– Не знаю, не считал.
– Во-во… А я считал! – взгляда Германа Рэд не выдержал, отвел глаза. – Я каждого помню. Мы вас вытащили пятнадцать лет назад и в Дом привели – почти сто человек! И двадцать семь в первый же год погибло. Это потом уже и Бункер нашли, и лекарства появились. Когда я вас стал в походы брать, только в бою да в завалах гибли… Но никто не сгорал. Сейчас вас шестьдесят четыре – с теми, кто потом прибился. И я за каждого голову положу, сам знаешь.
Рэд кивнул. Он знал. И любой у них в Доме знал. Что лучше Германа нет на свете человека. Рэд вдруг разглядел, как сильно выгорел командир – хотя вот уж года три, а то и больше, в походы с ними не ходил.
* * *
– А мне нельзя выбрать другого проводника? – Кирилл с надеждой смотрел на Сергея Евгеньевича. – Не такого… агрессивного?
Наставник покачал головой.
– Боюсь, что нет. Этот парень – решение Германа, не наше. Кроме того, не уверен, что другой адапт повел бы себя при знакомстве иначе.
– Хотите сказать, что Герман никого из них даже здороваться не учил? Только за плечи хватать да плеваться?
– Кирюша… – Сергей Евгеньевич вздохнул. – Я ведь предупреждал. Не жди от адаптов того же уровня воспитания, что дали вам мы. Этих ребят растил Герман. А он не педагог и становиться им отнюдь не собирался.
– Знаю. Он спортсмен.
– Вот именно. Всю жизнь в хоккей играл, а не учебники штудировал. Это во-первых, а во-вторых – в день, когда все случилось, Герману всего-то семнадцать лет было.
– Как мне сейчас?
– Точно.
– Но вы ведь рассказывали, что и другие взрослые у них в Доме выжили? Когда все случилось?
– Поначалу – да. А потом…
Вспоминать первые страшные годы взрослые не любили, рассказывали о них скупо. Кирилл знал лишь то, что в Доме Малютки – так называлось обиталище будущих адаптов – в день катастрофы Герман оказался случайно. Зашел к матери, работавшей в этом самом Доме завхозом.
Мать на заднем дворе принимала у доставщиков продукты. А Герман шел по коридору, направлялся к канцелярии – хотел попросить, чтобы для него распечатали какой-то документ. Потянул за ручку двери и в этот момент все случилось.
Полыхнуло нестерпимо-ярким светом – катастрофу все взрослые описывали одинаково – он ослеп и упал.
Мать Германа погибла. Как и весь почти персонал Дома Малютки. А дети выжили – кроме тех, чьи кроватки стояли под самыми окнами. Всего набралось девятнадцать взрослых на сотню малышей. Не стонущих от ожогов и не ослепших – восемь.
Из трехэтажного панельного здания выжившие перебрались в другой Дом, старинный монастырь у «святого» источника, поближе к природной воде. А через месяц у ворот Института появилась девушка по имени Гюзель – до того, как все случилось, работавшая в Доме Малютки посудомойкой. Она легче всех соратников переносила наступившую вокруг удушливую жару.
Посланница пробиралась к Институту не одну ночь. И в последнюю не рассчитала силы.
«Если бы я не был убежденным агностиком, – горько вывел тогда в дневнике Сергей Евгеньевич, – я бы решил, что человеческий род прокляли».
Увиденное сутки назад изображение девушки с растрепанной косой, отчаянно вцепившейся в прутья ворот – за тем, что происходит на поверхности, следили бункерные камеры, – до сих пор стояло перед глазами.
Со стороны здание Института выглядело таким же мертвым, как прочие вокруг, о существовании под землей Бункера Гюзель не знала. Сложно сказать, на что она надеялась, расшатывая запертые ворота.
«Помогите! Милосердный Аллах, вы не умерли! Вы не должны умереть! Помогите!» – за спиной у девушки страшно и неотвратимо наливалось рассветом небо.
Спасти отважную посланницу не удалось: Гюзель умерла от ожогов через три часа в бункерной клинике.
Сергей твердо знал, что вслух эти слова не произнесет никогда. Он не должен так говорить и не должен так думать. А бумага… Что ж. Бумага все стерпит.
«…Чем больше мы узнаем о новом мире, тем все более хочется отвернуться и забыть то, что узнали. Исчезнуть и не возвращаться никогда. Зажмуриться, пропасть…
Каждое новое знание приносит новые загадки. То, что происходит, противоречит всем доселе известным биологическим законам! Дело ведь не только в излучении. Вспышка была и закончилась. Солнечный спектр после этого изменился – пусть… Но почему излучение действует столь избирательно?
