скачать книгу бесплатно
Ритуал прощения врага
Инна Юрьевна Бачинская
Дикие лебеди #5
Частный детектив Александр Шибаев пробежал глазами заметку о жестоком убийстве предпринимателя Плотникова, среди бела дня зарезанного в своем автомобиле во дворе собственного дома, и задумался. Совсем недавно к нему обратилась женщина, Жанна Ильинская, и попросила узнать координаты человека, которым оказался именно Плотников! Но почему он решил, будто Жанна собиралась его убить? У нее могла быть масса причин разыскивать бизнесмена… Поняв, что ему не будет покоя, Шибаев решил еще раз встретиться с Жанной, и она рассказала невероятную историю: Плотников сбил ее на остановке, отнес в машину, но вместо больницы отвез на… свалку! Кое-как добравшись до дома, Жанна решила отомстить и, узнав адрес своего врага, хотела его убить, даже нож приготовила… Но не успела – кто-то ее опередил! Шибаев не знал, можно ли ей верить. А когда Жанна привлекла его к себе, и вовсе обо всем забыл…
Инна Бачинская
Ритуал прощения врага
© Бачинская И.Ю., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
* * *
…Там не найти людей, там нет машин,
Есть только семь путей – и ты один.
И как повернуть туда, где светит твоя звезда,
Ты выбираешь раз и навсегда.
Перекресток семи дорог, вот и я.
Перекресток семи дорог, жизнь моя.
Пусть загнал я судьбу свою,
Но в каком бы ни пел краю,
Все мне кажется, я опять на тебе стою…
Андрей Макаревич. «Перекресток»
Действующие лица и события вымышлены, и сходство их с реальными лицами и событиями абсолютно случайно.
Автор
Глава 1. Бегство. два года назад…
Татьяна выбралась из автобуса, тяжело спрыгнув с подножки в мягкую дорожную пыль, и едва удержалась на ногах. Постояла, пережидая «колючки» в икрах, одернула свитер. Шесть часов по разбитой дороге: дребезжащий допотопный автобус, тетки с обветренными лицами, в пестрых косынках, пахнущие терпким потом, их певучие голоса и слова, которые она едва понимала. Корзины и сумки, сваленные в конце салона. Открытые окна, пыльный, жаркий воздух, который к вечеру стал влажным и сырым. Последние две сошли около часа назад. На прощанье оглянулись на нее – та, что постарше, кивнула. Татьяна не сообразила ответить и тупо смотрела им вслед. Они привычно забросили корзины на плечи и неторопливо зашагали по тропинке через поле.
Шофер, хмурый небритый мужик без возраста, наблюдал, как она стоит у столба с ржавым железным указателем, на котором невозможно ничего прочитать. Он словно ждал, что она одумается и вернется в автобус. Не дождавшись, захлопнул дверь, развернулся и уехал, выпустив клуб черного удушливого дыма. А она осталась. Одна посреди бескрайнего поля.
Вечерело. Закат еще полыхал, а над головой разливалась уже темная густая синева. Она пошла вперед по дороге, удивляясь, почему автобус не поехал дальше. Там что, ничего нет? Конец света? Ответ Татьяна вскоре получила – через полкилометра примерно убитый в разломах асфальт закончился, и потянулась кривая проселочная дорога, по которой проехать было впору лишь трактору.
Дорога в колдобинах и ямах была тем не менее «обитаема» – Таня заметила свежую колею от тележных колес, в которых стояла вода, красная от заката. Колея тянулась в обозримом пространстве посреди плоской равнины, упираясь в малиновую стену горизонта. Купы деревьев, разбросанные на лугу беспорядочно, высокие сочно-зеленые заросли, отмечающие воду – бочажки и родники, – далекий черный лес – вот и все, что было вокруг. Ни звука человека, ни вида жилья, ни светящегося окна – ничего. Лишь едва слышный посвист слабого ветра, который налетал вдруг, писк сонной птицы да шорох желтой травы.
Татьяна уселась на обочине, сбросила кроссовки. Достала из дорожной сумки пирожок с капустой, купленный днем на вокзале, и стала есть. Пирожок оказался неожиданно вкусным. Она доела, стряхнула крошки с груди, вытерла руки о джинсы и задумалась. Мысли ворочались вяло. Дергало в висках, боль отдавалась в затылке. Тане хотелось лечь и вытянуть ноги. «Не знаю, – сказала она себе. – Не знаю! Что будет, что делать… понятия не имею! Да и все равно теперь…»
Главное, ей удалось сбежать. В никуда. Пока хватит, спасибо и на этом. Даст Бог день, даст и пищу.
Она была так измучена, что перспектива остаться ночью одной в безлюдном месте ее не пугала. Ее уже ничем не испугаешь. Она положила в головах сумку, легла, подобрав под себя ноги, и закрыла глаза. Последней внятной мыслью была мысль о том, что ей удалось… Удалось! И уже сквозь сон она подумала, что если не проснется или… дикие животные, волки, то… пусть!
Ночь меж тем опустилась на остывающую землю. Высыпали звезды, неправдоподобно яркие – таких не бывает в городе. А Татьяна все спала. Снилось ей, что она маленькая и мама… Мама зовет ее, протягивает руки, она спешит, тянет руки навстречу… Пресловутый бег на месте из сна! Вот-вот, еще чуть-чуть, самую малость… «Мама!» – кричит она и не слышит собственного голоса. А мама вдруг начинает таять, истончаться, бледнеть, и через миг уже никого, как будто и не было! Она вглядывается в пространство, пытаясь уловить тень, намек, зыбь, но там ничего нет. Она одна, вокруг бесконечное сизо-голубое поле, в природе не то утро, не то вечер, стылая неподвижность и ожидание.
Ее гладили по лицу, и ей стало мокро и горячо. «Теплый дождь…» – подумала она, и сразу появился сон про дождь: косые струи, пузыри на лужах, она бежит по мокрой, скользкой траве… Убегает? Сзади шаги, тяжелые, торопливые… Страх!
Тот, кто догонял, хватает ее за плечо. Она вскрикивает.
– Проснись, бедолашная, простудишься! – слышит Таня чей-то голос и открывает глаза. Вокруг темно. В лицо ей тычется холодный нос, горячий шершавый язык облизывает щеки, зверь поскуливает. Она рывком садится, прижав к груди руки. Отводит голову от пса, напряженно всматривается в темноту.
– Не бойся, – говорит женщина. – Серый, пошел вон! Ты что, хворая? Можешь встать?
– Могу.
Она пытается подняться. Женщина помогает, придерживая ее за локоть. Пес тычется головой ей в колени.
– Помалу, помалу, – приговаривает женщина. Лица ее не видно. Похоже, не очень молодая – голос глуховатый, неторопливый. – Пойдем, тут недалеко. Километров пять будет, не боле.
– Куда?
– Ко мне, в Городище. Я из Терновки иду, там Катя Дуб рожала, все никак не могла разродиться. Первый ребенок. Я и сидела.
– Вы врач?
– Фельдшер. Пошли?
– Пошли. Почему у вас нет дороги?
– Была чуток в стороне. По ней давно никто не ездит. Да и некому, заросла. По проселку ближе. Городище на обочине, у нас тыквы хорошо родят, когда-то большое хозяйство было, японцы покупали.
– Японцы? Зачем им тыквы?
Женщина рассмеялась.
– От старения. Это знаешь какой овощ! От всех бед. Сейчас уже не то, так, ро?стим немножко для себя. Медпункт закрыли, клуба и то нет. Молодых почти не осталось. А у нас места хорошие, и климат. Говорят, скоро закон про землю примут, вот новый хозяин нас и погонит… поганой метлой. Зажились, скажет. Ну да посмотрим. Даст бог, и не вспомнят про нас. Глаза им отвести – и, почитай, нас и нет вовсе. Тут и старый лес рядом, такие есть чащи заповедные – страх! Не приведи господь заплутать.
Татьяна не все понимала, но послушно кивала. Они шли и неторопливо беседовали. Таня все ожидала, что женщина спросит, что она тут делает в неурочный час и одна, и придумывала, что ответить. Но та все не спрашивала.
– Меня зовут Марина, – сказала женщина. – Меня тут все знают. Марина Дробут из Городища. Тетка Марина.
– А я – Татьяна.
– Таня? – Женщина вдруг тихо рассмеялась. – Вот и познакомились. Очень приятно, Таня.
И снова ни о чем не спросила, что удивило Татьяну. Она чувствовала неловкость и попыталась объяснить, зачем она здесь.
– Я ехала к родственнице, тут недалеко, уснула и проехала. – Ей было стыдно врать, но куда денешься? Не объяснять же все чужому человеку. – А завтра…
– Переночуешь у меня, – мягко перебила Марина. – Не говори ничего, потом. И ничего не бойся.
Чего не бояться? Татьяне вдруг стало страшно. Куда она ее ведет? В затерянное село, о котором все забыли? И людей нигде не видно. Вымерли? А вдруг эта баба… не живая! Татьяна почувствовала ужас. Пустота вокруг, далекое небо, полное равнодушных звезд, вспомнившийся некстати американский ужастик про какую-то деревню, населенную нежитями, – все это подстегнуло воображение. Тем более после известных событий…
Она замедлила шаг. Тут же в руку ей ткнулся холодный собачий нос. Как его? Серый! Она почувствовала, что ее отпустило. Если собака, то все в порядке! Каким образом присутствие собаки доказывало, что все в порядке, Таня затруднилась бы объяснить. Ну, что-то вроде того, что пес всегда реагирует на… них. В смысле, которые с той стороны.
– Господи, что за чушь лезет в голову! – простонала она мысленно.
– Места у нас чистые, – вдруг сказала Марина. – Тут когда-то было городище, тыщу лет назад, а может, и поболе. В старые времена люди знали, где селиться.
Она дотронулась до плеча Тани и тут же убрала руку. Татьяне стало стыдно. Она потрепала собаку за уши. Серый радостно взвыл, подпрыгнул и уперся лапами ей в грудь. Жарко задышал в лицо.
– А ну, пошел вон! Моду взял! – закричала Марина. – А вот я тебя!
Серый отскочил, взлаял и помчался вперед.
– Дурной, как ступа, малой еще, – сказала Марина. – Даром что ярчук. Приблудился, маленький был. Выгнать жалко, с ним вроде как веселее.
«Ярчук? Это что – порода такая?» – озадачилась Татьяна про себя и спросила:
– А вы одна живете?
– Одна. Муж умер, десять лет на Купалу будет, и с тех пор одна. Я и Серый. Вместе хозяйнуем.
Они все шли и шли. Ночь была светлая, хотя и без луны. В небе до горизонта стояли звезды, и светлая туманность Млечного Пути брошена была небрежно наискось. Сыро, одуряюще пахли травы. От земли поднимался теплый пар.
Село сидело в низинке в легкой пелене. Видны были неясно-белые стены, торчали высокие тополя. Не светилось ни одно окно. Они шли мимо плетней, где-то взлаяла собака. Серый тут же откликнулся дурным голосом. Эхо прокатилось по спящему селу.
– Цыц! Людей побудишь! – шикнула Марина, и Серый послушно замолчал.
Они прошли через все село, вышли на околицу. Впереди был луг, а дальше лес. Маринина хата стояла на отшибе.
– Пришли, слава богу, – сказала Марина, открывая заскрипевшую калитку. – Заходи, не стесняйся!
Двор утопал в зелени. По обеим сторонам дорожки густо росли желтые цветы, головки их цепляли Татьянины колени. Дальше у дома стояли пышные мальвы, высокие, как деревья, отчетливо видные против белых стен. Под тыном клубились заросли кустов.
Марина отворила дверь – она была не заперта. Тепло и запахи незнакомого жилья обрушились на Татьяну. Пахло удушливо сеном, грибами, мешковиной, сухим деревом, топящейся печкой.
Марина, сбросив сумку, уже возилась у стола. Неяркий огонь керосиновой лампы высветил низкую комнату с тремя маленькими оконцами, цветами в глиняных горшках на подоконнике – обильной геранью и китайским лимонником; с печью сложного устройства, которая показалась Татьяне громадной, – от нее шло слабое тепло; образами в углу – темные лики с белыми глазами, над ними домиком – вышитые красно-черным льняные рушники; а также с полсотни тусклых фотографий на противоположной стене – все в одной рамке; стол, клеенку в синий горошек, венские стулья с гнутыми спинками; приземистый комод; домотканые пестрые половики; низкую скособоченную дверь в другую комнату.
Татьяна никогда не выезжала из города и в деревенском доме была впервые. Она нерешительно стояла на пороге, рассматривая Марину и ее дом. Тут даже нет электричества – вот уж конец света! Тем лучше, подумала она.
Марина оказалась женщиной без возраста. Ей можно было дать сорок и все шестьдесят. Невысокая, смуглая, черноглазая, с быстрыми движениями – в ней было что-то птичье. Она стянула с головы косынку, пригладила черные волосы, сняла вязаную кофту, бросила на спинку стула. Посмотрела с улыбкой на Татьяну. Улыбка у нее была хорошая. Татьяна вдруг поняла, что Марина красавица. Чувство это мелькнуло и пропало – перед ней снова стояла немолодая уставшая женщина.
– Утомилась! Ты не стой, проходи. Сейчас вечерять будем.
– Спасибо, не нужно.
– Ты не стесняйся, я тоже голодная. Целый день маковой росинки во рту не было. Они звали за стол, да не до того мне было. А потом – поздно, домой торопилась. Мы сейчас примем за знакомство, у меня настойка есть на травах, от нее спишь как дитя. Сало, хлеб, зелень своя, с грядки.
– Мне бы умыться… – сказала Татьяна.
– Конечно! Умывальник во дворе. Сейчас я тебе утиральник достану.
Она с трудом вытащила ящик комода, достала длинное льняное полотенце.
– На! Там и мыло есть. Не заблудишься одна?
– Ну что вы!
– Ну, давай. Потом – я. А пока на стол соберу.
Полотенце пахло сухой травой и чуть тленом – так пахла бабушкина одежда, вдруг вспомнила Татьяна, и оказалось холодным и скользким на ощупь. По краям его шла вышитая черным и красным кайма из роз и птиц. Бабушки нет уже пятнадцать лет, Татьяна и не вспоминает ее никогда, а тут вдруг увидела отчетливо – сидит она на диване в своей широкой кофте, от которой пахнет сухой травой, тленом и старостью, рядом очки и книга. Она так и умерла на диване – уснула и ушла во сне. Татьяна замерла с полотенцем в руках.
Удивительная тишина стояла вокруг. Ни ветерка, ни шороха не доносилось ниоткуда. Неподвижные цветы и листья, черные тени, голубовато-белая неровная стена дома. Татьяне казалось, что она попала в позапрошлый век.
Умывальник – на столбе, под ним на табурете – таз. Татьяна подтолкнула кверху стержень – полилась вода, гулко забарабанила в дно таза. Она умылась, вдохнула резкий сырой воздух – внутри стало холодно, даже зубы заболели. Зябко повела плечами. Лицо пощипывало. Она стояла, прислушиваясь к тишине. Уходить не хотелось. Скрипнула дверь, и на пороге появилась Марина.
– Ну что, нашла?
– Спасибо, нашла. Удивительно светлая ночь!
– Дак полнолуние ж!
– Как полнолуние? А где луна?
– Дак вон же, за тополями. Поднимается!
И только тут Татьяна увидела неправдоподобно большой лунный диск за тополиными верхушками. Сделалось ощутимо светлее. Двор стал отчетливо виден, каждый цветок, каждый лист был как на ладони.
– Раздевайся! – вдруг приказала Марина.
– Что?!
– Раздевайся! Оболью тебя водой из колодца!
– Зачем?
– Для души! Вода из колодца в полнолуние имеет силу. Раздевайся!
– Совсем? – Татьяне стало не по себе.
– Совсем!
Она покорно стащила с себя джинсы, потом свитер. Помедлила и сняла остальное. Обхватила себя руками, ежась от ночной свежести. Марина рвала ветки с кустов, какие-то травы. Принесла, бросила ей под ноги. Тяжелый неприятный запах шибанул в нос, Татьяна уловила также слабый запах мяты.
– Становись!
– Что это?
– Всякая трава и любисток! Готова?
Завизжала, разматываясь, цепь колодца. Ухнуло-плеснуло глубоко внизу ведро, откликнулось и прокатилось эхо по верхушкам тополей. Татьяну била дрожь, хотя ночь была нехолодная. Ситуация сложилась странная – она стояла нагая посреди чужого двора на охапке остро пахнущей зелени, в полнолуние, в ожидании холодной купели.
