Разрушитель кораблей

– Тебе надо еще десять дней принимать по четыре таблетки в день.

Гвоздарь без всякого энтузиазма поглядел на таблетки. Три дня без сознания…

– Твои так и не появились? – на всякий случай спросил он, уже зная ответ.

Нита нервно оглянулась и пожала плечами:

– Пока нет. Думаю, уже скоро.

– Хорошо бы.

Нита мрачно посмотрела на Гвоздаря. Когда она отвернулась, он увидел цепочку, тянущуюся от ее лодыжки к большому кипарису. Нита проследила за его взглядом.

– Не хотят рисковать.

Гвоздарь кивнул. Через минуту появилась Пима в сопровождении третьего взрослого, Синеглазой. Руки и ноги женщины были покрыты шрамами, лицо она украсила кусочками стали, а на шее висело стальное ожерелье. На боку виднелся длинный неровный шрам – знак того, что она принесла добровольную жертву Сборщикам и культу Жизни. Она подтолкнула Пиму вперед.

Моби поднял взгляд.

– Эй, полегче с девкой. Она мой ужин принесла.

Синеглазая не обратила на него внимания, глядя на Гвоздаря.

– Он что, жив?

– А ты не видишь? – спросил Моби. – Конечно жив. Если не стал зомби, ходячим мертвецом. У-у-у… – Он рассмеялся над собственной шуткой.

Пима раздала взрослым металлические миски с рисом, красными бобами и острыми колбасками. Гвоздарь зачарованно смотрел на еду. Очень хорошую еду. Он не помнил, когда последний раз видел столько мяса. Когда Пима подала еду Тулу и Моби, у Гвоздаря потекли слюни. Моби начал есть под пристальным взглядом Синеглазой.

– Ты сказал Лопесу, что его сын жив? – спросила она.

Моби затряс головой, рукой запихивая в рот бобы и рис.

– И за что он тебе платит?

– Эй, он только что очнулся, – запротестовал Моби. – Две минуты в мире живых. – Он ткнул Тула локтем. – скажи ей: крысеныш только что пришел в себя.

Тул пожал плечами, зачерпнув горсть риса с мясными кусками.

– На этот раз Моби не врет, – рыкнул он. – Крысеныш и правда только что очнулся. – В улыбке сверкнули собачьи клыки. – Прямо к ужину. – И сунул пригоршню в рот.

Синеглазая скривилась, забрала миску у Моби и отдала Гвоздарю.

– Тогда иди отрабатывай свою кормежку. Первым ест сын босса. А ты скажи, что пацан очухался.

Моби поморщился, но не стал спорить, поднялся и ушел. Пима присела рядом с Гвоздарем и тихо спросила:

– Ты как?

Гвоздарь заставил себя улыбнуться, хотя уже чувствовал, как устал.

– Пока не сдох.

– Значит, день удался.

– Ага.

Он набросился на еду. Пима мотнула головой в сторону Ниты.

– Надо поговорить. За Счастливицей так и не приехали. – Она перешла на шепот. – Твой отец начинает нервничать.

– В смысле? – спросил Гвоздарь, глянув на охранников.

– Кажется, хочет отдать ее Синеглазой, в культ Жизни. Все говорит, сколько меди получит за эти красивые глаза.

– Нита знает?

– Она же не дура. Даже такая мажорка все понимает.

Синеглазая прервала их разговор, присев рядом:

– О чем болтаем?

– Она просто спросила, как я себя чувствую, – ответил Гвоздарь.

– Ладно, – холодно улыбнулась Синеглазая. – Тогда заткнись и ешь.

Сидящий на пне Тул оскалился:

– Хороший совет.

Пима кивнула и отошла.

И это сказало очень многое. Она боялась. Гвоздарь увидел, что ее сломанные пальцы прибинтованы к деревянным палочкам. И он не знал, из-за переломов ли боится Пима, или за три дня случилось что-то еще.

Нита управилась со своей порцией и сказала:

– А у меня уже хорошо получается есть руками.

– А чем еще едят? – не понял Гвоздарь.

– Ножом, вилкой, ложкой, – чуть улыбнулась Нита. – Не важно.

– Чего? Ты над нами издеваешься?

Лицо Ниты вдруг стало встревоженным, почти испуганным, и он обрадовался. И притворно нахмурился.

– Нечего смотреть на нас сверху вниз, если мы не знаем ваших мажорских штучек. Вот отрежем пальцы, что ты будешь делать со своими вилками? Ясно тебе?

– Извини.

– Ага, сначала наговоришь, а потом извиняешься.

– Заткнись, Гвоздарь, она извинилась, – велела Пима.

Тул глянул на Ниту желтыми немигающими глазами.

– Не так хорошо извинилась, как должна. Правда, парень? Поучить твою мажорку хорошим манерам? – Он наклонился вперед.

Теперь Нита испугалась по-настоящему. Гвоздарь покачал головой:

– Не надо. Забудь. Она уже все поняла.

– Рано или поздно все понимают, – кивнул Тул.

Гвоздарь содрогнулся от слов, произнесенных ровным, безразличным тоном. Он впервые оказался так близко к этому существу. Но о Туле ходило очень много слухов. О том, откуда взялась паутина шрамов на лице и груди. О том, что он бродил по болотам, охотясь на аллигаторов и питонов. Говорили, что получеловек ничего не боится. Что его создали неспособным чувствовать страх и боль. Тул был единственным, о ком его отец говорил с осторожным уважением, а не пренебрежительно и высокомерно. Получеловек был страшен. Видя, как он смотрит на девочку, Гвоздарь понял, чем именно страшен.

– Не надо, – повторил он. – Уже все в порядке.

Тул пожал плечами и вернулся к еде. Они сидели молча. За пределами круга света от костра шумели животные и жужжали насекомые, а больше не было ничего. Мгла джунглей и духота болот. Прислушавшись к далекому шуму прибоя, Гвоздарь прикинул, что они в миле от берега, не меньше. Улегшись на землю, он глядел на мерцание пламени. Еда была вкусная, но он снова очень устал. Мысли уплыли куда-то далеко. Он гадал, что планирует отец, чего так боится Пима, что происходит в хорошенькой головке Счастливицы. А потом снова заснул.

– Эй, мне сказали, что ты очнулся.

Гвоздарь открыл глаза. Рядом сидел улыбающийся отец с горящими от амфетамина глазами. Татуированные драконы тоже смотрели на Гвоздаря.

– Я знал, что ты справишься, – сказал отец. – Ты же сильный, как и твой старик. Тебя же не зря Гвоздарем назвали. Ты такой же, как я.

Он рассмеялся, ткнул сына кулаком в плечо и даже не заметил, как тот вздрогнул от боли.

– Выглядишь получше, чем пару дней назад.

Бледная, мокрая от пота кожа Ричарда Лопеса блестела в свете костра. Улыбался он широко и дико.

– Я уж подумал, что придется скормить тебя червям.

Гвоздарь попытался улыбнуться, отчаянно соображая, в каком отец настроении.

– Пока рано, – сказал он.

– Ага, ты живучий. – Ричард посмотрел на Ниту. – Не нравится она мне. Давно бы подохла, если бы я не спас ее красивую задницу. Я уже почти надеюсь, что твой батя не явится, детка.

– Ее люди не прибыли? – Гвоздарь сел и поджал ноги.

– Пока нет. – Отец глотнул виски и протянул бутылку Гвоздарю.

– Врач сказал, что ему не надо пить, – вмешалась Пима.

– Опять меня жить учишь? – скривился Ричард.

Пима замялась:

– Это не я. Это доктор Лаки Страйка.

Гвоздарь хотел велеть ей заткнуться, но уже было поздно. Настроение отца переменилось, и безоблачное небо затянули тучи.

– Ты что, одна слышала, что говорил этот сраный докторишка? – спросил Ричард. – Это я его сюда привел. Я ему заплатил, чтобы он моего парня на ноги поставил. – Он подошел к Пиме, размахивая бутылкой. – И теперь ты будешь мне рассказывать, что говорил врач? – спросил он, наклоняясь к ней. – Хочешь повторить? На случай, если я не расслышал?

Пиме хватило ума замолчать и пригнуться. Отец Гвоздаря долго смотрел на нее.

– Вот так-то. Умная девочка. Я-то думал, ты не заткнешься. Ну и дети пошли.

Он ухмыльнулся своим дружкам, Синеглазая и Моби ухмыльнулись в ответ. Тул смотрел на Пиму собачьими глазами.

– Поучить ее кой-чему? – спросил он. – Напомнить урок?

– Как думаешь, детка? – спросил Ричард. – Нужен тебе небольшой урок от Тула? Может, такой учитель тебе больше по нраву?

– Нет, сэр, – покачала головой Пима.

– Ого, какая вежливая, вы только поглядите, – улыбнулся Ричард.

Гвоздарь попытался вмешаться.

– Почему мажорка до сих пор здесь? – спросил он. – За ней не пришли?

Ричард снова переключился на него.

– Да вот мне самому бы знать. Девка говорит, что ее ищут. Что кому-то там на нее не накласть. Но никого нет. Корабли не пришли, и на поезде никто не приехал. Берег не обыскивают. Никто не задает вопросов. Ни одного богача. – Он облизнул губы, глядя на Ниту. – Похоже, наша малютка никому не интересна. Кажется, она вся не дороже своей почки. Как ужасно выйдет, если нам придется продать ее на запчасти, правда?

– Может, надо поискать ее людей самим? – спросил Гвоздарь. – Дать им знать, где она?

– Да если б мы знали, где их искать. Она говорит, в Хьюстоне. Синдикат «Упадайя». Клан, занимающийся грузоперевозками. Лаки Страйк уже отправил кого-то туда.

– «Упадайя»? – удивился Гвоздарь, но умолк, увидев предостерегающий жест Пимы.

Озадаченно посмотрел на нее. Зачем Ните врать насчет своей родни? Если она действительно из «Патель глобал», людей из ее компании можно найти прямо здесь, на берегу.

– И что будешь делать? – спросил он отца.

– Сложно сказать. Я думаю, она стоит немало, учитывая, какая шикарная, но она наверняка и проблем много принесет. Может, у этой «Упадайи» есть крутые связи. С боссами. Может, сюда пошлют кучу мордоворотов и испортят жизнь честным работягам вроде нас. – Отец задумался. – Вообще похоже, она слишком опасна и проще будет скормить ее свиньям. У нас останется ее судно, а она уже как-то до хрена про нас знает. – И повторил тише: – До хрена.

– Но должна же она хоть чего-то стоить.

Ричард пожал плечами:

– Может, да. А может, нам обойдется куда дороже, чем если бы ничего не стоила. Ты умный парень, Гвоздарь, но все-таки слушал бы папку. Я кой-чего повидал и скажу тебе: богачи всегда приносят проблемы людям вроде нас. За нашего они куска провода не дадут, но своих ценят. Может, заплатят за ее спасение, а может, придут сюда с пушками и выжгут нас, как змеиное гнездо. И спасибо не скажут.

– Мы не станем… – запротестовала Нита.

– Заткнись, мажорка, – сказал Ричард, не повысив голоса, и холодно посмотрел на нее. – Может, ты чего-то и стоишь, а может, ни хрена. Но одно точно скажу: ты достала болтовней. – Он вытащил нож. – Я уже тебя наслушался, и, похоже, пора отрезать твои красивые губки. Чтобы улыбалась, даже когда грустно. Как думаешь, твои ребята примут тебя обратно без губ?

Нита промолчала. Ричард довольно кивнул, сел поближе к Гвоздарю, наклонился к нему, едва не касаясь головой. Гвоздарь почувствовал запах пота и виски, увидел, какие красные у отца глаза.

– Это ты затеял, парень, – тихо сказал Ричард, глядя на девочку. – Но чем больше я думаю, тем меньше это мне нравится. Мы очень много нашли на судне. Теперь все изменится. Мы чертовски богаты, наравне с Лаки Страйком. От клипера уже один скелет остался. Им занялись серьезные люди, и через пару дней он исчезнет без следа. – Он ухмыльнулся. – Это тебе не старые танкеры ломать. Такие парусники в два счета разбираются. А вот с девки никакого проку. Она может привлечь к нам внимание больших боссов. Может нас подставить. Люди начнут всякие вопросы задавать. Что за хабар, да где нашли, да кто хозяин, да кому выгодно.

– Никто нас мажорам не выдаст.

– Не ври себе, – буркнул Ричард. – За хороший шанс люди мать родную продадут.

– Подожди чуть-чуть, – прошептал Гвоздарь. – Еще немного, и мы будем еще богаче.

Думал он только о том, как бы оказаться подальше от отца, от его блуждающего взгляда, от нервной улыбки, от дергающегося лица человека, обожравшегося наркотиков.

Ричард посмотрел на девочку:

– Не будь она такой хорошенькой, я бы уже ее пришил. Она привлекает много внимания. Не нравится мне это.

– Может, получится устроить так, что за нее заплатят выкуп, не зная, кто ее продает, – предложил Гвоздарь. – Ведь насчет нее пока никто не в курсе?

– Кроме моих ребят, никто, – ухмыльнулся отец и взглянул на Синеглазую, Моби и Тула. – Хотя и это многовато. Нельзя сохранить что-то в тайне, когда люди начинают швыряться деньгами. – Он снова взглянул на девочку. – Ладно, подождем денек. Посмотрим, как дела пойдут.

Он встал, и Гвоздарь тоже попытался подняться, но отец усадил его обратно.

– Ты остаешься. Отдыхай. Садна спрашивает, куда делись вы с Пимой. Я дураком прикидываюсь. Не хочу, чтобы кто-то знал, что происходит. Мне проблемы не нужны.

– Садна нас искала? – Гвоздарь попытался скрыть надежду.

– Наверное, до нее дошли слухи, что Пима у нас. – Отец пожал плечами. – Но у нее нет денег, а людей без китайских красных никто не слушает. – Он повернулся к Тулу, Моби и Синеглазой. – Следите за ними.

Все трое кивнули: Синеглазая – с улыбкой, Моби – сделав глоток, Тул – безразлично. Ричард исчез среди кустов и звуков джунглей, только бледное пятно мелькнуло во мраке.

Моби ухмыльнулся и еще раз отпил из бутылки.

– А времени у тебя все меньше, девка, – сказал он. – Если за тобой не придут, заберу себе. Из тебя выйдет хорошая зверюшка.

– Заткнись, – велел Тул.

Моби мрачно посмотрел на него, но стерпел.

– Первой будешь дежурить? – спросил Тул у Синеглазой.

Та кивнула. Тул толкнул Моби, и оба устроились спать в кустах. Скоро Тул захрапел. Голос Моби, все еще жалующегося на жизнь, еле слышался через заросли папоротника. Вокруг костра роились москиты, и Нита беспомощно отмахивалась от них. Остальные просто не обращали внимания.

Синеглазая подошла и застегнула наручник на запястье Пимы. Посмотрела на Гвоздаря:

– Проблемы будут?

– Что? – изобразил удивление Гвоздарь. – Ты собираешься сказать папе, что надела на меня наручники? Клипер – моя находка, между прочим.

Синеглазая задумалась. Ей явно хотелось и Гвоздаря пристегнуть, но она не могла решить, пленник он или союзник. Гвоздарь с вызовом глядел на нее. Он знал, что Синеглазая видит перед собой костлявого мальчишку, приходящего в себя после тяжелой болезни. А за спиной у нее безумный Ричард Лопес. Нет, рисковать она не будет.

И в самом деле Синеглазая передумала. Села на камень и принялась точить мачете. Пима и Счастливица многозначительно смотрели на Гвоздаря. Костер догорал. Гвоздарю очень не понравились намеки отца. Ричард явно колебался, и любая мелочь могла изменить его мнение.

Гвоздарь лег на землю рядом с Пимой.

– Как пальцы? – спросил он.

Та улыбнулась и подняла руку.

– Ничего. Хорошо, что он не решил преподать мне целых пять уроков.

– Очень больно?

– От потерянных денег больнее.

Пима держалась храбро, но он понимал, что пальцы болят ужасно. Повязки уже обтрепались. Пима проследила за его взглядом.

– Сломаем потом заново, чтобы ровно срослись, – сказала она.

– Ага. – Он посмотрел на Счастливицу. – А ты как? Ничего не сломано?

– Заткнитесь! – заорал из кустов Моби. – Я спать хочу.

Гвоздарь понизил голос:

– Скоро тебя найдут?

Счастливица замялась. Испуганно посмотрела на него, на Пиму, на Синеглазую, сидевшую поодаль.

– Да. Скоро.

– Да? – переспросила Пима. – Правда? Па-а-атель, – протянула она. – Это серьезно или ты нам наврала? Если ты правда Патель, прямо тут, на берегу, наверняка есть кто-то из твоих, какой-нибудь сраный торговец. А ты молчишь. Почему?

В глазах Ниты снова мелькнул страх. Она откинула с лица черные волосы и вызывающе посмотрела на Пиму.

– А если они не придут? – яростно прошептала она. – Что тогда будете делать?

Ее слова только подтвердили сомнения Пимы и Гвоздаря. Гвоздарь расхохотался бы, если бы не страх в голосе девочки. Она соврала. Он слышал достаточно вранья, чтобы понять это. Ему врали все и всегда. О том, как тяжело работают, сколько от нормы сделали. Врали на вопрос, боятся ли, врали, что хорошо едят, а не голодают. Счастливица соврала.

– Они не придут, – решил он. – Тебя никто не ищет. Я здорово сомневаюсь, что ты из Пателей.

Счастливица в ужасе поглядела на него. Перевела взгляд на Синеглазую, точившую мачете. Пима задумчиво потянула за кольцо в ухе, наклонила голову.

– Это правда? Ты ничего не стоишь?

Гвоздарь с удивлением понял, что Счастливица сейчас расплачется. Даже Ленивка не плакала, когда ее пинками гнали по берегу, перерезав татуировки на лице. А эта неженка готова разрыдаться только потому, что ее поймали на вранье.

– А где твоя семья? – спросил он.

– На севере, – ответила она после паузы, – за Затонувшими Городами. И я правда Патель. Но они не знают, где меня искать. Я не должна была сюда попасть. Мы выбросили все маячки несколько недель назад, пытаясь сбежать.

– От кого?

Она снова замялась, но потом ответила:

– От моих собственных людей.

Гвоздарь и Пима озадаченно переглянулись.

– У отца есть враги внутри компании, – тихо объяснила Нита. – Когда мы попали в шторм, они гнались за нами. Куда бы мы ни шли, они предугадывали наш курс. Если бы меня поймали, то использовали бы как рычаг давления.

– Значит, никто тебя искать не будет?

– Никто из тех, кого вы хотите видеть. – Она покачала головой. – Прежде чем наш клипер разбился, его преследовали два других, но они ушли из-за урагана.

– Так вот почему вы полезли прямо в сердце урагана-убийцы? Убегали?

– Либо так, либо сдаться. Выбора у нас не было.

– Значит, никто тебя искать не будет, – повторил Гвоздарь, стараясь смириться с новой мыслью. – Ты нас все это время обманывала.

Пима тихо зашипела:

– Лучше бы сдалась. Отец Гвоздаря теперь не простит.

Счастливица покачала головой:

– Нет. У ваших… у ваших хоть есть оправдание. А у тех, кто за мной охотился… Они хуже.

– Значит, ты разбила судно и попыталась утонуть только для того, чтобы тебя не поймали? – спросил Гвоздарь. – Убила всю команду, чтобы остаться на свободе?

Нита отвела глаза.

– Они… Люди Пайса все равно бы их убили. Он не оставляет свидетелей.

– Надо же, – ухмыльнулась Пима. – Выходит, мажоры и ржавые крысы ничем друг от друга не отличаются. Только бы в крови испачкаться.

– Да, – абсолютно серьезно ответила Нита. – Все одинаковые.

Гвоздарь задумался. Если никто не будет выкупать Ниту, то она ничего не стоит. Раз у нее нет на берегу сильных союзников и друзей, значит она просто кусок мяса. Никто и глазом не моргнет, если ее отправят под нож Сборщикам. Синеглазая может принести ее в жертву, и никто не подумает заступиться.

Пима оглядела Ниту.

– Мажорке здесь будет тяжело, – сказала она. – Ты не выживешь, если не найдешь защитника. И вряд ли найдется желающий.

– Я могу работать. Могу…

– Ты ничего не можешь, кроме того, что мы скажем, – грубо перебила ее Пима. – На тебя всем насрать. У тебя нет команды. Нет родных. Нет твоей охраны и денег, чтобы заставить людей уважать тебя. Ты даже хуже Ленивки. Та хотя бы знала правила. Знала, как положено играть.

– Значит, у тебя вообще никого нет? – спросил Гвоздарь. – Никто не поможет?

– У нас есть суда… – Нита помедлила. – У нашего клана есть суда, и некоторые капитаны все еще верны моему отцу. Они ходят в Орлеан и торгуют на Миссисипи. Если бы я смогла добраться туда, я бы вас наградила…

– Прекрати болтать о наградах, Счастливица, – покачала головой Пима. – Этих разговоров и так было слишком много.

– Ага. – Гвоздарь посмотрел на Синеглазую, которая точила другое мачете. – Предлагаю завязывать с враньем.

Нита мрачно посмотрела на него:

– Вы бы мне горло перерезали, если бы не планировали получить за меня денег.

Гвоздарь ухмыльнулся:

– Ну, правды мы так и не узнаем. Но теперь ты с нами, и ты ни черта ни стоишь.

Он замолчал. Пима посмотрела на него.

– До Орлеана очень далеко, – заметила она. – Аллигаторы, пантеры, питоны. Куча способов подохнуть.

– Но ведь не обязательно идти пешком, – задумчиво сказал Гвоздарь.

– А по морю никак. Твой старик сразу заметит, что лодка пропала, и отправится в погоню.

– А я не про лодку.

– Кровь и ржавь! – удивилась Пима, а затем, подумав, тряхнула головой. – Нет, ни за что. Помнишь Рени? А помнишь, что от него осталось? Только ошметки мяса.

– Он пьяный был. А мы нет.

– Все равно глупо. У тебя только что плечо зажило, и ты хочешь снова его напрягать?

– Вы о чем вообще? – спросила Нита.

Гвоздарь не ответил. У них может получиться. В принципе.

– Ты хорошо бегаешь, Счастливица? – спросил он, оглядывая ее с ног до головы. – Кожа у тебя очень нежная, но хоть какие-то мышцы под кожей есть? Бегать умеешь?

– Она слишком слабая, – сказала Пима.

Нита метнула в нее гневный взгляд:

– Я умею бегать. Первое место на стометровке в Сент-Эндрю.

Гвоздарь улыбнулся Пиме.

– Ну, если сам святой Андрей говорит, что она умеет бегать, значит это правда.

Пима покачала головой и вознесла тихую молитву норнам.

– Мажоры бегают по гладеньким дорожкам наперегонки с другими мажорами. Они не бегают, чтобы выжить. Не знают, как это бывает.

– Она говорит, что умеет бегать, – пожал плечами Гвоздарь. – А дальше норнам виднее.

– Хорошо бы, чтобы ты и правда бегала так, как сказала. – Пима посмотрела на девочку. – У нас только один шанс.

Нита и глазом не моргнула.

– Все шансы уже давно кончились. Теперь все в руках норн.

– Что ж, тогда добро пожаловать в наш мир, Счастливица, – улыбнулась Пима. – Добро пожаловать в наш говенный мир.

14

Бегом или нет, для начала надо выбраться из плена. Посовещавшись шепотом, они придумали план, и теперь нужно было ждать. Гвоздарь изо всех сил пытался не заснуть. Пролежав три дня, он все равно с трудом держал глаза открытыми. Ветер в кронах и тепло ночи убаюкивали. Он опустил голову, сказав себе, что не заснет, и немедленно заснул. Проснулся. Заснул снова.

Синеглазую, нервную и бдительную, сменил Тул, который просто уселся лицом к ребятам. Каждый раз, когда Гвоздарь смотрел на него, чуть приоткрыв веки, желтые глаза неотрывно смотрели в ответ. Тул был неподвижен, как статуя. Наконец он уступил место Моби. Худой лысый мужчина устроился на пне поудобнее и открыл бутылку. Очень скоро он напился и вырубился, доверившись наручникам и тому обстоятельству, что пленники лежали молча и неподвижно.

Гвоздарь ждал. Хорошо, что он не на цепи. Да, он не из этой взрослой команды, но он сын своего отца, и ему мало-мальски доверяют. Благодаря родственной связи и свежим воспоминаниям о том, как лежал в горячке, он получил некоторый простор для действий. Для взрослых он не представляет опасности. Тощий подросток, не оправившийся от болезни. Это плюсы.

Минусы состоят в том, что ключи от наручников, которыми пристегнули девочек, у Синеглазой. А ее Гвоздарь боится до смерти. Людей из культа Жизни боятся вообще все. Новички обязательно ищут, кого бы обратить. И кого принести в жертву.

Как только Моби захрапел, Гвоздарь двинулся к Синеглазой. Шел очень медленно, как всякий, кто учился воровать с малолетства и для кого незаметность и тишина – единственный залог выживания.

От страха руки вспотели. Мокрыми пальцами он взялся за нож. Обыскать Синеглазую и забрать ключи, не разбудив ее, невозможно. Нож казался маленьким и бесполезным, игрушечным. Сделать это необходимо, но это не должно ему нравиться. Не то чтобы он чувствовал себя виноватым – совсем нет. Синеглазая совершила в своей жизни много куда худших поступков и продолжила бы совершать в будущем. Он видел, как она пытала людей, не выполнивших норму или не выплативших долг. Видел, как она отрезала руку человеку, что-то укравшему у Лаки Страйка, и как тот истекал кровью под пристальным взглядом ее холодных глаз. И уж точно никто не считал, сколько береговых крыс она накормила наркотиками, чтобы использовать в мистериях своего культа. Она жестока и смертоносна. Гвоздарь не сомневался, что, если бы его отец велел ей убить Пиму и Счастливицу, она потом спала бы спокойно.

Вины он не чувствовал.

Но все-таки, пока он приближался к Синеглазой, сердце все сильнее колотилось в груди, а пульс стучал в ушах, как барабан. Отец убил бы ее быстро и умело. Ричард Лопес хорошо понимал разницу между «убить» и «быть убитым». Элементарный расчет: лучше быть живым, чем мертвым. Он бы только обрадовался тому, что противник спит.

Быстро и сразу, сказал себе Гвоздарь. Полоснул по горлу, и все.

Пару лет назад отец заставил его зарезать козу – учил обращаться с ножом. Показывал, как нож рассекает мышечные ткани и сухожилия. Гвоздарь помнил, как отец обхватил его сзади и взял его кулак в свой. Коза лежала на боку, со связанными ногами; бока тяжело вздымались и опускались; как мехи, последние выдохи со свистом вырывались через ноздри. Отец вел руку Гвоздаря, приставив нож к горлу козы.

«Сильнее», – сказал он.

Гвоздарь сделал, как было велено.

Он раздвинул папоротники. Синеглазая лежала перед ним, тихо дыша. Во сне ее черты смягчились, следы совершенного ею насилия и грязи исчезли. Она лежала на животе, приоткрыв рот, спрятав руки под себя, чтобы защитить от ночной прохлады. Гвоздарь помолился норнам. Горло не настолько открыто, как он надеялся. Надо бить быстро. Она должна умереть сразу.