скачать книгу бесплатно
– Ну ладно. Нам пора. Если мы не успеем к трапезе, сестра-наставница рассердится. А уж если сама Рейшина узнает…
– Рейсшина?
– Мать-проповедница Бригида. Старшие девочки прозвали её Рейсшиной. Но не вздумай сказать такое при сёстрах-наставницах.
– За кого ты меня принимаешь?
Лана спрятала памятную колючку, и они двинулись в обратный путь через задний двор в поминальный зал.
– Послушай, – после некоторой паузы спросила Хельма, – ты ведь деревенская?
– Ну, в какой-то мере…
– Я слышала про всякие народные… обряды. Ну, в середине лета. Костры там… и всё такое.
Лицо Хельмы густо налилось румянцем, а дыхание чуть участилось.
– Ну да. Хотя наш проповедник не очень это всё одобрял.
– А правда, что там… ну это… ночью после праздника… все могут делать… ну это самое…
– А вот это он совсем не одобрял.
– Прошу прощения, девочки…
Шапка невидимка не сработала. Девушки замерли на полпути через зал. Хельма сразу поникла, а Лана удивлённо обернулась. К ним подходила женщина в жреческом облачении. Её лицо скрывала ритуальная маска. Маска была грустной – для поминальной службы.
– Здравствуйте, мать, – представилась Петулания, сделав не очень удачный книксен; она была воспитанной девушкой и уважала клириков.
Проповедница остановилась в шаге от девушек. Блестящий лик поминальной маски застыл в выражении безутешного горя, скрывая настоящее лицо священнослужительницы. Лишь в прорезях Лана видела пронзительные светло-серые глаза.
– Ты кто? Я тебя не помню.
– Петулания. Петулания Кеслеш. Из Верхнего Ручья.
– Никогда не слышала. Твоего имени не было в списках. Как ты сюда попала?
Маска искажала голос женщины, делая его глухим, лишая эмоций и индивидуальности. Совершающий обряды не должен напоминать молящимся о своей человеческой сущности. Даже внешностью.
– Меня привезла… Сестра Морвин. Сегодня днём.
– Зачем?
Этот вопрос поставил девушку в глубокий тупик.
– Эта та самая… про которую говорили, что отбили от бандитов, мать-проповедница, – сдавленно пискнула Хельма.
– Мать-проповедница? Рейсшина, – подумала Лана и уже с опозданием поняла, что сделала это вслух.
– Я же просила, – простонала Хельма, лицо которой приобрело отчётливое сходство с поминальной маской.
Серые глаза в прорезях повернулись в сторону не в меру разговорчивой младшей послушницы.
– Она не виновата, это я… – вступилась Лана.
– …сама придумала? – маска сбивала с толку, но Петулания была уверена, что мать-проповедница была само ехидство.
– Ну я… в смысле… не надо её наказывать, пожалуйста.
Серые глаза пристально глянули на Лану.
– Повернись к свету, будь добра. Да, вот так.
Жрица мягко взяла рукой в тускло-синей перчатке Лану за подбородок и чуть повернула в сторону ближайшего светильника. Девушка хотела возмутиться, но мать-проповедница уже убрала руку, и Петулания ограничилась тем, что отступила на шаг.
– У тебя интересное лицо. Очень интересное. Говоришь, сестра Морвин?
Лана мрачно кивнула. Бесцеремонность матери Бригиды её несколько разозлила.
– Госпожа Аббе. Мать-наставница, вы зде… ой…
– А вот и она сама. Как нельзя вовремя.
Жрица повернулась к вошедшей в зал Морвин и сняла маску. К большому удивлению Ланы мать-проповедница Бригида Аббе оказалась весьма молода. И довольно красива. Если не считать бритвенной стали во взгляде и некоторого количества едва заметных веснушек на скулах и переносице.
Сестра-наставница присела в книксен. Учитывая комплекцию сестры Морвин, результат показался Лане довольно забавным. Она даже чуть заметно прыснула, но её несдержанности никто, похоже, не заметил.
– Я бы хотела знать, сестра-наставница Морвин, почему меня не оповестили о прибытии в эрмерий новой воспитанницы?
– Прошу прощения, госпожа Аббе, мы были уверены, что вы уже отбыли в город, и поэтому не сочли разумным…
– Мне пришлось немного задержаться. У этого неуклюжего механика снова отказала машина. Ехать посуху – слишком большой крюк. Не лететь же мне было планером? Они должны починить катер уже к утру.
– Приношу извинения, госпожа Аббе. Если бы я знала, то вне всяких сомнений оповестила бы вас незамедлительно…
Жрица неторопливо стянула шёлковые перчатки и бросила их на столик, рядом с маской.
– У вас есть отличная возможность это сделать, сестра Морвин. Прямо сейчас.
Сестра-наставница метнула нервный взгляд в сторону девушек.
– Дело в том, что… Что эта девушка не совсем воспитанница. Это личная просьба господина Крапника. Он хотел, чтобы мы приютили бедняжку на некоторое время. Неофициально. И… без лишней огласки.
– Вы же знаете, сестра Морвин, что я не люблю секретов. Особенно тех секретов, в которые меня не посвящают.
– Это была личная просьба господина Крапника, госпожа Аббе.
– Хорошо. Я планирую с ним в ближайшее время встретиться и, полагаю, он сможет сообщить мне подробности, – смилостивилась мать-наставница.
– С вашего позволения я бы хотела забрать девочку, – поклонилась Морвин, – уже вечер, а она ещё даже не ужинала.
– Можете забрать. И да… – мать-проповедница посмотрела на несчастную Хельму, – а вот вам, юная барышня, в ближайшие три дня предстоят внеочередные бдения по кухне. Начнёте уже завтра.
Следующие несколько дней оказались на редкость унылыми. И погодой – обложными дождями; и обстановкой – в коридоре постоянно дежурила либо сестра Морвин, либо кто-то из её соратниц; прочих воспитанниц к Лане больше не подпускали, а все попытки её самой куда-либо выйти мягко, но решительно пресекались. От тоски она даже попробовала читать «душеполезную и поучительную литературу для юных дев». Уныния сие чтение ничуть не уменьшило.
На вопросы Петулании «а что дальше» и «зачем меня сюда привезли» сестры-наставницы отвечали довольно уклончиво. Тем не менее, ценой немалых усилий ей удалось выяснить, что в ближайшее время её должны устроить на некую работу. Где и какую – пока оставалось тайной. И Лане эта таинственность определённо не нравилась. Она даже стала потихоньку раздумывать о побеге, и как-то вечером специально присмотрела корявое деревце, росшее совсем рядом с забором. Останавливало девушку в основном то, что о лежавшем за забором мире она знала даже меньше, чем о планах её нежданных попечителей.
На третье утро сестра Морвин принесла её выстиранную и выглаженную одежду и со вздохом опустила на полочку шкафа. Лана поняла, что её ждёт очередной переезд.
Эта была первая в её жизни поездка на катере. И путешествие её скорее разочаровало. Катер оказался довольно ржавым и далеко не новым. Его самым неприличным образом болтало на мелкой волне, а паровую машину терзали приступы одышки и внезапных судорог, сопровождаемые зловещим шипением пара в клапанах и дребезжащим лязгом скверно пригнанных механизмов. Плюс ко всему, к концу дороги накидка девушки оказалась густо усыпана хлопьями сажи и угольной пылью, а на подоле совершенно таинственным образом возникло масляное пятно… Определённым вознаграждением стала возможность полюбоваться смутно различимыми в густом тумане силуэтами города. Лане даже показалось, что она узнала не раз виденную на картинках Часовую Башню.
Катер высадил её на спускавшуюся к воде от набережной гранитную лестницу. Поднявшись наверх, девушка не без удивления разглядела в тумане знакомые очертания. Это был самый конец Клеверца, недалеко от того самого переулка, куда несколько дней назад привёз её Юл. В какой-то момент она даже подумала, что они туда и направляются, но быстро поняла свою ошибку. Её провели мимо шикарного здания с большой позолоченной кошкой на подсвеченном красными отблесками ламп фасаде, потом за угол вдоль набережной. Прямо к одной из задних дверей. Мусора под ногами здесь почти не валялось, да и крыс особо видно не было. Хотя укрытая туманом река с одной стороны, и гладкая кирпичная стена с наглухо задраенными ставнями с другой, придавали обстановке некоторую мрачность.
Один из сопровождавших открыл дверь принесённым с собой ключом. Внутри оказался длинный и совершенно пустой коридор. Лана зашагала по вытертой ковровой дорожке, скрывавшей вымощенный керамической плиткой пол. Ковёр полностью заглушал шаги, и девушка шла почти в полной тишине. Лишь где-то вдали, за отделанными красным деревом стенами, звучала приглушённая музыка, иногда дополняемая едва слышными голосами.
Нельзя сказать, что Лана наслаждалась положением некоего ценного предмета, который постоянно куда-то несут, кому-то передают и изредка помещают в красивый и удобный сундучок. Но её умеренно богатый жизненный опыт, вкупе с рассудительностью, утверждали, что прежде чем начинать возмущаться, сопротивляться или бежать, стоит хотя бы понять, что происходит. Тем паче вид окружавших её людей наводил на мысли, что сопротивляться им, скорее всего, бесполезно, а убежать от них – затруднительно. Особенно в совершенно ей неизвестном и чужом городе. Отчего она сочла разумным пока больше смотреть и меньше действовать. В конце концов, а вдруг все эти люди хотят ей только добра? Не могут же все, абсолютно все вокруг, быть законченными негодяями и мерзавцами? В подобное она решительно не верила. Поэтому и шагала себе по ковровой дорожке в ожидании грядущих событий.
Коридор закончился площадкой с винтовой лестницей того же красного дерева и несколькими дверьми. Возле лестницы их ждала добродушная и несколько старомодная дама средних лет в бархатном платье с бахромой и оборками. Её почти безупречный образ состоятельной тётушки из провинции нарушали лишь золотые передние зубы, придававшие даме несколько пиратский облик.
– А вот и вы. Я уж начала было волноваться.
Она внимательно осмотрела Лану и протянула ей чёрную шёлковую полумаску.
– Надень это, милочка. Не надо, чтобы тебя все видели.
Девушка понятия не имела, отчего её не должны видеть, но маску взяла. В этом было что-то неожиданно романтическое.
Хозяйка деловым тоном уточнила.
– Господа уже собираются. Осталось дождаться последних. Как только все будут на месте, я проведу тебя к ним в алую комнату. А пока придётся немного подождать. Иди за мной.
Она довольно прытко для своего возраста и комплекции засеменила вверх по лестнице. Лана последовала за ней.
Лестница оказалась неожиданно длинной. По подсчётам девушки в здании было не меньше шести этажей. По дороге им несколько раз встречались молодые и довольно легкомысленно одетые женщины, переговаривавшиеся о чём-то на площадках. Увидев приближавшуюся хозяйку, они замолкали и провожали Лану пристальными и любопытными взглядами.
На самом верху дама открыла небольшую крашеную дверь и провела Лану в удивительно бедную и пыльную комнату. Девушку поразил контраст между простой, но весьма солидной и основательной отделкой лестницы, и затрапезностью этого места. Голые кирпичные стены были когда-то наскоро выкрашены, но уже напрочь запылились, многие стёкла потрескались и кое-где повыпадали из рассохшихся переплётов. Если бы не наглухо закрытые ставни, в комнате бы зверски дуло. Всю обстановку помещения составляли выставленные рядами серые металлические койки с соломенными матрацами и два весьма пожилых и ободранных комода.
– Подождёшь здесь, – констатировала дама и вышла, закрыв за собой дверь; Лана отчётливо расслышала, как щёлкнул ключ.
А вот теперь ей стало немного не по себе. Попросту говоря – страшно. Осторожно, на цыпочках, подойдя к двери, она попробовала её открыть. Безуспешно. Осмотрев окна, Лана быстро убедилась, что ставни крепкие и тоже заперты. В дальнем углу комнаты обнаружилась ещё одна дверь. Но она была не то, что заперта, а аж заколочена крест-накрест досками.
Девушка в задумчивости прошлась вдоль комнаты. При внимательном рассмотрении на кирпичных стенах обнаружились выцарапанные чем-то острым надписи. Глубокой осмысленности они не несли, и состояли в основном из слов, которые Лана почти все, конечно же, знала, но впервые наблюдала, так сказать, в записанном виде. Её удивило, что многие из них на самом деле писались не так, как ей казалось были должны, исходя из звучания. Впрочем, борейская орфография всегда отличалась изрядным числом специфических особенностей, вызывавших нескрываемую ярость многих поколений школяров и столь же нескрываемую гордость тех, кому, в конце концов, удалось вызубрить все эти сводки правил и длинные таблицы исключений. Из нацарапанного на стенах выходило, что печатной частью словаря эти таблицы далеко не ограничивались…
Закончив изучение письменного наследия прежних обитателей комнаты, среди которого обнаружилось даже несколько кратеньких вирш, и пара банальных, но вполне логичных умозаключений, Лана опустилась на одну из коек и задумалась.
Из этих, если честно довольно бесплодных, раздумий её вывели зазвучавшие совсем рядом голоса. Они доносились из-за заколоченной досками двери. Лана осторожно подошла ближе. Беседовали две женщины. У одной был бархатистый, довольно низкий, голос, вторая едва заметно шепелявила.
– … этот Ягмунт совсем рехнулся.
– А с виду вполне приличный человек.
– С виду приличный, а на самом деле… ты знаешь, что он мне предлагал?
– Фто?
Дальше Лана расслышала только невнятный шёпот.
– Во даёт! А ты?
– Конечно, я его послала. А он нажаловался мадам, и меня оштрафовали на недельный заработок. Вот козлина…
Звон умывальника, плеск воды.
– Опять заходил тот малый. Ферзлер.
– Один? А то профлый раз он был с каким-то другом. Совсем шальным. Такое впечатление, что его полгода без женщин держали… в тюрьме, небось, сидел.
– Мож просто денег не было?
– Не знаю. Но ошень мне не понравился. У меня уже чутьё. От таких, как этот Ферзлеров дружок, надо держаться подальше. Дольше проживёшь.
– А мне показался нормальным…
– Не, он того, с манерами человек. Но вот глаза. Они всегда выдают.
Стукнуло что-то деревянное, похоже на створку шкафчика. Снова зажурчала вода.
– А что сам Ферзлер?
– Вавный стал как генерал. Деньгами сорит. Надувает щёки и намекает, что теперь с большими людьми на дружеской ноге… придурок. Будто мы здесь больших людей сами не видели.
– Ты держись от него подальше. Высокий шкаф громче падает. Сейчас он с большими людьми на дружеской ноге, а завтра, глядишь, его из канала с петлёй на шее вылавливают. Знаем, видели.
– Та ладно… Кому он нужен? Дай полотенце.
– Вот, возьми. Ты не говори. Видала, сколько важных господ к нам сегодня понаехало?
– И что?
– Что-что, а то, что они все сидят и чего-то ждут. Не иначе замышляют… Да ещё мои знакомые в квартале говорят, что Брадобрей что-то серьёзное задумал, людей ищет. Опять же мадам не просто так лишних костоломов на каждом входе поставила. Вот помяни моё слово, неспроста это…
Снова хлопнула дверца, зазвучали удаляющиеся шаги и голоса стихли.
Лана тихо отошла к койке и повторно задумалась.
Она уже почти дозрела до идеи обыскать ящики комодов на предмет чего-нибудь дверевзламывающего, режуще-колющего или хотя бы просто тупого и тяжёлого, когда в замке щёлкнул ключ. Девушка подскочила и инстинктивно попятилась. Однако в дверях была только хозяйка.
– Пора, милочка, идём.