скачать книгу бесплатно
Утром катер швартовался на причале в Гранитном, где их уже ждали.
***
—Что было дальше?
—А ничего хорошего, самолётом в Ленинград и в особый отдел. Через пару дней выяснилось, что тот портфель с документами, что отбили у немцев – липа. А мы сами были фрицами завербованы. Никакой бухточки, где мы с вами прятались, нет и быть не может, а отсиживались мы у немцев на эсминце, где нам портфель и вручили. Между прочим, мне твоё собственноручное признание показывали.
—Так, я же писать не мог! У меня руки обварены были, ты же сам видел!
—Видел Стёпа, всё видел. Я такое видел, что и вспоминать не хочется.
—Понятно! А потом?
—А что потом?! Расстрел заменили штрафбатом и на передовую, в разведку. Москва, Ржев. Из нашей роты трое осталось, остальные все полегли. Ранения, контузии, госпиталя, но до «логова» я всё-таки дошёл, там и войну закончил. А ты, как?
—Да то же самое. Только у меня гангрена началась, я ничего не помню. Оклемался в госпитале. Думал без рук останусь. Повезло – выкарабкался, так в Ленинграде и блокаду встретил.
На завод направили – мотористом, сам знаешь специалистов по двигунам, днём с огнём не сыщешь. Но что-то в личном деле написали такого, что от меня, как от чумного люди шарахались.
Как город освободили, хищение на заводе случилось, в соседнем цеху. Ну, меня и забрали. Дали десятку и в Магадан, там с братвой и сошёлся.
Воровал, сидел, опять воровал, был в авторитете. Сейчас вот завязал. Женился. Работаю. На судоремонтном заводе мотористом.
Выпили они по полной, не чокаясь и не закусывая. Пили, между прочим, чистый спирт. Степан сам предложил, а «дед» согласился.
—А ты знаешь Витя, я ведь ещё тогда, в море, когда ты меня на фуфайку хватал, знал, что этим всё и закончится. Место там нехорошее. Лейтенант наш, ещё как катер чинили, говорил, что если бы не эсминец, он ни в жизнь туда, ни ногой.
—А что с ним стало?
– Думаю, что шлёпнули, как и твоего командира. А ты знаешь я того капитана, ну который на скале, потом видел, не живого конечно. Закрою глаза и вижу, как он голову ко мне поворачивает и смотрит прямо в глаза.
—Я тоже видел. Помнить буду до конца своих дней. Вот только никому не говорил. Особист, когда я ему про бухту, где мы прятались рассказал, нагло так рассмеялся и говорит: «Ты сволочь продажная, брехни про Аладинову пещеру другим заливай, я таких сказочником сотню раз видел и слышал столько же. Все вы твари продажные, горазды заливать».
Вечер пролетел незаметно и если дедушки всё же упились и с почётом были препровождены в апартаменты. Кстати, в этом же заведении, только на верхнем этаже. Я был, трезв «как стёклышко». А утром мы уехали в Краснодар.
***
Время неумолимо бежит, я на пенсии, «деда» давно уже нет, Степана-моториста думаю тоже.
А вот та история которую услышал, схватила меня мёртвой хваткой. Я тоже иногда вижу того капитана и его каменный взгляд не даёт мне покоя.
Ещё работая, решил написать книгу и написал: «Тень в тени трона» называется. Сам не ожидал, что она так понравится читателям. Напечатали. Просили написать продолжение.
Появились поклонники, даже свою страничка «ВКонтакте» завёл. Сын Алексей помог, растолковал, что и как, подкинул идею.
Я решил попробовать, – написал о барельефе и попросил прислать мне, любые сведения о капитане том или о бухточке, где катер прятался от немцев.
Полгода ни строчки, ни ответа. Никто даже ничего не слышал. И вот 5 марта 2019 года мне на почту пришло письмо.
Я его открыл и увидел фотографию барельефа при полной луне и фото той самой бухточки.
Теперь у меня в руках была ниточка, да что там ниточка – целый канат, я точно знал, что всё это не выдумка фронтовиков, понимал, где и как искать, а времени у пенсионера много и отпрашиваться ни у кого, кроме собственной жены, не нужно.
Опущу подробности. Перед вами книга, которую я хотел написать ещё тридцать пять лет назад.
Скажу без лишней скромности, книга удалась. Думаю, что Булгаков Михаил Афанасьевич, вместе с Алексеем Николаевичем, который Толстой, наверняка нервно курят в сторонке, завидуя коллеге по перу. Всё может быть.
Как сказал один англичанин: «Господа, прошу вас, не стреляйте в пианиста – он играет, как умеет». Ну, в смысле:
« Не стреляйте в бесталанных. Намного приятней пальнуть в талантливых представителей рода человеческого».
В Пушкина , например, стреляли двенадцать раз, в Лермонтова и того больше.
Но, шутки в сторону господа читатели!!!
Представьте, что у вас в руках пистолет и пуля уже в стволе. Представили? Хорошо! А теперь – стреляйте господа, стреляйте!!
Глава 1
Капитан
Вот спрашивается: « Как, по-вашему, должен уходить в плавание корабль, загруженный дорогим и ценным товаром, да к тому же если его экипаж точно знает, что их ждут и готовы взять на абордаж, ограбить и пустить на корм рыбам?».
– Торжественно, с толпой провожающих. Слёзы, сопли, вой покинутых любовниц, шпионы, тайно отправляющие почтовых птиц? – наверное, подумали вы.
Фигушки! Такие корабли уходят тихо в предрассветном тумане, когда город ещё спит и в порту слышны только отбиваемые склянки на стоящих рядом судах.
Выходя из Амстердама, шнява «Алмаз» Григория Строганова рисковала не только деньгами первого богатея России.
Команда из семидесяти помор и ещё трёх десятков прибывших французов, испанцев и прочего иноземного люда рисковала своей шкурой – жизнью своей рисковала. Да и денежки, в сундуке, стоящем в каюте капитана оптимизма никому не добавляли.
Шведы даже и не скрывали того, что будут топить всех русских, которые только попробуют сунуть свой нос в Европу.
И топили гады. Из трёх кораблей, вышедших из Архангельска, только один «Алмаз» сумел прорвать блокаду, устроенную цивилизованными европейскими разбойниками. Остальные были взяты на абордаж и что сталось с экипажами, только одному богу известно. Был слух, что всех, кто выжил после абордажа, попросту погрузили в лодку, и пустили на волю ветра и волн, даже не дав вёсел – это так цивилизовано, по-европейски.
После прорыва в Амстердам. «Алмаз», сгрузив товар, обратно так и не вышел.
Команда шнявы, промаявшись полгода в Амстердаме, уже собрались пуститься в бега домой, бросив судно.
Поморы крепостными никогда не были и, плевать они хотели на Строгановские угрозы. Сходить в гости к морскому царю охотников было мало – дома в Архангельске ждали матери, а кого и жёны с кучей ребятни.
Бросать шняву – небольшое, но добротно сработанное судно, имеющее три мачты с прямыми парусами и бушприт, под которым располагалась здоровая грудастая деревянная бабища, сработанная мастером Прошкой Елагиным на верфи в Беломоре, было откровенно жаль. Но идти на убой, на заведомую погибель тоже никому не хотелось.
Вот и разбегались потихоньку: кто домой по суше, через половину Европы, а кто и на голландские или английские корабли нанимался.
Как долго это продолжалось бы, было решительно непонятно. Наверное, вскоре вся команда «Алмаза» тишком рассосалась бы, оставив судно на пирсе, но жизнь распорядилась по-другому .
Всё началось с того, что утром на борт поднялся приказчик Дениска Мосолов, человек неглупый из поморов, служивший Строгановым уже почитай второй десяток лет, в сопровождении невысокого молодого человека в недорогом, но добротном иноземном кафтане . По тому, как легко незнакомец поднялся на борт шнявы, чувствовалась хватка опытного моряка.
На вид ему было лет двадцать, может, меньше. Но ловкость и стремительность, с которой он двигался, властность во взгляде и манерах выдавали в нём человека привыкшего отдавать приказы и не терпевшего возражения.
Команде «Алмаза», собравшейся на верхней палубе, приказчик, особо не чинясь, по-быстрому представил прибывшего с ним молодца:
– Парни! Скоро вам домой в Архангельск идти. Вот – Мосолов указал взглядом на юношу, стоящего за его спиной, – хочу представить вам вашего нового капитана. Человек он молодой, но морское дело знает хорошо. С ним и домой пойдёте.
– А мне куда теперича, податься? – поинтересовался мужчина крепкого телосложения, с лысым, как коленка черепом и чёрным от загара лицом.
Широкий, отливающий синевой шрам от сабельного удара, уродовал его загорелую рожу, придавая классические черты злодея из ближайшей подворотни.
После того как бывший капитан смылся со шнявы, прихватив с собой десяток не самых плохих моряков, Хромов будучи квартирмейстером и первым помощником капитана заступил на его место.
Рост мужчины был выше среднего и в плечах он напоминал тот самый знаменитый славянский шкаф. И нет ничего удивительного, что при встрече с таким типом в тёмном месте у любого смертного, невольно возникало желание отдать всё, что есть, включая исподнюю рубашку и молиться о спасении души «раба божьего».
– А тебе Осип Тимофеевич, быть у меня помощником, на время перехода, а там видно будет, – распорядился новый капитан.
Прибывший юноша был ростом чуток ниже Хромова, уступал в ширине плеч, но весёлые черти так явственно плясали в его тёмных глазах, что возразить бывший квартирмейстер не решился.
Испугался?! Нет. Просто привык подчиняться, да и наглая уверенность юнца подкупала.
Вероятно, у Мосолова были другие планы, относительно Осипа, но встретив взгляд капитана, присланного самим Хозяином, спорить он не стал.
Не прошло и четверти часа, как Мосолов укатил с пристани.
Управление «Алмазом», перешло в руки Александра Вельбоу – француза, с нерусской мордой, свободно говорящего по-нашему и крывшего российским матом вперемежку с голландским «портовым жаргоном» так, что уши в трубочку заворачивались, но всё по делу и без обид.
Капитана невзлюбили сразу. И было за что – ну кому спрашивается охота пупок рвать, когда можно просто полежать в тенёчке или сходить в город поглазеть на «немцев» или завалиться в кабак – денежки Строганов платил, хоть и не особо и много.
Шипели в бороду, что та гадюка, которой прищемили хвост, матерились тишком, но выполняли все распоряжения. Особо языкастых выпороли прямо на палубе, заковали в железо и спустили в трюм, качать воду, гонять крыс и конопатить щели.
Помпы извлекли на свет божий и началась каторга. Откачиваемая вода, воняла так мерзко, что серые хвостатые твари с рядом стоящей «иностранной» посудины с воем, зажимая носы, разбегались по щелям. А голландский капитан, возмутившийся несусветной вонью, был послан, кстати, на чистейшем нижнесаксонском матерном сленге, так далеко и в точно указанное место, что ,вытаращив глаза, сел толстой задницей на палубу своего флета и долго хлопал губами, что та рыба окунь.
Застучали топоры и колотушки, команда судового плотника, была поднята на ноги и начала приводить в порядок такелаж.
О «французе» заговорили в этот же вечер в портовых кабаках и борделях. Как оказалось, он был действительно личностью занимательной и невольно внушал уважение, ну если не он сам, то его родителя знали превосходно.
А тем временем кошмар, этакий мини-филиал ада, на «Алмазе» продолжился, да собственно и не прерывался вовсе.
Команда, возглавляемая боцманом кряхтя и охая взбиралась на мачты и подобно тараканам расползалась по реям и стеньгам, приводя в порядок такелаж, гики, тали, блоки, полиспасты и прочую судовую амуницию. От умения и сноровки именно этих людей зависела жизнь всего экипажа.
Когда ветер рвёт паруса, а дождь хлещет, заливая глаза, реи напоминают каток, а корабль так и норовит подставить борт под волну, именно эти люди заставляют неповоротливую шняву порхать как легкокрылая бабочка по гребням морских валов. Они же первыми и погибают в пучине океана при падении с высоты, когда ноги скользят, а пальцы уже не гнутся от холода и нечеловеческого напряжения.
К вечеру ладони людей покрылись волдырями, тело синяками от ушибов и падений, жирок, накопленный за время простоя, в ужасе покидал бренное тело..
Всем в одночасье стало ясно, что с таким Капитаном можно выйти не то что в море, а к самому чёрту в пасть: «Один хрен жрать не станет – подавится».
Утром следующего дня сюрпризы не кончились. Наоборот – они начались. На причал прибыло человек с полусотни, разного иностранного люда с инструментами и трубками в зубах.
Трубки, правда, вскорости прибывшим «немцам» пришлось засунуть себе в карман, потому как Капитан пообещал запихнуть их самим владельцам курительных приспособлений в место пониже талии, сзади естественно. А по горящим глазам и откровенно бандитскому виду лысого верзилы, стоящего рядом с ним, всё именно так и произошло бы.
«Немцами» на Руси издавна называли иностранцев, так что среди прибывшего иноземного люда германцев почитай и не было вовсе – в основном французы и испанцы.
«Хранцузы» мать ихнюю за ногу, принялись за работу с не меньшим рвением, чем московиты, ругаясь и шипя по-своему.
Халтурить не получалось – «русский капитан» вникал в каждую мелочь и, похоже, что знал и умел делать не хуже самих мастеров. Это невольно вызывало уважение. Теперь уже русские «лё кон» кряхтя отругивались:
« Что немчура, халтура не прошла?! Так-то мы вам ещё покажем, как хрен с редькой жрать нужно», – команда невольно гордилась «своим шкипером».
– Капитан, похоже, парни вас зауважали, – усмехнувшись в бороду, заметил Осип, – у меня такого не получалось, хотя, я на море почитай всю жизнь, а вот поди ж ты. Завидую.
– Погоди, Тимофеич, вот когда шведа на абордаж возьмём, деньги в карманах зазвенят, вот тогда ещё больше зауважают, а сейчас это так – мелочи.
– Это ты ваше благородие про шведские фрегаты, говорить изволишь? – ехидство прямо-таки светилось в глазах «лысого чёрта», и не только это, а что-то ещё, чего и сам Осип пока не осознавал. – Я их видел своими глазами, а вот ……ты?
– Видал! Пришлось пару раз окропить палубу красненьким, – глаза Александра заблестели, и на лице появилась странная ухмылка. – Ладно, Осип проследи за работой помп и на камбуз загляни, – отмахнулся Александр, исчезая в трюме.
Верить в бахвальство капитана Хромову не хотелось, но слова о денежках в кармане, ему понравились. О каперах ходило немало слухов, да и вживую их видать ему доводилось.
«А чем чёрт не шутит, с таким дьяволом на мостике»
Хромов печёнкой чувствовал, что есть в этом во всём какая-то чертовщина. А вот в чём она, было пока непонятно.
В том что, морской дьявол с Александром побратимы он уже наслушался вечером в портовом кабаке. Да и проститутки из местного борделя что-то подобное лопотали – Амстердам город небольшой, всё обо всех знают.
«Выйдем в море, – видно будет!» – «успокоил» себя Осип, направляясь к камбузу, где приятно пахло и слюни невольно наполняли рот при одном виде свиной тушки. Кормёжка была хорошей, в этом Капитану не откажешь. За свою команду он глотку готов был перегрызть любому и люди ему отвечали взаимность. Так начинала возрождаться Команда.
Материалы подвозили, Мосолов пытался сжульничать, но был прищучен, обруган, получил звонкую оплеуху и ему твёрдо пообещали , если не вздёрнуть на рее, то утопить в месте неглубоком, вместе с его гнильём. Глянув в тёмные как смоль глаза Вельбоо , приказчик понял:
«Этот гад, нерусский утопит. Как пить дать, предварительно содрав шмотки, чтоб добро зря не пропадало».
Испить студёной солёной водицы да ещё голышом хотения не было и всё требуемое стало доставляться надлежащего качества и в срок.
«Аспид проклятый, чтоб тебе басурману сдохнуть в море» – Масолов мило улыбался, глядя на капитана.
Работа кипела и булькала, времени пожрать по-человечески, толком не было, но зато уже через неделю шняву было не узнать.
Кстати, экипаж тоже. Руки были в кровавых мозолях, тело в синяках, но духом воспрянули. Появились шутки, подначки, смех. Материться стали душевно с гордостью, особенно любили покрыть «немчуру» лаком, те отвечали по-своему «по-хранцузски» с испанским акцентом. В общем, шло перекрёстное опыление.
Вечером возле портового кабака случилась потасовка и все, кто был свободен от вахты и оказался рядом, дрались с упоением, этакой молодецкой удалью, круша зубы направо и налево, как у себя дома на Масленице. Бились на только русские, но и французы махали кулаками с лихостью и азартом.
«Домой» на шняву возвращались все вместе, пусть и с разбитой сопаткой, с фингалом под глазом, но орала, шутила, трепалась уже не толпа, возвращалась Команда.
Это была первая победа, пусть и в заурядной пьяной драке.
На верхней палубе шнявы установили десять пушек, соорудив в фальшбортах шкафута и на шканцах, закрывающиеся орудийные порты, сделанные вполне искусно и со знанием дела.
Мужики, которых капитан определил в комендоры, взялись за учёбу охотно – пушкари, а в особенности флотские, отродясь пользовались почётом и уважением. А лишними, знания никогда не бывают. Эту истину жизнь подтверждала не единожды, так что подгонять никого не требовалось.
Выйдя на рейд, палили по мишеням. Грохоту и дыма было много – пороху и огневого припасу не жалели.
