скачать книгу бесплатно
Между тем как начальствующие пограничными коканскими крепостями, увлекаясь мелочною корыстью, явно вредили употребляемыми к удовлетворению ее средствами общим политическим интересам Кокана, внутри него совершался весьма важный переворот, долженствующий иметь значительное влияние на дальнейшую судьбу этого ханства: население его издавна составляют сарты[20 - Сарты – оседлое, преимущественно городское, население Средней Азии. Термин употреблялся в русской дореволюционной историографии и административной переписке. Вышел из употребления после проведения национального размежевания и создания в Средней Азии Советских Республик.] и киргизы разных родов, именуемые просто узбеками, или кипчаками, оба эти сословия управляются, обыкновенно, установляемыми от Коканского владельца частными начальниками (ильбеками), под рукою главного хакима (начальника) Куш-Бека, первейшего сановника ханства, избираемого также ханом из того или другого сословия; естественно при этом, что тот из них, к которому не принадлежит избранный хаким, весьма много терпит от него. Со выступлением нынешнего коканского владельца Худояр-Бека в эти права, он был малолетен и обязанности хакима лежали на Мусульман-Кул-Чулаке, который еще прежде приобрел себе популярность в Кокане тем, что много способствовал освобождению его от ига Бухарского эмира; хаким этот, как азиатец, временщик и узбек, прежде всего постарался развить в мальчике-хане страсть к чувственным удовольствиям, женив его на своей дочери, чтобы не мешал[21 - В тексте ошибочно: «лишал».] тестю управлять ханством и наживаться; потом стал теснить сартов и всякое влиятельное в ханстве лицо, соперничества коего имел хоть малейший повод опасаться; поэтому лучшие ильбеки разбежались из Кокана частью в Бухару, где просили, но тщетно, помощи у эмира противу хищничествующего хакима Куш-Бека, частью к Ташкентскому Куш-Бегию Нармухаммеду, к которому ушли два, собственно, важных узбека, занимавшие в Кокане должности: дастарханчи (мундшенк) рысалычи (главный секретарь). Мусульман-Кул потребовал их выдачи и вследствие перехваченных писем, посланных находившимися в Бухаре Ильбеками о ходатайстве их заступничества у эмира, начал и еще более преследовать сартов. Нармухаммед, в последнее время, за малолетством хана, почти отложившийся от Кокана и действовавший уже более или менее самостоятельно, отказался удовлетворить желание хакима, и этот весною 1852 г. пошел из Кокана с войском к Ташкенту, чтобы наказать тамошнего Куш-Бегия за неповиновение; однако возвратился оттуда без успеха, потому что два человека из начальствовавших в коканском войске передались с 200 приверженцами к ташкентцам. Летом Мусульман-Кул вторично выступил с шести- или семитысячным отрядом под Ташкент, и в этом походе принял участие сам Худояр-хан. Нар-мухаммед, опасаясь вредных последствий от преданности Хакиму Туркестанского бека Имам-Берды, вытребовал его тотчас же в Ташкент и лишил жизни, а в Туркестан отправил беком меньшего брата Имам-Берды, упомянутого Юсуф-бека, вошедшего по приезде на место в письменные с начальником Аральского укрепления сношения; Мусульман-Чулак, вероятно, по важности Туркестана для настоящих действий, послал туда и сам до 60 человек, которых новый бек туда, впрочем, не допустил и заперся с гарнизоном, осадил Ташкент, откуда Нармухаммед успел уже, в промежутке этого времени, разослать воззвания по всему Кокану о восстании противу Хакима, как похитителя власти, что и удалось как нельзя лучше, ибо сам Худояр-хан и большая часть пришедшего с ним войска согласились с Нармухаммедом и перешли к ташкентцам, после сего они бросились на приверженцев Хакима и разбили их; сам же он с 1000 человек бежал к дикокаменным киргизам[22 - «Дикокаменные киргизы» соответствуют современным кыргызам.], из рода коих происходит и мать Мусульман-Чулака.
Есть слухи, что низверженный Хаким Мусульман-Кул снова собирает своих приверженцев и хочет идти к Кокану; за достоверность подобных слухов, конечно, нельзя поручиться, но нет сомнения, что дела в ханстве на этом остановиться не могут, особенно если принять в расчет властолюбие Мусульман – Кул-Чулака, его эксцентрический характер, исключительное влияние в продолжение нескольких уже лет сряду на все управление в Кокане и ненависть вообще к коканцам дикокаменных киргизов (кара-киргизов), значительнейшая часть которых до 1843 г. состояла в зависимости Кокана и платила ему дань и которые только с 1842 г., после умерщвления бухарцами Мухаммед-Али хана коканского и возникших беспорядков в Кокане, свергли с себя его иго и, разорив устроенные на границах коканцев с кочевьями дикокаменных киргизов крепостцы, начали с тех пор действовать самостоятельно. Хотя киргизы эти и боялись в прежнее время делать нападения на коканские земли, потому что подобные набеги никогда не обходились без сильного отмщения нападавшим, но при подстрекательстве Мусульман-Кула, совершенно знающего все средства и местные обстоятельства Кокана, киргизы, отличающиеся дикостью нравов и особенною наклонностью к хищничествам, совершаемым весьма часто у китайских калмыков и юсуновцев, конечно, не пропустят случая отомстить прежним своим утеснителям, для коих, может быть, и не безопасно вторжение таких соседей, ибо численность этих киргизов немаловажна и одних только ордынцев, подведомственных манапам: Урману, Джантаю и Джангарачу, изъявившим в 1847 году желание поступить в подданство России, считалось тогда до 40 000 юрт, да у манапа Бурамбая, управлявшего родом Богу, насчитывалось до 10 000 кибиток. Притом большая часть кара-киргизов имеют одинаковое с коканцами вооружение, не считая киргизской ай-балты (топора на длинной рукоятке) именно: пики, сабли и ружья с фитилями.
Кочующие, однако, в пределах Кокана киргизы, не предвидя для себя в подобных смутах ничего доброго, особенно те, которые пользовались расположением Хакима, начали оттуда расходиться в разные стороны: так, осенью 1852 г. в восточную часть оренбургских киргизов перешел из Туркестана с 400 приверженцами киргизский бий Досбул, лет 40 назад располагавшийся аулом в пределах Оренбургской степи по Тоболу и удалившийся оттуда на коканския земли. Добул пользовался также вниманием Мусульман-Чулака, начальствовал коканской крепостцой Джулеком и был поставлен датхою (родо-правителем) над кочевавшими при оной ордынцами. Бию этому, который на пути следования в нашу степь перехватил ехавшего из Ак-Мечети в Ташкент нарочного и отобрал от него бумаги, в которых между прочим заключалась одна весьма важная, именно: опись принятого новым Ак-Мечетским беком от своего преемника (Якуб-Бека) казенного имущества и снарядов, находившихся в крепости, дозволено с разрешения господина Оренбургского и Самарского Генерал-Губернатора кочевать в здешней степи без стеснения лишь других киргизов, оставшихся нам верными.
При этих-то последних происшествиях внутри Кокана и на границах его с Оренбургскою степью начала явственно выказываться та польза, которую пограничное начальство может извлечь в дальнейшем ходе дел на Сыре, из султана Илекая Касымова, имеющего весьма значительное влияние на киргизов Чумекеевского рода, между которыми и дюрткаринцами родился.
В ноябре 1852 г. Илекей прислал уже в Оренбург нарочных с объявлением, что по полученным киргизами, кочующими близ Сыр-Дарьи, известиям, будто в Ак-Мечеть прибыло до 2000 войска с намерениям напасть и разграбить алимцев и чумекеевцев, вверх по Сыру отправлены были лазутчики, и так как они подтвердили о появлении в Ак-Мечетском округе коканских скопищ, то Илекей распорядился собрать вооруженных киргизов, чтобы дать отпор хищникам, если бы они действительно покусились снова на подобную дерзость; вместе с тем поступило и от начальника Уральского укрепления о принятых Илекеем мерах к предупреждению грабежей коканцев донесение, при котором представлено подлинное к этому султану от нового Ак-Мечетского бека письмо, переданное капитану Михайлову Илекеем, где этот бек, извещая Касымова, что в Кокане водворилась тишина и спокойствие по случаю прочного утверждения на ханстве Худояр-бека и что бывший начальник Ак-Мечети за допущенные беспорядки и причиненные киргизам обиды сменен, а на его место назначен он, Мухаммед-Юсуф, приглашал за этим Илекея обратиться к зависимости Кокана и прибыть в Ак-Мечеть, обещая свою дружбу и свободную месть врагам. В одно и то же время и начальник Аральского укрепления доставил сюда письмо к нему Юсуф-бека, содержащее в себе известия о наказании Якуб-бека за грабежи и убийства в нашей степи, изъявления дружбы и желания мира.
Господин Оренбургский и Самарский Генерал-Губернатор в предписании Илекею от 4 декабря 1852 г., одобрив предпринятые им против хищных соседей меры осторожности, которые оказываются тем более полезными, что отряды из устроенных в степи укреплений не всегда могут вовремя приходить на место грабежей, являясь большею частью тогда уже, когда они кончены, между тем как сторожевая стража из киргизов, если не предупредит самое хищничество, то, по крайней мере, может задержать его до прибытия русского отряда, изволил сказать, что при совершенном знании султаном коканских и хивинских властей, тяжелым опытом им приобретенном, считает лишним указывать ему, в каком смысле и выражениях должен он отвечать Юсуф-беку, домогающемуся лестными, по его понятиям, обещаниями поколебать верность его Илекея всемилостивейшему Государю нашему и усыпить предусмотрительную его заботливость о соплеменниках, и что в твердости и непоколебимости правил султана не имеет никакого сомнения; впрочем, на случай для соображения, как смотрит Русское Правительство на грабежи коканцев, послана Касымову тогда же копия ответного от начальника Аральского укрепления Юсуф-беку письма, в котором, по воле Его Высокопревосходительства, после объяснения Юсуфу могущества и значения Русской державы указано было, что на Ак-Мечеть и другие коканские крепости, возведенные вопреки прав по берегам Сыр-Дарьи, составляющим предел кочевьев наших подданных киргизов, Правительство Русское не обращало внимания, пока начальствующие этими крепостями, из корыстных видов, не сделались своевольными и дерзкими утеснителями мирных ордынцев <…>.
[Илекей] представил два подлинных письма, одно ташкентского Куш-Бегия Нармухаммеда и другое – начальствующих в Ак-Мечети Юсуф-Бека и Мирзы Давлета к Сеилю и Бухарбаю с прочими их приверженцами; в первом Куш-Беги приглашает этих ордынцев прибыть в укрепление (конечно, Ак-Мечеть), быть спокойными во всех отношениях и повиноваться вновь назначенному начальнику мулле Мухаммед-Ризе-Батыр-Башию; во втором, после многих витиеватых фраз, высказывается то же желание, но с очевидною угрозою наказать за невыполнение, для чего добавляется в письме и о прибытии в Ак-Мечеть Ишик-Агасы Мирзы-Давлета с 425 человеками; в представленном же господину Оренбургскому и Самарскому Генерал-Губернатору Илекеем письме к нему начальствующего в хивинской крепостце на Куване Ходжа-Нияза, к посредству коего обращался султан об освобождении семейства своего, этот хивинец уведомляет, что желание Илекея представлял Мухаммед-Эмин-хану, но, как видно, без успеха, потому что в письме есть следующий намек: все вельможи, кроме меня, сказали, что вы враг, а я, приняв слова ваши и из благорасположения к вам, доносил два раза что вы не враг и что расположены по-прежнему к нам. Если вы почувствуете, что дело это для меня невозможно, то пришлите русское письмо. В другом письме, адресованном майору Энгману, от туркестанских властей извещается, что кипчаки (узбеки) в Кокане низложены вместе с Мусульман-Чулаком и сарты начинают восставить и действовать единодушно, что, узнав по прибытии в Ак-Мечеть, будто бы киргизы Табынского рода в числе 700—800 человек пришли со стороны Ходжа-Нияза для грабежа ордынцев Ак-Мечетского ведомства, послал противу их 500—600 человек под предводительством Мирзы-Давлет-бия, который, прибыв в ту самую пору, как табынцы грабили коканских киргизов, не допустил их до этого, некоторых умертвил, а некоторых взял в плен и доставил в укрепление; в конце же письма изложена просьба отпустить содержащихся в Аральском укреплении коканцев, взятых выступившим оттуда отрядом при разрушении крепости Кош-Кургана в начале 1851 г.
Нет сомнения, что заключающееся в последнем письме обстоятельство о грабеже киргизов имеет тесную связь с подобным же, объясняемым в одном из нынешних донесений Илекея, именно: коканцы, желая выместить на Сеиле и Бухарбае с их приверженцами, как непосредственных соучастниках по грабежам Якуб-Бека, вызванное ими наказание или просто удержать киргизов в Ак-Мечетском округе, чтобы подвергать по-прежнему поборам, успели, вероятно, захватить хвост бухарбаевских аулов, которые прежде всего пытались, сколько видно, найти Ходжа-Нияз-бая на Куване и пошли на сю сторону Сыра тогда уже, когда разочли, что это защита не надежна, но чтобы придать означенному грабежу более благовидности и освободиться от всяких, может быть, предполагаемых с нашей стороны требований относительно переходящих киргизов, Ак-Мечетский бек выставляет табынцев зачинщиками грабежа.
Во всяком же случае за посылкою бумаг хивинским Мехтеру и Диван-Бегию об освобождении семейства Касымова и указаний ему и начальствующему в Аральском укреплении, как должно поступить в отношении Сеиля, Бухарбая и тех киргизов, которые перейдут к нам, и действовать вообще на Сыре в нынешних обстоятельствах, теперь следует выжидать дальнейших от сего последствий, тем более что самый переворот в Кокане далеко еще не кончился, ибо, по поступившему на днях от начальника 53-й киргизской дистанции рапорту и основанным на его же донесении сведениям, полученным от управляющего восточною частью орды, коканское правительство подкрепляет войсками и Ак-Мечеть, и Туркестан, неизвестно только для отражения ли Мусульман-Кула или для охранения пределов своих от русских отрядов; попечитель же прилинейных киргизов Первухин, с рассказов киргиза, прибывшего из Петропавловской крепости в Троицк по торговым делам, – коканца Сеид-хана – доводит до сведения председателя пограничной комиссии, будто Худояр-бек еще в половине ноября вызвал к себе ташкентского Куш-Бегия Нармухаммедова и приказал его умертвить вместе с заменившим временно Мусульман-Кула Минбашием Утембаем и Рысалычием, назначив Куш-Бегием в Ташкент Мама-Нияза, а в Туркестане – его сына, и что та же участь, которая постигла Мусульман-Кула, ждет вообще всех влиятельных кипчаков.
Подпись: Генерал-Майор Ладыженский.
ЦГА РУз. Ф. И-715. Оп. 1. Д. 14. Л. 502, 511, 513-517 521-522. Копия. Машинопись. Извлечения.
Командир Оренбургского корпуса Военному Министру.
22 Февраля 1861 г. № 565. Оренбург[23 - Пометка на документе: «4 Марта 1861 г.».]
В дополнение последнего донесения моего о слухах из среднеазиатских владений, от 8-го сего Февраля за № 401, имею честь довести до сведения Вашего Высокопревосходительства, что, по последним известиям с Сыр-Дарьи, полученным от прибывшего 15-го Января в форт Перовский лазутчика из Туркестана, Канаат отправился из Ташкента к хану в Кокан, чтобы примириться с влиятельными лицами из коканцев и киргизов, не хотевших признавать над собою его власти. Вместе с тем Канаат намерен будто бы просить Меллябека о высылке значительных сил к Джулеку к тому времени, как мы тронемся туда для возведения укрепления.
Уезжая из Ташкента, Канаат будто бы так выразился своим приближенным: «Если мы не остановим русских, то не только из-под Яны-Кургана, который должны будем бросить, но и от Туркестана откочуют киргизы к Джулеку во власть русских».
Предположение наших о занятии Джулека, как видно, положительно известно коканцам; поэтому они заранее делают попытки переманить к себе наших киргизов кипчакского рода, кочующих около Джулека. Бию их, Турсунбаю Буркутбаеву, хан обещал даже дать начальство любой крепостью ханства, если только он откочует от наших пределов.
Канаата ждут к 20-му Февраля в Туркестане, где назначен сборный пункт для войск и склад продовольственных запасов.
Коканский хан в одном из беспрерывных, со смерти Эмира Нассыр-Уллы, набегов своих на г. Уратюпе, потерпел 20-го прошлого Декабря такое поражение под стенами этой крепости, что поспешно отступил и бросил часть продовольственных припасов в добычу противнику.
Подпись. Генерал-Адъютант Безак.
Резолюция; Доложено Его Величеству 6 Марта 1861. Генерал-Адъютант Сухозанет[24 - Военный министр Н. О. Сухозанет.].
ЦГА РУз. Ф. И-715. Оп. 1. Д. 25. Л. 128. Копия. Машинопись.
Начальник Алатавского округа командиру Сибирского корпуса.
27 Марта 1861 г. № 15
Копия с копии[25 - Копия эта с приложением переведена Военному Министру при рапорте Командира Сибирского округа № 543 (Примеч. док.).]
Получив известие, что Кашкаравский бий Кебекбай, никогда прежде не кочевавший на наших землях, пришел с большим числом аулов на р. Курту и снова намерен возвратиться с ними за Чу, я того же разу поспешил воспользоваться временем, чтоб возвратить означенного бия ближе к Верному, для чего и командировал с сотнею казаков хорунжаго Ростовцева, который успешно исполнил поручение, доставив ко мне двух коканских сарвазов – Мамет-Мусу и Нияз-Мамета, бежавших из Пишпека.
Из отобранных от того и другого показаний оказывается, что они бежали из Пишпека назад тому 12 дней, к чему побудил их голод и тяжкие работы по исправлению крепости.
Гарнизон Пишпека теперь состоит из ста пехотных сарвазов и 400 конных джигитов, и весь гарнизон терпит большой недостаток в продовольствии. На подкрепление гарнизону в течение зимы не приходило ни откуда ни одного человека, равно не слышно было, чтоб даже ожидался какой отряд из Ташкента или Кокана, также в продолжение зимы в Пишпек ни когда не приезжал ни Мирза-Даулет, комендант Аулие-ата, и никто другой из ханских чиновников, о которых говорится в показании татарина Фаттаха. Хотя коканцы осенью и приступили к исправлению Пишпека, но исправили непрочно и довели высоту стен – наружной и цитадели – не более человеческого роста; дальнейшее исправление с этими средствами и в одно лето невозможно, ибо люди работают весьма неохотно. Осадные работы наши до дня бегства сарвазов закончены не были, но деревья вырублены все до основания. Что намерены весною предпринимать коканцы, перебежчики не знают; гарнизон находится в страхе, ожидая прибытия к нему русских. Правительство коканское теперь еще не кончило своих неприязненных действий с бухарцами, и что намерено предпринять то и другое – им неизвестно. В Пишпеке есть небольших четыре пушки и на всякого джигита и сарваза по одному ружью. Артиллерия снабжена самим слабым военным запасом, который состоит не более как из 4 мешков пороху и соответственного, по числу пороха, числа снарядов. На ружья имеется не более 10 кабов пороху; свинец – в кусках, а готовых пуль весьма мало.
В течение зимы ни продовольственных, ни военных припасов в Пишпек ни откуда не доставляли, и гарнизон кой-как содержится своими слабыми средствами, оставленными после возвращения сераскира Канаата, а также и содействием дикокаменных киргиз.
Почтительнейше донося о сем Вашему Высокопревосходительству, я вместе с сим имею честь представить на благоусмотрение Ваше перевод с доклада ко мне Копальского татарина Фаттиха, об известиях из Кокана, откуда он на днях возвратился в укрепление Верное.
Из них, Ваше Высокопревосходительство, изволите усмотреть разноречивость показаний, которые мне положительно проверить трудно. Что же касается до известий, будто бухарцы помирились с коканцами и к последним от хана Музаффара приезжали послы, то об этом я из других источников убедился, что коканцы далеко не достигли в примирении своей цели, и Бухарский эмир никогда не присылал к хану Малля своих послов. Наоборот, Коканский хан, желая заслужить при теперешних трудных для него обстоятельствах расположение Музаффара, чтоб прекратить с ним военные действия, сам возвратил ему 500 пленных бухарцев, будто бы в уважение к памяти о покойном Бухарском эмире Багадуре.
Узнав, что пишпекские перебежчики знают хорошо огородничество и садоводство, я оставил их до времени под надзором в укреплении Верном и прикомандировал к рабочим в общественном саду впредь до получения о них распоряжения Вашего Высокопревосходительства.
Подпись:
Приложение. Копия с доклада, поданного Начальнику Алатавского округа и киргизов Большой орды приписанным к городу Копалу татарином Фаттахом Хийдыровым.
Во время нахождения моего с караваном в Кокане хан под Ура-Тюпе потерпел поражение, и во время его обратного следования войска из крепости вздумали его преследовать, но он во время полевого дела захватил из них до 500 человек в плен и вступил в Кокан. Через 5 дней, как мы слышали, к нему англичане и кабулистанцы прислали своих послов, но с какою целью, неизвестно. Послы эти привезли в подарок к хану кусок золота, стоящий двадцать тысяч тилей (золотых монет, равняющихся голландскому червонцу).
Канаат, по приказанию хана, пользуясь случаем, просил послов, не могут ли они продать им до весны две тысячи пистолетов и три тысячи кремневых ружей и, кроме того, прислать для обучения сарвазов трех дельных знатоков военного дела. Послы обещались сообщить это своему правительству и, получив от хана подарки, возвратились. Вскоре за этим приехали и послы из Бухары, чтоб узнать, намерены ли коканцы воевать или заключат мир? Если хотят быть в мире, то пусть возвратят пленных из Ура-Тюпе, с их оружием и имуществом, а если наоборот, то они увидят над собою бухарцев с оружием. Вот слова послов. В этих переговорах тоже был уполномочен Канаат, который, по совету ишана, отвечал, что военнопленных они возвратить готовы, ибо не желают воевать со всеми и им достаточно одних русских. Успокоившись на счет бухарцев, Канаат и Алимбек[26 - Алимбек – представитель кыргызов Ферганской долины, влиятельный полководец при Малла-хане, участвовал в его убийстве, был регентом при Шах-Мурад-хане, убит в 1862 г.] не могут успокоиться сами, оспаривая друг у друга старшинство и власть, и все это произошло из взаимных наветов друг на друга хана, который хотел казнить Алимбека, но он был спасен от смерти просьбою ишана и только посажен в темницу. Два офицера из отряда Алимбека за трусость и бегство от русских были умерщвлены вливанием в рот и на тело кипяченой воды. Хан, довольный Кана-атом, наградил его и сказал, что он поручает ему все дела, в особенности с русскими, предоставив действовать по своему усмотрению и пораньше вернуться в Ташкент, чтоб до наступления весны кончить все военные приготовления. Сам же хан обещал ему заняться приготовлениями в Кокане, откуда и намерен до Ташкента вести войска сам.
9-го Февраля Канаат вступил в Ташкент и на другой же день послал в Аулие-ата нарочного к коменданту, Мирза-Даулету, с приказанием, чтоб он, приведя себя в полную исправность, выступил в Пишпек и до прихода туда Канаата, не оставлял его без людей. 12-го Февраля мы вышли из Ташкента и в 7 дней дошли до Аулие-ата; в этот же день, вслед за ними, сюда приехал ханский чиновник Худояр-бек, с 20 человеками; в это время комендант приготовлялся к выступлению. После 5 дней Худояр-Бек, осмотрев джигитов и их исправность, выступил с ними в Пишпек. После 8 дней мы выступили из Аулие-ата, что было 27-го Февраля. Во время следования нашего между Мерке и Пишпеком, нам встретился Худояр-Бек, который, осмотрев Ит-Кичу и Пишпек, держал путь обратно.
Все вышенаписанное я не видел своими глазами и хотя коканские известия подтверждать не могу, но считаю их справедливыми, ибо я это слышал и сам читал с зятем ишана письма его к нему. Ишан постоянно пишет в Ташкент все, что бывает у хана. С зятем его мы вместе все читали и разговаривали. Мне грех бы было скрыть виденное и слышанное, ибо я считаю себя русским подданным. 1861 г., марта 20-го дня. Фаттах Хийдыров руку приложил.
Переводил с татарского переводчик Коллежский регистратор Иван Бар-дашов.
Примеч. ред.: Копия эта с приложением переведена Военному Министру при рапорте командира Сибирского округа № 543.
ЦГА РУз. Ф. И-715. Оп. 1. Д. 25. Л. 177-180. Копия. Машинопись.
Записка Командира Оренбургского корпуса о средствах для развития нашей среднеазиатской торговли.
29 Ноября 1861 г. Оренбург
В последнее время периодические журналы весьма много пишут о торговле нашей с среднеазиатскими владениями. Разбирая причины незначительного доселе развития торговли несмотря на существование ее сотни лет, авторы статей обыкновенно объясняют этот застой неудобством и трудностью путей сообщения, а также недостатком образования и предприимчивости в русских купцах, т.е. объясняют явление это общими местами, не лишенными некоторого основания. Для устранения первой причины застоя среднеазиатской торговли предложены были даже обширные проекты: проведение железных дорог к Сыр-Дарье, заведение пароходных компаний на Аральском море и тому подобное; но как инициатива в подобных предприятиях должна принадлежать нашему торговому классу, то эти статьи приписывают главным образом недостатку его развития невозможности исполнения таких смелых предположений для оживления нашей среднеазиатской торговли.
Все эти суждения при всей их благонамеренности обнаруживают неполное знание условий, от коих зависит успех этой торговли.
Вообще довольно странно требовать не только от русского, но и от всякого купца такой высокой степени развития, которая побудила бы его на предприятие, сопряженное не только с риском потери своих товаров, но и с постоянным опасением лишиться свободы и даже жизни. Известно, что ничто не ограждает наших торговцев от корыстолюбивого произвола местных властей ни в Бухаре, ни в Хиве и что только моральное влияние нашей Сыр-Дарвинской линии несколько останавливает своевольные выходки владетелей, не понимающих ни святости договоров, ни пользы трактатов[27 - Несмотря на последний договор наш с Бухарским эмиром в 1858 г., минувшим летом с товаров Московского купца Быковского была взята в Бухаре прежняя высокая пошлина а товары Оренбурского купца Деева, объявленные за свои приказчиком его, принявшим магометанскую религию, конфискованы, несмотря на представленные бухарским властям доказательства, что они принадлежат Дееву (Примеч. док.).]. На Коканское владение и этого нравственного влияния мы еще пока не имеем. Поэтому пускаться в торговые обороты с жителями этих владений могут только те немногие ловкие люди, которые хорошо изучили нравы азиатцев, освоились с коварными притязаниями и одарены не совсем обыкновенною смелостью. При таких условиях надобно по крайней мере, чтобы торговля с Среднею Азиею представляла какие-нибудь огромные барыши; но посмотрим, в каком положении она находится настоящее время.
Главное средоточие нашей торговли с Среднею Азиею есть владение Бухарского эмира, наиболее населенное и обширное из всех владений Турана; стало быть, о ходе торговли вообще в Средней Азии можно судить по состоянию рынков в Бухарском ханстве.
С 1858 г. рынки до такой степени переполнились русскими и английскими мануфактурными произведениями, что ценность их если не упала ниже, то сделалась равною стоимости тех же произведений на русских ярмарках и Мешхедском базаре, с которого английские изделия идут в Среднюю Азию посредством бухарских и персидских караванов. Только наше железо, чугун и сталь в натуре и в изделиях сбывались довольно выгодно потому, что не встретили соперничества по этой статье привоза.
Из этого видно, что даже и при настоящей неудобной перевозке товаров среднеазиатские рынки с избытком удовлетворяют собственно местным потребностям заграничного привоза и что, прежде нежели приниматься за улучшение путей, необходимо упрочить верный и хороший сбыт нашим товарам. Возбудить больший запрос на эти товары в самых обитателях Среднеазиатских владений с тем, чтобы они усилили производство необходимых для нас красильных растений и хлопчатника, невозможно, как потому, что владения эти мало населены, так и потому, что потребности народа рождаются только его развитием, которое вовсе не приложимо к основным законам магометанской религии.
Почему вдруг последовало необыкновенное скопление наших произведений на среднеазиатских рынках? Вопрос этот решается следующим фактом.
До 1858 г. Среднеазиатские владения сбывали с выгодою избытки заграничного привоза, ив том числе наших произведений, в густонаселенный Восточный, или Китайский, Туркестан, с многолюдными городами: Кашгаром, Яркендом, Аксу, Хетеном, Джитысу и проч., а также в Илийскую китайскую область, или древнюю Зюнгарию; с 1858 г. вывоз туда этих избытков прекратился. Для объяснения сего необходимо бросить взгляд на отношение Китайского Туркестана и Илийской области к соседним владениям.
До 1755 г. Россия имела с этим краем прямые торговые сношения, но после покорения в этом году его китайцами русским запрещено было ездить туда по торговым делам под тем предлогом, что им дозволена торговля в Кяхте и Цурухайту. Несмотря на это запрещение, наши товары находили, однако же, себе путь в западные китайские провинции через Среднюю Азию.
Этому направлению наших товаров в особенности способствовали до известного времени политические сношения китайцев с коканцами. Сношения эти начались по тому поводу, что некоторые ходжи[28 - Ходжами на Востоке называются все ведущие свою родословную от пророка Мухаммеда и его дочери Фатимы (Примеч. док.).], бывшие в Туркестане владетельными князьями, после покорения его китайцами бежали в Коканские владения. Китайское правительство, опасаясь возвращения в завоеванную ими страну потомков этих ходжей как законных ее владельцев и вообще как лиц весьма почитаемых народом, производило ежегодно коканским ханам денежные выдачи, с тем чтобы они держали ходжей под строгим надзором и не позволяли им возвращаться в Восточный Туркестан. Отсюда возникали частые посольства от китайского наместника Туркестана в Кокан и обратно, а с этим вместе беспрепятственно провозились в Китайския владения и товары наши, посредством среднеазиатских купцов.
В 1857 г. в Восточном Туркестане начались разные волнения и беспорядки, окончившиеся в 1858 г. всеобщим народным восстанием против китайского правительства. Коканцы[29 - В тексте ошибочно написано «китайцы».] при этом не сдержали условий и, помогая восстанию, даже отпустили в Китайский Туркестан потомков тех владетельных ходжей, которые переселились к ним в 1755 г.
Попытка ходжей возвратить свои наследственные владения не удалась, и восстание скоро было подавлено китайцами, но, негодуя на коканцев за их измену и интриги, китайское правительство прекратило с ними всякие сношения. Затем старания коканских ханов войти снова в дружбу с китайским правительством не имели успеха, ив 1860 г. посольство коканское, отправленное в Яркенд, было перерезано по приказанию китайского наместника.
Вот причина не только настоящего избытка и потери ценности наших товаров на среднеазиатском рынке, но и огромного упадка там курса наших денег; в Бухаре, например, наш полуимпериал ходит теперь от 3 руб. 60 коп. до 4 руб., а серебряный рубль от 80 до 90 коп.
И так, для достижения успеха в нашей среднеазиатской торговле необходимо прежде всего возобновить торговые сношения с западными провинциями Китая через Бухару и Кокан.
Этим средством мы усилили бы привоз к нам чая и оживили бы нашу чайную торговлю, которой грозят англичане, получившие еще по Нанкинскому договору право торговли на пяти пунктах Китая, а в последнюю войну – еще более преимуществ.
В значительном же запросе наших фабричных изделий со стороны многолюдного Китайского Туркестана сомневаться нельзя, потому что таковые же английские изделия расходятся там успешно, несмотря на то, что товары их весьма невысокого достоинства и по причине несравненно значительной дальности доставки продаются дороже наших произведений.
Прямые коммерческие сношения наши с западными провинциями Китая существуют и теперь, но разменные пункты в Илийской области, а именно в Чугучаке и Кульдже, едва ли для нас вполне выгодны потому, что этот край малопроизводителен и все, что мы достаем там, идет издалека и через многие руки. Вероятно, это и было причиною, что правительство наше в последнее время открыло прямые, и хотя и гораздо дальние, сношения через Сибирь с Китайским Туркестаном и учредило консульство русское в Кашгаре.
К этому кружному и длинному пути в Кашгар и Яркенд можно было с большою выгодою присоединить другой, кратчайший, путь в Китайский Туркестан, а именно через Оренбургский край и Кокан.
Выгоды этого пути будут состоять в том, что беспрепятственное движение по нему товаров доставит желаемое развитие торговли нашей с Коканом, Бухарою и Хивою; что с помощью пароходства нашего на Сыре среднеазиатские товары могут сплавляться водою примерно от Ходжента, весьма важного торгового пункта между Бухарою и Коканом, до форта № 1 и что от последнего пункта предстоять будет только до 1300 верст сухопутной перевозки до Волги[30 - От форта № 1 до Илецкой Защиты 800 верст, а оттуда до Самары через Оренбург 4881/2 верст. (Примеч. док.)]. Впоследствии с большей вероятностью можно даже ожидать, что торговцы, вывозящие товары из Кульджи, будут также направлять свои караваны на р. Сыр по существующему торговому пути между этим пунктом и Ташкентом.
Очевидно, что для достижения этой цели нам недостает только возможности беспрепятственного плавания по всей судоходной части р. Сыра, да еще твердого опорного пункта в самом Коканском ханстве и не такого пункта, которым мы теперь владеем с огромными издержками на пустынной и бесплодной части р. Сыра, но пункта населенного, с хорошим торговым значением, из которого мы были бы в состоянии принудить во всякое время коканского владетеля к мирным сношениям[31 - Излишним было бы доказывать, что эти сношения не могут быть здесь достигнуты дипломатическим путем (Примеч. док.).].
Продолжение Сыр-Дарьинской линии нашей до Ташкента и прочное занятие этого пункта доставят нам желаемые условия для развития среднеазиатской торговли. Этот город, в который сходятся караванные пути из Бухары, Кокана и Кашгара, Кульджи, Троицка и Семипалатинска, имеет и ныне важное торговое значение, несмотря на прекращение его сношений с Россией и Китайским Туркестаном; а если к выгодным условиям этого пункта присоединится судоходство по р. Сыру и водворение безопасности для наших промышленников на пути из Ташкента в Кашгар, то нет сомнения, что в скором времени Ташкент сделается главным складочным местом и средоточием нашей среднеазиатской торговли. Тогда и улучшение путей сообщения с Средней Азией сделается потребностью, и как ни малопредприимчиво наше купечество, оно, увидя свои выгоды ясным, осязательным образом, не побоится затратить на это свои капиталы.
Здесь необходимо сказать, что если эти соображения будут признаны основательными, то исполнение их должно последовать без потери времени, потому что англичане, стоящие всегда на пути торговых предприятий других народов, обратили уже сильное влияние на Среднюю Азию. В марте 1858 г. парламент назначил особый комитет для изыскания средств к колонизации Индии и к расширению торговых сношений с Средней Азией.
По предмету этих изысканий комитет издал уже в 1858 г. свои труды в особом сочинении, а в 1859 г. англичане делали опыт закупки через афганских купцов, на среднеазиатских рынках шелку и опиума на значительную сумму и за чистые деньги.
Кроме того, носятся слухи, что английское правительство имеет в виду совершенно ослабить Бухарское ханство, для чего и предполагает образовать из Афганистана могущественное среднеазиатское государство, присоединив к нему некоторые области от Бухары, Хивы и Кокана.
Если англичане успеют в этом прежде, нежели мы утвердимся в Ташкенте и обеспечим сообщение через Кокай с Китайским Туркестаном, то они сделаются полными властителями Средней Азии, торговля которой вместе с торговлей Китайского Туркестана, останется в их руках безвозвратно.
Подпись: Генерал-Адъютант Безак.
ЦГА РУз. Ф. 715. Оп. 1. Д. 25. Л. 472-477. Копия. Машинопись.
Командир Оренбургского корпуса Военному Министру.
29 Ноября 1861 г. № 3443, г. Оренбург
В исполнение объявленной мне в отзыве Вашего Превосходительства от 12-го минувшего Июля за № 110 Высочайшей воли относительно представления окончательных соображений по предмету занятия Яны-Дарьи, после личного обзора мною Сыр-Дарьиского края имею честь уведомить, что, объехав всю степь от Орска до Джулека и по совещании с лицами, начальствующими на Сыр-Дарвинской линии, я пришел к заключениям, не совсем согласным с предположениями моими, основанными преимущественно на письменных сведениях и изложенными вскоре по прибытии в здешний край в рапорте моем г. Военному Министру от 30 Ноября 1860 г. за № 2592[32 - Для лучшего уяснения всего, что ниже будет изложено, прилагается карта Оренбургского края с соседними владениями Средней Азии, в масштабе 100 верст в дюйме (Примеч. док.).].
Выгоды занятия Яны-Дарьи представляются те же, как изложено было в упомянутом донесении за № 2592.
1) Приобреталось бы значительное пространство земли, удобной для хлебопашества.
2) Земледелие киргизов по Яны-Дарье, а может быть, и каракалпаков, которые, вероятно, перекочевали бы из Хивинских владений, обеспечивалось бы нашими фортами.
3) Одно уже существование укрепления нашего на Биш-Мазаре служило бы залогом большей безопасности для караванов.
4) Приближаясь к хивинской границе, мы приобрели бы более влияния на Хана и в случае нужды могли бы значительно затруднить сообщение Хивы с Коканом, производящееся большею частью по Яны-Дарье. <…>
Не предлагаю исполнения этого предприятия в настоящее время потому, что нужно предварительно исследовать течение р. Сыра вверх от Джулека, имея в виду, что при движении нашем к Туркестану и Ташкенту мы должны рассчитывать на содействие нашей флотилии, которая, изучив русло реки, может нам тогда оказать неисчислимые услуги подвозом продовольственных и боевых припасов.
В этом случае может быть весьма полезен своею опытностью и познаниями Флигель-Адъютант Бутаков, коему считаю необходимым поручить в будущем лете подняться на одном или двух пароходах вверх по Сыру до Яны-Кургана и по возможности выше сделать исследование реки, а также высмотреть и снять местность по обоим берегам, для чего послать с ним под начальством Генерального Штаба офицера необходимую съемочную партию, на что и имею честь испрашивать Высочайшего разрешения. Полагаю, что это будет согласно с видами Его Императорского Величества, потому что
я усмотрел из имеющегося в делах доклада Государю Императору Генерала Катенина от 22 Марта 1857 г., что Его Величество между прочим вменил в обязанность моему предместнику: «…в видах пользы, которая может произойти от занятия Туркестана, как для связи наших пограничных линий, так и для устройства Сыр-Дарвинской и Зауральской орды, представить полное соображение о возможности и средствах привести в свое время в действие это предположение».
Для исполнения таковой Высочайшей воли упомянутая рекогносцировка по течению Сыр-Дарьи вне наших пределов необходима. Причем я полагал бы вменить в обязанность Флигель-Адъютанту Бутакову избегать неприязненных столкновений с коканцами, а напротив, заявлять, что экспедиция предпринимается с ученою целью и в видах упрочения наших торговых с ними сношений.
Проезжая от форта Перовский к Джулеку, я заметил, что растительность по мере приближения к нему становится богаче, травы лучше и породы кустарников разрастаются сильнее. Даже комаров и оводов, столь гибельных для лошадей, в Джулеке гораздо менее, потому что поблизости нет такой огромной массы камышей, которою покрыты разливы Караузяка и Кувана. Несмотря на то, не думаю, чтобы берега Сыра и в коканских владениях изобиловали богатыми пажитями и строевым лесом, потому что иначе их большие города Туркестан, Ташкент и самый Кокан не были бы построены в стороне от столь большой реки, как Сыр. Но верно, однако, то, что между Туркестаном и Ташкентом хлебопашество, как свидетельствуют бывшие там наши купцы, находится в цветущем состоянии и что строевой лес произрастает в горах, из коих вытекают реки, образующие Сыр-Дарью; по ним, как известно, были примеры сплава толстых бревен.
Еще 10 лет тому назад, а именно в 1854 г., как видно из отзыва Военного Министра к графу Перовскому, выражена была мысль Государя Императора Николая Павловича, что соединение Оренбургской линии с Сибирской заключает в себе предмет первейшей важности и необходимости; причем Его Величество изволил находить, что в порядке упрочения нашего в степи первое место должны занять меры к обеспечению торговых путей с Китаем.
Такая Высочайшая воля, высказанная тогда, когда мы владели лишь устьями Сыр-Дарьи, в настоящее время делается неотложною потребностью, и смею думать, что если бы с движением нашим от моря Аральского вверх по Сыру и с устройством на нем новых фортов не имелось в виду таковое же встречное движение со стороны Сибирского корпуса, то не стоило бы проникать до берегов Аральского моря и утверждаться на устье Сыра, а также делать экспедицию к Ак-Мечети и возводить Джулек. По моему мнению, не следует развлекаться издержками для приобретений в Хиве, стране бедной и ничего не представляющей в торговом отношении; но должно стремиться к скорейшему соединению линий Оренбургской с Сибирской[33 - См. примечание 1-е (Примеч. док.).].
Соединение этих линий можно осуществить или на Туркестан, или Ташкент. После разрушения Яны-Кургана ближайшее к нам значительное укрепленное место есть Туркестан, который, по расспросным сведениям, находится в расстоянии от Яны-Кургана около 120 и от Сыр-Дарьи по прямой линии около 30 верст. В нем до 6000 жителей и цитадель с водяным рвом. Не думаю, чтобы для овладения Туркестаном потребно было много войска и больших издержек; если мы подвинемся от Джулека вверх по Сыру верст около 200 и построим небольшой форт, из коего в состоянии будем действовать на сообщения Туркестана, то, может быть, приобретем его и без боя; в противном же случае овладеем им силою оружия без особых затруднений, потому что сказанный форт обеспечит подвозку войск и тяжестей.
Впрочем, решительное по этому предмету заключение лучше отложить до окончания в будущем году рекогносцировки Флигель-Адъютантом Бутаковым, можно, однако, теперь же обсудить, достигнем ли мы, овладев Туркестаном, ожидаемых результатов? На этот вопрос, я полагаю, следует отвечать отрицательно. Хотя по занятии Туркестана Оренбургскому корпусу ничего не остается делать, разве овладеть небольшою крепостцою Сузак, находящейся на пути к Троицку в 75 верстах от Туркестана на северной покатости хребта Кара-Тау; по Сибирскому корпусу от Пишпека, где предполагалось наше укрепление, надобно пройти по р. Чудо Сузака верст более 500, пролегающих по местам, вовсе не удобным для учреждения пунктов сообщения.
Прямая дорога от Сузака по хребту Кара-Тау на коканское укрепление Аулие-Ата совершенно нам неизвестна, и потому можно только полагать, что дорога тут несколько менее кружна, чем по р. Чу. Положим, что этим путем и достигнется соединение линии, но граница наша пройдет по таким местам, где для сообщения придется построить несколько фортов, куда доставка продовольствия будет обходиться весьма дорого, и им трудно будет оказывать взаимную помощь; кроме того, мы все-таки не приобретем возможности добывать сходно все жизненные потребности для фортов на Сыр-Дарье; для достижения этой цели нужно непременно овладеть Ташкентом. От него на укрепление Аулие-Ата идет удобная прямая дорога на Кульджу и Чугучак, и я полагаю, что Сибирскому корпусу весьма легко в первый год построить укрепление в Пишпеке, а на следующее лето овладеть креп. Аулие-Ата и прийти к Ташкенту на соединение с войсками Оренбургского корпуса, устроив на Сыре, смотря по удобству и по ближайшей линии к Ташкенту, укрепление, как для прикрытия флотилии, так и для соединения в нем продовольственных и боевых припасов, могут совокупно с Сибирским корпусом приступить к овладению Ташкентом.
По исполнении этого достигнутся следующие весьма значительные результаты.
Во-первых, Россия получит с этой стороны отличную государственную границу, причем, если бы коканцы угрожали впоследствии Ташкенту, гарнизон его всегда мог бы получить помощь из фортов по Сыру и из Сибирского корпуса через Аулие-Ата.
Во-вторых, представится возможность дешево снабжать наши форты на Сыр-Дарье продовольствием и лесными материалами при помощи нашей флотилии, которая таким образом будет приносить нам существенную пользу и вознаградит, хотя несколько, ежегодный расход в 45 тыс. руб. сер., на нее ныне производимый. К этому следует присовокупить, что занятие страны вверх по Сыру необходимо даже для самой флотилии, потому что по неимению в той стране каменного угля и по дороговизне доставки донского антрацита при речных плаваниях употребляется саксаул, но таковой по берегам реки истребится весьма скоро, и тогда только одна доставка дров с верховьев Сыра может снабжать топливом наши пароходы.
В-третьих, прекратятся все междоусобия и баранты между нашими и коканскими киргизами; кибиточный же сбор весьма увеличится.
В-четвертых, мы приобретем около Туркестана местность, в коей добывается свинцовая руда – статья весьма важная, так как у нас своей руды нет, что в военное время ставит государство в большое затруднение, испытанное нами и в последнюю войну.
В-пятых, как Ташкент есть важнейший в той стране промышленный город, к которому сходятся все торговые пути из Бухары, Китая и России и как от него Кокан по дальней дороге лишь в 150 верстах, то, владея Ташкентом, мы получим не только решительное преобладание на ханство Коканское, но усилим наше влияние и на Бухару, что разовьет значительно нашу торговлю с этими странами и в особенности с китайскими хорошо населенными городами Кашгаром и Яркендом, которые, доставляя свои товары до Сыра, будут сплавлять их водой до форта № 1; обратно наши товары могут пользоваться этим же путем. Они прежде доставлялись бухарцами в китайские города, отчего и торговля наша со Средней Азиею была значительнее, но она прекратилась от слабости и несостоятельности коканского правительства; (подробности по этому предмету, изложены в прилагаемой записке[34 - Записки этой в деле нет (Примеч. док.).].
И, наконец, в-шестых, доходы с Ташкентской области[35 - Они, если верить, обозрению Коканского ханства, помещенному в 111-й книжке записок Русского Географического общества за 1849 г., простираются до 1,350 000 руб. серебром (Примеч. док.).] вместе с увеличенным кибиточным сбором, без сомнения, покроют все наши расходы на Сыр-Дарвинской линии, обременяющие ныне Государственное казначейство.
Конечно, для достижения такого результата необходимо полное содействие со стороны Сибирского корпуса. Я надеюсь, что когда Генерал Дюгамель ближе познакомится с положением пограничного края, то убедится, что от мирных сношений с Коканом, как и со всяким другим азиатским владением, невозможно ожидать пользы, если эти сношения не поддержаны оружием. Продолжительный опыт достаточно доказал, что народы эти не понимают святости договоров и трактатов, ни торговых и коммерческих обязательств; они уважают одну только силу и принимают всякое снисхождение за слабость.
В заключение, относительно нашей границы кКокану, считаю долгом сказать, что, если мы прекратим всякое притязание на Хивинское ханство, англичане не будут тревожиться от наших действий вверх по Сыру, могущих распространить наше владычество на восток; они могли бы скорее опасаться движения наших войск на юг, по Аму-Дарье, приближающего нас к Индии. Не думаю, однако, чтобы англичане серьезно боялись нашего похода в Индию; по моему мнению, это химера, которой они не поддадутся, будучи народом весьма практическим. Сверх того, хозяйничая теперь в Китае, кажется, они не имеют права препятствовать нам защищать своих подданных киргизов, а вместе с тем соединению наших пограничных линий. Впрочем, прочитав в находящихся здесь бумагах отзыв Министра Иностранных Дел к послу нашему в Лондоне, писанный в августе 1859 г., я полагаю, что правительство наше не намеренно отказываться от выгодного устройства здесь своих дел только потому, что оно англичанам не нравится[36 - См. примечание 2-е (Примеч. док.).]. Медлить с этим не следует, так как теперь нетрудно справиться с Коканом, но если англичане дадут им хорошую артиллерию и исправное нарезное оружие, то тогда задача сделается несравненно труднее и обойдется гораздо дороже.
Предлог для овладения Ташкентом всегда найти можно, потому что пограничные коканцы, слабо повинуясь своему правительству, не воздержатся от набегов в наши пределы и от грабежа киргизов – подданных русских; а при том вся страна, даже до Ташкента включительно, принадлежала киргизам в то время, когда они присягнули на подданство России.
Хотя я не полагаю возможным приступить к овладению Туркестаном и Ташкентом прежде 1863 г., но счел нужным теперь же высказать в подробности свое мнение по этому предмету, дабы высшее правительство могло обсудить план будущих действий в этой стране как для Оренбургского, так и для Сибирского корпуса и направить деятельность обоих к одной цели.
В настоящем отношении я ограничиваюсь изложением своих предположений относительно действий, предлежащих по устройству восточных пределов наших в этой стороне; касательно же распоряжений, необходимых для обеспечения нашей границы на западе, между Аральским и Каспийским морями, заключающихся в постройке укрепленных постов на Эмбе, войду вслед за сим с особым представлением.
Подпись; Генерал-Адъютант Безак.
