скачать книгу бесплатно
Образцы древнерусского зодчества в Боголюбово
Аркатурные пояса древнерусских храмов – это символ райского сада. Так, колонки аркатурного пояса Дмитровского собора во Владимире почти буквально изображают идеальные деревья, между которыми растут маленькие деревца с сидящими на них птицами. У?«корней» деревьев находятся диковинные звери. И?все это служит обрамлением как бы парящих над некоей райской землей фигур святых. Аркатурные пояса есть также у Успенского собора Московского Кремля, Успенского собора во Владимире, Успенской Дивной церкви в Угличе. Нередко святые изображались между столбиками аркатуры живописью. Такая аркатура у церкви Бориса и Глеба в Кидекше 1152 г., но живопись фигур святых почти утрачена. Остатки изображений пророков и голубых павлинов (павлин служил образом бессмертия, так как в древности считалось, что тело его не подвергалось тлению) обнаружены в аркатуре Успенского собора во Владимире, причем установлено, что сами колонки были позолочены.
У раннемосковских храмов XIV–XV вв. вместо аркатурного пояса иногда возникает пояс орнаментальный, состоящий из двух-трех рядов растительных орнаментов с включением изображений креста (церковь Ризоположения в Московском Кремле и Троицкий собор Троице-Сергиевой лавры). «При сопоставлении их с аркатурным поясом видно, – пишет М. Кудрявцев, – что, несмотря на изменение самой архитектурной детали, ее символическая орнаментальная основа сохраняется – растительный орнамент, обозначающий райское цветение. Таким образом, сохраняется и общий с аркатурным поясом смысл раннемосковского орнаментального пояса – жизнь святых в Раю как плод земного подвига исповедания Веры и жизни в Законе Божием».
Окна храма являются символами невещественного света Божественной благодати, которую, по учению Святых Отцев, верующие получают через посредство ангелов. Именно поэтому окна храма несут архитектурную и изобразительную символику ангелов. На откосах окон изнутри храма сверху очень часто помещаются образы архангелов, ангелов или херувимов, а по бокам – образы святых, так как понятия святости и света тесно связаны между собой. С?внешней стороны наличники окон символически также изображают ангелов. Поэтому они имеют завершения, сходные по очертанию с кокошниками, – треугольные, пламеневидные, часто с символами или изображениями ангелов.
Снаружи храм обычно украшается мало, в то время как изнутри он ярко расписан и богато украшен, что является символом того, что внешне человек должен быть смиренен и сдержан, но его духовный мир должен быть богат, ярок и разнообразен. Часто храму усваивается символ корабля, несущего верующих через волны житейского моря на восток, к раю, Царству Небесному, что связано с внешним видом храма – он вытянут вперед, к востоку, с мачтой-колокольней и куполами-парусами.
Примечательно, что стены древнерусских храмов (преимущественно алтарной части) как снаружи, так и изнутри в Древней Руси долгое время использовались для надписей (граффити), которых найдены тысячи. Большая часть граффити – это изображения крестов, молитвы или просто имена. Однако встречаются и рисунки, записи об исторических событиях, бытовые картинки, заговоры. Так, на стенах Софийского собора Великого Новгорода найдено около 800 граффити, среди которых есть: «Как сидит пирог в печи, [так и] гребцы в корабле. Перепелка, лети в дуброву! Поставь кашу, поставь пирог, туда иди!» Возможно, это детская считалка или часть заговора.
На стенах храма Спаса на Нередице есть фигурки воинов в полном снаряжении и с оружием в руках или фантастическое существо, похожее на василиска. На алтарной стене Спасо-Преображенского собора в Переславле-Залесском был найден полный список убийц Андрея Боголюбского. На стенах Георгиевской церкви в Старой Ладоге есть граффити медведей, коней и даже сцена выводки лошади (это процесс, в ходе которого конюхи и воины осматривали коня и оценивали его внешний вид и выносливость). На стенах храма Покрова на Нерли изображены сам храм и табуны лошадей. И?на всех храмах без исключения изображения крестов, чаще всего сопровождающиеся однотипной формулой «Господи, помози рабу твоему (такому-то)».
Теперь необходимо обратить внимание на такую важную и неотъемлемую часть храма, как колокольня. Известно, что в первые века существования Христианской церкви колоколов не было. В?Западной церкви они появились и распространялись в IV–VI вв., в Восточной – в IХ-ХII вв. На Руси они появились вскоре после принятия христианства, но широко распространились с конца XVI в. Вначале колокола не имели постоянного места в храме: их подвешивали и в арках вводных дверей, и внутри храмов, и в башнях куполов, и на отдельных звонницах близ храмов, и на воротах церковной ограды, на воротах монастырской стены. В?Русской церкви в древности для колоколов строились звонницы в виде стенки со сквозными проемами, в которых подвешивались колокола.
С XIV в. на Руси появляются многоступенчатые башни с конусообразной или купольной кровлей, под которой находились колокола. Как и звонница, колокольни строились вначале отдельно от храмов, но уже к XVI в. повсеместно появились храмы вместе с колокольнями, которые входят в здание храма, составляя с ним целое. Такие колокольни ставятся с западной стороны храма так, что вход в храм осуществляется через нижний этаж колокольни, который может являться в таком случае притвором. Возникновение колоколен было обусловлено стремлением и возможностью создавать большие и звучные колокола. Кроме того, чем выше поднят колокол, тем дальше его слышно, так что высокая колокольня как бы заложена в самой идее колокола.
Малые безалтарные церкви называются часовнями. Часовни ставились над входом в подземные кладбища, над подземными храмами, которые строились над гробами мучеников и, таким образом, служили надгробными памятниками и обозначали места расположения престолов. Часовни строились и на местах, ознаменованных какими-либо чудесами и в воспоминание важных событий из жизни Церкви и народа. Часовни предназначены главным образом для общественной молитвы.
Известно, что уже в первые десятилетия после Крещения на Руси появляются сочинения, трактующие символику храма и объясняющие внутренний смысл его отдельных архитектурных форм. Так, «Изборник Святослава» 1073 г. содержит статью «Максима Черноризца чии образ держит соборная церковь» с изложением отрывка из «Мистагогии» Максима Исповедника, а «Изборник» 1076 г. знакомил с пониманием церкви как Гроба Господня и земного неба. Таким образом, уже в домонгольский период на Руси формируется система символического понимания и толкования храмовой архитектуры. Стремление постичь эту символику шло от понимания того факта, что прочтение храмовой символики, в сочетании с богослужением, иконописью, давало и дает очень сложное и тонкое символическое изображение вселенной, человека и его внутреннего мира, пути человеческой души к Богу, к спасению. Как уже говорилось, без понимания этих символов для нас останутся непонятными многие закономерности развития отдельных направлений русской средневековой культуры.
Камни
(Архитектура и строительная техника)
АРХИТЕКТУРА СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ – это не только стены, башни, купола, сходство и различие архитектурных форм и стилей. Архитектура Руси – это целый разнообразнейший мир, в котором отражались прежде всего человеческие чувства и эмоции, переживания и надежды на будущее. Отсутствие на Руси вплоть до XVII в. школьного, схоластического богословия, отсутствие школ как таковых возлагало на русскую архитектуру помимо эстетических задач задачи просветительные, архитектура с исчерпывающей полнотой должна была раскрывать человеку, созерцающему идею, заложенную в ее внешних и внутренних формах без расчета на предварительное знание созерцающего. «Если западный храм делил со схоластикой духовные задачи по выявлению истины, то русский храм был образом полного и всестороннего ее воплощения», – писал С. Аверинцев.
Важно обратить внимание на тот факт, что базиликальный тип храма (принятый на Западе) и крестово-купольный (принятый на Востоке) – это два принципиально разных типа храма не только внешне. Западная базилика представляет собой вытянутый объем, разделенный изнутри двумя рядами колонн на три нефа (прохода). В?центре крестово-купольной композиции – купол, барабан которого утвержден на четырех столбах. Отсюда символический «крест» (проход от центральной, западной двери к алтарю и из боковых дверей к центру), который представляет собой общая композиция храма. Таким образом, можно видеть, что в основе западной базилики лежит движение – человек, входя в храм, увлекается вперед его общей вытянутой композицией и ритмом колонн. При этом он не упирается в иконостас (которого нет), а по деамбулаторию (проходу вокруг алтаря) огибает алтарь и возвращается назад, все время находясь в горизонтали, – в храме нет росписей, все скульптуры находятся на уровне движения, человек смотрит перед собой.
Схема крестово-купольного храма
В крестово-купольном храме все иначе. Вошедший в храм, сделав несколько шагов, останавливается под куполом, не будучи чем-либо побуждаем к дальнейшему движению. Продолжает движение только его взгляд, вовлекаясь в бесконечное движение фигур и сюжетов, идущих снизу вверх, по вертикали (направление, недоступное реальному движению). По точному замечанию О. Вульфа, «переход к созерцанию и есть существеннейший момент византийского религиозного познания». То есть западный храм – это воплощенное движение по времени, устремление вперед, поиск нового, активная работа ума, рассудка. Западный храм стремится сохранить, уловить случайное, временное, мгновенное. Восточный – это статика, пауза во времени, в ритме жизни, созерцание, в которое прежде всего вовлечено сердце. Он ориентирован на типическое, вечное, бесконечно существующее.
Любое изменение в общественном сознании, тревога и печаль, радость и ликование немедленно отражались в архитектурных формах храмов, их интерьеров и внешнем убранстве. Поэтому А.М. Панченко говорил о том, что в храмах домонгольской Руси «сияет радость». После первых лет татарского разгрома она угасает, вспыхивает вновь после Куликовской победы и затем сменяется новыми оттенками – тревогой, национальной гордостью, страхом Божиего наказания и радостью обретения вечного блаженства. Архитектура храма навсегда фиксировала в своих чертах внутреннюю жизнь общества.
Свобода от чертежей (если не считать примерных, предварительных набросков), привычка зодчих работать «как мера и глаз укажут», опора только на опыт поколений вносила в любую постройку очень сильное личностное начало, каждый храм нес в себе представление мастера о Боге, окружающем мире, красоте, а если это была светская постройка – его понимание уюта и удобства. Храм не мог быть поставлен без учета окружающего пейзажа, природного окружения, он не выделялся из него, а дополнял природу, символизируя своими формами универсальную соразмерность и гармонию, присущую миру земному и миру небесному.
Древнерусский зодчий черпал законы гармонии не из книг, а из окружающего мира, и именно поэтому в новгородских храмах (как в природе) трудно найти прямую линию – стены неровны, окна порой неправильной формы, трава подступает вплотную к стенам. Именно поэтому стены Московского Кремля красные, башни увенчаны зелеными шатрами – в этих стенах и башнях отразились красноватые, с зеленой кроной сосны, которые когда-то покрывали берега Москвы-реки. Древнерусские храмы, по выражению Д.С. Лихачева, были «как своеобразные маяки, освещающие огромные пространства и осваивающие эти пространства своими массивными формами».
Именно средствами архитектуры – кремлями и храмами – осваивались бескрайние пространства Руси, именно храмы несли основные представления о христианстве язычникам, храмы и часовни ставились в память о важнейших событиях, утверждая историзм как основу отношения к собственной жизни и своей стране. Только с учетом этих и многих других закономерностей можно понять истинный смысл древнерусской архитектуры, и только в этом случае она станет живым и ярким источником о жизни тысяч ушедших людей, даст возможность обогащать душу закованным в камень опытом прошлого, перестав быть собранием безжизненных «уникальных памятников древнерусского зодчества».
Не подлежит сомнению, что задолго до образования Киевского государства у восточных славян уже существовали зачатки строительных традиций. Утверждать это позволяют отрывочные летописные свидетельства, народные сказания, свидетельства иноземцев. Быстрое усвоение славянами строительных технологий, появившихся после Крещения Руси, позволяет утверждать, что славянская языческая культура обладала огромным внутренним потенциалом.
Известно, что архитектурные традиции Киевской Руси были восприняты из Византии, откуда после Крещения двинулись на Русь архитекторы, иконописцы, техники. Центром монументального зодчества этой эпохи стал Киев. Археологические раскопки и летописи свидетельствуют об обширном строительстве в Киеве уже в княжение Ольги и Владимира (X в.), когда был создан Киевский кремль с каменными крепостными стенами, княжеский дворец, множество монастырских построек. Однако, как пишут Л.А. Беляев и А.В. Чернецов, уже первые городские соборы (Спасский в Чернигове, Софийские соборы в Новгороде, Полоцке и Киеве) обнаруживают в сравнении с греческими целый ряд важный различий. Эти различия были обусловлены разницей климата, географических и социально экономических условий. Здания приходилось рассчитывать для других климатических условий и иной почвы, выбирать материалы из имевшихся на месте, учитывать навыки мастерства местных работников и местные строительные традиции и обычаи.
Спассо-Преображенский собор в Чернигове
Прежде всего нужно было охватить проповедью христианства большие массы новообращенных людей в условиях, когда сельских храмов еще не существовало, духовенства было немного и оно было преимущественно греческим, а монастыри только зарождались (христианство на Руси вообще утверждалось именно как городская религия, и только спустя продолжительное время она становится «сельской»). Именно эти факторы, судя по всему, предопределили огромные размеры первых храмов Руси (Десятинной Успенской церкви, Успенской церкви Киево-Печерской лавры, Софийских соборов). Примечательно, что с течением времени, по мере распространения христианства и увеличения числа верующих, размеры храмов уменьшаются.
Первым каменным храмом Древней Руси принято считать Десятинную Успенскую церковь (998 г. Название было связано с десятой частью доходов, отдаваемых князьями на сооружение храма), огромную по величине и роскошную по внутреннему убранству. Десятинная церковь занимала в культуре Руси особое положение. Прежде всего это проявлялось в особенности ее функций и их комплексности. Это был княжеский храм, поскольку особого (придворного) храма в Киеве у Владимира Святославича не было. Очевидно, именно поэтому в ней были похоронены и князь Владимир, и его жена Анна. Сюда же были перенесены в 1044 г. останки князей Олега и Ярополка Святославичей, убитых во время усобицы X?в., а также мощи княгини Ольги. Тут же были похоронены князь Изяслав Ярославич и его внук Ростислав Мстиславич (князей Всеволодовичей в Десятинной церкви не хоронили).
Сравнивая центральную часть Десятинной церкви со Спасо-Преображенским собором Чернигова, Г.К. Вагнер приходит к выводу, что у нее были развитые хоры, считающиеся признаком княжеского храма, но предназначавшиеся не для князя, участвовавшего по примеру византийского императора в богослужении, а скорее для женщин, в том числе и из княжеской семьи. Вместе с тем Десятинная церковь была и общегородской церковью, условно говоря, «собором», статус которого требовал (помимо большой вместимости) ежедневного отправления службы, в том числе и таких служб (сорокоуст, например), которые совершались большим количеством священнослужителей, для чего было необходимо соответствующее пространство.
Однако, помимо этого, большую роль, по мнению Г.К. Вагнера, в формировании архитектурного плана Десятинной церкви сыграли исторические обстоятельства местного характера. Как первый большой храм Киева, Десятинная церковь должна была иметь вместительное помещение для приготовляющихся к крещению (оглашенных), так называемый нартекс. Как известно, у Десятинной церкви была очень развитая западная часть, придававшая храму необычайную вытянутость. Здесь могла размещаться и крещальня, и эта «миссионерская функция» заметно отличала Десятинную церковь от классического византийского храма X–XI вв.
Кроме того, Десятинная церковь, по мнению специалистов, выполняла и функции митрополичьего храма одновременно с княжеским. В?связи с этим архитектура Десятинной церкви была «возвышена» до «митрополичьего уровня», что выразилось в расширении пространства храма, а также устройстве галерей с восточными помещениями, которые, очевидно, несли функции скевофилакия и мутатория – специальных помещений для переодевания патриарха и императора в константинопольской Софии. В?Десятинной церкви в них, очевидно, переодевались митрополит и князь.
По предположению Н.В. Холостенко, галереи Десятинной церкви были открыты, что не только повторяло галереи византийских храмов, но и было необходимо для тех киевлян, чье сознание «было еще полно языческих переживаний». Не все горожане решались смело входить в храм, часть их по традиции оставалась вне церкви, и открытый характер галерей помогал недавним язычникам привыкнуть к богослужению, находясь условно вне стен христианского храма. Кроме того, огромные размеры храма и его украшение производили ошеломляющее впечатление на язычников. Возможно, фасад Десятинной церкви был украшен крупным рельефом Богоматери Одигитрии. К?сожалению, нет никакой возможности реконструировать роспись Десятинной церкви – после разрушения церкви монголами в 1240 г. от нее не сохранилось ничего. Бесспорно, в апсиде было изображение Богоматери – об остальном можно только гадать.
По мнению Г.К. Вагнера, «значительное развитие западных частей храма позволяет предполагать, что большое внимание уделялось ветхозаветной тематике с ее историческим уклоном». Есть мнение, что Десятинная церковь имела 25 глав, которые стали главным символом «соборности» – важнейшего понятия, означавшего единство людей перед лицом Бога. Храм был разрушен монголами в 1240 г., спустя довольно продолжительное время восстановлен, неоднократно перестраивался и наконец был снесен уже в прошлом столетии. Сохранились только фундаменты, и поэтому его внешний вид можно представить лишь приблизительно.
Интенсивное строительство разворачивается в Киеве в эпоху Ярослава Мудрого (1019–1054). Ярослав создает в Киеве новый архитектурный комплекс, центром которого стал Софийский собор. Рядом располагались Ирининская и Георгиевская церкови. Весь город был обнесен новыми каменными городскими стенами, архитектурным центром которых стали Золотые ворота (сохранились их остатки) с надвратной церковью.
Софийский собор на плане Киева. 1695 г.
Огромное значение для формирования русской архитектуры имел Софийский собор, сохранившийся до наших дней и искаженный лишь снаружи барочной отделкой XVII в. Как известно, по вопросу о времени построения Софийского собора долгое время шла дискуссия. Одни исследователи относили закладку храма к 1017 г., другие – только к 1037 г., и единства мнений нет до сих пор. Необходимость его постройки была вызвана, по мнению исследователей, отсутствием у киевского митрополита собственного храма. В?летописи было отмечено «заложил же (Ярослав) и церковь Святой Софии, митрополию». По преданию, храм был заложен Ярославом Мудрым на месте его победы над печенегами.
Киевская София строилась как пятинефный храм с двумя поясами галерей. Вдоль наружных галерей, вероятно, совершались крестные ходы. У?них собиралось и киевское вече. Громадные хоры Софийского собора не могли предназначаться только для князя и его семейства. Скорее всего, к ним примыкали (по константинопольскому образцу) покои митрополита. Остальная часть (тоже по константинопольскому образцу) могла предназначаться для женщин. Важно отметить, что собор Софии был многоглавым (некоторые исследователи считают, что у него было 25 куполов). Эта существенная деталь дала возможность Г.К. Вагнеру утверждать, что «в многоглавой Софии проявилось, во-первых, сугубо русское начало, а во-вторых, начало «соборное», какой бы смысл в эту «соборность» ни вкладывать». Из других памятников киевского зодчества этой эпохи следует отметить Великую Успенскую церковь (1073–1083 гг.), надвратную церковь Киево-Печерской лавры (1106 г.), собор Кирилловского монастыря и др.
Вторым центром монументального зодчества Киевской Руси был Чернигов. Из восьми известных по летописям черниговских храмов уцелело пять. Древнейшим из черниговских памятников этой эпохи является Спасо-Преображенский собор, сооруженный Мстиславом Храбрым во второй четверти XI в. Согласно свидетельству «Повести временных лет», в 1036 г. храм возвели на высоту «яко на кони стояще рукою досяще». Вероятно, его сооружение было начато в 1033–1034 гг. В?1036 г. в недостроенном здании был погребен заказчик собора черниговский князь Мстислав Владимирович. Строительство было завершено в 1038–1041 гг. Неизвестно, кто возводил собор, но, по косвенным данным, можно говорить об участии в его сооружении прежде всего греческих мастеров. Спасо-Преображенский собор представляет собой четырехстолпное сооружение с увеличенным пролетом центрального продольного и поперечного нефов. Столбы храма имеют крестчатую форму. В?западной части сооружения находится отдельное помещение – нартекс. Восточная, алтарная часть состоит из трех апсид. К?западному фасаду храма пристроены два самостоятельных цилиндрических объема: с севера – лестничная башня, с юга – возможно крещальня. Собор возведен из плинфы и натурального камня.
В Чернигове сохранились также заслуживающие внимания собор Елецкого монастыря (1069 г.) и Борисоглебский собор (1090 г.). Несколько позднее киевского Софийского собора был сооружен храм «о семи верхах» Софии в Полоцке (1044–1066 гг.), по своему плану и архитектуре являющийся упрощенным типом киевской Софии.
В Новгороде в 1045–1050 гг. был возведен Софийский собор, до сих пор являющийся архитектурным центром кремлевского ансамбля и всего Новгорода. «Где святая София, там и Новгород», – гласила новгородская пословица. Архитектурные формы собора очень просты и монументальны, как и все новгородское зодчество. Храм имеет шесть куполов, но в этом нет нарушения традиций – один купол перекрывает башню в юго-западном углу. Внутри собора сохранились фрагменты древней росписи главного купола, фрески и замечательная мозаика в алтаре. На противоположном берегу реки Волхова, напротив кремля, стоит Николодворищенский собор с фресками (1113 г.), являвшийся центром великокняжеской резиденции – Ярославова дворища.
Еще один уникальный памятник – Георгиевский собор (1119) сохранился в Юрьевом монастыре под Новгородом. В?башне собора сохранились фрески XII в. Строил храм мастер Петр, являющийся создателем еще одного новгородского памятника – собора Антониева монастыря (1116 г.). В?соборе сохранились фрагменты росписи стен, среди которых в башне собора обнаружено изображение зодчего с надписью «Петр». Наиболее древним памятником Пскова, дошедшим до нас, является собор Мирожского монастыря (1130–1152 гг.). Внутренняя архитектура и роспись собора сохранились в первоначальном виде, но снаружи здание подверглось значительным перестройкам.
Памятников гражданского зодчества того времени до нас не дошло. Летописи сохранили сведения об архитектурных ансамблях городских кремлей, монастырей, дворцовых усадеб. К?сожалению, юг Киевской Руси значительно пострадал от нашествий печенегов и половцев и в особенности от нашествия монголов, разрушивших в 1240 г. Киев и почти полностью истребивших киевскую культурную традицию.
Владимиро-Суздальская архитектура – это архитектура периода феодальной раздробленности. Распад государства на отдельные самостоятельные территории не привел к уничтожению византийской культурной традиции, а, напротив, стал началом ее творческой переработки и усвоения. Византийская культурная традиция, творчески переработанная в отдельных русских княжествах, привела в этот период к рождению собственно русской национальной архитектуры, настолько цельной, яркой и неповторимой, что это дало основание исследователям утверждать, что в это время на Руси начинается период предвозрождения, так и не ставший возрождением из-за нашествия монголов. Центром рождения этой новой архитектуры было Владимиро-Суздальское княжество, бывшее до того второстепенным уделом Киевского.
Князь Юрий Долгорукий развернул в Суздальско-Владимирском княжестве (его столицей был Суздаль) широкое строительство. Древнейшим памятником этого периода стал Спасо-Преображенский собор 1152–1157 гг., построенный Юрием Долгоруким в Переславле-Залесском, – небольшой белокаменный храм, в котором позднее крестили Александра Невского, Даниила Московского, а преподобный Сергий Радонежский принял в нем сан священника. В?этом же году (хотя есть дата и 1157 г.) Юрий Долгорукий ставит в Кидекше (на реке Нерли) – своей загородной резиденции под Суздалем – церковь Бориса и Глеба. В?это же время им были возведены Георгиевский собор в Юрьеве-Польском, церковь Георгия во Владимире и церковь Спаса в Суздале. Такого масштабного храмового строительства в течение одного года Древняя Русь ранее не знала. Кроме того, Юрий Долгорукий произвел разведку и первичное освоение каменоломен в Суздальской земле. Ю. Заграевский писал, что «по значимости для культуры и политики Руси (к сожалению, и по нагрузке на экономику) строительство Долгоруким пяти белокаменных храмов вполне сопоставимо с основанием Петербурга».
Расцвет владимиро-суздальской архитектуры пришелся на время княжения сына Юрия Долгорукого Андрея Боголюбского (1157–1174 гг.), при котором столица княжества Владимир застраивается монументальными сооружениями, из которых до нашего времени сохранились лишь расширенный Всеволодом Большое Гнездо Успенский собор и Золотые ворота ХII в., входившие в систему укреплений города.
Успенский собор во Владимире был главным кафедральным храмом Северо-Восточной Руси. Он был построен в 1158–1160 гг. по заказу князя Андрея Боголюбского после перенесения столицы княжества из Суздаля во Владимир. Собор строили приглашенные князем Андреем мастера из Южной Германии и Северной Италии, которых ему прислал император Фридрих Барбаросса. Собор был построен из белого тесаного камня. Возможно, с севера, юга и запада к нему примыкали небольшие притворы, а у углов западного фасада располагались круглые башни. Фасады были покрыты белокаменной резьбой, посередине проходил аркатурно-колончатый пояс, украшенный львиными масками и женскими головами. В?1185–1189 гг. собор был перестроен по заказу князя Всеволода Большое Гнездо. Были разобраны притворы и башни и заменены широкими галереями, для выхода на которые в стенах собора были прорублены широкие арки. В?результате наружные стены собора Андрея Боголюбского оказались внутри здания. Собор получил четыре малые главы и стал пятиглавым. В?1161 и 1189 гг. собор был расписан, но эти фрески сохранились фрагментарно. В?1408 г. собор расписывал Андрей Рублев.
Стоит обратить внимание, что в период феодальной раздроблености главные соборы городов – Софийские – сменяются соборами Успенскими. Это связано с тем, что труднопонимаемый образ Софии Премудрости Божией сменяется более близким общественному сознанию Руси образом Богоматери, преломляется в нем и как вместилище и новое раскрытие софийности становится ближе Русской земле, чем София. Философ В. Соловьев называет это «растворение» Софии в Богоматери «телесностью Божественной Премудрости» и отмечает, что уже с самых первых времен русский народ, посвящая храмы Софии, придавал этой идее совершенно иное выражение, отождествляя Софию с Богоматерью и Христом, в отличие от греков, отождествлявших Софию с Логосом. «Софийное почитание Богоматери» в России подчеркивал и протоиерей С. Булгаков, отмечая, что в России празднование Софии литургически связано с памятованием о Богоматери, в связи с чем в Москве и Новгороде храмы, посвященные Успению Богоматери, «в сущности, по замыслу суть софийные храмы».
Успенский собор во Владимире
В 11 км от бывшей великокняжеской столицы Андреем Боголюбским была создана загородная резиденция князя – Боголюбово с белокаменным дворцом, храмом, входившим в дворцовый комплекс, и каменными стенами. Храм отличался необыкновенной роскошью и был отделан яшмой, позолотой, живописью и резьбой по камню. До наших дней сохранилась лестничная башня дворца (древнейшая из гражданских построек), где прошли последние минуты жизни князя Андрея Боголюбского. В?километре от Боголюбова, в месте слияния рек Нерли и Клязьмы, в память о погибшем сыне Андреем Боголюбским была построена за два сезона церковь Покрова на Нерли (1165–1166 гг.) – первый Покровский храм в русской истории. Она стояла на искусственном холме, отделанном белокаменными плитами, и от пристани к нему вела белокаменная лестница с изваяниями львов. Храм венчается одной главой. Некогда она была шлемовидной и была позолочена, в настоящее же время глава черного цвета и имеет луковичную форму, которую приобрела в XVII в.
Также были возведены невиданные ранее на Руси белокаменные крепости – города Боголюбова и Покровского монастыря на Нерли, укрепления Владимира. Строительство велось из белого камня, который обходился на порядок дороже плинфяной или смешанной техники, в которой строили в огромном большинстве других русских княжеств. Н. Воронин отмечал, что масштабное строительство Боголюбского стало возможным при условии совершенствования строительной техники и развития смежных областей искусства. В?целом то, что удалось сделать князьям Юрию Долгорукому и Андрею Боголюбскому в области строительства и архитектуры, можно назвать прорывом. Ю. Заграевский среди основных достижений князей называл коренную творческую переработку византийской крестово-купольной системы, сочетание в построенных храмах цельности плана с цельностью и башнеобразностью внешнего облика, которое не имело прецедентов в мире, было достигнуто идеальное сочетание критериев надежности, требуемой квалификации мастеров, площади, цельности внешнего облика и высотности. В?дальнейшем именно тип храма, выработанный Долгоруким и Боголюбским, стал в Древней Руси наиболее массовым.
Говоря о владимиро-суздальской архитектуре, необходимо отметить следующую немаловажную деталь. Если представить всю схему архитектурных композиций Владимира – Боголюбова – Покрова на Нерли, то можно обратить внимание на следующую закономерность. Храм Покрова был поставлен неподалеку от точки слияния рек Нерли и Клязьмы. Как считают исследователи, на самом устье Нерли был поставлен белокаменный крест, который был виден первым с корабля, приближающегося по Клязьме к Владимиру. Далее взору плывущего по реке представлялась церковь Покрова, за нею – дворцовый комплекс Боголюбово, за которым открывалась уже панорама Владимира. Таким образом, архитектурная композиция была выстроена так, чтобы эстетически подготовить человека к восприятию очередного комплекса, провести человека по своеобразной «лестнице» образов, с тем чтобы духовно-эстетическое восприятие храма, дворцового и городского комплекса не было нарушено. Закон «постепенности» восхождения к духовному совершенству, являющийся одним из краеугольных камней духовной жизни средневекового человека (не случайно одной из самых популярных книг на Руси всегда была «Лествица» Иоанна Лествичника), распространялся и на архитектурные храмовые формы, воплощавшие в себе вечные духовные истины, рассмотрение которых также требовало постепенности, неторопливости, определенной подготовки.
Вплоть до монгольского нашествия в 1237 г. на территории Владимиро-Суздальской земли продолжают создаваться яркие памятники, каждый из которых неповторим и своеобразен. Уникален по своим резным белокаменным украшениям (которые, как считает С. Шаров-Делоне, возможно, еще и раскрашивались в разные цвета) придворный княжеский Димитриевский собор во Владимире (1194–1197 гг.). Храм был расписан в ХII в. фресками (сохранились небольшие фрагменты). В?1222–1233 гг. в Суздале строится Богородице-Рождественский собор по распоряжению князя Георгия Всеволодовича. Здание было сложено в основном из плит ноздреватого туфа, а из тесаного белого камня были выполнены архитектурные детали: полуколонки алтарных апсид, аркатурный пояс, резные порталы собора. В?1445 г. верх собора обрушился, и храм стоял в таком виде до 1528 г., пока наконец не было решено его восстановить. Вопреки обыкновению, мастера не стали разбирать старый храм до основания, а, сохранив его стены снизу до колончатого пояса, выстроили верхнюю часть собора заново из кирпича и поставили на кровле традиционные пять глав.
Вершиной, до которой поднялось искусство белокаменной резьбы и украшений, является Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (1234–1236 гг.), законченный за год до монгольского нашествия. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском был создан по заказу удельного князя Святослава Всеволодовича. Летопись сообщала, что князь создал эту церковь «чюдну, резаным камнем, а сам бе мастер». Храм строила из белого камня артель владимиро-суздальских мастеров во главе с мастером Бакуном.
Георгиевский собор в Юрьеве-Польском
На любого зрителя, особенно первый раз приближающегося к нему, он производит неизгладимое впечатление. Стены приземистого храма с большой главой сплошь покрыты удивительными рельефами, в которых евангельские сюжеты мешаются с полуязыческим растительным орнаментом, а типичные владимирские улыбающиеся львы с длинными хвостами с развесистой кисточкой – со странными каменными масками, в которых явно проглядывают степные черты. При этом, как считает К. Романов, первоначально замысел скульптурного декора Георгиевского собора включал только горельефы. Надо помнить, что резьба по камням, уже уложенным в стену, – дело очень сложное и чреватое тем, что, если резьба по любым причинам испорчена, камень придется извлекать из кладки и заменять на другой.
Резьба по камню до его укладки в стену гораздо безопаснее и технологичнее, и если бы «ковровая» резьба входила в первоначальный замысел мастеров, то, скорее всего, способ ее изготовления был бы именно таким. А?поскольку ее стали выполнять на уже возведенных стенах, то на этапе строительства храма она вряд ли была предусмотрена. Судя по всему, заказчик храма (строитель), осматривая построенный и украшенный горельефами собор, счел его недостаточно ярко украшенным и принял решение сделать на храме дополнительный декор. Работа над этим видом декора затянулась до монгольского нашествия зимой 1237–1238 гг. и поэтому не была завершена – на южной стене западного притвора остались намеченные, но незаконченные растительные орнаменты. Георгиевский собор во многом предопределил будущее развитие архитектуры Древней Руси, в частности, по его образцу был построен первый каменный храм Москвы – Успенский собор 1326–1327 гг.
Говоря об орнаментальной резьбе владимиро-суздальской эпохи, необходимо подчеркнуть, что эти орнаменты не были просто обоями, покрывающими снаружи поверхности храмов. Масштаб, динамика орнаментальной резьбы была тектоничной, точно соответствовала не только масштабу храма, но и его внутреннему содержанию, резьба усиливала, подчеркивала монументальность стены и в то же самое время гибкость, податливость материала, из которого она была сложена (в Новгороде, например, фасадная резьба не возникла, так как не позволяло качество камня, поэтому резьба «ушла» в орнаментику декоративно-прикладного искусства). Крупные формы резьбы соответствовали крупному белому камню, из которого были сложены храмы.
В 1471 г. с храмом случилась катастрофа – «во граде Юрьеве в Полском церковь камена святый Георгий, а придел святая Троица, а резаны на камени вси, и развалилися вси до земли…». К?счастью, собор обрушился не весь, а по диагонали – рухнула глава, увлекая за собой восточную часть храма, в то время как северная и западная стены почти полностью уцелели. Великий князь Иван III, узнав о катастрофе, незамедлительно поручил восстановление рухнувшей постройки мастеру В.Д. Ермолину, который в том же году и приступил к работе. Восстановить собор Ермолину удалось, правда, не в первоначальных формах – была понижена высота здания, был сделан иной барабан и глава. После восстановления в 1471 г. от собора 1230–1234 гг. сохранились с запада первый ярус притвора и северная половина стены до верха аркатурно-колончатого пояса; с востока – цоколь апсид; с юга – притвор и прилегающие стены (ближе к углам они сохранились лишь до цоколя); с севера – притвор и наиболее значительная часть стен собора.
Что касается резьбы на стенах, то, собирая резные камни от рухнувших стен, он пытался понять, как они располагались, и несколько композиций ему удалось собрать. Но в целом он ставил камни в стены как попало (некоторые камни, как читают исследователи, вообще были вставлены гладкой стороной наружу и изображением внутрь), и в результате храм получил такой необычный и загадочный облик, что некоторые ученые даже были склонны видеть в этой декорации какую-то, якобы еще невыясненную, «символику» зодчих русского Средневековья. В?Троицком приделе храма, располагавшегося у северо-восточного угла собора, был похоронен князь Святослав. Однако развитие владимиро-суздальской архитектуры также было прервано монгольским нашествием.
Рубеж XII–XIII вв. стал для русского зодчества переломным. В?результате нашествия монголов архитектура Древней Руси понесла невосполнимые утраты. Строительная деятельность практически во всех русских землях (даже в Новгороде, не затронутом нашествием) была прервана, что имело своим следствием распад и исчезновение строительных артелей, утрату мастеров, владевших навыками строительства, забвение строительных методик, передававшихся в основном изустно.
В то же время в первой половине XIII столетия формируется новый тип храма, который окончательно отрывается от создавшего его византийского прототипа. «Если поставить в один ряд памятники древнерусского зодчества XI, XII и XIII вв., – писал О.М. Иоаннисян, – нетрудно заметить, что последние уже лишь в общих чертах сохраняют воспринятую в конце X?в. из Византии типологическую схему храма, в области же архитектурных форм и объемов, организации пространства и композиционного построения они представляют собой качественно новое явление, лишь базирующееся на византийской традиции, но являющееся уже самостоятельным национальным вариантом храмовой архитектуры в общей системе восточнохристианского зодчества».
В это время каменное строительство захватывает обширные территории. Если ранее каменные храмы строились по преимуществу в больших городах, то теперь такие храмы появляются в небольших городах удельных княжеств (этому способствует формирующееся «региональное сознание» жителей отдельных княжеств) – Путивле, Ростове, Торжке, Дмитрове, Суздале и др. Взаимообмен мастерами и строителями между княжествами привел к тому, что смоленские мастера приносят новые архитектурные формы в Новгород, а в Смоленскую архитектуру новшества вносят мастера из Полоцка. Становится иным и строительный материал – на смену плинфе (основному строительному материалу домонгольской Руси) приходит брусковый кирпич.
Новгородская и Псковская земли стали немногими территориями Руси, на развитие которых существенно повлияли два фактора – самостоятельность и недостижимость для монголов. Благодаря этому с конца XII столетия новгородская и псковская архитектура постепенно приобретает свой неповторимый стиль. Следует отметить, что в прошлое уходят монументальность и величие, присущие новгородской Софии или Георгиевскому собору – больше таких зданий не строят. В?то же время в большом количестве строятся плотные, приземистые посадские церкви – кубовидные, однокупольные, с тремя апсидами, органично вписывающиеся в жилую застройку. Таковы храмы Петра и Павла на Синичьей горе (1185 г.), Апостола Фомы на Мячине (1195 г.), Ильи на Славне (1198 г.), Спаса на Нередице (1198–1199 гг.). Последний был знаменит уникальными фресками, которые погибли вместе с храмом в 1941 г.
В XIII и в первой половине XIV в. в новгородской архитектуре складывается новый упрощенный тип храма: с одной алтарной апсидой вместо трех, с восьмискатным покрытием и с узорчатым украшением стен в виде впадин различной формы, выкладываемых из кирпича. Такого типа были храмы Николы на Липне (1292–1294 гг.), Благовещения на Городище (1342 г.), Спаса на Ковалеве (1345 г.) и церковь Успения на Волотовом поле (1352 г.), погибшие, как и Спас на Нередице, в 1941 г.
Расцветом новгородского зодчества считается вторая половина XIV в. – период экономического могущества Новгородской земли. Лучшие из памятников этого времени – церковь Федора Стратилата на Торговой стороне (1361–1362 гг.), Спасо-Преображенский собор на Торговой стороне (1374 г.), храм Петра и Павла на Софийской стороне. Лучшие среди псковских храмов этого периода – церковь Сергия в Залужье, купол которой сохранил оригинальное покрытие из зеленых поливных черепиц, храм Николы со Усохи (1371 г.), Василия на Горке (1413 г.), Успения на Пароменье со звонницей (1521 г.), Косьмы и Дамиана с Примостья.
Новгород и Псков стали родиной очень яркого явления в русской архитектуре – звонниц, где, в отличие от колокольни, колокола размещаются в ряд. Лучшая из них – Пароменская пятипролетная звонница в Завеличье (1521 г.), а также близкая к ней по типу звонница церкви Богоявления на Бродах. В?XVII в. были созданы замечательные звонницы церкви Николы Явленного и большая звонница Псковско-Печерского монастыря. В?Новгороде до наших дней сохранилась знаменитая софийская звонница. Очень интересным памятником новгородского зодчества является «Евфимиевская часозвоня» конца XV в. – слегка суживающаяся кверху высокая и стройная восьмигранная башня с восемью пролетами вверху, которая играла роль дозорной башни.
До наших дней сохранилось и несколько памятников гражданского зодчества Новгорода и Пскова. Среди них наиболее интересными являются Поганкины палаты с двухметровыми стенами, сложенными из огромных камней, – дом торговых людей Поганкиных (XVI–XVII вв.) в Пскове.
Особенностью новгородской архитектуры, как уже говорилось, было отсутствие резных украшений на фасадах храмов – местный камень не позволял сделать эти украшения качественно. Огромную роль в общей концепции храма в новгородском строительстве играли алтарные апсиды – И. Грабарь писал, что «новгородский храм красивее всего именно с алтарной стороны и ни одна стена не производит такого нарядного впечатления, как восточная, хотя нарядность эта лежит не в узорах, часто совсем здесь отсутствующих, а в том изумительном искусстве, с которым зодчий облюбовывал формы трех закругленных выступов и искал прихотливых линий их волнистых изгибов».
Большое внимание уделялось куполам храма, которые обычно были очень красивой формы и тесно сдвигались между собой. Кроме того, в силу природных условий (очень много дождя и обильные снегопады) купола новгородских храмов стали быстро эволюционировать от почти плоской византийской формы к выразительной заостренной луковице, на которой не задерживаются снег и вода. Кресты новгородских храмов были обыкновенно деревянные, обитые жестью или железные. Более сложные формы появляются гораздо позже. Во всех храмах устраиваются «полати», первоначально на сводах, соединяющих два западных столба со стенами, а позже на дубовых бревенчатых настилах.
К числу особенностей новгородского церковного зодчества относятся еще так называемые «голосники», или горшки, вставленные в стену при самой кладке, отверстием внутрь церкви. До сих пор идет дискуссия об их предназначении. Одни специалисты считают, что это резонаторы, улучшающие акустику храма, другие убеждены, что голосники необходимы для прочности конструкции здания, так как больше всего их помещается в верхних частях храма, и, таким образом, они облегчают тяжесть купольной системы. Особенно много голосников в церкви Николы на Липне. Еще одна особенность новгородских церквей – высокий подклет (подвал). Иногда эти подклеты были даже храмами, но чаще всего они использовались как кладовые.
В начале XIV в. начинается возвышение и укрепление Московского княжества, ставшего уже в конце столетия центром русских земель и будущим ядром единого Русского государства. Параллельно с возвышением и укреплением Москвы растет и укрепляется московская архитектурная школа, усвоившая и переработавшая идеи владимиро-суздальской архитектуры XII–XIII вв., а также заимствовавшая планы храмов, материал, способы кладки и многие архитектурные формы.
План московских храмов был очень прост: это прямоугольник, почти квадрат, с четырьмя внутренними столбами и тремя примыкающими алтарными полукружиями, или апсидами. Такой храм назывался крестово-купольным, так как купол стоял в центре символического креста, образуемого нефами. Такой храм, как правило, был невелик и имел одну главу, а строился из больших белокаменных блоков. Входы в храм делались с трех сторон и украшались так называемыми «перспективными порталами», то есть ряды узких колонн с двух сторон, располагаясь вертикальной лесенкой, как бы сужали вход. Справа и слева эти колонны посередине прерывались каменными шарами, получившими название «дыньки» и составляющими одну из характерных особенностей московского зодчества.
Активное строительство в Москве начинается при Иване Калите (1326–1341). В? 1339 г. им были выстроены новые дубовые стены Кремля в Москве длиной 1700 м, которые стали надежной защитой городского центра. Летописи упоминают о четырех каменных храмах, построенных им. Прежде всего это первая в Москве «церковь камена» – Успенский собор на центральной площади Кремля, заложенный в 1326 г. В?его закладке принимал участие Петр, митрополит Московский. Указав участок для будущего храма, он сразу же определил и место своего упокоения в будущем соборе, где вскоре и был погребен, не увидев даже окончания строительства. В?нем до XVIII в. погребали всех русских митрополитов и патриархов. Следом за храмом Успения в Московском Кремле появляются каменные церкви (очевидно, на месте прежних деревянных) – Иоанна Лествичника «иже под колоколы» (церковь-колокольня) и Спаса Преображения на Бору – древнейшая в Москве усыпальница членов княжеской семьи – в ней были погребены супруга Ивана Калиты Ирина и жена Симеона Гордого Анастасия. Позднее рядом с ними нашел свое упокоение и сын Димитрия Донского Иосиф, а у стен храма был похоронен просветитель зырянского народа святой Стефан Пермский. В?1333 г. был построен каменный храм Архангела Михаила – усыпальница московского княжеского и царского рода.
При Дмитрии Донском Московский Кремль впервые был обнесен каменными стенами (1366–1367 гг. Подробнее о них в разделе «Московский Кремль и его символика»). Обширная строительная деятельность развертывается после Куликовской битвы при сыне Дмитрия Донского Юрии Звенигородском. До нас дошли следующие памятники XIV–XV вв.: Успенский собор «на городке» в Звенигороде (1396–1399 гг.), представляющий интерес как ранний пример использования и творческой переработки образцов владимиро-суздальской архитектуры; собор Саввино-Старожевского Звенигородского монастыря (1405 г.), Спасский собор Андроникова монастыря в Москве (кон. XIV – нач. XV в.), Троицкий собор Троице-Сергиевой лавры (1422 г.) и, наконец, Троицкий собор Александровской слободы (1428–1434 гг.).
В звенигородском Успенском соборе «на городке» можно видеть зарождение архитектуры иной и по форме, и по своему идейному содержанию, нежели владимиро-суздальская. Вместо традиционного владимирского аркатурно-колончатого пояса здание опоясывается узорчатым белокаменным поясом, напоминающим «подоры», который повторяется на верху апсид и барабана купола. По мнению некоторых исследователей, в этом есть намек на влияние декора нашей деревянной архитектуры на архитектуру каменную. Строгая полуциркульная портальная арка XII в. сменяется заостренной «московской» аркой, и ее форму повторяют закомары. По предположению М.И. Рзянина, кровля храма могла быть увенчана рядами кокошников, вздымающихся ярусами к барабану, то есть в этом храме можно видеть, как намечаются идеи и формы, которые раскроются в XVI–XVII вв. во внешних формах шатровых и бесстолпных храмов.
После некоторого «затишья» в первой половине XV в. строительство храмов возобновляется в конце столетия, совпадая по времени с важнейшими историческими событиями – завершением создания централизованного государства и избавлением зависимости от монголов. В?связи с этими и многими другими обстоятельствами в конце XV в. великий князь Иван III начинает грандиозную работу по созданию нового ансамбля Московского Кремля. Подробно об этом говорится в главе «Московский Кремль и его символика», поэтому, не останавливаясь на этом вопросе, необходимо перейти к архитектуре XVI столетия, ставшего исключительным по своей значимости этапом в истории русского зодчества. В?этот период завершаются многие замыслы предыдущих веков и рождаются новые архитектурные идеи, типы и формы, и некоторые из них навсегда остались неповторимыми. Объем данной книги позволяет остановиться лишь на нескольких наиболее ярких памятниках рассматриваемой эпохи – шатровом храме Вознесения в Коломенском, храме Усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьякове и Покровском соборе (храме Василия Блаженного) на Красной площади в Москве.
Храм Вознесения в селе Коломенском был воздвигнут великим князем Василием III в 1532 г. в память о рождении сына Ивана (будущего царя Ивана Грозного), и летописец отмечает, что церковь «зело чудна высотою, и красотою, и светлостью, таковы не бывали прежде сего на Руси». Действительно, храм Вознесения стал первым русским храмом шатрового типа. (Конструктивной особенностью такого храма является то, что он не имеет внутри столбов и вся масса здания держится на фундаменте.) Храм представляет собой столп, поднимающийся с подклета, окруженного открытой галереей с тремя широко раскинувшимися лестницами. Крестообразное в плане основание столпа ярусами килевидных кокошников переходит в восьмигранник, завершающийся огромным шатром с небольшой главой.
Храм Вознесения в селе Коломенском
Имя зодчего нам неизвестно (есть предположение, что им мог быть архитектор Петрок Малый). Специалистами по истории архитектуры до сих пор не решен однозначно вопрос о происхождении шатра, и поэтому на этом вопросе необходимо остановиться, так как данная форма несет в себе глубокую смысловую нагрузку и является очень интересным символом. Истоки русского храмового шатра видели в армянском зодчестве и деревянной русской архитектуре (летопись пишет о строительстве собора: «Князь великий Василий постави церковь каменну Вознесения… вверх на деревянное дело в своем селе Коломенском»).
Однако известный исследователь архитектуры М.И. Ильин высказывает предположение, что шатровая форма храма – новое и совершенно иное толкование храмового купола, который, как известно, был символом неба, области пребывания высших, Божественных сил. В?древнем сочинении III в. говорится, что небо Бог простер «как шатер для жития», то есть небосвод отождествлялся не только с куполом, но и с шатром.
Замена традиционного купола высоким шатром представляет собой совершенно новое воплощение идеи небесного свода, что было связано с символом «осенения» шатром всего внутреннего пространства храма. Проследив историю возникновения храмового шатра, можно убедиться, что начиная с самых первых ее прообразов (кивориев, или надпрестольных сеней) идея осенения кого-либо или чего-либо находящегося под ним всегда неразрывно связана с этой формой. Само название «киворий» указывает на «осеняющее» значение подобной формы (с греческого значит «кивот» – кивот завета Господня – просвещение Господне или свет Божий). Кивории, поставленные над престолом в алтаре и осеняющие Святые Дары на нем, упоминаются еще в творениях Святых Отцов. На Руси киворий известен уже с ХII века. Ипатьевская летопись, повествуя о кончине Андрея Боголюбского, перечисляет его заслуги в деле украшения храмов и, касаясь церкви Рождества Богородицы, упоминает надпрестольную сень: «Златом украшена от верха и до деисуса и вся добродетельно исполнена, измечтана вся хитростью». От этих сеней, несущих идею осенения Божественной славой Святых Даров на престоле, отражаясь в памятниках светской архитектуры, где форма шатра освящает непосредственно какого-либо человека (например, рундуки над крыльцами, где встречали и провожали гостей, или лицо царского достоинства – моленное место Ивана Грозного в Успенском соборе Московского Кремля, считающееся одним из прототипов Покровского собора на Красной площади), эта форма доходит до храмовой архитектуры, не меняя своего внутреннего символического смысла.
Пройдя такой путь, шатер становится достоянием храмовой архитектуры, осеняя целиком пространство храма, объединяя его с гораздо большей, иной внутренней силой, нежели купол, отражая в идее объединения всего храма и осенения его шатром представления и мысли, связанные с объединением Русского государства вокруг Москвы, с утверждением ее в XVI в. как Третьего Рима. Идея утверждения Москвы как преемницы Рима отчетливо запечатлелась в этом памятнике. Не менее важной была и оформлявшаяся идея храма Вознесения как образа храма Воскресения Христова в Иерусалиме. Известно, что храм Гроба Господня служил прообразом многих храмовых построек в самых различных странах мира в течение последующих веков. Он был воздвигнут на святых для каждого христианина местах – Гроба Господня, Голгофы и места Обретения Креста – и связал их в одно целое. Облик храма представлял собой трехчастную композицию – ротонда над пещерой Гроба, базилика Константина и церковь над Голгофой – и стал прообразом христианской архитектуры.
Его воспроизведения появляются почти сразу после постройки в IV в. Необходимо помнить, что все сооружения, воздвигнутые по подобию храма Гроба Господня или Иерусалимского храма (в православном сознании Руси эти понятия часто сливались. Существовало даже представление о перевоплощении ветхозаветного «Святого Святых» в храме Гроба Господня. Теологическое разъяснение этому перевоплощению дается в текстах Великих Четий Миней и Служебной Минеи на праздник Обновления храма и Воздвижения Креста Господня), как правило (по мнению американского ученого Р. Краутхаймера), связаны со своим первообразом системой символов – посвящением, реликвиями, числовой и прочей символикой. Судя по всему, форма ротонды храма Гроба Господня оказала определенное влияние на шатровую архитектуру храмов. Восьмигранный шатер с восьмигранным же арочным барабаном, завершенным малым восьмигранным шатриком, воспроизведен Симоне Мартини (ок. 1284–1344) в картине «Несение креста» (Лувр). Это шатровое сооружение, по мнению Симоне Мартини, олицетворяет Иерусалимский храм.
На Руси, очевидно, также было распространено представление и об Иерусалимском ветхозаветном храме как о шатровом (или двухшатровом) сооружении, о чем свидетельствует, в частности, изображение кивория на иконе «Сретение» в иконостасе Софии Новгородской, а также свидетельство голландского путешественника Страйса. Описывая храм Василия Блаженного, он замечает: «Церковь Иерусалимская в Москве бесспорно прекраснее всех прочих. Хотя полагают, что она построена по образцу храма Соломонова, но я не видывал ничего ей подобного». Очевидно, не последнюю роль в этом восприятии играл именно шатер, кроме того (и безусловно), необычайно пышное декоративное убранство Покровского храма.
Таким образом, храм Вознесения в селе Коломенском явился не только воспоминанием о рождении Ивана Грозного, но и воплощал в себе две идеи: 1) объединения Русской земли и 2) Града Божия. Причем, возвращаясь к замечанию Страйса о Покровском соборе как образе храма Соломона, можно предположить, что под храмом Соломона подразумевался именно храм Гроба Господня, о котором в то время уже было достаточно хорошо известно, но при созидании его образа во внешнем его убранстве нашло отражение представление о храме Соломона как необычайно пышном и богато украшенном сооружении. Однако не следует сразу же стараться разглядеть в этом первом шатровом храме буквальное отражение ротонды храма Гроба Господня, ибо этот элемент как первый шаг на пути воплощения идеи Града Божия при ином восприятии и с иными архитектурными приемами в данном случае знаменует собою лишь контур, один из штрихов, из которых слагается образ и к которому постепенно добавляются все новые черты.
Очень интересен по своему замыслу также храм Усекновения главы Иоанна Предтечи в селе Дьяково, неподалеку от храма Вознесения, построенный в честь восшествия на престол Ивана Грозного (1547 г.). Церковь Усекновения главы принадлежит к типу так называемых «столпообразных храмов». Однако столпообразность сочетается в нем с пятиглавием, в чем можно усмотреть попытку объединения в одно целое разных архитектурных типов того времени.
О Покровском соборе на Красной площади написано множество книг, и все равно его идейный замысел не раскрыт до сих пор. Строительство собора связано с важным событием в русской истории – присоединением Казанского и Астраханского ханств. Этим заканчивалась борьба между Русью и татарами, которая длилась несколько столетий. Покровский собор был выстроен в 1552–1561 гг. Еще в 1553 г. на этом месте стоял деревянный храм Троицы, «что на Рву», поскольку рядом находился ров. При этом храме был погребен известный московский юродивый Василий Блаженный, и придел его имени дал второе название храму. Двигаясь на Казань, Иван Грозный одержал несколько побед, в память о которых вокруг Троицкой церкви было воздвигнуто семь небольших деревянных храмов. В?1554 г. на их месте уже началось строительство каменного собора. О?строителях собора ничего не известно – сохранились только их имена – Барма и Постник. Впрочем, не выяснено до сих пор, двое ли их было на самом деле. Многие ученые считают, что мастер был один и звали его Постник Яковлев, а Барма – это его прозвище.
Собор был закончен в 1561 г. и представлял собой восемь разных церквей, гармонично соединенных вокруг девятого храма – сорокасемиметрового центрального Покровского столпа. В?XVI в. собор не был разноцветным, как сейчас, а был только в два цвета – красный кирпич и белые вставки, а купола были обиты железом.
По мнению Н.И. Брунова, Покровский собор – один из наиболее ярких архитектурных образов рая, Нового Иерусалима. Архитектурная композиция собора, объединяющая в себе несколько храмов, отражала народные представления о Новом Иерусалиме как о «храме – городе», освященном славой Бога. Своими формами собор буквально воспроизводит силуэт города – в четырех столпах по сторонам света можно усмотреть образы крепостных башен, между которыми – главы городских церквей. Восприятию собора как храма – города способствовало и то, что ни одна церковь не объединяла столько престолов. Самуил Маскевич, бывший в Москве во время литовско-польской интервенции (1612 г.), насчитывал в соборе 30 алтарей. Количество их все время менялось, и существуют различные свидетельства на этот счет. Известно, что в конце ХVII столетия после очистки Красной площади под своды собора было перенесено 12 церквей, причем незадолго до этого в собор было перенесено еще две церкви. После упразднения некоторых из них общее количество престолов составило 20 (к концу ХVII в). М.Ю. Лермонтов в своей «панораме Москвы» упоминает о 70 приделах собора. Все это, безусловно, отражалось на складывании облика храма-города.
Как известно, храм-город в сознании русских людей был один – Иерусалим, и поэтому не случайно иностранцы, посещавшие Москву в ХVI – ХVII вв., называли Покровский собор Иерусалимом, или Иерусалимской церковью. «В этом же городе (речь идет о Китай-городе), – писал в конце ХVI в. Николай Варкоч – представитель германского императора, – перед Кремлем находится красивая московская церковь, превосходное здание и называется Иерусалимом». Храм Покрова, безусловно, испытывал влияние архитектурных композиций реальных городов. Н.И. Брунов высказывает предположение, что «только что покоренная Казань должна была с ее диковинными для русского глаза мечетями по восточному образцу и островерхими минаретами произвести сильное впечатление на русских людей ХVI в. и возбудить в сильнейшей степени их фантазию». Кроме того, своим планом храм создает обобщенную композицию русского города, образ которого определялся в основном стенами, башнями и храмами, видными со стороны из-за стен. Жилых домов извне просто не было видно, они как бы отсутствовали.
Одной из составных частей духовно-символического облика Покровского собора является идея Троицы, на которую опирается целый комплекс других идей и представлений, и прежде всего – идея Богоматери. Шатер храма имеет восемь граней (мафорий Богоматери на православных иконах имеет восьмиконечные звезды на головной части и оплечиях), повторяя восьмиконечную звезду, положенную в основу плана расположения придельных храмов вокруг центрального Покровского столпа и символизируя, помимо Богоматери, восьмой век – жизнь вечную в Граде Божием, где, согласно вероучению Православной церкви совершается таинственный брак агнца – Христа с его невестой – Церковью. Далее на Богородичную и Новоиерусалимскую символику собора указывает и тот факт, что в ХVI – ХVII вв. общее число глав собора доходило до 25. Двадцать пять – это Бог и 24 старца у его престола в «Откровении»: «Вот престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий… и вкруг престола 24 престола, а на престолах видел я сидевших 24 старца» (Откр. 4:3.—4).
Одновременно с этим число 25 означает 13 кондаков и 12 икосов акафиста Похвалы Богородице (в то время также были широко распространены и иконы Похвалы, представлявшие 24 сцены). Еще один символ, который исследователи усматривают в композиции Покровского собора, – образ райского сада, Древа жизни, произрастающего в райском саду. Если учесть, что собор необычайно многоцветен, расписан растительным орнаментом, имеет необыкновенно причудливые формы и находится на бровке Москвы-реки, подобно Новоиерусалимскому древу, то, несомненно, образ рая нельзя исключить из целой общности глубоких духовных символов, формирующих внутренний облик храма.
«Храм Василия Блаженного остался одиноким образцом в истории русской архитектуры, если не считать многостолпного храма в городе Старице, сооруженного также Иваном Грозным и разобранного в XIX веке», – писал М.И. Рзянин. Возможно, это было связано с тем, что повторить его даже частично было невозможно. Храм Вознесения в Коломенском, напротив, вызвал разнообразные подражания и вариации. Так, оригинальный шатровый храм второй половины XVI в. сохранился в селе Острове, шатровый храм (Распятская церковь-колокольня) находится в Александровской слободе. Есть шатровые храмы XVI в. в Переславле-Залесском (храм Петра-митрополита), селе Елизарово под Переславлем-Залесским (Никитский храм), Коломне (храм Успения в Брусенском монастыре), селе Красном под Костромой (храм Богоявления) и пр.
Другим направлением в архитектуре XVI в. было строительство больших пятиглавых монастырских храмов по типу московского Успенского собора. Подобные храмы были сооружены во многих русских монастырях и как главные соборы – в крупнейших русских городах. Наиболее известны Успенский собор в Троице-Сергиевом монастыре, Смоленский собор Новодевичьего монастыря, собор Никитского монастыря в Переславле-Залесском и Богоявленского монастыря в Ростове Великом, храм в Вяземах, выстроенный, по преданию, Борисом Годуновым в конце XVI в., соборы в Туле, Суздале, Дмитрове, Ростове Великом и других городах. Еще одним направлением в архитектуре XVI в. было строительство небольших каменных или деревянных посадских храмов. Они являлись центрами слобод, населенных ремесленниками определенной специальности, и посвящались определенному святому – покровителю данного ремесла.
Богоявленский монастырь в Ростове Великом
В XVI в. велось широкое строительство каменных кремлей. В?30-х гг. XVI в. прилежащая с востока к Московскому Кремлю часть посада была обнесена кирпичной стеной, названной Китайгородской. По мнению И.Е. Забелина, название «Китай» означает «сплетенный», «плетеничный», поскольку на Руси слово «кита» обозначало преграду, сплетенную из хвороста. П.В. Сытин считал, что название «Китай-город» состоит из двух слов – монгольского и древнерусского, на современном языке означая «средняя крепость», поскольку он находился между двумя крепостями – Кремлем и Белым городом.
Новая стена была приземистее, нежели стены Кремля, без зубцов и рассчитана на артиллерию – на боевой площадке на верху стены могли размещаться пушки. Толщина стен Китай-города (6 м) почти равнялась их высоте (6,3 м). Со стороны Москвы-реки она вплотную примыкала к угловой Беклемишевской башне, а со стороны Неглинной – к Собакиной (Угловой Арсенальной). Упоминавшиеся выше башни стояли на месте пересечения улиц со стеной и имели ворота, носившие названия самих улиц, – Варварские, Ильинские, Косьмодемьянские и Сретенские. Главными воротами нового сооружения стали Воскресенские, ведущие на Красную площадь (разрушены в 30-х гг. нашего столетия и недавно воссозданы). В?1587 г. по повелению царя Федора Иоанновича начались работы по сооружению стен Царева, или Белого, города по линии современного Бульварного кольца. В?целом работы были в 4–5 раз крупнее строительства первого Московского каменного Кремля в 1366–1367 гг. Руководил возведением стен Федор Савельевич (предположительно Иванов) по прозвищу Конь. Нижние части сооружали на свайном основании, по традиции из белого камня, верх был из кирпича, и на кирпичной кладке стояли двурогие, подобные кремлевским, «ласточкины хвосты».
Стена протянулась на 9,5 км, ее высота доходила до 10 м, а толщина – до 6 м. Кроме того, она была укреплена с внешней стороны валом и рвом, наполненным на значительном протяжении водой из ручья Черторыя и речки Сивки. На стене было построено 28 башен, покрытых шатровой кровлей и оборудованных бойницами верхнего боя – машикулями. Девять башен были с воротами, сходными с Китайгородскими, для проезда на месте пересечения стены с улицами. Это были Яузские, Покровские, Мясницкие, Сретенские, Петровские, Дмитровские, Тверские, Никитские, Арбатские, Пречистенские ворота. Проезды были вымощены белокаменными плитами. Стена, вал и ров начинались в районе нынешнего Яузского моста, у Москвы-реки, затем неправильной дугой охватывали полукольцом почти весь город и упирались вновь в Москву-реку в районе нынешнего храма Христа Спасителя. Здесь стояла башня, украшенная семью небольшими шатрами и получившая название Семиверхой.
Каменные крепости-сторожи были также возведены в Поволжье (Нижнем Новгороде, Казани, Астрахани), в городах южнее Москвы (Туле, Коломне, Зарайске, Серпухове) и западнее Москвы (Смоленске), на северо-западе России (Новгороде, Пскове, Изборске, Печорах). Крепостными стенами в это же время обзавелись и многие монастыри – Соловецкий, Кирилло-Белозерский, Троице-Сергиев, Иосифо-Волоколамский, Новодевичий.
На архитектуру XVII в. повлияло множество событий – Смута начала столетия, раскол, народные бунты. Именно поэтому архитектура XVII столетия существенно отличается от XVI в. и внешними формами, и их внутренним символическим содержанием, именно в этом столетии родились очень многие замыслы, которые не были воплощены или были воплощены частично, но даже по тем памятникам, что сохранились, по планам, дошедшим до нашего времени, можно судить о том, что XVII столетие стало временем уникального раскрепощения духа и творческих сил. Так, начало века было ознаменовано попыткой Бориса Годунова выстроить в Московском Кремле копию храма Гроба Господня в Иерусалиме. «Царь замыслил… Господень Гроб злат… с сущаго от их в Иерусалиме мерою и подобием». Причем собор Воскресения по замыслу Годунова должен был, очевидно, стать центром целого архитектурного комплекса. Об этом свидетельствует переделка в те же годы Лобного места: «…того же году зделано Лобное место каменно, резана, двери – решетки железные», – говорится в Пискаревском летописце. Однако проект не был воплощен отчасти из-за своей дороговизны, отчасти из-за того, что возведение Воскресенского храма предусматривало уничтожение Успенского собора в Кремле. Памятником неосуществленному замыслу Годунова осталась колокольня Ивана Великого высотой 87 м – самое высокое здание Москвы вплоть до начала XX в. Высота и объем колокольни, очевидно, соотносились с будущим храмовым комплексом.
Свое развитие в несколько декоративном виде получили в XVII столетии появившиеся ранее архитектурные типы. Так, по словам М.И. Рзянина, «монументальный шатровый храм XVI в. сменился в XVII в. декоративной изящной и стройной архитектурной «игрушкой». В?качестве примера можно привести церковь Рождества Богородицы в Путинках в Москве (1649–1652 гг.) – архитектурная группа из трехшатровой церкви, одношатрового придела и шатровой колокольни. Данный храм стал последним шатровым храмом в истории русской архитектуры. Получил развитие и тип бесстолпного храма – небольшого храма с единым внутренним пространством, без опорных столбов, перекрытый сомкнутым сводом, увенчанный снаружи ярусами кокошников и световой главкой, с примыкающим в виде отдельного объема алтарем. Примерами таких храмов могут служить церковь Донского монастыря в Москве, выстроенная на рубеже XVI и XVII вв., храм Покрова в Рубцове в Москве (1626 г.).
После запрещения патриархом Никоном строительства шатровых церквей как не соответствующих православным канонам бесстолпный тип храма получает широкое распространение в русской архитектуре, обогатившись обязательным пятиглавием, шатровой колокольней и богато украшенными крыльцами. Таковы храмы Николы в Пыжах в Москве (1657–1672 гг.), храм Воскресения на Посаде в Коломне (первое упоминание 1577 г.), церковь Троицы в Никитниках (Грузинская) в Москве (1628–1651 гг.), Троицкая церковь в Останкино (1677–1692 гг.) и др. Декоративный стиль середины XVII в. получил широкое распространение по всей России. Переплетаясь с местными особенностями, этот стиль оставил местами глубоко оригинальные, художественно значительные произведения и целые ансамбли. Особенно ярки в этом смысле храмы и храмовые ансамбли в Ярославле – церковь Иоанна Предтечи в Толчкове (1671–1687 гг.), покрытая ковром из изразцов, храм Иоанна Златоуста в Коровниках (1654 г.), Ильи Пророка (1647–1650 гг.) и Николы Мокрого (1663–1672 гг.).
