скачать книгу бесплатно
– А что это означает? – спросила его жена.
– А то, что весна.
– Хорошо, когда весна!
Ваге пошел на кухню, помыл стаканы, потом положил в тарелки макароны, взял два куска хлеба, вилки и понес все это в спальную комнату.
– Ты взял не те тарелки, – рассмеялась Тагуи.
– Ничего, сойдет.
Они стали есть, а потом он закурил.
– Дождь все еще идет? – спросила жена.
– Кажется, да. Несильно, но пока идет.
– Знаешь, о чем я подумала, когда ты был на кухне?
– О чем?
– О том, как будет, когда у нас родится ребенок.
– А я не представляю, как это будет, – сказал Ваге.
– У меня это получилось. Я представила, как ты вернешься с работы, я дам тебе поесть, и ты будешь играть с малышом и говорить смешные слова.
– Например?
– Ну, не знаю…
– Такие, какие я говорил тебе?
– Да.
– А может, я придумаю что-то новое.
– Конечно, придумаешь. Ты же умный.
– Это еще вопрос.
– Не скромничай.
Дождь кончился, и Ваге поставил градусник Тагуи под мышку. Уже стемнело, и он включил лампу на ночном столике.
– Знаешь, – сказал он, – когда у нас будет куча денег, мы купим телевизор и будем смотреть его по вечерам.
– Не надо телевизора! – сказала Тагуи. – Ты все время будешь сидеть перед ним, а потом станешь дремать, и так мы постареем.
– Обещаю, что не буду.
– Правда?
– Честное слово.
– Ну, тогда можно купить и телевизор. – Тагуи вздохнула.
– Что случилось?
– По-моему, у меня температура поднимается.
– А ну, дай градусник. – Ваге подошел к лампе. – Боже мой!
– Сколько? Только не ври, пожалуйста.
– 39.
– Не волнуйся: температура по вечерам всегда поднимается.
– Знаешь. Ты лучше ложись. Не надо тебе сидеть.
– Но я устала лежать.
– Все равно.
Тагуи легла, и он укрыл ее потеплее и поцеловал.
– Да ты вся горишь!
– Ничего. Через два дня все будет в порядке, и мы пойдем на концерт.
– Это мы еще посмотрим, – сказал он и подумал, что они через два дня вряд ли смогут пойти на концерт.
Потом свет вырубили, и Ваге нецензурно выругался.
– Все. Отбой. Теперь спать! – сказал он.
– Не уходи, ладно?
– Я не уйду. Хочешь, возьми мою руку?
Тагуи взяла его руку в свою, повернулась на бок и закрыла глаза. Руки у нее были холодные. Ваге сидел так, пока свечка не догорела, и тоже лег спать. Пару раз Тагуи что-то бормотала во сне, но он не расслышал и пожалел об этом. Этой ночью он плохо спал.
На следующий день шеф в торжественной обстановке сообщил, что сотрудникам повысили зарплату. Ваге обрадовался, хотя и знал, что на это все равно нельзя будет купить ни квартиру, ни телевизор. Но зато через два дня, когда зарплату выдали, он купил полкило конфет, и они с Тагуи ели вечером конфеты и пили чай. Из термоса. Это они себе могли позволить…
8
Потом наступила настоящая весна, потом лето, потом опять, как всегда, наступила осень. И осень 1993-го еще очень долгое время не кончалась.
В тот день с утра было очень холодно, но потом к вечеру немного потеплело.
– Как дела? – спросил Тигран, пожимая руку толстому Гарику.
– Так себе, – ответил тот, и они пошли вниз по проспекту Баграмяна к Опере.
Наверное, пойдет снег, подумал Гарик, не слушая болтовню своего друга. Хорошо бы, если пошел снег. Ведь с начала этого года еще снега не было, и снег был бы очень кстати; хотя бы все вокруг стало белым, а то сейчас все серо и грязно… Погода была действительно мерзкой, и от этой самой погоды было тошно на душе. Мокрые улицы, мокрые дома, мокрые деревья – все было мокро и липко. Несмотря на то что уже был декабрь, погода была осенняя. Люди даже останавливались на мгновение и удивлялись: «Почему все еще осень?» Но это была уже не «больная, прекрасная осень» Аполлинера. Теперь она умерла, и от нее веяло отвратительным запахом истлевшего трупа… Грязные автомобили ездили вверх и вниз по улице, действуя на нервы шипением своих колес по мокрому асфальту, и это напоминало о том, что действительно что-то умерло, но все еще дает о себе знать. На улице не было многолюдно, но те, которые были на улице, были хмуры и, как все остальное вокруг, серы и мокры. Подняв воротники своих пальто и плащей и щурясь от холода, они спешили по своим делам, низко опустив головы.
Постепенно темнело, и вскоре стало уже совсем темно. Тигран и Гарик шли к площади Оперы, названой площадью Свободы с 1991 года. До 1920 года на месте нынешнего здания Театра оперы и балета был парк, где стояла церковь Гетсемена – самое старое место паломничества в Ереване. Потом оно было просто площадью Оперы, а после того, как в 88-м она стала местом митингов, площадь снова стала местом паломничества… Теперь там всегда, и днем и ночью последние месяцы было полно народу, а в эти дни – особенно. Каждые полчаса Общенациональное движение сообщало о положении в Карабахе и на границах. Люди на площади стояли и слушали, несмотря на холод. Когда Тигран и Гарик дошли, там стали сообщать, сколько человек было убито в течение последних боев. Тогда и пошел снег. Тигран сказал, что слава богу, что пошел снег, и одна пожилая женщина попросила его помолчать. Потом она объяснила: у нее там, на войне, сын и она хочет услышать все, что говорят. Гарик подумал, что ее сына, наверное, убили, потом удивился своей уверенности.
– Вы получаете от него письма? Он звонит?
– Нет, – ответила пожилая женщина и достала из сумочки платок, чтобы вытереть слезы.
«Значит, ее сына точно убили, – снова подумал Гарик. – Аствац им, почему я так уверен?»
Они еще немного постояли и ушли. Народ все стоял и не собирался расходиться. Они шли молча. Снег все шел, даже усилился и – слава богу! – не таял. Планета замерзла, подумал Гарик и усмехнулся своей этой мысли.
– Когда нам дадут оружие? – спросил он.
– Завтра утром, – неожиданно весело ответил Тигран.
– А когда нас отправят туда?
– Утром и отправят, – еще веселее ответил тот.
Гарик вздохнул.
– Что, не хочется? – съязвил Тигран.
– Хочется, – солгал Гарик. Ему не хотелось. Да и Тиграну тоже, наверное, не хотелось: у Тиграна была Аэлита. У Гарика – Марго.
Они снова помолчали. В Ереване фонари горели через один (тогда еще через один). И не было ощущения, что город с блеском провожает своих героев на смерть. Хотя… Какого…
Все было липко, мокро, несмотря на снег, от которого немного приглушалось шипение колес автомобилей.
Они продолжали идти молча, прислушиваясь, как хрустит под ногами свежевыпавший снег, и это было приятно: снег был чистый и новый.
– Может, зайдем куда-нибудь? Не вечно же мы будем идти, – сказал наконец Тигран.
– Куда?
– Не знаю.
Они остановились. От того, что остановились, стало вдруг очень тихо. Слышно было, казалось, как падает снег, и еще стало вдруг очень тепло. Гарик подумал, что уже четыре дня, с тех пор, как положение в Карабахе и на границах ухудшилось, он не виделся и не говорил с Марго, и ему очень захотелось к ней.
– Пошли к нам, – сказал он Тиграну. – Вернее, в дом великого Манояна. Ты же знаешь, мы переехали к ним. Так легче. В четырехкомнатный «дворец» классика! Так просто легче и дешевле жить одним домом, понимаешь?
– Пошли.
– Ты можешь даже сбегать к Аэлите и вместе с ней приехать к Марго, и мы вчетвером проведем этот последний вечер и, может, ночь. Последняя ночь все-таки.
– Ты гений, Гарик! А как же папаша-классик с августейшей супругой Гретой Георгиевной?
– Уехали. В Цахкадзор. В Дом писателей. Там, говорят, рай. Хотя, скорее всего, там тоже не топят. Мэрико с собой забрали.
Они попрощались, договорившись встретиться в квартире писателя Ара Манояна. Оставшись один, Гарик подумал о том, как он скажет Марго, что завтра утром он уезжает…
Он позвонил три раза (значит, свет был), и Марго открыла ему дверь. Он всегда звонил три раза, и она догадывалась, что это он. Открыв дверь, Марго обняла его. Гарик был весь в снегу и очень приятно пах свежим, новым снегом. Он поцеловал ее.
Гарик вошел и, закрыв за собой дверь, стал снимать пальто. Он ничего не сказал, поднял ее на руки и понес в комнату. Там он сел на диван и положил ее к себе на колени.
– Маргочка, аревс[15 - Солнце мое (арм.).], ты только не волнуйся, хорошо? – Он опять поцеловал ее. – Я записался в ополчение. – Он стиснул в своих сильных руках худые плечи Марго. – Не я один: все записывались, и Тигран тоже записался.
Она хотела было заплакать, но взяла себя в руки и спросила:
– А как же дочь? Тебе не будет совестно, если Мэрико в одиннадцать останется без отца? Ты об этом думал? Ты вообще думал??? Оф… Аэлита знает?
– Не знаю. Кстати, они сейчас будут здесь.
– Кто?
– Тигран и Аэлита.
– Почему же ты молчишь? Я сейчас что-то приготовлю. – Она хотела пойти на кухню, но остановилась на полпути, задумалась и тихо, осторожно спросила: – А… когда вы едете? – Она стояла в дверях комнаты и была прекрасна: высокая, красивая, тонкая, изящная… черноволосая.
– Завтра утром…
Марго ничего не ответила, только прошлась молча по комнате, села на диван, посидела минуту напряженно, не шевелясь, потом уткнулась лицом в спинку дивана и тихо заплакала.
Гарик сказал:
– Что же ты плачешь раньше времени, глупенькая? Меня же еще не убили…
Марго резко встала и побежала на кухню. Гарик хотел было пойти за ней, но тут позвонили в дверь, и он пошел открывать. На пороге стояли Тигран и Аэлита, сплошь покрытые снегом, румяные и, как всегда, веселые, остроумные и язвительные. Они зашли не сразу, а, по своему обыкновению, стали дурачиться.
– Марго, скажи этим идиотам, чтоб они вошли в дом, а то мы потом замерзнем! – закричал Гарик.
Марго тут же галопом прибежала из кухни. Тигран и Аэлита подурачились еще немного и вошли. Аэлита пошла на кухню помогать Марго, а Тигран с Гариком остались в комнате и закурили. Гарик открыл карту.
– Куда нас отправят? – спросил он шепотом.
– Вот сюда. – Тигран показал место на карте. – В самое пекло, где нас обязательно убьют.
Помолчали. Потом Гарик совсем тихо спросил:
– Слушай, а ты Аэлите уже сказал, что мы уже завтра?..
– Нет. Я позвоню ей по телефону уже оттуда.
