скачать книгу бесплатно
Ченнис, казалось, был искренне удивлен подозрительностью Притчера.
– Ничего не думаю. А вы что так разволновались? У нас тут есть дела поважнее, чем излишняя подозрительность.
Ченнис быстро, монотонно проговорил:
– Позднее, позднее подозрительность нам не повредит. Людей, которые нам нужны, Притчер, мы не найдем, наугад шаря рукой в мешке. Люди, которые правят силой разума, вовсе не обязательно на вид должны казаться сильными и могучими. Во-первых, психологи из Второй Академии скорее всего составляют небольшую часть здешнего населения – точно так же, как в вашей собственной Первой Академии инженеры и ученые составляли меньшинство. А обычное население – оно и должно так выглядеть – обычное, подчеркиваю. Психологи скорее всего здорово скрываются. А те, кто с виду тут правит, могут честно и откровенно полагать, что правят именно они. И задача наша может быть решена именно здесь, на этом мерзком клочке заброшенной планеты.
– Не вижу никакой логики.
– Господи, да пошевелите вы мозгами, это же чертовски очевидно! Конзвездия, вероятно, представляет собой довольно обширный мир, населенный миллионами, сотнями миллионов людей. Как мы можем определить, кто из них психологи, и с полной ответственностью сообщить Мулу, что мы нашли Вторую Академию? Только здесь, на этой крошечной планете, крестьянской, порабощенной, все конзвездианские правители, как сообщил наш гостеприимный хозяин, сконцентрированы в одной-единственной деревеньке под названием Джентри. Их тут всего-навсего, наверное, тысяча наберется, и среди них наверняка должен быть хоть один – а может, и не один представитель Второй Академии. Туда мы непременно отправимся, а пока давайте встретимся со Старейшинами – это абсолютно логичный шаг.
Они слегка отодвинулись друг от друга, как только на пороге комнаты появился заметно взволнованный хозяин.
– Благородные Господа, Старейшины приближаются. Я позволю себе еще раз нижайше просить вас замолвить обо мне словечко.
Кланяясь, он согнулся пополам.
– Конечно, конечно, замолвим, – заверил Ченнис. – Это и есть ваши Старейшины?
Скорее всего это они и были. Их было трое. Один подошел поближе. Торжественно кивнул и сказал:
– Мы польщены оказанной нам честью. Благородные Господа, машина ждет вас. Вы окажете нам еще большую честь, если согласитесь встретиться с нами в Зале Встреч.
Третья интерлюдия
Первый Оратор задумчиво глядел на ночное небо. Легкие облака неслись куда-то вдаль мимо бесчисленных звездных скоплений. Странной враждебностью веяло от небес. Они и никогда не были слишком дружелюбны, но теперь в их глубинах таилось странное создание – Мул, и от этого небеса казались еще более неприятно пугающими и темными.
Заседание окончилось. Оно получилось коротким. Были высказаны кое-какие сомнения, возникли кое-какие вопросы, связанные со сложностью математических выкладок проблемы воздействия на мутанта с неограниченными психологическими способностями. Должны были быть учтены все крайние пермутации.
И все-таки – все ли они учли? Могли ли они быть спокойны? Где-то там, далеко, но не так уж недостижимо далеко, по современным понятиям о скорости, был Мул. Что он собирался делать?
С его людьми особых проблем не было. Они среагировали и продолжали реагировать в соответствии с Планом.
Но сам Мул?
Глава 4
Двое плюс Старейшины
Старейшины в этом районе Россема были какие-то нетипичные. Они не производили впечатления людей некрестьянского происхождения, не казались ни более старыми, ни менее дружелюбными.
Подчеркнутое достоинство, с которым они повели себя в начале встречи с чужестранцами, постепенно возрастало, и в конце концов в их поведении, кроме этого достоинства, ничего не осталось.
Они сидели вокруг овального стола – задумчивые и медлительные мудрецы. Некоторые из них действительно были преклонного возраста, однако у бородатых бороды были коротко и аккуратно подстрижены. Довольно многие между тем выглядели моложе сорока, из чего можно было сделать вывод, что звание «Старейшины» скорее подчеркивало не возраст, а некое уважительное отношение.
После скромной трапезы и обмена приветственными речами, произнесенными со стороны хозяев двумя, видимо, наиболее уважаемыми из Старейшин, собрание перешло к неофициальной беседе.
Складывалось впечатление, что Старейшинам просто-таки невтерпеж поскорее покончить с формальной частью и дать волю естественному любопытству и дружелюбию.
Они подсели поближе к гостям, и вопросы посыпались как из рога изобилия.
Их интересовало буквально все: трудно ли управлять кораблем, сколько для этого нужно человек, можно ли усовершенствовать моторы их автомобилей, идет ли в других странах снег, как в Конзвездии, сколько народу живет в их мире, так ли он велик, как Конзвездия, далеко ли он, из чего сшита их одежда и почему у нее металлический отлив, почему они не одеваются в меха, каждый ли день они бреются, какой камень вставлен в перстень Притчера – и так далее и тому подобное.
Почти все вопросы адресовались Притчеру – видимо, судя по возрасту, они наделили его большими полномочиями. Притчер с удивлением замечал, что его ответы становятся все более пространными. Он чувствовал себя окруженным толпой любопытных детей. Его ответы вызывали у них неподдельное удивление и новые вспышки жаркого интереса. Трудно было не откликнуться.
Притчер объяснял, что кораблем управлять несложно и что состав команды зависит от размеров корабля – может быть один пилот, а может быть и много народу; что он пока не видел, как устроены их автомобили, но что двигатели наверняка можно усовершенствовать; что климат в разных мирах разный и кое-где тоже идет снег; что в его мире живет более ста миллионов человек, но что он, конечно, не так могуч, как великая Конзвездия; что их одежда сшита из силиконового пластика, а металлический отлив у нее потому, что в ткани особым образом сориентированы поверхностные молекулы, что обеспечивает искусственный подогрев, и поэтому им не нужны теплые меха; что бреются они каждый день; что в перстень его вставлен аметист. И так далее и тому подобное. Он отвечал и отвечал и, к своему удивлению, чувствовал, что ему все больше и больше нравятся эти наивные провинциалы.
Всякий раз после очередного ответа Старейшины разражались удивленными возгласами и переговаривались между собой. Понять, о чем именно они говорят, было трудно, потому что, хотя разговор и шел на универсальном общегалактическом языке, акцент был кошмарный. Видимо, язык их стал архаичным за счет долгой изоляции. То есть общий смысл их высказываний был более или менее понятен, но оттенки смысла терялись.
Наконец Ченнис не выдержал и вмешался:
– Добрые господа, позвольте же и нам спросить вас кое о чем. Мы – чужестранцы, и нам хотелось бы узнать как можно больше о Конзвездии.
Ответом ему было гробовое молчание. Все Старейшины затихли как по команде. Руки их, дотоле активно сопровождавшие их речи, застыли на коленях. Они обескураженно поглядывали друг на друга, надеясь, очевидно, что кто-нибудь заговорит первым.
Притчер мягко пояснил:
– Уверяю вас, мой друг интересуется вашей страной из самых миролюбивых побуждений. Слава Конзвездии широко известна в Галактике, и мы, несомненно, сообщим вашему Губернатору о верности и любви к нему Старейшин Россема.
Вздохов облегчения в ответ не послышалось, однако лица Старейшин немного просветлели. Один из них разгладил бороду большим и указательным пальцами, стараясь подровнять упрямые завитки, и торжественно произнес:
– Мы – верные слуги правителей Конзвездии.
Раздражение Притчера, вызванное неосторожным вопросом Ченниса, постепенно утихло. По крайней мере, он с удовлетворением отметил, что собственный возраст, о котором он недавно думал с горечью, не лишил его способности сглаживать острые углы. Опыт, как ни крути.
Он продолжал:
– Проживая далеко отсюда, мы не знакомы с прошлой историей правителей Конзвездии. Мы полагаем, что они милостиво правят здесь уже долгое время.
Ответил ему тот же Старейшина:
– Даже дед самого старого из нас не сможет припомнить времен, когда правителей из Конзвездии тут не было.
– Это были времена мира и спокойствия?
– Времена мира и спокойствия? – вскричал Старейшина и сам испугался. – Губернатор – сильный и могущественный правитель, который безжалостно накажет всякого изменника. Но никто из нас здесь не изменник.
– Вероятно, в прошлом он наказывал изменников?
Снова испуг и растерянность…
– Среди нас никогда не было изменников, так же как их не было среди наших отцов и дедов. В других мирах были, и они были осуждены на смерть. Но мы об этом не помышляем. Мы скромные, честные фермеры и не думаем о делах политики.
По его испуганным глазам было видно, как он волнуется.
Притчер мягко проговорил:
– Не могли бы вы любезно сообщить нам, как нам встретиться с Губернатором?
Старейшины были не на шутку обескуражены. Прошло довольно долгое время, и наконец Старейшина, которому выпало отвечать на неловкие вопросы, проговорил:
– А вы разве не знаете? Губернатор прибудет сюда завтра утром. Он знает о вашем прибытии. Для нас это была большая честь. Мы… очень надеемся, что вы сообщите ему о том, что мы верой и правдой служим ему.
Притчер широко улыбнулся:
– Он знает о нашем прибытии? Он ожидал нас?
Старейшина удивленно посмотрел поочередно на обоих чужестранцев:
– А как же? Мы ждали вас целую неделю!
Жилище, в котором их поселили, видимо, по россемским понятиям, считалось роскошным. Во всяком случае, Притчер видал и похуже, поэтому слишком не расстраивался. Ченнису, казалось, вообще ни до чего не было дела.
Однако между ними возникла некоторая натянутость. Притчер чувствовал, что пора принять уже какое-то более или менее определенное решение, но обстоятельства вынуждали ждать. Повидаться с Губернатором означало довести игру до опасной черты, но зато выигрыш мог вдвое повысить шансы на успех в общем зачете. Он поглядывал на Ченниса и замечал, как тот все чаще хмурится и покусывает губы. Притчер чувствовал, что игра затянулась, и всей душой желал, чтобы все поскорей закончилось.
– Похоже, нас не очень-то жалуют, – не вытерпел он.
– Да, – коротко отозвался Ченнис.
– Вот как? И вы того же мнения? Больше вам сказать нечего? Хорошенькое дельце! Мы попадаем сюда и обнаруживаем, что Губернатор, оказывается, нас ждал. Потом окажется, что в Конзвездии нас тоже ожидают – ждут не дождутся. Что же толку от всей нашей миссии?
– Одно дело – ждать нас, а другое – знать, кто мы и зачем здесь.
– И вы полагаете, что это можно скрыть от людей из Второй Академии?
– Наверное. Почему бы и нет? А вы уже готовы спасовать? Допустим, наш корабль заметили на подлете. Разве у них не может быть пограничных наблюдательных постов? Даже если бы мы были просто путешественники, нами бы заинтересовались.
– Хорош интерес! Такой сильный, что Губернатор едет к нам собственной персоной!
Ченнис пожал плечами:
– Об этом можно подумать и потом. Сначала поглядим, что за птица этот Губернатор.
Ченнис обнажил зубы в усмешке. Неожиданно оживился:
– По крайней мере, одну вещь мы уже знаем. Либо Конзвездия – Вторая Академия, либо все свидетельства до одного ошибочны. Как, например, можно иначе объяснить тот страх, с которым аборигены говорят о Конзвездии? Не похоже, чтобы их тут слишком притесняли. Группы Старейшин, судя по всему, встречаются совершенно свободно, без всяких помех. Налоги, о которых они говорили, похоже, не слишком высоки, и опять-таки не чувствуется, чтобы их очень-то усердно собирали. Местные все говорят о нищете, но между тем не выглядят ни заморенными, ни голодными. Дома у них не слишком уютны и грубы, это правда, но скорее всего просто оправдывают свое предназначение.
Знаете, а мир довольно симпатичный. Раньше я никогда не сталкивался с такой суровой жизнью, но такое впечатление, что население не страдает. Как будто в суровой неприхотливости такого бытия есть некое устойчивое счастье, которого так не хватает обитателям технически развитых планет, где живут искусственно усложненной жизнью.
– У вас что же, склонность к пасторальным добродетелям?
– И рад бы, да не судьба!
Ченнис, казалось, был страшно доволен своими размышлениями.
– Я просто стараюсь подчеркнуть, как все это важно. Скорее всего Конзвездия – неплохой администратор. Неплохой в том смысле, что суть насаждаемых ею порядков в корне отлична от того администрирования, к которому привыкли в старой Империи или в Первой Академии, да и в нашем собственном Союзе. Все эти структуры основаны на том, чтобы добиться подчинения любой ценой. Конзвездия дает своим подданным счастье и достаток. Разве вы не видите, что все их правление ориентировано иначе? Оно носит не физический, а психологический характер.
– Вот как? – иронично хмыкнул Притчер. – А как же ужас, с которым Старейшины говорили о наказании изменников этими добросердечными администраторами от психологии? Это как укладывается в вашу схему?
– Да их-то самих разве кто-нибудь наказывал? Они ведь говорили только о наказании каких-то абстрактных «других». Такое впечатление, что боязнь наказания им так здорово привита, что само наказание никогда не потребуется. Разрази меня гром – я уверен, что на планете нет ни одного конзвездианского солдата. Понимаете?
– Может быть, пойму, – холодно ответил Притчер, – когда увижу Губернатора. Кстати, вы не думаете, что наш собственный разум уже может быть под контролем?
– Вот уж к чему вам не привыкать, – грубо, презрительно парировал Ченнис.
Притчер заметно побледнел и неловко отвернулся. Больше они в этот день не разговаривали.
В тишине безветренной морозной ночи, слушая, как сладко посапывает его спутник, Притчер тихо настроил свою миниатюрную рацию на ультраволновой канал, к которому рация Ченниса не была подсоединена, и связался с кораблем. Ответ поступил в виде коротких, едва слышных звуков.
Притчер дважды спросил:
– Есть сообщения?
Ему дважды ответили:
– Пока никаких. Мы постоянно на связи.
Он встал с постели. В комнате было холодно, и он, завернувшись в меховое одеяло, уселся в кресле перед окном и стал смотреть на звездное небо. Оно было так не похоже на небо его родной Периферии!
…Где-то там, меж звезд, был ответ на все вопросы, которые мучили его, и он очень хотел, чтобы все они поскорее разрешились.
На мгновение он задумался о том, прав ли Мул, – действительно ли «обработка» лишила его способности самостоятельно принимать какие-либо решения? Или это все-таки возраст и усталость, накопившаяся за последние годы?
Вообще-то говоря, ему было все равно.
Он смертельно устал.
Прибытие Губернатора Россема особой помпой не отличалось. Сопровождал его один-единственный человек в военной форме, сидевший за рулем автомобиля.
Автомобиль был неплохой, можно даже сказать – шикарный, но двигался рывками, а на подъезде к дому пару раз здорово буксовал – видимо, из-за слишком быстрой смены скоростей. По его конструкции Притчер сразу понял, что работает он на химическом, а не на ядерном топливе.
Конзвездианский Губернатор мягко ступил на тонкий слой снега, выпавшего за ночь, и быстро прошел сквозь строй склонившихся в почтительных поклонах Старейшин. На них он даже не взглянул. Они гуськом последовали за ним в дом.
Из окна своих апартаментов два человека из Союза Миров – Империи Мула – смотрели на улицу. Губернатор был полноват, приземист, наружности совершенно невыразительной.
Ну и что?
Притчер проклинал себя за то, что нервничает. То есть, надо отдать ему должное, лицо его было, как всегда, спокойно. В этом смысле ему нечего было стесняться перед Ченнисом, но сам-то он прекрасно знал, что у него наверняка подскочило давление и в горле жутко пересохло.
Нет, не физический страх. Он был, конечно, не из породы тупоголовых, начисто лишенных воображения людей с железными нервами, которые тупы настолько, что ничего не боятся, – но он знал, что такое физический страх. Страх был другой.
Он незаметно взглянул на Ченниса. Молодой человек лениво разглядывал ухоженные ногти на левой руке. Обнаружив на одном из них неровность, он преспокойно обкусал краешек.
Внутри у Притчера поднялась волна раздражения. Конечно, хорошо Ченнису – чего ему бояться мозговой атаки?!
Генерал взял себя в руки и постарался припомнить, как все было. Каким же он был до того, как Мул «обработал» его, неукротимого демократа? Вспоминалось трудно. Он не мог разумно, трезво оценить себя, не мог порвать невидимых проводов, эмоционально связывавших его с Мулом. То есть он помнил, что однажды пытался убить Мула, но, как ни старался, не мог вспомнить, каковы тогда могли быть его эмоции, – не влезая в детали, а просто пытаясь представить себе тот порыв. Может быть, собственный его разум защищался от этих воспоминаний? Как бы то ни было, как только он пытался представить, какие им владели тогда чувства, у него начинало противно сосать под ложечкой.
А вдруг это Губернатор так действовал на его сознание?
