скачать книгу бесплатно
– Я не за что ударила лошадь всего один раз. Это было давно, но я до сих пор жалею об этом.
Мы поехали дальше по улице, однако я заметил, что незнакомка еще долго провожала нас взглядом.
IV
КОГДА НАШИ ЛОШАДИ усталым шагом ввезли нас во двор «Лилии», Малыш Фрэнк Фейвор сидел на пороге дома и отдавал приказания Оуэну МакГри и Брэту Миллоу. Те ползали вокруг небольшого фургона, рядом с которым стояло ведрышко смазки.
– Эй, Брэт, ты мажь там, где надо, а не там, где тебе вздумается, – поучал Фрэнк.
– Малыш, ты сейчас проглотишь свою шляпу, – пыхтел в ответ Миллоу. – Я тебе не дам ее даже посолить.
Заметив нас, Фрэнк улыбнулся в тридцать два зуба и поднялся с крыльца:
– Эй, ребята, закончились каникулы. Начальник вернулся. Причем не один, – это он уже пробормотал себе под нос, но я все равно услышал.
Цесарки, ходившие по двору с важным видом, заметив незнакомую лошадь и девушку, подняли страшный гвалт. При виде незнакомых людей они всегда себя ведут подобным образом. Поэтому мы и держали их – они исполняли роль сторожевых собак.
Ковбои вылезли из-под фургона и, едва только узрели Рамону, принялись торопливо отряхиваться и причесывать пятерней буйные шевелюры. Губы обоих растянулись в приветливом улыбоне. «Госте», а вернее, гостьяприимные до помутнения рассудка.
– Здрасьте, мэм, – они, толкаясь, топтались перед пегой. – Я Оуэн, а это Брэт, – имя приятеля произносится, как можно более небрежно – типа, он внимания не заслуживает. – Мы рады видеть вас на «Лилии».
Рамона едва успела сделать еле заметный жест для того, чтобы спешиться, как эти прохвосты оба тут же схватили ее кобылку под уздцы. Девушка представилась им и пожала каждому руку. Ребята просто расцвели от счастья.
– А как зовут вашу лошадку? – полюбопытствовал Оуэн, отвоевав поводья у приятеля. – Отличный мустанг, на мой взгляд.
– Она действительно хорошая лошадь, – подтвердила Рамона. – А зовут ее Той. Мне кажется, похожа[6 - Игра слов: «той» («toy» – англ.) в переводе означает «игрушка».]…
– Правда, здорово придумано, – не отстал от друзей Фрэнк.
Представление могло продолжаться до бесконечности, потому что эти три клоуна старались перещеголять друг друга, лишь бы только понравиться моей спутнице. Пора было по-хозяйски повлиять на них.
– Малыш, чего-то у тебя команда разболталась, – спустил я их с небес на землю. – Никакого порядка. Да и вообще, дайте человеку отдохнуть с дороги. А фургон вам для чего?
– Как для чего? – Малыш отправился вместе с нами в конюшню, ведя за собой вьючную лошадь. – А про Гонку привидений забыл?
– Черт, точно! – я хлопнул себя по лбу и завел рыжего в денник. – Рамона, ставь Той напротив. Кронштейны там, за дверью… Вот хоть бы кто сказал или напомнил! Ни слова! Заехали к Тому, у него одна новость – золото, заглянули к Джо – там то же самое. С ума просто все посходили! В городе все на меня пялились как на чудо какое-то! Девицы только что под лошадь не бросались: «Ах, милый, я всегда тебя любила и ждала!» Подождешь еще столько же… Ты знаешь, я уже стал подумывать, что пора устроить собрание и во всеуслышание заявить, что мне это золото не нужно.
– То есть… как? – Фрэнк отошел от лошади и, навалившись на дверцу денника, посмотрел на меня.
Я ему сказал то же самое, что говорил Тому. Малыш сдвинул шляпу на затылок и расстроено-коротко прокомментировал:
– Круто… Ты как, хорошо подумал?
– Это он дурака валяет, – успокоила Фрэнка Рамона. – И тебя разыгрывает. Никому он этого золота не отдаст, можешь быть спокоен.
– Да?.. – все же усомнился Фейвор. – Хотя… Да, он вообще парень разумный.
Я хмыкнул, стащил со спины рыжего седло, бросил на него оголовье и повесил на кронштейн.
– Ладно, давай забудем пока о золоте и поговорим о Гонке. Когда старт?
– Через два дня, – доложил мой помощник. – В 10 утра от колокольни отъезжает первый фургон. Второй – через полчаса.
– Чем награждают?
Мы вышли из конюшни и направились втроем к дому.
– Чистокровным испанским жеребцом.
– Андалузцем?
Фейвор подтвердил информацию коротким: «Ага».
– Да-а… – толкнул я дверь дома, – это вам… Нам бы он не помешал, а, Малыш?
– Приложи немного усилий и он – твой, – у второго после меня человека на ранчо все было просто.
На словах все действительно выглядело просто, а на деле Гонка была намного трудней. Попробуйте четыре дня подряд править фургоном и нестись на этом фургоне через овраги, реки, каньоны, – проще говоря, через все подряд по совершенно незнакомому маршруту, – так быстро, словно все черти преисподней гонятся за тобой, и ты чувствуешь, как они дышат тебе в затылок. Отсюда и пошло название, – парень, который придумал эти Гонки, сказал перед первым стартом: «Вы должны ехать так быстро, будто вам на пятки наступают привидения». Вообще это было достаточно зверской забавой. Однако сама награда провоцировала на участие – как правило, в виде главного приза всегда выступала чистокровная лошадь. Обычно жеребцы, реже – кобылы. На участие в Гонке подавали заявления все в округе, кто только имел собственный фургон и пару крепких выносливых лошадок.
– Слышь, Фокс? Заяву надо подать завтра до полудня, а еще через день состоится жеребьевка – кому под каким номером ехать, – снабдил меня информацией Фрэнк. – Команда каждой упряжки – три человека. Да, еще… После того, как определится стартовый номер, каждому участнику выдается карта маршрута.
– Чего, чего? – переспросил я. – Разве ее не выдавали всегда за полчаса до старта?
Малыш на секунду задумался и, почесав затылок, произнес:
– Да?.. Значит, я ошибся.
V
НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО я показывал Рамоне свою гордость – конюшни, которые были не просто конным домом. Главным сокровищем «Лилии» являлись именно эти конюшни, занимавшие по площади половину, если не больше, Дженнифер-тауна. Мы с ребятами берегли их как зеницу ока, потому что в них стояли лошади, на которых мы угрохали кучу сил, труда и денег. Да, за ранчо еще числилось несколько тысяч голов скота с клеймом «Лилия в круге», однако в округе все знали, что главное для нас – лошади. Надо заметить, за 4 года совместной работы мы добились определенного успеха. В то время, как Север воевал с Югом, мы улучшали и без того хорошие качества миссурийского фокстроттера.
– Слышала о них, – кивнула Рамона, – но никогда не видела.
– Ну это мы сейчас исправим, – успокоил я ее и с вполне понятной гордостью распахнул перед ней широкие двери конюшни.
Длинный ряд просторных денников тянулся от одного конца здания к другому. Такой длинный, что казалось нет ему конца… Здесь было светло, потому что мы с ребятами решили прорубить в стенах окна. Я уже давно заметил, что лошадей нельзя держать в темных помещениях – там они становятся близорукими и пугливыми.
– Но здесь стоят только чистокровки, да? – Рамона тут же потянулась рукой к чьей-то бархатной морде.
– Верно. Мустанги находятся в отдельном крыле, но крылья между собой сообщаются. Точно так же, как и с сеновалом. Тут еще многое не достроено, работы полно, но мы потихоньку продвигаемся вперед. Команда маловата, однако сейчас нанять на постоянную работу кого-то еще я не могу. Не получится всем одинаково хорошо платить.
– Сколько у тебя всего голов в табуне?
– Основная команда – 25 парней, во время весеннего и осеннего объездов их число увеличивается еще примерно на десять-пятнадцать голов.
– Ах ты, паршивец! Я лошадей имела ввиду!
– Лошадей?! – я округлил глаза как теленок. – Ну мустангов около ста, а этих лошадок – в зависимости от породы, но тоже где-то за 2 сотни перевалит. Ну и плюс еще жеребята.
Мы пошли с ней вдоль денников, и по дороге я отвечал на ее вопросы, которые сыпались градом. Через пару шагов мы остановились у денников, где стояли миссурийцы. Сравнительно недавно их вывели переселенцы, двигавшиеся из Кентукки, Теннеси и Вирджинии на запад вдоль Миссисипи. Они брали с собой разных лошадей, среди которых были и чистокровные верховые (одному Богу известно, каким образом эти аристократки-англичанки попали на Запад), восточные и морганы. Они разводили лошадей «в себе» и пытались получить лошадь, подходящую к условиям жизни в районе холмистого плато Озарк в долине Миссури.
Знаете, когда много и, главное, часто ездишь верхом, начинаешь понимать, что было бы неплохо накинуть седло на лошадку, которая может нести тебя на длинные расстояния, часто по каменистой почве, с минимальным расходом как собственных сил, так и сил бедняги-ковбоя. Если вы никогда не ездили подолгу верхом, вам придется поверить мне на слово, что рысь любой лошади, какой бы мягкой она не была, рано или поздно начинает вытряхивать из тебя кишки. Тогда уж и не знаешь, как поудобней устроиться в седле, лишь бы только не ощущать этой бесконечной тряски. Была у нас на ранчо одна высокая караковая кобыла – уж до чего у нее рысь мягкая, как подушка! – даже после нее оставалось такое ощущение, словно твой собственный хребет застрял у тебя же в глотке.
Вот и переселенцам врачи, шерифы, ковбои и прочий люд, привыкший сидеть целыми днями в седле, предъявляли требования, о которых я только что говорил. Однако эти ребята, двигавшиеся к Миссури, видать, знали, каких друзей с копытами скрещивать, потому что в итоге вывели отличную лошадь с идеальным аллюром, получившую название «фокстрот». При этом аллюре передние ноги животного двигаются шагом, а задние – рысью, и со стороны кажется, будто лошадь действительно танцует одноименный танец. Фокстроттер не ставит задние ноги с резким ударом, как на обычной рыси, а словно проскальзывает ими под корпус. Так, на словах, вся прелесть этой особенности понятна только что знатоку, который на лошадях собаку съел. На деле же ты чуть ли от восторга не падаешь из седла, потому что фокстрот – это плавный, комфортный аллюр, которым лошадь, не испытывая усталости, может двигаться долгое время. Причем способность передвигаться таким образом врожденная, что еще более ценно. Я прикупил для своей команды и себя ровно 31 фокстроттера – 25 кобыл и 6 жеребцов. Ранчо у нас было большо-о-е, поэтому мы нуждались в «удобных» лошадях – объезжать дай Бог сколько приходилось.
Покатавшись на своем соловом Бинго, я решил, что для ковбойской лошади, пригодной для работы со скотом, у фокстроттеров не достаточно мускулистое телосложение и устойчивость на ногах. Из-за последней недоработки вся команда «Лилии», включая и ее хозяина, за время объездов успела хотя бы по одному разу грохнуться вместе с фокстроттером в грязь на крутом вираже. Мы с ребятами пораскинули мозгами, и мысль у всех была одинаковой – надо дорабатывать недоработки.
Я прикинул, с какой породой лучше всего скрестить фокстроттера и отправился на Юг за жеребцом кентуккийской верховой породы.[7 - Ныне эта порода носит название «американская верховая».] Именно эти элегантные умные животные среди прочих своих достоинств обладали одним существенным плюсом – природным чувством равновесия. Назад я вернулся, ведя в поводу темно-рыжего, почти красного пятилетнего жеребца, предварительно отвалив за него одному плантатору сумму, при воспоминании о которой мне до сих пор становится плохо. Но, поверьте мне, он стоил тех денег, что я за него отдал. Его звали просто Билли, и для жеребца он был идеальным – добронравный, смышленый, резвый. Он был чистокровкой, однако это не мешало ему тащить фургон или с успехом работать со скотом, когда этого требовали обстоятельства.
Мой опыт увенчался отличным результатом, и теперь ребята, гоняясь по прериям за коровами, с удовольствием закладывали виражи на дочерях и сыновьях Билли.
Оправившись после покупки Билли, потребовавшей колоссального вложения средств, мы с ребятами продали гурт скота, потому как было то самое время, когда цены подскочили до небес. В итоге мы выручили еще не менее колоссальную сумму, и вместе с ней и с Уолтом Риардоном я отправился теперь уже на Восток. Там один богатый парень увлекался лошадьми, но потом, из-за несчастливого стечения обстоятельств, разорился, и теперь все имущество толстосума распродавали с молотка. Меня мало интересовали его барахло или картины европейских мазил, да и даже из лошадей мои мысли занимала только одна. Парень-то был богатым, а богатым – море по колено. Он как истинный ценитель лошадей (ценитель с деньгами!) и большой любитель путешествовать привез с собой из Туркмении ахалтекинского жеребца гнедой масти по кличке Абдулла.
С Востока я вернулся не только с Абдуллой, но и с новым ковбоем, которым стал бывший толстосум Трент Дрэйпер. Текинец обошелся мне намного дешевле Билли.
Выбрав из мустангов пару самых крепких кобыл, я скрестил их с Абдуллой. Спустя почти год у кобыл родились два совершенно одинаковых жеребенка, которые детскую «рубашку»[8 - Первоначальная масть жеребенка. Взрослея, он ее меняет.] в более взрослом возрасте сменили на светло-рыжую масть с гривами и хвостом песочного цвета. Получилось сочетание выносливости мустанга с резвостью хода, феноменальной выносливостью, потрясающей закаленностью и атлетичным сложением текинца. На эту пару приезжали посмотреть многие и деньги за них предлагали просто невероятные, но мы всем давали от ворот поворот. Кроме того, не один из покупателей не знал истиной сущности Принца и Мустанга. Даже Вандер, наш общий друг, понятия не имел о том, что за кровь намешана в этих лошадях. Для окружающих они были всего лишь парой привычных всем мустангов. Стоит ли говорить, что именно их я намеревался запрячь в фургон для Гонки привидений.
Однако не все в округе ранчеры относились ко мне доброжелательно – хотя я и не понимал почему. Раньше они стонали, что Айелло не дают никому жить. Теперь жить было вроде нормально, земля у всех была, у всех хватало коров и лошадей, но что еще требовалось загадочной фермерской душе, я не знал. Возможно, они просто завидовали мне. Так или иначе, несколько раз на «Лилию» совершали налеты с целью переселить нас намного дальше, чем располагается штат Юта. И тогда вместо людей говорили ружья, а наше маленькое кладбище на холме с каждым разом увеличивалось по самым скромным подсчетам на две могилы. Никто не думал в чем-либо обвинять меня или мою команду, потому что жизнь на Диком Западе имела особый аромат, где запах земли, лошадей и пыли перемешивался с запахом пороха.
VI
ПОКАЗАВ РАМОНЕ КОНЮШНИ, я оседлал Пожирателя Кактусов и направился в город подавать заявление на участие в Гонке.
Местные любили подобные развлечения, потому что они случались крайне редко. Основные вообще можно было пересчитать по пальцам: раз в год большое родео, скачки рысаков и квотерхорсов[9 - Порода лошадей, выведенная ковбоями. Свое название («quarter» – четверть и «horse» – лошадь) получила благодаря способности, сорвавшись с места в галоп, бежать этим аллюром, не останавливаясь, четверть мили.] да Гонка привидений. Остальное все время занимали будничный тяжелый труд и прочие заботы.
В Дженнифер-тауне царило оживление как никогда. Мелькали незнакомые чужие лица, а вокруг самого города и поближе к конюшне Тома были разбросаны с десяток фургонов и паслись выпряженные лошади. Здесь разместились те, кому не хватило номеров в местном отеле и свободных денников у Вандера.
Заявки подавали в конторе у Гарри, и туда выстроилась длинная очередь. И самого шерифа и его двух помощников сейчас завалили работой. Койн и один его сподручный принимали заявы, проверяли правильно ли они составлены и нумеровали их, а второй парень охранял вход в полицейскую конюшню, где стоял все это время испанский жеребец, обещанный в награду победителю. Гарри правильно поступил, выставив охрану, а то ведь у нас народ негордый…
Вдоль очереди в контору шерифа я проехал прямиком к салуну «Заходи, приятель!», где командовал Джо Ниброк – здоровенный парень похожий на индейца. Впрочем, сам Джо никогда и не отрицал, что в его жилах течет индейская кровь.
Скользящим узлом я привязал Карающую Молнию к коновязи рядом с несколькими другими лошадьми. Все до единой были мне незнакомы, но я знал, кому принадлежат клейма на их крупах. Стало быть, соседи лошадок прикупили, пока я по свадьбам болтался… Я перешагнул две ступени и, кивнув сидевшему на крыльце знакомому ковбою, толкнул двустворчатую дверь салуна. Внутри, как всегда, висела дымовая завеса, был слышен звон стаканов и воняло перегаром. Но снаружи «Заходи, приятель!» представлял из себя настоящий шедевр архитектуры с деревянными колоннами.
По полу, посыпанному опилками, я прошагал до длинной стойки, за которой возвышался сам хозяин заведения. Примостившись в самом конце стойки, я стал ждать пока Ниброк нальет пива двум парням и подойдет ко мне. Наконец он освободился и навалился на стойку напротив меня:
– Ну, как жизнь молодая?
– И тебе привет, Джо, – ответил я. – Пора тебе изменить воздух салуна в лучшую сторону. В буквальном смысле слова.
– Не могу, – покачал он головой. – Клиенты назовут салун клубом для барышень и перестанут сюда ходить.
– Обо всем-то он подумал! – ухмыльнулся я. – Ладно, Джо, у тебя есть образец заявления?
– Допустим, есть.
– Значит, карандаш и бумага тоже найдутся. Тащи их сюда.
Он закинул полотенце себе на плечо и бесшумно скрылся в комнате за стойкой. Что всегда поражало меня в этом крупном рослом человеке, так это его способность двигаться легко и совершенно беззвучно. Через минуту, неся все, что я просил, он вновь возник в поле моего зрения. Ниброк положил передо мной карандаш и бумагу и словно невзначай тихо произнес:
– В городе чужие, Фокс.
– Да, Джо, я заметил, – усмехнулся я, выводя первые слова заявы.
Вдруг его огромная рука опустилась на мою, и он придвинулся совсем близко ко мне:
– Нет, сынок, ты не понял. Я сказал, что в городе чужие.
Его голос, в котором прозвучала нотка беспокойства, заставил меня отложить карандаш. Я поднял на него глаза и взглянул на его посуровевшее лицо. Ниброк никогда не волновался по пустякам и, если он утверждал, что в Дженнифер-тауне что-то происходит, значит, так оно и было. Его тревога передалась и мне. Это чувство было неприятным.
– Ты имеешь ввиду те четыре фургона? – уточнил я.
– Не знаю, может быть все дело в них. Скорей всего так оно и есть, потому что, хотя и ходят слухи, что они тоже будут участвовать в Гонке, они не расположились со всеми, перед городом. Их лагерь в стороне, дальше к югу.
– Ну, мож, все не так страшно? Мож, они заодно земли себе свободные присматривают, но не знают, что здесь они не найдут ни дюйма незанятой земли? А, может, они от наших парней рыжую свою прячут?
– Это вряд ли, – опроверг мое предположение Ниброк. – Рыжая сегодня с утра была уже в городе. Ее привез в фургоне какой-то хиляк. Кстати, они заходили к Тому и выясняли, где можно купить «амазонку».
– Дамское седло? – я снова взял карандаш в руки. – А как их имя-фамилия?
– Хиляка – неизвестно, а девушку зовут Люсиль Сноу.
– Значит, говоришь, «амазонку» они искали?.. – мне ее имя не сказало абсолютно ничего. – У меня есть «амазонка», и Том наверняка сообщил им об этом.
– Жди гостей, Фокс, – заключил Джо.
Он подмигнул мне и направился выполнять свои обязанности. Я некоторое время размышлял обо всем, что услышал, но потом, выбросив переселенцев из головы, вернулся к написанию заявления.
VII
ГОСТИ ПОЯВИЛИСЬ ВО дворе «Лилии» в тот же день ближе к вечеру. Возле дома остановился один из фургонов переселенцев. На его козлах восседал Хиляк, рядом с ним расположилась девушка. Она и в этот раз была в какой-то умопомрачительной шляпке, и довольно плотная вуалетка головного убора скрывала лицо барышни. Вслед за фургоном появился верховой – крепкий на вид парень с грубым лицом и неспокойными темными глазами. Цесарки подняли шум, как при вавилонском столпотворении, и навстречу прибывшим вышел Трент.
– Добрый вечер, – с истинно восточной интеллигентной вежливостью поздоровался он. – Чем могу служить?
На всем Западе не найти более вежливого человека, чем Трент. Обычно здесь спрашивали: «Чего надо?» или «Чего тебе?», а сам вопрос сопровождали бульдожьим взглядом.
Верховой остановил лошадь напротив Дрэйпера:
– Нам нужен хозяин ранчо, мистер Даррант. Это вы?
Трент хотел возразить, но я опередил его, выехав из-за сеновала – я вместе с Рамоной был на дальних пастбищах, и мы только что вернулись.
– Это я. Чем могу помочь?
Все трое посмотрели на меня испытывающим подозрительным взглядом. Больше всех старалась девица. Похоже, мои потертые джинсы и выцветшая от солнца рубаха не внушили им доверия. Рамона оказалась права – они приехали с Востока и понятия не имели, что на Западе человек в грязных джинсах может быть и бродягой, и крупным ранчером.
Я направил Бинго к ним и натянул поводья рядом с Трентом. Рамона, повернув к конюшне, спешилась у ее ворот, и я заметил, как рыжая пристально наблюдает за ней – это было понятно даже просто по повороту головы. Так смотреть – глаза сломать можно.
Переговоры повел всадник и, как я и предполагал, речь пошла об «амазонке». Я назвал свою цену. Он подумал и стал торговаться. Да, этому малому не нравилось, когда ему перечили. И по мере того, как ему твердо говорили «нет», он заводился все больше и больше. В сущности, я всего лишь дразнил его, прощупывал, хотел узнать, что он за человек. Я смотрел, как он сидит на лошади, как одет, как жестикулирует, даже как держит поводья. Надо заметить, что держал он их не по-западному в одной руке, а по-восточному в двух. Словно землю пашет.
