Преодолеть судьбу

Аня села на колени перед его коляской, бережно обняла его, не зная, как ещё утешить. Она чувствовала, как его плечи едва заметно вздрагивают, как он сжимает её руку, будто держится за неё, чтобы не утонуть в этой бездне горя. Его голова упала ей на плечо, и он закрыл глаза, позволяя себе выпустить всю боль, которую прятал внутри.

– Ань… – прошептал он хрипло. Голос был надломленным, чужим. – Он был… всем. Я… не могу…

Слова оборвались. Он вцепился в неё с такой силой, словно она – единственное, что удерживает его на краю.

Аня гладила его по голове, шептала тихо, почти неслышно:

– Я здесь. Я с тобой.

Она знала – сейчас никакие слова не спасут. Ничто не способно исцелить такую рану. Но она продолжала держать его, впитывая каждый всхлип, каждый прерывистый вдох. От его боли рвало и её изнутри. Она просто держала его, позволяя ему выпустить всё, что он так долго сдерживал, и в тот момент, когда он разомкнул свои стены, она стала для него той опорой, которую он сам был для неё.

Ник обхватил её плечи, прижимаясь ближе, словно искал у неё защиты от той невыносимой пустоты, которая осталась после ухода отца. Его дыхание было прерывистым, и она чувствовала, как в его теле борются слабость и боль, которые он столько месяцев скрывал. Вся его внутренняя сила, то несгибаемое спокойствие, которые всегда были для неё опорой, растворились в этих слезах, в этом безмолвном отчаянии.

– Я пытался держаться, – прошептал он. Голос сорвался, стал глухим. – Ради него… ради тебя… но я не могу, Ань. Я правда больше не могу.

Её сердце разрывалось на части от его слов, от этого пронзительного откровения, которого он, возможно, и сам не хотел. Она обняла его крепче, её собственные слёзы текли по щекам, сливаясь с его слезами, когда она тихо шептала:

– Ник, я здесь. Ты не один. Я не уйду, я всегда буду рядом. Не нужно больше сдерживаться… просто будь со мной.

Говорила тихо, но знала – он слышит. Слышит и вцепляется в каждое её слово, как в спасение. И, может быть, впервые за всё это время ему не нужно быть сильным. Не нужно держаться. Не нужно делать вид.

Перед ней он мог просто быть. Уставшим. Раненым. Живым.

Сколько они так сидели – она не знала. Время замерло. Только чувствовала, как постепенно отпускает его напряжение. Как плечи чуть оседают. Как с болью уходит что-то большее – бесконечное напряжение последних месяцев.

Наконец он чуть отстранился. На лице – следы слёз, но в глазах… что-то новое. Тихая благодарность. Глубокая, без слов. И – свет. Совсем слабый, но настоящий.

Прощальная церемония длилась несколько часов. Люди подходили к Нику и Марине Викторовне – кто молча, кто с натянутыми словами утешения. Кто-то вспоминал, каким был его отец. Всё сливалось в гул, проходящий мимо, сквозь.

Но в этом горе не было облегчения. Ни слов, ни слёз, ни чужих объятий.

Когда церемония закончилась, процессия двинулась к месту захоронения. Тишина снова накрыла всех – плотная, вязкая. Ник словно погрузился внутрь себя, будто сама земля тянула вниз.

На поминальном обеде остались только самые близкие. За столом почти не говорили – только редкие фразы, которые звучали так, будто кто-то произносил их по привычке, чтобы заполнить пустоту.

Марина Викторовна держалась. Спокойное лицо, аккуратные движения, натянутая улыбка. Она не позволяла себе ни вздоха, ни дрожи в голосе. Ей казалось: стоит сорваться – и Ник рухнет вместе с ней. А он и так был на грани.

Она ловила на себе его взгляды – пристальные, тревожные. И каждый раз слегка кивала, как бы говоря: я в порядке, сынок, держись.

Свою боль она сберегла на потом. На вечер. На пустую комнату, где можно будет не притворяться.

После обеда Аня подошла к ней, немного помолчала, потом тихо сказала:

– Может, поедете к нам? Хоть на ночь. Не стоит оставаться одной…

Марина Викторовна посмотрела на неё. Глаза покрасневшие, но сухие. Она слегка улыбнулась – тепло, по-матерински.

– Спасибо, Анют, но мне нужно вернуться домой, – тихо сказала она, глядя на Ника. – Сейчас ему нужен кто-то, кто сможет поддержать его лучше, чем я. Только тебе это под силу.

Аня кивнула, понимая, что в этих словах – доверие, глубина и материнская мудрость. Марина Викторовна подошла к Нику, коснулась его руки, и, сдерживая эмоции, произнесла:

– Ник, ты всегда был сильным, но знай, что тебе не нужно справляться с этим одному. Аня с тобой, и это самое важное.

Когда они вернулись домой после долгого, изматывающего дня, Аня помогла Нику снять тёмный костюм. Он молчал, устало глядя в пол. Она подставила руку, обняла за спину, помогая пересесть в душевую. Ник сидел перед ней, и она чувствовала, как он внутренне сжимается, будто пытаясь скрыться от её взгляда. Он неохотно позволял ей видеть его таким – ослабевшим, истощённым, будто тенью самого себя.

Когда Аня осторожно помогла ему устроиться на стуле в душе, её взгляд невольно скользнул по его телу, и в груди сжалось от боли. Его обездвиженные ноги были тонкими, почти лишёнными мышц. На руках, которые стали слабее, всё ещё оставалась крепость, но не та, что была раньше, до того, как он оказался прикован к коляске. Его торс стал угловатым, рёбра чётко проступали под кожей. Перед ней сидел совсем другой человек, и всё же она узнавала в нём того Ника, которого любила. Она заметила знакомые родинки – одну у него на пояснице слева и другую на правом плече. Эти маленькие детали были как якорь, напоминание, что это её Ник, несмотря на всё, что с ним произошло.

Ник опустил глаза, стараясь не встречаться с её взглядом, чувствуя себя уязвимым и даже смущённым. Он, всегда бывший для неё опорой, сейчас чувствовал себя обнажённым перед ней не только физически, но и душевно, и это причиняло ему боль. Впервые он чувствовал, что стесняется её, что боится, как она воспримет его таким.

Аня молча включила душ, и тёплая вода потекла по его коже. Её прикосновения были мягкими, бережными, словно она хотела сказать этим, что всё остаётся прежним.

Ник сидел молча, закрыв глаза, но напряжение, скопившееся в его душе за эти месяцы, вновь накрыло его, словно тяжёлая волна. Слёзы снова покатились по щекам, и он уже не пытался их сдерживать. Всё накопившееся внутри, все страхи и боль вырвались наружу, и в этой тишине, в присутствии Ани, он наконец позволил себе быть слабым.

Ань… я так устал, – прошептал он, еле слышно. Голос дрожал, обрывался, будто каждое слово даётся ему с невероятным трудом. – Я устал притворяться, что держусь… Мне казалось, что я смогу отпустить тебя, дать тебе шанс на настоящую, свободную жизнь, но… это убивает меня. Я просто больше не могу так.

Аня молча опустилась рядом, сжала его руку. Её пальцы дрожали.

– Ник… я никуда не уйду, – тихо сказала она, с трудом сдерживая голос.

Он отвёл взгляд, но не вырвался. Её рука крепко держала его, не давая ему уйти в себя.

– Я боялся стать для тебя обузой, – выдохнул он. Слова срывались, застревая в горле. – Ты заслуживаешь лучшего. Того, кто сможет дать тебе всё, чего ты хочешь. А я… я теперь ничего не могу. Я не тот, кем был, Ань. Не тот, кого ты полюбила.

Аня покачала головой. Он ошибался – так жестоко ошибался.

– Ты всегда был тем, кого я люблю. И ничего не изменилось, Ник, – её голос был мягким, но твёрдым.

Она вытерла его лицо, осторожно касаясь его щёк, словно старалась стереть не только слёзы, но и всю его боль. Ник смотрел на неё, и в его глазах появилась новая боль.

– Мне страшно, Ань, – прошептал он, почти умоляюще. – Я не знаю, как дальше.

Она не перебивала. Просто слушала. Он закрыл глаза, и слова потекли сами:

– Я как мужчина не могу предложить тебе то, что мог бы раньше. Я знаю, что ты хочешь детей, – его голос чуть дрогнул. – Возможно, сейчас об этом рано говорить, но однажды ты захочешь семью. И я не смогу дать тебе этого без ЭКО, без всех этих сложностей, которые даже не факт, что сработают… Я не хочу быть тем, кто лишит тебя всех этих возможностей. – Ник замолчал, его взгляд потускнел, и он отвернулся, будто боялся увидеть в её глазах подтверждение своих страхов.

Но Аня только крепче сжала его руку. Нежно, но уверенно. Она прикоснулась к его лицу. Её глаза были полны любви – не жалости, не страха. Любви. Чистой, упрямой, настоящей.

– Ник… – тихо сказала она, не отводя взгляда. – Ты всегда был и остаёшься тем, кого я люблю. Ты – всё, что мне нужно. И дети… да, я хочу детей. Но только с тобой, понимаешь? И мне не важно, как это случится – ЭКО, другие варианты… что угодно, лишь бы ты был рядом. Я не хочу никого другого, мне нужен ты.

Его сердце сжалось от этих слов. От её уверенности. От той любви, которую она дарила ему – так просто, так искренне, без условий.

Ник посмотрел на неё, и впервые за долгое время почувствовал, как что-то внутри начинает отпускать. Страх, вина, бесконечное сомнение – будто начали отступать. Он закрыл глаза и, дрогнув, позволил себе поверить. В её голос, в её любовь, в то, что она не уходит.

– Спасибо, – прошептал он. Голос был хриплым, но в нём уже не было надлома – только тёплая, тихая благодарность. Её прикосновения казались ему живым дыханием – они обволакивали, согревали, будто возвращали к жизни.

Когда тёплая вода принесла хоть немного облегчения, Аня аккуратно выключила душ и подала полотенце. Они молчали. Он вытирал лицо, руки, а она просто сидела рядом, никуда не торопя его.

Потом помогла пересесть в коляску – бережно, не спеша.

Ник тяжело выдохнул, когда устроился. Её ладони всё ещё лежали у него на плечах, и от этого прикосновения стало чуть легче дышать.

Она погладила его по руке и, не говоря ни слова, повезла в спальню.

С такой же нежностью и заботой она помогла ему переодеться в пижаму. Все её движения были мягкими, внимательными. Он чувствовал: она делает это не из жалости, не из долга – с любовью. С глубоким уважением к нему, к его телу, к его хрупкости.

Она аккуратно надела на него футболку, поправила, проверяя, не натирает ли ткань. Потом подложила подушки, стараясь устроить его так, чтобы было удобно.

– Всё в порядке? – тихо спросила она, наклоняясь ближе.

Он кивнул, чувствуя, как на душе становится чуть легче. Её руки, её голос, даже её дыхание рядом – всё будто успокаивало, залечивало. Аня устроилась рядом, и он обнял её, как будто она была единственной, за что он мог держаться в этой новой, полной трудностей реальности.

– Ань… – он посмотрел на неё. В глазах всё ещё пряталась тень сомнений. – Как ты видишь наше будущее? Мы ведь не знаем, как всё сложится. У меня столько ограничений… Я боюсь, что однажды они затмят для тебя всё остальное.

Аня положила голову ему на плечо.

– Я вижу наше будущее вместе, – ответила она тихо. – И мне этого достаточно. Да, будет трудно. Но мы справимся. Ты говоришь об ограничениях, но для меня ты – всё, что мне нужно. У нас всё получится, каким бы путём мы ни пошли.

Ник вздохнул. Её слова проникли глубже, чем он ожидал. Впервые он позволил себе немного поверить, что, возможно, он не разрушает её жизнь, а делает её настоящей.

– Я иногда думаю, – признался он, чуть смущённо, – что я слишком привык к этой стене, которую выстроил вокруг себя. А ты, кажется, просто прошла сквозь неё.

Аня рассмеялась, её смех был тихим и тёплым.

– Не скажу, что это было легко, – поддразнила она. – Может, ты просто дал мне ключ.

Он тоже улыбнулся. И с каждым её словом всё внутри будто становилось легче. Страхи растворялись.

– Ань… спасибо, – прошептал он, обнимая её крепче. – Спасибо за то, что не отпустила меня.

Она посмотрела ему в глаза, тепло и мягко, и он почувствовал, что наконец нашёл то, что так долго искал – покой, уверенность, и безграничную любовь, которые всегда были рядом, в её объятиях.

Ночью Аню разбудил едва слышный, приглушённый стон. Она открыла глаза – и сразу увидела Ника. Он лежал рядом, стиснув зубы от боли. Лицо исказила мучительная гримаса. Одной рукой он сжимал бедро, будто это могло унять боль, другая вцепилась в подушку – так сильно, что побелели костяшки пальцев. Всё его тело было напряжено, дыхание сбивчивое, прерывистое.

Аня осторожно дотронулась до его плеча:

– Ник, что случилось? Почему ты не разбудил меня?

Он вздрогнул. Открыл глаза. Увидел её – и на миг позволил себе расслабиться. Он пытался справиться один. Не хотел тревожить её. Но теперь, когда она рядом, всё по-другому.

– Прости, – выдохнул он с усилием. – Это… фантомные боли. Иногда возвращаются.

Аня не стала задавать лишних вопросов. Она знала, как мучительны бывают фантомные боли, и как трудно с ними бороться. Сев рядом, она положила руку ему на плечо, давая почувствовать её присутствие. Потом тихо спросила:

– Я могу чем-то помочь?

Он замер, пережидая новую волну боли, а потом с трудом кивнул:

– Просто будь рядом, – его голос прерывался. – Это… скоро пройдёт.

Аня тихо погладила его по руке. Он сжал её ладонь – сильно, до боли, будто через это сжатие передавал всю тяжесть того, что рвало его изнутри. Она не отдёрнула руку. Только крепче обняла его за плечи, прижала к себе, позволяя ему почувствовать её поддержку, даже если эта боль была чем-то, что он должен был пережить сам.

Он выдохнул – судорожно, с надрывом, пытаясь справиться с очередной волной боли. Но рядом с ней дыхание стало понемногу ровнее, хотя лицо всё ещё хранило следы напряжения.

– Иногда мне кажется, что это не пройдёт никогда, – прошептал он, не отводя взгляда от стены. В его голосе звучала усталость, и что-то почти детское – страх, которого он не хотел показывать, но больше не мог скрыть. Страх, что если отпустит контроль, боль снова поглотит его.

Аня провела пальцами по его волосам и прижала его голову к своему плечу:

– Я с тобой, Ник. Даже если это будет долго. Даже если будет казаться, что не пройдёт. Я не уйду.

Он молчал, слушая её. В глазах – и боль, и благодарность. Всё, что он пытался скрыть, всё, чем пугал её – казалось, теперь стало малозначительным. Её голос, её руки… Они были якорем. Домом. Тем, что возвращало к жизни.

– Спасибо, – прошептал он почти неслышно, позволяя себе немного расслабиться. Её тепло проникало в него, отодвигая боль, которая постепенно начала отпускать.

Когда, наконец, его тело стало мягче, Аня ощутила, как напряжение уходит, а его дыхание выравнивается. Они так и продолжила обнимать его до тех пор, пока он не уснул.

Глава 8

На следующее утро Ник