скачать книгу бесплатно
Собравшись духом, молодой и перспективный кавалерист выдал немного критики:
– Необходимых знаний и навыков далеко недостаточно. Учим подчинённых так, как учили нас в старой армии.
Каширин терпеливо выслушал его, убедился в рассудительности кавалериста. Молодой офицер вышел из этого чаепития командиром 39-го Бузлукского полка 2-й кавбригады 7-й или Самарской дивизии. Звали его Георгий Жуков.
Через несколько месяцев под Оршей прошли первые после окончания Гражданской войны манёвры Красной Армии, где особо выделилась Самарская дивизия с ее полковыми командирами и новым комдивом. Боеспособность дивизии отметил замначальника генерального штаба РККА Тухачевский, специально приехавший из Москвы. Он выразил благодарность комдиву Гаю. Г. Д. Гай[28 - Г. Д. Гай (Гайк Дмитриевич Бжшкянц), уроженец Персии, армянин. Участник Первой мировой, затем Гражданской войн. Командир легендарной «Железной дивизии». Маршал Жуков упомянул Гая в своих мемуарах.], легендарный командир гражданской, уже год как сменил Каширина. Наблюдая за лихим и эрудированным кавалеристом Жуковым, Гай, как и его предшественник Каширин, пришёл к выводу, что калужскому офицеру полагается поощрение.
В конце июля 1924 года Гай пригласил к себе Жукова. Пили ли чай в июле – неизвестно, а вот разговор двух командиров оказался как бы продолжением темы, которую начал Каширин. Гай спросил, каким образом Жуков работает над усовершенствованием.
– Много читаю и занимаюсь разбором операций Первой Мировой войны, – ответил тот.
Гай – статный комдив, с усами и темными волосам, куда уже потихоньку прокрадывается седина. Он шутит, что хочет походить на своего скакуна – конь такой же чёрный, как его шевелюра, с серебристо-белыми, как седина, ногами.
– Военное дело не стоит на месте, – ответил Гай. – Нашим военачальникам в изучении военных проблем нужна более основательная учёба. Думаю, вам следует поехать в Высшую кавалерийскую школу в Ленинград. Это весьма полезно для вашей будущей деятельности.[29 - Приводится дословно из воспоминании Жукова, см. Георгий Жуков, «Воспоминания и размышления», Москва 2002, т 2, стр 87]
Через два месяца после этого разговора, в сентябре, на первые подобного рода курсы съехалась в Ленинград группа молодых командиров кавалерийских полков. Незадолго до последнего назначения командиром в Самарскую дивизию, Гай был Наркомвоенмором Армянской ССР. Это должность так называется – у Советской Армении моря нет.
В этой должности Гай отправил в Ленинград и командира кавполка Баграмяна. Так к осени 1924 на ленинградских курсах усовершенствования комсостава встретились Жуков, Баграмян, Рокоссовский, Еременко, Чистяков, Романенко…
В город на Неве Жуков и Баграмян приехали во время наводнения. Но куда более глубокая пучина ожидала Жукова в Ленинграде в будущем. «Мог ли я предположить, что через 17 лет мне придётся командовать войсками Ленинградского фронта, защищавшими город Ленина от фашистских войск!», – напишет потом четырежды Герой Советского Союза Георгий Константинович Жуков.
А могли ли они представить, что на тех курсах учатся аж 4 будущих маршала и 9 генералов Советской Армии? Можно, конечно, сказать, что это были курсы офицеров-счастливчиков, мол, так сошлись (пятиконечные) звезды. Но это будет только половина правды. Другая половина заключается в том, что многие из курсантов тех знаменитых кавкурсов погибли не своей смертью. Генералы Пётр Иванов и Леонид Бобкин, майор Айк Бахчинян были убиты во время ВОВ. Комбриг Самокрутов покончил с собой в 1940-м.
А вот убитых расстрельными списками трагически больше. И их имена тут тоже необходимо упомянуть, наряду с остальными героями. Ведь среди тех, кого загубили «тройки», могли быть и 5-й маршал или 10-й генерал этого славного курса офицеров-кавалеристов: комбриг Александр Зубок (1937), комбриг Евсей Тантлевский (1937), комбриг Никита Мишук (1938), полковник Эдуард Гросс (1937), полковник Фёдор Мысин (1937), комкор Михаил Баторский (начальник Кавкурсов, 1938)…
О наводнениях в Петербурге
Год 24-ый каждого столетия имеет особое место в истории наводнении Петербурга-Ленинграда. В 1724-м в молодой столице шторм и ветер чуть не стоили основателю города и империи жизни. Вода снесла одно из судов, плывших за яхтой Петра I, где почти все погибли. Историк Ким Померанец считает, что эта буря была отчасти причиною смерти Петра Великого в январе 1725 года. «Он, уже больной, спасал утопающих у берегов Лахты. Эта простуда ожесточила недуг государя», – пишет историк.[30 - Ким Померанец, «Несчастья невских берегов», СП 2011, часть 1]
Аккурат через 100 лет и тоже в ноябре вода «сдвинула и расчленила огромные мосты Исаакиевский, Троицкий и иные», как написал об этом Александр Грибоедов.[31 - Александр Грибоедов, «Частные случаи петербургского наводнения.] Про тот Петербургский апокалипсис писали Пушкин и Дюма. Вода поднялась аж на 4 метра с плюсом – рекорд, не побитый поныне.
«Ленинград нас встретил неприветливо. Дул холодный штормовой ветер, гнавший свинцовые воды Финского залива через Неву и многочисленные каналы на набережные и улицы города». Это уже написал кавалерист Иван Баграмян, приехавший в Ленинград на учебу в сентябре 1924-го. Тогда до катастрофической отметки уровня воды столетней давности не хватило меньше полуметра.
2024-й не за горами, кстати. Надо быть осмотрительнее…
В сентябре по улице, названной в честь революционера Воинова (его там убили летом 17-го) гуляли, прыгая через лужи, два офицера. Дул холодный ветер. Один из них – статный, с серо-голубыми глазами. Морщится. Он родился в Польше, служил в Европе, теперь служит в Забайкалье и как-то устал от холодов. Другой офицер пониже ростом. Лицо крайне самоуверенное, с лёгкой улыбкой в разрезе глаз. Он приехал в Ленинград на своем скакуне. Тот, что поменьше ростом, думает: «А не вернуться ли обратно на коне?». А высокий смотрит в пасмурное небо и прикидывает, как раскаты и молнии перенесёт его жеребец «Жемчужий».
– Послушай, а сколько вёрст отсюда до Минска? – вдруг прервал молчание тот, что поменьше ростом.
– Ну 700 будет точно, -ответил высокий.
– Семьсоооот.., – тянет первый в ответ. – А я там служу, думаю, может, на коне поскакать обратно.
– Оригинально мыслите, товарищ кавалерист. А мне в Забайкалье на лошадке точно не получится. Тем более, Люлю ребёнка хочет.
– Люлю?
– Юлия, жена, то есть.
Статный посмотрел на здание Таврического дворца и сказал:
– Знаешь, а ведь многие ленинградцы даже и не знают про улицу большевика Воинова, знают её как Шпалерную улицу. Про Урицкий дворец и спрашивать не надо.
– Я это уже понял, – ответил второй. – Равно как и то, что многие здесь по-прежнему считают себя не ленинградцами, а питерцами.
– Я вот не мог найти Кавалерийскую школу РККА. Но достаточно было спросить про царские казармы Аракчеева – сразу подсказали, куда свернуть.
– Это Зиновьева вина, – ответил кавалерист из Белоруссии. – Недостаточно поработал.
– Точно, – статный офицер вздохнул, – по этой улице сам Ленин ходил в ночь революции!
Офицеры свернули и шагнули в здание бывшей Царской «Лошадиной академии».
– Ну, будем знакомы, я Костя Рокоссовский.
– Георгий Жуков.
– Скакать, стало быть, любишь раз до Минска марафон хочется устроить. И я тоже. Устроим поединки? А с шашкой как?
Жуков посмотрел на него, и улыбочка снова пробилась в разрезе глаз.
– Да легко. Зарубим шашку? А у тебя, я смотрю, орден и медали. И у меня почти такие же.
– Да, да, Георгий. У нас много общего.
Офицеры подошли к прилепленному на доске листу и начали искать свои фамилии. По коридору ходили люди в форме и в гражданской одежде. Жуков, поморщившись, читал список и вдруг тихо произнёс:
– Смотри-ка, а у нас и отчества совпадают, а, Константинович?
– Да не то, чтобы очень совпадают…, – тихо начал Рокоссовский, но этих слов не расслышать, а Жуков тем временем повернулся к нему, крепко пожал локоть и сказал: «Мы теперь с тобою, брат мой Рокоссовский, на всю жизнь связаны, видать. Далеко пойдём».
– А мы не опаздываем?
Кавалеристы повернулись и только теперь заметили третьего офицера, который неслышно подошёл искать в списках своё имя.
– Нам сказали, ещё есть время. Что за говор у тебя такой? Ты что, грузин?
– Да нет, армянин он, – уверенно сказал Жуков. – Знаю я их речь. У нас в Минске комдив есть, Бэ.. Бжшкянц фамилия, Слыхал? Братья армяне, ну как можно четыре согласных сразу: Бэжэшэкэ… Как это вообще выговорить? Благо, революционная кличка – Гай.
Рокоссовский рассмеялся: «А ты часом не Мкртчян, дружище? Там вообще пять согласных. У меня в Забайкалье армянин служит. Мкртыч Мкртчян. А я его всё Никитой зову. Язык берегу».
Жуков попытался с разбегу произнести: Мкр… мэкере… мэкэрэрэтэче… Нет, не могу.
– Бедные мкртчяны, как они в России обходиться будут? Хотя, коли мне дались имена байкалских бурятов, смогу и твою фамилию…
– Подожди, Костя. Мкртэче… мкрэт… Слушай, серьёзно, как же тебя зовут? Ты случайно не мэкэтэ…
– У меня все проще. Я Баграмян.
– Ну вот и ладушки. А я Жуков, будущий командир всей Армии Советов. Будем знакомы, кавалерист с солнечного юга.
Баграмян спокойно пожал ему руку, а Рокоссовский вдруг перестал смеяться, повернулся и посмотрел на Жукова. Его последние слова прозвучали как-то резко и шибко самоуверенно. А тот смотрит на Рокоссовского и снова лучатся глаза улыбкой. И тут во взгляде Жукова Рокоссовский углядел энергию и безудержную волю к достижению того, о чем он только что сказал. И что-то во всем этом Косте Рокоссовскому начинает не нравиться. Что-то уже не нравится. И он медленно произнес:
– Меня зовут Константин Рокоссовский. И я буду будущим командиром кавалериста Жукова.
Кто бы знал, что они оба окажутся правы…
– Ну понятно, – спокойно ответил третий офицер, – Я Ованес Хачатурович Баграмян. Можно Иван Христофорыч. А кем стану – это Бог даст.
Жуков усмехнулся:
– Негоже большевику надеяться на Бога, товарищ Баграмян.
– Это да. Только вот я не коммунист – видать, биография не позволяет.
У них над головой портрет Троцкого. Подошли двое со стремянкой и новыми портретами. Поставили стремянку, сняли Троцкого, бросили на пол и, забив гвозди, начали вешать новых.
– Так кого первым? -спросил один из них.
– Ну сказали Зиновьева, Сталина оставь третьим. Он у нас младший.
– Извиняй, Иосиф Виссарионович, ты будешь третьим, – захихикал первый и забил ещё гвоздь. Второй человек, с карандашом за ухом, смотрел на него держа в руках портреты Зиновьева и Каменева, оставив Сталина криво лежать на полу.
Между тем Жуков, Рокоссовский и Баграмян удалились, обсуждая текущие новости.
– Страна и Европа быстро меняются. Чувствую, красные командиры скоро будут нужны трудовому народу, – сказал Жуков.
– Да, – ответил Рокоссовской, – скоро многое уже по-новому будет. Вся тактика войны. Чапаева и Первую конную уважаю, но сейчас нужны самолёты и танки. Согласен, Георгий, все очень быстро меняется.
Как оказалось, «все очень быстро меняется» вполне применимо и к очередности портретов коммунистов-вождей, которые двое рабочих повесили на стену бывших Аракчеевских казарм.
Глава 6
Снова Хачисар
Площадь Маршала Бабаджаняна в Москве
образована пересечением проспекта
Маршала Жукова с примыкающей
к нему с севера улицей и отходящей
под острым углом на юго-запад
улицей Мнёвники. К площади
примыкает сквер Маршала Жукова.
Из Википедии
1925 год, Чардахлу
19-летний Армо – Амазасп Бабаджанян открыл дверь и вошёл в сельский домик. Там собрание. Уже 5 лет советской власти, а с комсомольской ячейкой что-то не ладится. Весть об этом дошла до верхов, и из Тифлиса прислали партийного работника разбираться на местах. Сидит Алексей Баграмов, младший брат И. Х. Баграмяна, и агитирует. Рядом приехавший из столицы ЗСФСР[32 - После установления Советской власти три Закавказские республики – Грузия, Армения и Азербайджан, были объединены в Закавказскую Советскую Республику, которая была расформирована в 1936 году, после принятия новой конституции.] партийный работник Иван Никифоров. Напротив – крестьяне, Каграман и Арусяк Баграмяны, Акоп, Вараздат и ещё человек 40—50. Население деревни растёт, уже перевалило за 2000. Алексей стал ведущим активистом в комсомоле и к приезду Никифорова собрал в сельсовете односельчан.
– Крестьяне нашей страны наконец-то получили землю и мир. Железная дорога между тремя Закавказскими республиками работает свободно, без саботажа. А помните, что происходило до советизации? – Алексей посмотрел на бумаги и снова на односельчан. – Или возьмём, к примеру, учёбу. Вот сколько армянских школ было до революции? Ведь мало же?
– Это почему мало, Алексей? – с места подал голос Акоп. – Целые университеты были. Вот Татев или этот, как его…
Баграмов посмотрел на него удивлённо:
– Акоп, Татев в 15-м веке работал.
– А 15-й век что, не до революции?
– Да нет, просто я хотел сказать непосредственно до революции, понимаешь? Или вот взять науку. Посмотрите, какими бурными темпами прогрессируют армянская наука. Сын Абгара из Южного Карабаха ушёл в Петер.. ээ… в Ленинград, товарищи, в Ленинград, и совсем недавно, вот пишут тут газеты, создал… – Баграмов начал перебирать газеты на столе, посмотрел на свои записи, – цветной… значит, цветной… ну такую коробку… для передачи… примерно как радио, но с картинками, товарищи. Да, да, радио, но с картинками. К тому же в трёхцветном варианте.[33 - Ованес Абгарович Адамян, корнями из деревни Джрахацнер Аскеранского района НК, в 1925 году получил в Ленинграде патент на первый в мире трехцветный телевизор.] Так, ну а до революции что? Ведь не было условий…
Акоп никак не успокоится:
– Почему? Я в Венеции видел армянских учёных.
– Да причём тут Венеция, Акоп?
– Ну, ты так говоришь, будто только при Ленине и Троцком может быть наука.
Баграмов бросил взгляд на Никифорова и сказал вполголоса: «Троцкого забудем…»
Никифоров сделал какую-то заметку на бумаге и чуть смущённо проворчал: «У вас что тут, газет не читают?»
– Ну-у-у… – Баграмов повернулся к Бабаджаняну, – тебе чего, Армо?
– Так сами вызывали…
– Ах да, намаялся я с комсомольской работой. Подойди, ахпер джан, – он повернулся к Никифорову, – ахпер джан по-армянски «дорогой брат», что ли.
Тот кивнул, глянул на свою шпаргалку и сказал:
– Я уже немого выучил ваш язык, цавд танэм. Вот ещё барекамутюн, кусакцутюн…[34 - По-армянски соответственно «дружба», «партия»]
Алексей и многие крестьяне засмеялись. Кто-то из Мартиросянов хлопнул в ладоши и крикнул с места:
– Запомните слово «миацум»[35 - Воссоединение» на армянском (подразумывается воссоеденение Карабаха с Арменией). При Советизации Кавказа Карабах сначала был передан Советской Армении, потом оформлен как армянская автономия в составе Азербайджанской ССР.], товарищ.
Алексей показал пальцем на Бабаджаняна.
– Вот посмотрите на Армо, наш комсомольский активист. Его все любят, уважают.
Акоп снова крикнул с места: «Боятся!».
