скачать книгу бесплатно
– Не знаю. Я хочу, чтобы было чисто.
– Как на картинке? – улыбнулась Ада.
Лиза кивнула.
– Не знаю, что тебе сказать, дочка. Тут целая гора мусора. Как ее уберешь?..
– Помаленьку.
Ада рассмеялась.
– Ну и куда же ты его носила? Мусор этот.
– В траву, – показала рукой Лиза. – Там в конце улицы. Он там никому не помешает.
– В такую даль, – покачала головой Ада. – А кролика-то зачем с собой таскаешь? Он только мешает тебе.
– Что ты, он помогает мне, – Лиза доверчиво заглянула матери в глаза: – Ну так ты не будешь меня ругать?
– Не буду. Ну идем кушать.
Они направились к дому и тут Ада обратила внимание на впадину в свалке. С самого края вместо нагромождения отходов зияла почва.
– Это все ты? – удивилась она.
Лиза гордо кивнула.
– Да ты утомилась, наверное? Столько перетаскать. Как ты смогла столько-то? Ты же еще маленькая.
– Нет, я уже большая, – с достоинством сказала Лиза.
Они ужинали и Ада украдкой наблюдала за дочкой. Она вдруг стала вести себя, как взрослая. За столом сидела спокойно, не вертелась, не разговаривала и думала о чем-то своем.
– Ты будешь продолжать? – спросила мать.
Лиза кивнула и испытывающе посмотрела на мать, думая, что она станет возражать.
– Знаешь, я тебе помогу, – добавила Ада.
– Будем вместе мусор убирать? – глазки Лизы загорелись радостью. – Правда? Ты тоже станешь таскать мусор?
– Ну я должна тебе помочь. Верно? Тебе ведь тяжело. Там его очень много. Ты не справишься одна.
– Да, там его целая гора.
– Не знаю только вот, что скажут соседи.
– А что они могут сказать? – поинтересовалась Лиза. – Они станут возражать?
– Нет, ну они не будут возражать. Разве это их дело. Но просто могут сказать, вот, мол, самые умные что ли или перед мэром выслуживаетесь, чтобы он вас похвалил, обратил на вас внимание.
– Да? Они так скажут?
– Не знаю. Могут сказать.
– А для тебя это важно? То, что они скажут.
Ада пожала плечами.
– В общем-то, нет. Но не хочется выделяться. Здесь никто так не делает. Понимаешь? И здесь не любят тех, кто не как все.
– Как это?
– Ну как тебе объяснить?.. Если у кого-то есть что-то, чего нет у других, то он уже не как все, он не со всеми, на него смотрят косо.
– А что это? Чего нет у других?
– Например, деньги. У всех их мало, а у некоторых они есть. И это уже плохо для всех остальных.
– Но хорошо для того, у кого они есть? Правда же? Вот, помнишь, нам мэр дал денег? Мы тоже были не как все. Да?
– Да, но об этом никто не знал. Вот если бы он стал нам давать деньги каждый день, то об этом бы все прознали и стали бы нас избегать, говорить о нас плохо.
– А-а, я поняла, – сказала Лиза. – Если мы уберем мусор, у нас будет чисто, будет расти травка. А этого нет у других и они станут на нас злиться.
– Да, правильно.
– Но они же могут такое устроить у себя. Чтобы чисто и травка росла. Для этого только нужно убрать мусор и все.
Ада рассмеялась и потрепала волосы на голове у дочки.
– Какая ты у меня умная.
– Так мы завтра пойдем, мама?
Ада кивнула и стала убирать посуду со стола. А Лиза отправилась чистить своего кролика, который порядком испачкался, пока они возили мусор в траву за околицу.
9.
Пока Алина прозябала в топком болоте серых будней, до начала своего второго романа с фермером Анджием, в доме ее было трудно дышать от зла и ненависти, проливаемой ею на своих домочадцев и, в особенности, на детей.
– А ну-ка замолчали! Быстро! Кому я сказала! – со злостью кричала, по обыкновению, Алина на своих троих детей.
Те ненадолго притихали, растаскивая каждый в свою сторону игрушки на полу. Впрочем, вынужденное молчание не могло быть долгим: после окрика матери их извечное недовольство друг другом выливалось сначала в ворчание, затем вновь переходило в яростные крики.
И тогда она налетала на них, как коршун, драла за волосы и расталкивала по углам. Поднимался невообразимый детский вой, смешанный с ее истеричными криками, ругательствами и проклятьями. Ненадолго наступала тишина, прерываемая сдерживаемым плачем и всхлипываниями. Потом всё начиналось заново. И так продолжалось весь день.
Алина тяготилась своими детьми, считала, не будь их, она могла бы еще попытаться устроить свою жизнь. В своих собственных глазах она видела себя достаточно привлекательной женщиной. У нее была хорошая фигура, которую не испортили ни роды, ни кормление детей грудью. К сожалению, Филипп не очень-то ценил достоинства своей жены, всегда находил к чему придраться: то посуда грязная, то еда плохая.
– Что ты приносишь, то ты и ешь. Не нравится еда, неси другие продукты.
– Другие! – взвился он. – Скажи спасибо, что еще это перепадает.
– Ну вот, так и не жалуйся на еду тогда, – отрезала она.
– Имею право! Ты сидишь дома и могла бы получше готовить, между прочим. Что тебе еще делать?
– Да, мне делать вообще нечего! – яростно подбоченилась Алина. – Сижу и отдыхаю. Просто вот сижу и ничего не делаю.
– Откуда я знаю, чем ты занята? Приходишь, здесь всегда бардак и еда приготовлена кое-как. Не нравятся мои продукты, катись к своему фермеру. Поняла?
– К фермеру!? К какому-такому фермеру, хотела бы я знать?
– К такому. Думаешь, я ничего не знаю? Мне все рассказали добрые люди.
– И что же такого они тебе рассказали твои добрые люди?!
– Всё рассказали. Что ты болталась с фермером, да только он тебя не взял. А я вот дурак взял. Знал бы, что ты такая шлюха, ни в жизнь бы не взял!
– Шлюха?! Я – шлюха?! Да? Я – шлюха?!
– Да, ты. И еще неизвестно, может, ты и потом бегала к нему. Или бегаешь.
– Да, бегаю! Как же, конечно, бегаю! Ты за порог, а я так сразу и побежала! Делать-то мне больше нечего! Бегай себе по фермерам!
Упоминание о фермере, с которым у нее, действительно, был роман, полностью выбило ее из колеи. И не то, чтобы она боялась, что ее в чем-то уличат, но странно было услышать от Филиппа об этом.
На фермера она возлагала в свое время большие надежды. Однако надежды остались надеждами, а выйти замуж ей пришлось отнюдь не за обеспеченного фермера, а за нищего Филиппа. И тот не знал главного: под венец она пошла не одна, а с чужим ребенком в утробе.
И надо сказать, она до последнего не оставляла надежды заполучить богатого фермера, она думала, что не сможет он отказаться от прелестницы Алины. В тот первый раз, когда она узнала о своем положении, она явилась к нему в лучшем своем платье. Однако Анджий был занят в коровнике. Назначенное свидание сорвалось из-за неожиданно отелившейся коровы. Алина нашла своего мужчину именно там, в коровнике, с руками, испачканными кровью. Она помнила, как невольно брезгливо поморщилась: не по ней была вся эта грязь. Он отослал ее в дом, где она промаялась долгое время прежде, чем он явился из своего коровника.
– Ты такая соблазнительная сегодня, – сказал он ей, когда умылся и сменил одежду. – Я ждал тебя весь день, моя птичка.
Он подхватил ее на руки и понес в спальню. Она счастливо смеялась, думая, что дело выгорит.
Когда они оба раздетые оказались в постели, Алина решилась:
– Знаешь, я хотела тебе кое-что сказать.
– Что? – спросил Анджий, подминая ее под себя.
– Я… я беременна.
Анджий остолбенел и выпустил ее из своих объятий.
– Ну нашла время, – проворчал он. – Что за фантазии еще? Какая беременность? Всё должно быть чисто.
– Нет, это не фантазии, это правда.
Анджий закурил и отстранился от нее. Она поняла, что это дурной знак, и вся похолодела.
– Понимаешь, у меня нет желания заводить семью. Это мне не надо. У меня работы по горло.
– Ну а как же я? – ее глаза наполнились слезами. – Куда я теперь с этим?
– Знаешь что, есть одна бабка, она всё сделает в лучшем виде. Будешь снова, как девочка. Я скажу, где она живет. Сходи к ней и всё будет нормально. Поняла?
– К бабке?! – с ужасом спросила Алина. – Ну уж нет. У меня подруга недавно умерла после этого.
Анджий только пожал плечами.
Так она и осталась с ребенком, от которого боялась избавиться традиционным для здешних мест способом. Она всегда страшилась боли и крови.
Потом по истечении нескольких лет в доме фермера она оказалась случайно. Он искал женщину почистить окна и навести порядок в доме. Она увидела это объявление около мэрии. Написанное ровным красивым почерком, оно навевало какие-то смутные надежды и перспективы, и она решила пойти. Она знала, что много там не заработает, но все-таки хотя бы какие-то деньги. Конечно, это было лукавство и самообман чистой воды. Алина за всю свою жизнь не заработала ни копейки. Она вышла замуж и семью полностью содержал Филипп. Так что заработки были не ее настоящей целью. Она надеялась, что увидевшись снова с Анджеем, сможет чем-то поживиться от его сытного пирога. Да и кто знает, может быть, вспыхнет меж ними прежняя страсть.
Для такого случая она принарядилась, надела свое лучшее платье в крупный горох, туго схватывающее ее всё еще упругую грудь. Перед уходом из дома она оглядела себя со всех сторон и, в общем-то, осталась довольна собой. Несмотря на частые роды, она по-прежнему в форме. Анджий должен обязательно ее захотеть, ведь она уже не та, девчонка, хотя и с развитыми формами, а уже женщина в расцвете лет, сочная и аппетитная. Мелкие изъяны в виде подурневшего и слегка отекшего лица, шею с наметившейся складкой она в расчет старалась не брать.
Однако сразу дело пошло не так, как ей представлялось. Анджий не узнал ее, а когда она напомнила, что они были знакомы, принялся старательно морщить лоб, пытаясь ее вспомнить.
– Нет, детка, что-то я тебя не помню. Уж не обессудь, – сказал он, – тут столько всякого люда у меня бывает. Так, значит, ты можешь у меня хорошенько поработать, помыть, ну и так что по мелочи еще.
Она кивнула, сбитая с толку неудачным началом. Но вдруг она заметила, что маленькие мутные глазки фермера замаслились и явно заохотились, и она приосанилась.
– Ну тогда начнем со спальни. Там самые грязные окна. Я тебе покажу, что где убирать, а там потом решим, когда тебе приступить, – при этих словах он ущипнул ее за щеку. – Ну и сколько это будет стоить.
Она снова кивнула, а сердце ее забилось пойманной птицей.
Он повел ее в спальню, так хорошо знакомую ей. В дверях Анджий немного оттеснил ее, закрыл дверь и прижал ее к стене, навалившись всем своим мощным телом. Она затрепетала, вспомнив их прежние встречи. Она чувствовала его прерывистое дыхание на своей шее и всё больше возбуждалась. Его руки жадно шарили у нее под платьем и ей казалось, что внутри нее занялся огонь.
– О, какая грудь, – пробормотал Анджий, когда он стянул с нее платье. – Тут есть где развернуться. Люблю такое.
Позволяя ему грубо ласкать свою грудь, Алина торжествовала: она ему подходит, она снова в его руках и, может быть, на этот раз у нее получится ее маленькое дельце.
Она вскрикнула, когда он мощно вошел в нее, вдавливая ее тело в стену так, что затрещали перекладины. Они оба взмокли у этой стены, но фермер все никак не мог насытиться ею. Его ласки были неистовыми, а интенсивные и грубые движения будили в ней жаркую страсть. Она задыхалась от возбуждения, до которого он ее довел, и сладко гортанно закричала, когда всё кончилось.
Они оба сползли на пол, обливаясь потом.
– Ну ты и штучка, – Анджий с интересом смотрел на нее и ей это льстило.
Она не стала ему напоминать об их прежних отношениях, чтобы он не заподозрил никакой корысти с ее стороны. Но боялась она зря: видимо, поток особей женского пола, проходящий через его спальню, был таким глубоководным и стремительным, что он не узнал в ней, теперь зрелой и полностью сформировавшейся женщине, объект прежней своей недолгой страсти. Но, надо сказать, ее это нисколько не опечалило, не испытала она и ни малейшего чувства ревности: она была движима лишь одной целью – хотя бы немного улучшить свое положение, подсластить его, пропитываясь не чуждыми ей чувственными эманациями и складывая в карман копеечки, полученные отнюдь не за уборку в доме Анджия.
Их встречи стали почти ежедневными и Алине приходилось оставлять детей и хозяйство без присмотра. Домашние ее дела, и раньше не процветавшие, с каждым днем все больше и больше приходили в упадок. Она возвращалась в свой угрюмый дом, радостная и обновленная, с блестящими глазами, и ее воротило от нищеты, от собственных чумазых детей. Они настороженно смотрели на мать, боясь, как обычно, получить взбучку, но ей не хотелось тратить свою энергию на них, и она мало теперь обращала на них внимания, вся погруженная в новые надежды и ощущения. Она чувствовала сладкое томление во всем теле, ей хотелось дольше сохранять в себе его, не расплескать ни одной капли. Поэтому теперь она неохотно вступала в разговоры, а тем более в перепалки, бывшие в их доме делом обычным. Дети, почувствовав обновление в матери и не понимая причину этого, притихли, настороженно следя за ней глазами.
– Какого черта ты молчишь? – не выдержал однажды Филипп.
– А что?
– Да так, просто интересно. Ты же все время орешь.
