скачать книгу бесплатно
– Где Иван Иванович?
– Вы только не волнуйтесь, Ксения Васильевна, – наконец сказал один из них. – Ивана Ивановича нашли в старом карьере… Упал, значит, и разбился.
– До смерти?
– Да, уже скончался…
Бледное лицо несчастной женщины стало белее стены. Она сорвалась с места, схватила платок и, не глядя ни на кого, выбежала из дому. Все, в том числе и я, пошли за ней. Петя побежал вперед.
Примерно в полукилометре от поселка был старый карьер, из которого уже давно выбрали весь годный мергель. Теперь разрабатывались другие участки залежи, а здесь местность даже не освещалась по ночам.
Мы спустились по заброшенной узкоколейке в карьер. В стороне, возле самого обрыва, стояли две машины и около них – кучка людей. Среди них я заметил двух милиционеров и одного военного в форме Министерства госбезопасности, с погонами майора. Перед нами расступились, и я увидел на земле человека с неестественно раскинутыми руками, в рваном и грязном костюме. Вся голова его и лицо были сплошь залиты кровью.
– Экая беда! – сказал кто-то из толпы. – И как это не догадались огородить карьер или хотя бы фонари поставить? Сейчас ночи темные. Тут и здоровый человек сорваться может, не то что сумасшедший.
Я вспомнил, как ловко Сердобин соскочил с лесов, и подумал, что едва ли он мог нечаянно свалиться.
– Едва ли он свалился нечаянно, – сказал я. – С лесов он чрезвычайно ловко соскочил. Мне думается, сам бросился.
– И то может быть… Сумасшедшему что в голову не взбредет. Может, здесь и самоубийство, – согласился говоривший.
Майор взглянул на меня, подошел и протянул руку.
– Здравствуйте, товарищ Зернин, – сказал он, чуть улыбнувшись. – Узнаете?
Передо мной стоял бывший начальник спецотдела нашего института Рожков. Я сразу узнал его, хотя не видел несколько лет: он служил у нас перед войной, а потом уехал на фронт.
– Узнаю, товарищ Рожков. Здравствуйте! Вот не ожидал вас встретить! Вы теперь здесь работаете?
– Как видите. Уполномоченным по району… Очень рад возобновить с вами знакомство. Я-то вас отлично помню. Вы что же, приехали сюда на завод?
– Да. Получил назначение. Но к работе еще не приступил. Гуляю пока. Решил провести здесь отпуск.
– Что же, прекрасно. – Майор отвел меня немного в сторону. – Скажите, – продолжал он, – вы, я слышал, имели случай встречаться с этим погибшим. И даже будто бы боролись с ним?
– Да, представьте! Он напал на меня ночью. Должно быть, принял за кого-то другого. Я еле отбился… Несчастный человек!
– Если вы свободны, – сказал Рожков, помолчав, – то я просил бы вас уделить мне немного времени. Надо порасспросить вас обо всем этом как следует. Словом, нужны ваши показания. Едемте! Тут недалеко.
Мы сели в машину и через четверть часа уже были в городе, у здания управления. Майор провел меня в свой кабинет, предложил кресло, а сам сел за письменный стол.
Некоторое время он сидел молча, подперши руками голову. Теперь я мог лучше его разглядеть. Он заметно возмужал, пожалуй, постарел с того времени, как я его видел в последний раз, и казался старше своих тридцати пяти лет. Чисто выбритое лицо, загорелое и обветренное, носило следы усталости. Серые глаза из-под густых, сросшихся у переносицы бровей теперь глядели строго и даже сурово, но на губах по-прежнему часто появлялась едва заметная улыбка.
– Ну, рассказывайте, что с вами случилось, – сказал он, подняв на меня глаза.
Я подробно рассказал о своем ночном приключении со стариком Сердобиным. Упомянул и про бессмысленную фразу, которую безумец несколько раз выкрикивал, майор слушал внимательно.
– Это вовсе не бредовая фантазия, как можно думать, – сказал он помолчав. – Эта фраза, возможно, имеет серьезное, очень серьезное значение. Ее кричал на всю площадь его сын Толя в последний момент, стоя под виселицей с петлей на шее. Понятно, что несчастный отец, на глазах у которого все это происходило, запомнил его слова и хоть и не понял их смысла, но повторял в припадке сумасшествия. Ну-с, теперь о другом. Я вот что хочу вам предложить… Вы видели младшего сына Сердобина, Петю?
– Видел.
– Так вот, у нас создалось впечатление, что этот Петя знает тайну, касающуюся одного важного обстоятельства, – умолчу пока о нем, – знает и не говорит. Почему? Вернее всего, потому, что боится. Если это так, если это действительно так, то он находится в опасности, и ему грозит участь его отца.
– Самоубийство?
– Какое там самоубийство! Иван Иванович Сердобин убит, а не покончил с собой.
– Убит?!
– Разумеется. Его заманили ночью к карьеру и сбросили. Он боролся. Ссадина на руке, оторванный рукав пиджака свидетельствуют об этом. Его кепка валялась наверху, в стороне. Трудно предположить, что он сам бросил ее перед самоубийством… Он убит. Только об этом не следует никому говорить. Пусть распространится весть о самоубийстве. Понимаете?
– Буду молчать.
– Верю. Так вот, постарайтесь войти в доверие к мальчику. Может быть, он вам что-нибудь и откроет. Замечайте, куда он ходит, с кем встречается. Здесь малейшее указание может принести нам громадную пользу.
– В чем же дело? – спросил я. – Чем может быть интересен мальчик из бедной семьи этим бандитам?
– Это не простые бандиты. Здесь дело куда более важное – политическое. Слыхали ли вы про организацию юных разведчиков-патриотов, которая действовала здесь при фашистах?
– Слыхал. А вы знаете, майор, что у них была своя азбука, свой цифровой шифр, с помощью которого они общались? Мне сказал Краевский.
– Да, была. Об этом нам известно. Надписи делались углем или мелом на заборах и в других местах, а то и просто на земле. Только от них почти ничего не сохранилось.
– А я списал довольно много надписей. В гостинице, потом еще в другом месте…
– В гостинице?
– Да… то есть в гестапо. В последней маленькой камере смертников. Цифры были написаны под нарами. А когда эти нары сломали, я увидел и списал… частично.
– Где еще?
– Еще на бревнах возле недостроенного укрепления. Знаете? Мы ездили туда гулять…
– У вас с собой эти записи?
– Да, здесь, с собой. Я захватил их, когда шел к Сердобиным.
– Давайте посмотрим.
Глава VI. ТАЙНА ШИФРОВАННЫХ ЗАПИСЕЙ
Мы разложили зашифрованные записи на столе и начали их изучать.
– Конечно, – сказал майор, – здесь не может быть речи о простой секретной азбуке. Здесь сорок девять различных чисел при тридцати двух буквах алфавита. С другой стороны, это не обычное зашифрованное с помощью шифровальных таблиц и условного пароля письмо. Тогда бы не могли встречаться так часто одинаковые числа. Да такой способ для юных патриотов и не годился бы. Сообщать пароль друг другу в условиях строгой конспирации очень трудно, а хранить шифровальную таблицу крайне опасно. Им нужен был какой-нибудь более простой способ. Расчет был на то, что враги просто не обратят внимания на записи и не будут их расшифровывать. Например, возможен такой метод, – продолжал Рожков. – Буква обозначается ее порядковым номером в отдельном отрывке хорошо известной книги или, что еще лучше, в определенной условной фразе, которая нигде не записывается, а выучивается наизусть. Тогда буквы, встречающиеся в этой фразе один раз, будут обозначаться только одним числом, а другие – несколькими. Это затрудняет расшифровку, особенно если материала недостаточно. Итак, в нашем случае, чтобы расшифровать надписи, надо знать секретную фразу – ключ. И мы, думается мне, ее знаем… Вы помните, что кричал старик Сердобин?
– Это про Эфесское царство? Помню.
– Точно?
– Точно.
– Тогда диктуйте.
Я стал диктовать. Он писал за мной букву за буквой, подставляя под каждую порядковый номер. Вот что получилось:
Ямогучийбеспощадный
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
юношавождьзахватил
20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Эфесскоецарство
38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Теперь давайте попробуем разобраться в документах, – сказал Рожков.
Помню, с каким трепетом разложили мы на столе исписанные цифрами листочки бумаги и стали их расшифровывать. Успех был полный. Числа первого штабеля, сфотографированного мною, означали:
«Готовьтесь шестого два часа ночи. ЮРП».
Надпись второго штабеля мы расшифровали так:
«В третьем возу кирпича – гранаты. ЮРП».
– Великолепно! – воскликнул Рожков. – Догадка наша оправдалась… Я и раньше подозревал, что эта на первый взгляд бессмыслица имеет значение ключа, но у меня не было материала, чтобы проверить свою догадку. Заметьте, Сергей Михайлович: в одной короткой фразе заключены все буквы алфавита. Буква «а» может быть показана пятью различными числами, а буква «о» – шестью. Именно: тремя, тринадцатью, двадцатью двумя, двадцатью шестью, сорока четырьмя и, наконец, пятьюдесятью двумя. Очень остроумно! И фраза легко запоминается, и вместе с тем кажется глупой болтовней. Итак, мы знаем теперь секрет шифра юных разведчиков. Они сообщают кому-то из заключенных в лагере, очевидно своему сообщнику, что доставлено оружие и что шестого числа в два часа ночи надо ждать какого-то события. Здесь дело идет о следующем, – пояснил Рожков. – Весной девятьсот сорок четвертого года наш партизанский отряд готовился напасть на этот лагерь с целью освобождения военнопленных; наладить связь с заключенными было поручено ЮРП. И они это, как видите, блестяще выполнили таким необычайным способом, воспользовавшись тем, что кирпич и бревна строительству доставлялись крестьянами. Только нападение не состоялось. Партизаны не получили условного сигнала. Заговор был раскрыт в последнюю минуту. Многих из числа юных патриотов тогда арестовали, и среди них Толю Сердобина. Несомненно, их кто-то предал. Все это было известно нам раньше. Вы говорите, там, у неоконченного укрепления, были еще и другие штабеля леса с цифрами? – вернулся к прерванному разговору Рожков.
– Да, я заметил еще несколько.
– Их надо обязательно списать и расшифровать, может быть, найдем что-нибудь новое… Ну, теперь обратимся к надписям на стенах тюрьмы.
Первая надпись гласила:
«Нас подло предал Бедуин. Настоящего имени его не знаю. Отомстите ему. ЮРП».
«Вот и имя предателя. Наконец-то мы его узнали! Правда, пока не настоящее имя, а прозвище, конспиративную кличку, но это уже шаг вперед. Вот почему сумасшедший старик с такой ненавистью произносил его. Вот почему он набросился на меня, когда в его больном воображении встал образ предателя… Но мы найдем тебя, Бедуин, если ты только на этом свете, и отомстим за все».
Так думал я, глядя на две строчки, таинственным образом теперь воскресшие. Я взглянул на Рожкова. Лицо его было суровое. Видимо, он думал то же самое.
– Что еще есть у вас? – спросил он, прервав размышление.
Я передал ему последнюю запись. Первые же слова, прочитанные нами, возбудили живейшее любопытство. Скоро мы поняли, что имеем дело с сообщением величайшей важности. После расшифровки перед нами лежал документ следующего содержания:
«Тайная мастерская секретного оружия. Спешите! Рука Лисовского покажет. МВШ. Потом ИМШ на восток отсю…»
– А дальше что? – спросил майор.
– Дальше я не списал – не успел. Но все надписи на стенах тюрьмы были сфотографированы. Они хранятся в горкоме. Мне так сказали.
– Они у нас хранятся, а не в комитете партии, хотя фотографировали не мы. Но я что-то не помню, чтобы там были зашифровки. Сейчас посмотрим.
Майор взял трубку внутреннего телефона и приказал принести альбом снимков помещений гестапо, сделанных вскоре после освобождения города от фашистов.
– Возможно, это как раз то, что мы ищем, – продолжал он. – Кое-где в иностранной печати проскользнули сообщения, что фашисты оставили где-то на западе Украины секретный завод, но до сей поры никаких следов его мы не обнаружили. Конечно, – продолжал он, еще раз разглядывая надпись, – здесь многое непонятно. Что означает, например, выражение «рука Лисовского»? Что значат таинственные буквы «МВШ» и «ИМШ»? Это пока неизвестно. Но все-таки мы ухватились за конец нити, и есть надежда, что размотаем весь клубок. Посмотрим, что разъяснит дальнейший текст.
Нас ждало горькое разочарование. В толстом альбоме, который очень скоро принес помощник майора, лейтенант Хрулев, мы нашли целую серию снимков здания гестапо снаружи, внутри, издали, вблизи. Нашли снимки канцелярии, коридоров, подвала, камер, снимки стен с надписями, очень хорошо и ясно выполненные. Была снята и последняя, маленькая, камера смертников с убогим столом, жестяным чайником и кружками на нем и с грязными голыми нарами. На стенах можно было легко разобрать несколько надписей, но нары закрывали нижнюю часть стены, и никаких цифр не было видно.
Майор закрыл альбом и отложил его в сторону.
– Не догадались убрать нары, – сказал он с досадой. – Очень жаль, что вы тогда поторопились и не списали этот важнейший документ до конца. Много там оставалось неописанного?
– Да строчки две.
– Целые две строчки! Скверно! Боюсь, что ошибка ваша непоправима. Гостиницу уже отремонтировали, и все надписи стерты, – закончил он сухо.
Никогда я не чувствовал себя так неловко. Как можно было допустить такую оплошность! Ведь я отлично знал, что на стене написано нечто важное, почему же я поверил на слово случайному человеку?
Майор глядел на меня и нервно постукивал карандашом по столу.
– Может быть, у вас есть еще какие-нибудь тексты? – спросил он наконец.
– Нет, ничего нет.
– Скверно. Ну что ж, попробуем разрешить задачу, исходя из наличного материала.
Он достал из стола толстую книгу, взял карандаш и углубился в работу.
Утомленный хлопотами и волнениями минувшего дня, я задремал, сидя в кресле. Когда я проснулся, в окно уже глядел рассвет. Майор все так же сидел за столом, заваленным бумагами и освещенным настольной лампой. Три пустых стакана из-под чая стояли на столе. Его лицо в смешанном освещении окна и лампы казалось серым и утомленным. Увидев, что я проснулся, он обернулся ко мне и сказал:
– Вы проспали много интересного, товарищ Зернин. Я разгадал смысл непонятных слов «МВШ» и «ИМШ».
– Что же они значат?
– Здесь указаны числа. Их не надо было расшифровывать. Вот смотрите. У вас написано: 2, 25, 23 и 36, 2, 23. Число 23 означает букву «ш», надо расшифровать. Ее следует понимать как слово «шагов», а первые две цифры дают числа 225 и 362. Стало быть, здесь сообщается, сколько надо сделать шагов по направлению, указанному какой-то «рукой Лисовского». Догадаться было нетрудно. Вот что такое эта «рука» – я так и недодумался. Наводил справки, но пока безрезультатно. Никаких Лисовских за последние двадцать лет ни в городе, ни на заводе, ни в окрестных селах не проживало. Скажите, – внезапно обратился он ко мне, – вы никому не говорили о зашифрованных записях ЮРП?
– Нет, не говорил.
– Никому?
– Никому.
– И никому не писали про это?
– Нет, ничего не писал. И фотоснимков не показывал.
– И не надо сообщать. Теперь вот что: ступайте домой и отдохните. Потом надо будет заняться Петей Сердобиным. Постарайтесь установить, не знает ли он, кто был Бедуин. Скажите ему это слово в разговоре вскользь, как бы случайно, и наблюдайте, не выдаст ли он себя, не смутится ли, не вздрогнет ли. А про «руку Лисовского» лучше вовсе не упоминайте. Так будет осторожнее. Только действуйте крайне осмотрительно. Да помните, что его надо охранять. Он, возможно, находится в опасности.
