скачать книгу бесплатно
– Что так?
– Я думаю о юных героях, которые сидели здесь, как мы сейчас сидим, а потом были схвачены и замучены в тюрьме.
– Ну, если вам здесь скучно, идемте в парк.
– Не стоит – далеко. Лучше посидим здесь.
– Да что с вами сегодня? Развалины, что ли, на вас так действуют?
– Что ж, возможно… Руины всегда наводят уныние.
– Интересно было бы залезть в эту башню, – сказала вдруг Татьяна. – Может быть, там старинные вещи спрятаны. Представляете – оружие, рыцарские доспехи, манускрипты с печатями… А вдруг там скелеты на цепях сидят!
– Едва ли! – засмеялся я. – Ну, давайте посмотрим.
Мы обошли башню кругом. Я надеялся отыскать какой-нибудь вход, окно или спуск в подвал, но ничего не нашел. Дверь была уже давно заложена кирпичом, до бойниц нельзя было добраться, каменный цоколь башни был везде целехонек. Но вот с одной стороны, как раз против ворот, мы обнаружили невысоко над землей амбразуру. Она предназначалась, очевидно, для низового боя в случае штурма ворот. Плющ в этом месте так разросся, что амбразуру почти невозможно было разглядеть даже вблизи. Я попробовал взобраться и сорвался. Татьяна хохотала до упаду, глядя на мою неловкость.
– Где уж вам! – заявила она. – Придется, видно, мне самой попробовать… Подсадите меня.
Я ее подсадил. Она ухватилась за стебли плюща и, опираясь на небольшие выступы камней, с удивительной ловкостью стала карабкаться наверх. Через минуту она была уже в амбразуре.
– Здесь темно, ничего не видно, – услышал я ее голос. – Щель совсем узкая, голова не проходит, и воздух тяжелый… А! Нашла расческу… Какая забавная!
– Ну, так ищите дальше. Может быть, найдете зеркальце и пудреницу, – сострил я.
– Нет. Ничего больше нет… Ловите!
В воздухе мелькнуло что-то желтое, и в моих руках очутилась расческа. Какое удивительное совпадение! Она чрезвычайно напоминала мне ту, которую я увидел в бумажнике корреспондента Коломийцева. Такой же формы, как изогнутая рыбка, такого же цвета – золотистого, переходящего в матово-белый.
– Что вас поражает? – спросила Татьяна, заметив мое недоумение.
– Скажите, Таня, видели ли вы где-нибудь такую расческу?
– Нет, никогда не видела, нигде. А что?
– Так, совпадение… Я недавно видел такую же у одного корреспондента.
– Может быть, он ее здесь потерял?.. Впрочем, нет, не может быть: она была завернута в бумажку и лежала под камнем.
– Интересно, давно ли она здесь находится? На вид – как новенькая. А где же бумажка? Это не газета? По газете мы бы сразу догадались.
– Я ее бросила. Нет, не газета, просто страничка из тетради… Я вижу, вам нравится эта расческа, Сережа, – продолжала Татьяна, видя, с каким вниманием я рассматриваю находку. – Хорошо, я дарю ее вам! Довольны?
Я и в самом деле был доволен подарком и спрятал его в карман.
Скоро завывание сирены известило, что подошел катер. Мы сошли вниз, купили билеты и сели на корме судна.
Уже спустились сумерки, когда катер отчалил. Пристань с развевающимся флагом, ряды белых домиков под черепичными крышами, длинные каменные заборы, ограждающие сады, – все постепенно стало уменьшаться и скоро утонуло в вечерней мгле. Только черная башня долго еще маячила на светлом фоне вечернего неба. Двигатель монотонно стучал. Расходящиеся из-под кормы веером волны казались неподвижными складками на поверхности воды. В них красными бликами отражалось заходящее солнце. Мало-помалу сумерки уступили место темноте, и, когда мы подходили к заводской пристани, у берегов реки уже горели красные и зеленые огни бакенов.
Глава IV. Прогулка к заброшенному укреплению
Через несколько дней мы предприняли настоящее путешествие вверх по реке. Подбила нас на эту прогулку наша новая знакомая, Анечка Шидловская. Это была худенькая черненькая девушка, на первый взгляд очень скромная, а на самом деле довольно бойкая.
Ей было скучно, и она постоянно вертелась около Татьяны, надоедая различными проектами прогулок.
На этот раз она прельстила нас развалинами старинной крепости, которую будто бы видела собственными глазами недалеко от берега реки. Это было заманчиво, хотя и маловероятно. «Если даже никаких развалин мы не найдем, – подумал я, – большой беды не будет. Погуляем и назад вернемся».
Я достал у рыбака лодку. Мы запаслись большой корзиной с едой, захватили медный чайник, ножи, вилки, кружки, взяли фотоаппарат. Не забыли также бидона с молодым молдавским вином. Словом, экспедиция была снаряжена на славу. Покуда собирались, прошло много времени, и мы тронулись в путь только часов в десять. Анечка села за руль, а мы с Татьяной чередовались на веслах. Утро было тихое, ясное и нежаркое. Река спокойно текла в крутых берегах, сложенных из белого известкового камня и сплошь поросших лесом. Деревья стояли стеной и так близко к обрыву, что их корни торчали над водой, сплетаясь в густую сетку. Тишину нарушали только всплески весел нашей лодки да крики многочисленных птиц, которые то и дело вылетали из зарослей и проносились над водой с берега на берег. Плыть было легко и приятно, особенно сначала, пока мы не устали и пока нам не надоело однообразие ландшафта. Так прошло более двух часов, а старинной крепости не было и в помине. Анечку это нисколько не смущало. Она посматривала кругом и утешающе кивала головой, давая понять, что все в порядке. Но вот берега отступили, река разлилась, и в середине ее открылся небольшой песчаный островок, поросший кустарником. Мы решили, что пора подумать об отдыхе и подкрепиться, и причалили к островку. Живо набрали валежника, развели костер, вскипятили чай и начали завтракать. Утка, консервы, варенье, фрукты – все пошло в дело, и корзина очень скоро сделалась совсем легкой, а в бидоне вина осталось на донышке. Потом мы отдыхали, лежа на песке, купались, фотографировались, опять пили чай, опять купались – словом, когда собрались ехать дальше, было уже около четырех часов. Татьяна предложила было вернуться домой, но Анечка запротестовала. Она уверяла, что старинная крепость совсем рядом.
…Еще час работы веслами, и вот река делает крутой поворот около высокого темного утеса. Анечка вглядывается в очертания берега и кричит:
– Здесь! Вот здесь!.. Сюда надо, сюда!..
Она направляет лодку к левому берегу, и мы видим несколько вбитых в дно свай, скрепленных железными скобами, – место бывшего причала. Однако ничего похожего на замок или крепость не видно.
– Терпение! – говорит Анечка и храбро ведет нас по заброшенной дороге. Видно, что она здесь действительно бывала.
Дорога постепенно исчезает, и вот мы уже идем среди леса по едва приметной тропинке. Анечка, видимо, сбилась с пути, но она не сдается.
– И здесь можно пройти, – говорит она уверенно. Но тропинка потеряна. Начинается блуждание по лесу наугад, среди валежника, пней, канав и ям… Вдруг впереди лес редеет, и мы слышим торжествующий Анечкин голос:
– Скорее! Сюда!.. Что я говорила?!
Мы выбегаем на широкую просеку и видим невдалеке какое-то сооружение, заваленное кучами белого мусора. Это в самом деле развалины крепости, только не старинной, а современной. Мы подходим к не достроенному фашистами долговременному укреплению. Кругом окопы, размытые дождем и поросшие травой, глубокие котлованы с заложенными в них фундаментами, бетонные плиты, позеленевшие от времени, стальные, бурые от ржавчины колпаки, горы железобетонных балок, штабеля бревен, бочки с цементом, окаменевшим от сырости, рельсы, проволока, доски. Видимо, фашисты в панике бросили все и бежали без оглядки.
Мы, конечно, сейчас же пробрались внутрь укрепления, в подземные казематы с низкими потолками, оттуда по темным коридорам и лестницам поднялись в орудийные башни и пулеметные гнезда со щелями, обращенными в сторону леса, и наконец выбрались на крышу укрепления. Отсюда можно было обозреть восточную половину леса и небольшую часть береговой линии. Были хорошо видны три сходящиеся под углом просеки и лесные тропинки, вьющиеся между траншеями. Далее до самых пестрых холмов тянулся сплошной лес. Я невольно залюбовался открывшейся передо мной панорамой.
– Там кто-то идет, – сказала Анечка. – Вон! Смотрите!
Вдоль просеки по направлению к нам не шел, а бежал какой-то человек в сапогах и куртке, с ружьем в руке. По-видимому, это был сторож. Он махал руками и что-то кричал, но что именно, я не мог разобрать.
– Он кричит: чего-то нельзя… Здесь ходить нельзя, – сказала Татьяна.
– Вот еще, – возразила Анечка. – Что это, настоящее укрепление, что ли?.. А если нельзя, так надо часовых ставить.
Мы продолжали демонстративно сидеть наверху. Но тут ветер подул в нашу сторону, и я расслышал нечто иное.
– Минировано!.. Мины там!.. Нельзя!.. – кричал сторож.
Это было совершенно другое дело. Мы вдруг притихли и осторожно полезли прежним путем вниз. К нам подбежал запыхавшийся сторож:
– Нельзя здесь гулять, товарищи! Здесь могут быть мины. Прошу уйти… Взорветесь – кто отвечать будет? Прошу!
Я посмотрел на Анечку, но она сохраняла независимый вид.
– Какая ерунда! – сказала она. – Саперы давно все разминировали. Столько времени прошло!
– Вот то-то и есть, что не все… Недавно моя собака погналась за зайцем и налетела на мину – одни клочья остались. Вот ежели лагерь хотите посмотреть – извольте, это можно, я провожу.
– Какой лагерь? – спросил я.
– Лагерь военнопленных, фашистский. Заключенные там жили. Всего три километра отсюда будет. А здесь оставаться нельзя. Я за вас отвечать не хочу.
– Нет, не стоит смотреть лагерь, – сказала Татьяна, – уже поздно. Лучше здесь отдохнем и поедем домой.
Идти туда, конечно, не стоило – все и без того очень устали. Мы выбрали удобное местечко на бревнах и принялись опустошать корзину. Угостили и сторожа, чтобы смягчить его нрав. Теперь я мог его рассмотреть. Это был человек средних лет, неряшливо одетый, обросший и грязный, с угрюмым выражением лица. Сидя в стороне, он закусывал, ни на кого не глядя, потом вынул трубку и закурил. Я стал расспрашивать его про лагерь. Он отвечал с видимой неохотой.
– Там ведь жили рабочие пленные – вот те, что строили это укрепление. А жили они известно как: хуже последнего скота. Потом, когда стали отступать, фашисты бросили работу и всех, кто остался, увезли в Германию. Тут строгость была, никого сюда не пускали, кругом колючая проволока да мины. Часовые везде, собаки. Разве что крестьяне лес привозили, а так никого не пускали.
Я взглянул на штабеля прекрасных бревен и подивился аккуратности немцев: каждое бревно было занумеровано с торца черной краской. Но вот что удивительно: номера были только однозначные либо двузначные, часто повторялись и стояли в беспорядке. Числа эти до странности походили на те, которые я видел на стене тюремной камеры. Что это – случайность, простое совпадение или же… Их надо списать! Во что бы то ни стало! Но как? У меня не было ни карандаша, ни бумаги, а главное, я не хотел списывать их у всех на глазах. Тогда мне пришла в голову замечательная мысль: штабели можно сфотографировать под видом фотографирования моих спутниц. Я усадил девушек на бревна, но так, чтобы их ноги не закрывали чисел, и сфотографировал сначала один штабель, а затем другой под предлогом, что первый был плохо освещен. Теперь все было в порядке, и мы пошли домой. Правда, я заметил еще несколько штабелей с числами, но фотографировать их не решился.
Сторож повел нас по просеке, потом по дороге через лес вывел к реке, по берегу которой нам пришлось еще долгое время идти, прежде чем мы добрались до лодки. Это обходное движение заняло добрых два часа, и, когда мы уселись в лодку и отчалили, было совсем темно. Домой мы добрались после полуночи. Хозяева уже начали о нас беспокоиться.
Несмотря на усталость, я спать не лег, а занялся проявлением фотоснимков.
Фотографии вышли неважные. Девушкам я их даже не показал, сказав, что снимки не удались. Кстати, нечего было бы и смотреть, так как на фото вышли только одни ноги.
Улучив время, когда мне никто не мог помешать, я занялся изучением цифровых надписей. В юности я интересовался этим делом. Мне были известны всевозможные способы тайнописи, применявшиеся в старину, так называемые «литореи», и методы зашифровки, употребляемые в наше время. Надеясь на свой опыт, я рассчитывал разобраться и в этих надписях, так как материала было достаточно. У меня сохранился и клочок обоев с записью чисел тюремной камеры. Вот что там было:
17 15 11 12 3 16 37 13 12 48 10 28 24 37
9 40 16 5 7 21 17 31 41 35 22 1 14 45
4 26 36 2 10 21 7 10 4 44 17 40 30 21
34 20 52 50 3 2 49 35 7 50 45 10 2 5
20 48 12
И в другом месте:
35 15 8 17 24 1 2 31 11 50 10 48 41 43 31 1
49 40 43 48 45 35 21 3 4 13 22 48 5 27 7 1
11 12 10 23 36 50 40 48 5 43 34 37 7 41 22
51 49 43 26 4 3 12 44 43 47 27 45 35 2 25 23
12 52 35 3 2 36 2 23 21 24 33 52 49 50
13 43 3 50 11 20
На фотокарточках были сняты штабеля леса, сложенные из пяти рядов бревен, по шести штук в каждом. С помощью лупы я разобрал цифры на первом штабеле:
4 3 35 13 25 50
10 11 29 23 40 41
35 22 4 26 16 33
15 6 24 49 31 17
44 6 36 20 48 12
И на втором:
25 35 48 10 50 29
40 2 33 3 30 5
43 7 48 12 36 6
15 4 48 24 17 31
50 18–20 48 12
Сразу обнаружилось, что все надписи сделаны одним и тем же шифром, но я понял, что мне едва ли удастся их расшифровать. Предположить, что каждая буква обозначается одним определенным числом, было невозможно. В русском алфавите всего тридцать две буквы, включая ъ, э и й, а в зашифрованных надписях – сорок девять различных чисел, от 1 до 52, исключая три числа: 38, 39 и 46.
Если бы количество встречающихся в зашифрованном тексте различных чисел соответствовало числу букв алфавита, естественно было бы думать, что здесь имеет место простая секретная азбука, где каждая буква обозначается одним определенным числом. Такой шифр разгадать нетрудно. Достаточно было бы подсчитать, как часто в тексте встречаются те или иные числа, и сопоставить результаты подсчета со статистикой повторяемости букв в русском языке. Но здесь этот метод был неприменим – различных чисел было по крайней мере в полтора раза больше, чем букв в русском словаре. Очевидно, шифр был какого-то другого типа, и разгадать его мне оказалось не под силу.
Единственно, до чего я додумался, было следующее: каждая надпись, полностью списанная, оканчивалась одинаково тремя числами – 20, 48, 12, что напоминало какую-то подпись. Я вспомнил, что тайное общество именовало себя «Юные разведчики-патриоты», и предположил, что эти числа означают «ЮРП». Это было довольно вероятно, но противоречило моей прежней догадке, что числа не обозначают букв.
Я ломал голову над этой задачей целый день без всякого результата и наконец понял, что орешек этот мне не по зубам.
Глава V. Смерть в заброшенном карьере
Мне пришло в голову, что полезно было бы посетить семью Сердобиных и побеседовать с матерью Толи, а может быть, и с самим Иваном Ивановичем, если только психическое состояние его позволит это сделать. У них могли остаться какие-нибудь записки или материалы, которые помогли бы расшифровать надписи.
На другой день я взял все свои записи и отправился к Сердобиным. Они жили в старом заводском поселке, по другую сторону завода.
Их маленький деревянный домик, заросший со всех сторон полынью и крапивой, стоял на самом краю поселка, возле оврага. Я постучал. Мне открыла дверь высокая пожилая женщина, гладко причесанная, с бледным и серьезным лицом. За ней стоял красивый мальчик лет шестнадцати – видимо, ее сын. Это были мать Толи Ксения Васильевна и его младший брат Петя. В домике было чисто и опрятно. Чувствовалось, что семья Сердобиных не испытывает материальной нужды (они получали за погибшего сына-героя большую пенсию), но в доме царила печаль: ни мать, ни сын за все время разговора ни разу не улыбнулись.
Я представился и объяснил цель прихода. Мне хотелось бы знать, не осталось ли после Толи (я хотел сказать: «после покойного Толи», но удержался) каких-нибудь записей, дневников или еще чего-нибудь, что помогло бы мне разобраться в некоторых очень важных вопросах. Может быть, остались тетради, клочки бумаги? Я буду благодарен за малейшее указание. Мать стояла, опустив глаза.
– Нет, ничего не сохранилось, – ответила она наконец голосом, в котором звучала враждебная нотка. – Все тогда забрали. А что осталось, так мы после сами уничтожили… Может быть, у Пети что есть?
– У меня ничего нет, – сказал Петя.
– Может быть, вам что-нибудь разъяснил бы Иван Иванович, сейчас он лучше себя чувствует, да вот уже второй день, как его нет дома. Не знаю, что и подумать! Никогда раньше этого не случалось… Зайдите как-нибудь в другое время.
Мне стало неловко. Я извинился за причиненное беспокойство и откланялся.
В это время стукнула калитка, снаружи послышались голоса, и в комнату вошли и остановились в нерешительности несколько человек.
– Что такое? Что случилось? – спросила Ксения Васильевна, со страхом глядя на вошедших.
Те молчали.
