Юмористические рассказы

– Ну, что вы, господин! За кого вы меня принимаете…

– О, простите, простите, – бросился я к нему, в раскаянии пожимая его руку. – Я было усумнился, но ведь это так понятно… И, поверьте, если бы у меня было лир восемьсот…

– Берите за пятьдесят одну штуку!..

– О, нет, нет. Это было бы неблагородно по отношению к вам! Ведь я же вижу, что вы можете получить в десять раз больше… Вот зайдем в этот ювелирный магазин, я устрою…

– В этот? Именно в этот? Зайдем.

Перед намеченным нами магазином стоял человек без шапки, очевидно приказчик, вышедший подышать свежим воздухом.

– Куда вы? – растопырил он руки. – Магазин на полчаса закрыт. Проверка. Приходите через полчаса. А что вы хотели?

Мой спутник доверчиво раскрыл коробочку.

– Ах, какая прелесть! – вскричал приказчик, совершенно ослепленный. – Каратов по пяти! Постойте, куда ж вы?!

Владелец бриллиантов пошел вперед, а человек с наружностью ювелирного приказчика схватил меня за руку и зашептал:

– Ради бога, не упускайте! Это пятикаратники! Чистая вода! Купите у него, наш магазин даст вам тысячи полторы! Приходите только через полчаса. Не выпускайте!

Богатство сверкало тут же, можно сказать, перед самым моим носом, ослепляло меня, но… имел ли я моральное право пользоваться наивностью доверчивого простака?

– Ну, что?.. Покупаете, что ли? – обратился ко мне этот чудак. (Он видел, что я колебался.)

– Но… у меня только пятьдесят лир!..

– Берите! Все равно, – беззаботно махнул он рукой.

Дрожа от тайной радости, я засунул руку в карман и вынул пятьдесят лир… О, что мне сейчас эти жалкие гроши, когда через час я буду обладателем сотен…

– Вы мне дайте тот, который побольше, – жадно прошептал я.

– Пожалуйста!

Я протянул руку к бриллианту, и вдруг… кроткий образ моей умершей невесты будто заглянул с неба мне в душу. «Прав ли ты, обманывая своего ближнего», – прозвучал голос с небес.

«О, Мэри! – воскликнул я внутренно. – Простишь ли ты меня? О Мэри, это была только минута слабости!»

Взор мой просветлел… Я спрятал деньги обратно в карман и твердо сказал:

– Нет, друг мой, это было бы преступлением в отношении вас! Такая драгоценная вещь за гроши… о, нет!.. Я дам вам рекомендательное письмо к одному моему богатому приятелю, а для него полторы-две тысячи лир по справедливой оценке ювелира… Куда ж вы?!

Он взглянул на меня непередаваемым взглядом и замешался в толпе.

О, Мэри! Только ради тебя оттолкнул протянутую руку, полную роскоши, красоты и богатства.

* * *

Ничего не понимаю.

Вчера один знакомый восторженно рассказывал мне о том, что купил по случаю на Пере «четырехкаратник» за 35 лир…

– Это нечто изумительное! – кричал он. – Это перл природы!

Пошли мы оба сбывать перл природы в ювелирный магазин – хозяин предложил за «перл» 15 пиастров.

Как катастрофически падают цены на бриллианты!

Константинопольские греки

До русской революции я знал греков так же, как знал болгар, мадьяр, итальянцев…

Мадьяры ходили по дворам, продавая мышеловки, итальянцы продавали коралловые ожерелья и брошки из лавы, болгарин специально демонстрировал по улицам дрессированную обезьяну, а грек исключительно торговал губками. Каждая национальность имела свою профессию, и никакой путаницы не было. Если бы вы каким-нибудь чудом увидели грека с обезьяной, то – одно из двух: или грек был не настоящий, или обезьяна поддельная…

Встречал в России и чехов: их специальность была – преподавание в русских гимназиях латинского и греческого языков…

А грек – торговал губками…

В Константинополе я впервые увидел греков, торгующих и не губками, и это сначала производило болезненное впечатление. Впрочем, если и не губками, то грек все равно торговал. За полтора года я не встретил ни одного грека, который был бы художником, музыкантом, инженером или балетным танцором…

Благодаря новой турецкой политике – все греки теперь покидают Константинополь…[30] Для вас, читатель, это пустяки – одно из тысячи второстепенных политических течений, а для греков это то же, что разрушение Помпеи.

У них были огромные магазины, рестораны, склады – и со всем этим грек должен расстаться…

Может быть, и сейчас на вас это не произведет никакого впечатления. Велика важность: Бог дал, Бог и взял.

Вы не знаете константинопольского грека… Все они, как один, скорей пустили бы себе пулю в лоб, чем расстались с благоприобретенным, но браунинг стоит 18 лир, а он и так на бегстве потеряет две трети состояния.

Не говорите мне, что я жесток, – вы не знаете константинопольского грека…

Когда вся Россия эвакуировалась из Крыма в Константинополь – России помогали все, кроме греков: турки, армяне, французы, англичане – и только один грек сделал, что мог: повысил вдвое цены на сдаваемые русским комнаты…

У всякого народа бывают хорошие, бывают и плохие элементы. У греков нет ни хороших, ни плохих элементов – все как один и один как все. Правда, они даже по-своему любили русских, потому что русский – широкая славянская душа – и его можно обчистить, обмошенничать как угодно…

Я бы еще понял грека, если бы он, «заработав» на русском, – спустил потом легко нажитые деньги в каком-нибудь русском же ресторане – не таков грек. Содранную с нищего русского лиру он, озираясь, прячет в кошелек, кошелек в чулок, чулок в шкатулку, шкатулку под паркет, паркет накроет ковром – и тогда сам черт не достанет этих денег…

Греческое искусство. Греческого театра нет. Греческой литературы нет. Музыки нет. Играют только на лире, и то если она турецкая, бумажная…

Греческие журналы страшны по внешности: оберточная бумага замазана красной и синей краской, а приглядишься – рисунок украден из «Ла ви Паризьен» или «Сурир»[31].

Самая популярная греческая песня «Пускай могила меня накажет» – украдена у русской улицы, национальный греческий танец – фокстрот, и танцуют они его только в железобетонных зданиях, потому что неогречанки – потомки Сафо, Фрины, Аспазии и Билитис[32] – имеют ноги, по объему и весу своему разрушающие обыкновенный паркетный пол.

Наружность грека. Константинопольский грек черен, гречанка толста. У грека лицо летом и зимой покрыто слоем собственного жира, у гречанки весь жир ушел в ноги…

Одевается грек не по сезону, а по календарю: 6 дней в неделю ходит черт знает в чем, а в седьмой (воскресенье), сотворив все дела свои, – надевает дорогой костюм с фирмой скончавшегося 12 лет тому назад портного, надевает великолепное пальто, кашне, лакированные ботинки, калоши (если стоит жаркое лето – это неважно), берет зонтик, берет под руку не менее пышно одетую жену и идет гулять по Пере, толкаясь среди тысячи таких же пышных греков.

Иногда им овладевает припадок безумного разгула; тогда он заходит в кафе и требует: стакан кофе с пирожным (для себя), стакан чудесной кристальной воды (для жены).

Надо отдать ему справедливость – если он не с женой, а с любимой девушкой – он тогда может раскутиться: требует для себя не один стакан кофе, а два, так что звезда его очей получает два стакана кристальной воды, что надолго делает ее гордой своим любимым…

* * *

Вот что такое константинопольский грек и вот почему то, что недавно делалось с греками в Константинополе, – это разрушение Помпеи в грандиозном масштабе…

Утопленники

По Пере куда-то спешил человек.

Знакомый остановил его и спросил:

– Куда?

– В тюрьму.

– Навещать кого-нибудь?

– Нет.

Он помолчал и добродушно добавил:

– Может быть, кто-нибудь меня навестит.

И тут же между ними произошел такой краткий диалог, что ему позавидовал бы любой спартанец:

– Долги?

– Огромные.

– Предприятие?

– Идиотское.

– Коммерция?

– Антреприза.

– Прогорели?

– Сажусь.

– Кредиторы подсидели?

– И публика.

Будущий арестант сразу заволновался и вышел из рамок лаконичности.

– Вы знаете, что меня погубило? Султанская вода!

– Да что вы говорите? Такой вкусный освежающий безвредный напиток…

– Я захлебнулся, утонул в нем… Можете представить – что такое Константинополь? Это огромный городище в два или три миллиона жителей… А может быть, пять… Черт его знает. Так из трех миллионов могло в мой сад и театр ходить пятьсот человек?

– Могло.

– Ведь это такой пустяк – одна шеститысячная! Понимаете – из шести тысяч человек пусть только один идиот придет – и мне уже будет хорошо. Поняли? Теперь пойдем дальше: могли эти пятьсот оставить в моем саду в среднем по лире?

– Могли. Отчего же, – утешил его собеседник. – Я бы оставил.

– Спасибо. Теперь уже не надо. Мой расчет был такой: из пятисот человек, если 25 будут пить шампанское, – ведь это одна двадцатая от пятисот, а остальные пусть жрут кофе, пиво и котлеты – и вот я и мои компаньоны уже с прибылью! Уже мы можем заплатить оркестру, артистам и аренду… О-о, проклятый городишко!

– Шампанского меньше выпили?

– Ни бутылки! Первые дни масса столов занята, но всюду – султанская вода! Моря, океаны султанской воды… Сидят, слушают огромную программу и дуют эту воду, как верблюды… Выпили 12 бочек, так что в первые три дня я даже мог покрыть этой султанской водой свои расходы… Но потом эти пятьсот водяных каналий пересмотрели всю программу и потащились в другие сады пить султанскую воду. На днях прихожу я в свой сад – у столиков стоят до сорока кельнерш, перед сценой гремит оркестр из 15 человек, на сцене мечутся первые персонажи, хор и балет – 42 человека и… кто же всю эту стоголовую армию должен оплатить? Сидят перед сценой 4 грека и, покусывая зубочистки, пьют султанскую воду… И сделалось мне жутко… Представился мне Константинополь огромной ямой, где сотни тысяч человек попрятались по углам, насвистывают сами себе, вместо программы, «Мон-Омме» и дуют целыми цистернами султанскую воду. А в пустом саду перед четырьмя эллинскими аристократами мечутся за две бутылки султанской воды хор, балет, лучшие артисты – все это одетое, загримированное, срепетованное… Хватился я за голову да и крикнул компаньонам: «Лопнули!» В корабле пробоина и в пробоину вливается султанская вода… (Он помолчал.) Теперь, слава богу, хоть посижу в сухом месте. Впрочем, что это я все о себе да о себе… Расскажите, что вы поделываете?

– А как же! Я теперь в больших хлопотах. С одним денежным человеком в компании сад и театр открываем. Расчет у нас, изволите видеть, такой…………

Дела

На далеких кофейных плантациях под лучами жгучего беспощадного солнца тысячи полуобнаженных людей работают, добывая миллиарды зерен кофе.

Потом этот кофе грузится на корабли.

Корабли бороздят неизмеримые пространства морей и океанов.

Потом в Константинополе тюки кофе выгружаются.

Потом его мелют.

Потом жарят.

Потом приносят в кафе.

Варят; подают посетителям, которые делают дела только за чашкой кофе.

Потом из этих дел ни черта не выходит.

И прямо-таки больно мне: стоит ли тысячам полуобнаженных людей жариться под раскаленным солнцем, пароходам – плыть, рабочим – выгружать, кому-то молоть, жарить, варить, чтобы в результате ни из одного дела, решенного за чашкой кофе, – ничего не вышло.

* * *

Вот те нижеследующие элементы, из которых слагается каждое константинопольское дело: одному человеку приходит в голову деловая мысль; он сообщает ее посреднику; при этом в кафе пьют кофе; очарованный деловой мыслью посредник мчится к капиталисту; пьют кофе; капиталист тоже приходит в восторг от замечательной деловой идеи. Сходятся, наконец, все трое, дуя кофе изо всех чашек, которые только видны в окрестности. Торжественные клятвы положить все дни своей оставшейся жизни, все соки своего ума – на проведение замечательного дела. Расходятся.

Через три дня.

Капиталист (посреднику):

– Видите ли… Я, к сожалению, не могу внести деньги на это дело, потому что аргентинская шерсть упала по сравнению с бразильским зерном. Понимаете?

Посредник:

– Я вас понимаю. (Он ничего не понимает.) Мне самому, впрочем, сейчас не до этого дела: устраиваю метрополитен под Босфором!

Посредник (встречается с автором идеи):

– А знаете, что наш капиталистишка закинулся?

– Я чувствовал это с самого начала.

– У меня, впрочем, есть другой на примете. Если хотите…

– Нет, спасибо. Я уже без вас нашел кое-что, очень подходящее…

– Да? Ну и слава богу. Я бы все равно не мог заняться этим делом. Открываю воздушный ресторан на привязном шаре. Чудная мысль! Вот только бы капиталиста найти.

– Гм! Капиталиста? – призадумывается автор предыдущей идеи. – У меня, кажется, есть для вас кое-что подходящее.

И, о чудо! Прежнее дело безболезненно и легко забыто, инициатор предыдущего дела превратился в посредника настоящего дела, а посредник предыдущего, наоборот, – в инициатора.

Капиталист отыскивается моментально!

И снова: на кофейных плантациях кипит работа, собирают, грузят, везут, выгружают, жарят, мелют, варят – для чего? Только для того, чтобы три деловых человека поговорили, выработали проект договора, поклялись бодро идти нога в ногу по избранному деловому пути до конца своей жизни – и разошлись в разные стороны, не моргнув бровью.

* * *

Никогда не предлагайте константинопольцу верных дел – они не для него.

От дела, могущего принести 50 процентов пользы, он брезгливо отвернется.

Но в воздушный ресторан на привязном шаре он ринется с головой, с руками и ногами; но на оригинальный симфонический оркестр, составленный исключительно из гермафродитов, он убухает все денежки…

Никогда не пытайтесь убедить его минимальными цифрами затрат; боже вас сохрани прельщать его скромной, дешевой сметой расходов.

Звоните, бухайте, сверкайте, дерите – тогда он, завороженный, как кролик змеиной головой, сам бросится вам в пасть.

– Помилуйте, наша прачечная, которую я предлагаю вам открыть, будет лучшая в городе! Десять паровых машин по сорок атмосфер, двести восемьдесят прачек, 102 гладильщицы – все красавицы как на подбор! Конечно, свой мыльный завод и небольшой участочек для посева картофеля – собственный крахмал будем делать. Восемь грузовичков будут развозить белье по всей периферии города, электрическая станция, тройная испанская бухгалтерия!! Дзинь, бум, трах-та-ра-рах!

* * *

Перед своим отъездом в Чехословакию я подвел и погубил целую массу константинопольских деловых людей. Простодушный, но крепкий, как медная ступка, я получил заманчивое предложение от одного капиталиста открыть в Берлине прекрасное предприятие.

Я еще не выпил и дюжины чашек кофе, как работа у меня закипела: я привлек других капиталистов, снял с места служилых людей, организовал, устроил, но… все были мной погублены, кроме первого капиталиста; он по-прежнему безмятежно пьет свой кофе, а они:

1. Отказались от места.

2. Продали свои громоздкие вещи.

3. Перевели свои деньги на германские марки.

Они именно сделали это потому, что я крепкий и устойчивый, как медная ступка. Такой человек не подведет.

Не будь меня, они бы мирно сошлись, мирно поглотили два-три литра кофе и мирно разошлись по своим делам.

Но… нельзя упаковывать медную ступку в один ящик с хрупким богемским хрусталем; своей солидностью я их передавил, стер в порошок: места они потеряли, марки их упали, проданные вещи они прожили – в живых осталась только медная ступка да первый капиталист, который – скажи я ему, какая произошла из-за него суматоха, – только широко открыл бы глаза: вольно им, дуракам, было верить.

– Да ведь позвольте! Сколько кофе было выпито, клялись идти об руку и, как говорилось в древности, – «на том крест целовали»!

– Что поделаешь – кофейное дело!

* * *

Эти канальи – эти полуголые негры на кофейных плантациях: сколько они хорошего народу подводят!

Заключение

Снова перечитал я свои «Записки Простодушного» и, сидя сейчас за письменным столом, призадумался…

Точно ли я теперь такой «Простодушный», каким был тогда, когда, ясным ликующим взором оглядывая пеструю Галату, высаживался на константинопольский берег в полной уверенности, что ожесточенная борьба хамалов из-за моих вещей – результат радости при встрече восточных поклонников с русским писателем. Точно ли я таков теперь, каким был тогда?..

О, нет. Гляжу я искоса в зеркало, висящее в простенке, – и нет больше простодушия в выражении лица моего…

Как будто появилось что-то себе на уме, что-то хитрое, что-то как будто даже жестокое.

А может быть, эти резкие складки около губ – результат дорого приобретенной мудрости?

Во всяком случае – умер Простодушный…

Доконал Константинополь русского Простодушного.

Целый ряд лет еще промелькнет перед нами… Но все эти годы уже будут обвеяны мудростью, хитростью и, может быть, – жестокостью.

Выковали из нас – благодушных, мягких, ласковых дураков – прочное железное изделие.

Примечания

1

Недомогание (фр.).

2

«Новое время» – ежедневная петербургская политическая и литературная газета (1868–1917). С 1876 г. издателем был А. С. Суворин, определивший патриотическую направленность газеты. «Русское слово» – литературная и политическая газета либерального направления. Выходила в Москве с 1894 по 1917 г. С 1897 г. издатель И. Д. Сытин. «Речь» – политическая и литературная газета (1906–1917). Печатный орган кадетов. «Биржевка» – «Биржевые ведомости» (1886–1917) – петербургская газета по вопросам политики, литературы и искусства. Основана С. М. Проппером, биржевым маклером.

3

Меньшиков Михаил Осипович (1859–1918) – русский публицист, постоянный сотрудник либеральной газеты «Неделя», консервативного «Нового времени». Выступал против деятельности Государственной думы, инородцев.

4

«Алая Чума» – фантастическая повесть Джека Лондона, в которой отразились мрачные футурологические взгляды писателя на бездушную цивилизацию, что породила смертоносных бацилл, уничтоживших основную часть живого на Земле; людям, по мысли автора, грозило одичание.

5

«…Мой замок…» – Л. Н. Андреев приглашает А. Т. Аверченко к себе на дачу в Финляндию. В 1910-х гг. «Дом на Черной речке» Л. Андреева стал излюбленным местом встреч его друзей.

6

Радаков Алексей Александрович – русский советский художник и писатель. Сотрудник журналов «Сатирикон», «Новый Сатирикон», «Красный перец», «Крокодил».

7

«Песня голода» – очевидно, речь идет об иллюстрации к трагедии Л. Н. Андреева «Царь Голод».

8

П. Маныч – Петр Дмитриевич Маныч (ум. в 1918) – русский писатель, как называли его современники – «коновод литературной богемы». Соломин (настоящая фамилия Стечкин) Сергей Яковлевич (1864–1913) – русский писатель, автор историкопублицистических произведений «Исторический момент», «Разрушение терема» и др.

9

Факт этот рассказан автору одним вполне заслуживающим доверия харьковцем. (Прим. авт.)

10

Ma parole (фр.) – честное слово.

11

Аристид Кувалда – герой рассказа М. Горького «Бывшие люди» (1897). Автор так писал о своем герое: «Кувалда – прозвище отставного офицера… удивил меня независимостью поведения перед судьей…» (Письмо И. Груздеву, 1926).

12

«Тарас тут же…» – А. Т. Аверченко неточно цитирует фрагмент II главы повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба».

13

Памятник Александру III стоял па Знаменской площади в Петербурге.

14

От фр.: Соmbien cette gateau? (Сколько стоит это пирожное?), турецк.: bes (пять), англ.: All right (хорошо), итал.: arrivederci (до свидания).

15

Как я могу пройти к русскому посольству? (фр. Comme je pouvais aller dans l’ambassade russe?) – Сейчас. Идите все время налево, налево, потом еще налево и здесь… (фр. Tout de suite. Vous aller tout à gauche, à gauche. Après encore gauche, et ici…).

16

Я понимаю (фр. Je comprend).

17

Хорошо (фр. bien).

18

От англ. stupid и фр. sot – дурак, болван, глупец.

19

Это ужасно! (фр. C’est affreux).

20

Официант, бутылку «Кордон Вэр’а» и потом что-нибудь жареный миндаль. Побыстрей поворачивайся! (Смесь русского и ломаного фр.)

21

За и против (лат.).

22

Уймитесь, прошу вас (фр.).

23

Да, конечно (фр.).

24

Очень свежая рыба (фр.).

25

Этого знаменитого русского (фр. Cette cèlèbre russe).

26

Наша бедная Россия (фр. Notre pauvre Russie).

27

Подлинно петербуржская (фр. Veritable pétérburgien).

28

Чашку (фр.).

29

С (фр.).

30

Пребывание греков в Турции было объявлено правительством Мустафы Ататюрка оккупацией. Изгнание греческих предпринимателей из Константинополя (1921) и всего греческого населения из Турции (1922) было результатом националистической политики новых властей.

31

«Ла ви Паризьен» – «La vie Parisien» – французская газета «Жизнь Парижа»; «Сурир» – «Le Sourire» – французская газета, выходила с 1898 г. в Париже.

32

Сафо (VII–VI вв. до н. э.) – древнегреческая поэтесса. Фрина (IV в. до н. э.) – знаменитая греческая гетера, служила моделью скульптору Праксителю для Афродиты Книдской. Аспазия (около 470 г. до н. э. – ?) – афинская гетера. Отличалась умом, образованностью, красотой. В ее доме собирался цвет древнегреческой науки и искусства. Билитис (начало VI в. до н. э.) – древнегреческая поэтесса.