скачать книгу бесплатно
– Как вы, французы, однако, мучительно пьете, – заметил дядя Костя. – Прямо-таки оторопь берет.
– Так ведь не коньяк, – виновато произнес Фужеров.
– Это верно. Однако, возможно, в недалеком будущем придет время и коньяку. Ведь, как справедливо заметил товарищ Сталин: «Жить стало лучше, жить стало веселей». Вон и карточки на хлеб отменили.
– А что толку? Все равно его свободно не купишь. Какую очередь вчера отстоял! – Фужеров сунул под нос дяде Косте ладонь, с которой еще не исчез выведенный химическим карандашом номер 143.
– Ничего, куманек, не хлебом единым, как выражались пророки. Давайте-ка еще по маленькой – и на променад.
4
Как справедливо заметил Фужеров, смерть мальчика Вани Скворцова была главной темой пересудов в Шанхае вот уже неделю.
Воскресным утром группа шанхайских ребятишек отправилась купаться. В окрестностях мест для купания имелось несколько. Первое из них – большой бурный ручей, вода в котором имела густой красный цвет. Объяснялся этот феномен тем, что ручей тек со стороны рудника и представлял собой технический сток после промывки и обогащения железной руды. Главным плюсом купания в ручье являлось то, что вода в нем в любое время года была теплой, однако минусов имелось значительно больше. Человек, искупавшийся в ручье, на некоторое время становился краснокожим, причем впоследствии кожа начинала шелушиться и даже слезать, в зависимости от времени, проведенного в воде. По этим причинам желающих омыться в данном водоеме оказывалось немного.
Еще имелись небольшие затопленные шурфы у самого подножия Горы. Вода здесь была чистой, но холодной из-за родников. Однако выработки пользовались еще более дурной славой, чем красный ручей. Здесь было глубоко, а на дне в изобилии валялся разный железный хлам, который становился причиной частых порезов, а то и смертей. В прошлом году тут погиб взрослый мужчина, который, находясь в подпитии, решил продемонстрировать друзьям свою удаль. Нырнув с обрыва, он ударился о торчавший из дна рельс и раскроил голову.
Детей было человек десять, исключительно мальчиков, потому что совместно с девочками купаться считалось неприличным. Несмотря на то что день только начался, стояла жара. Ребята мгновенно разделись и бросились в воду. Они, несмотря на запреты взрослых, купались здесь постоянно и прекрасно знали рельеф дна и все, что на нем лежит. Они плескались минут пятнадцать, но вода оказалась холодна, и дети вскоре выбрались на берег. Еще одним неудобством выработок являлось отсутствие нормального места для лежания. Берег представлял собой нагромождение каменных глыб, между которыми был рассыпан острый гранитный щебень. Кто-то залез на глыбы, остальные топтались вокруг.
Вначале ребята оживленно обсуждали купание, вытаращив глаза, рассказывали, как при попадании в ледяную воду родников у них сводило судорогой ноги или руки и они «чуть-чуть» не захлебывались. Потом заговорили о том, какова глубина выработок и что лежит на дне. Один мальчик, желая поднять свой авторитет, поведал о затопленном паровозе, однако его высмеяли. Вскоре разговоры стихли – действовала оглушающая жара. В холодную воду больше лезть никто не желал, а больше заняться было нечем. И тут кто-то предложил отправиться за «кисляткой» – диким щавелем. Идея была встречена с одобрением, и ребята двинулись в степь.
Среди детей находились два брата Скворцовы: Иван и Пантелей. Ванюшке только-только исполнилось восемь лет, а Пантюха был намного старше, ему сравнялось двенадцать.
Отвалы скоро кончились, и перед мальчиками открылась необъятная степь. Стоял июнь, и, несмотря на жару, трава еще не выгорела. Все вокруг радовалось жизни. Голубели глазки незабудок, топорщились свечки очитков, колыхалась серебристая грива ковыля. Горьковато и тревожно пахло зацветающей полынью и чабрецом. Над степью, высматривая мышей, чертили небо ястребки и кобчики. Иное, сверкающее бытие, столь отличное от привычного шанхайского мирка, полного пыли и вони, окружало ребят.
– Воля! – неожиданно произнес кто-то из старших, и все радостно загалдели.
Никто точно не знал, где произрастает эта самая кислятка, и поэтому мальчики разбрелись по степи, больше смотря себе под ноги, чем по сторонам. Кто-то уже обнаружил побеги щавеля и теперь смачно жевал его листочки, от кислоты которых сводило скулы. Кое-где встречались крохотные кустики степной клубники, ягоды которой еще были жестки и зелены, но пацанва пожирала и их.
Степь только на первый взгляд кажется ровной как стол. На самом же деле здесь много овражков, промоин от бежавших по весне потоков, крохотных балочек.
То тут, то там виднелись стоящие столбиком суслики – еще одно развлечение. Ребята бросали в зверьков камнями, и те стремительно исчезали в своих норах.
Резвились довольно долго, но наконец, пресытившись раздольем, решили возвращаться домой. Когда вновь сбились в кучу, Пантюха заметил: братец отсутствует. На вопрос: «Где Ванька?» – ребята пожимали плечами. Наконец один мальчик сообщил, что вроде видел, как меньшой Скворцов подался в сторону Шанхая. Это было похоже на Ваню, который, по малолетству, постоянно отбивался от коллектива. Пантюха для очистки совести побегал по степи, покричал братца, но, заметив, что остальные ушли от него уже довольно далеко, бросился их догонять.
– Как придем в Шанхай, первым делом надаю Ваньке шизделей! – сообщил он товарищам. Однако и дома братца не оказалось. Пантюха решил пока не поднимать шума, поскольку понимал: крайним окажется он и в результате сам получит шизделей, только от матери. Мальчик заметался по поселку в поисках Вани, но все было напрасно: никто его не видел. По здравому размышлению Пантюхи, в степи заблудиться невозможно, поскольку город виден из любой точки. Значит, брат либо где-то заснул, разморенный солнышком, либо с ним что-то случилось.
Он вернулся домой и сообщил обо всем матери.
– Иди ищи, – односложно сказала она.
В семействе Скворцовых имелось трое детей, по меркам Шанхая – немного. Старшая – четырнадцатилетняя Наташка – в данный момент находилась в пионерском лагере. Глава семейства – железнодорожник-кочегар – был на работе.
Пантюха, взяв краюху хлеба, вновь побежал в степь. Сбиваясь с ног, метался по взгоркам, буеракам и вопил, выкрикивая имя брата, до тех пор, пока не осип. К этому времени уже начало темнеть. Наконец мальчик, поняв тщетность своих усилий, присел на взгорок и заплакал. Поплакав немного, он поднялся и в этот момент увидел невдалеке двух взрослых, в одном из которых сразу же признал отца, а в другом – соседа, машиниста отцова паровоза.
Подошедший отец первым делом дал Пантюхе хорошую затрещину, а уж потом потребовал объяснений. Узнав, что поиски безрезультатны, он вновь отвесил сыну леща.
– Показывай, где вы были! – потребовал отец. Пантюха прочертил рукой неопределенную дугу и тут же в третий раз почувствовал тяжесть кочегаровой руки.
– Хватит, Михаил, – урезонил отца сосед, – так мальцу последний ум отобьешь.
Втроем они рыскали по степи, пока полностью не стемнело. Тогда, поняв, что дальнейшие поиски бесполезны, отправились назад, решив, как рассветет, вновь вернуться сюда, поскольку назавтра они работали в ночную смену.
Солнце едва-едва выглянуло из-за Горы, а семейство Скворцовых уже было на ногах. Отец, мать и Пантюха вновь отправились в степь. К ним присоединились машинист, два его взрослых сына и еще несколько соседей.
Ваню нашли через пятнадцать минут после начала поисков, причем наверняка вчера они ходили мимо этого места не раз. Мальчик был мертв. Он лежал на небольшом бугорке, хорошо заметный издали. Почему-то на нем отсутствовала рубашка.
– Убили, – обреченно сказала мать.
Пантюха, вытаращив глаза и разинув рот, в ужасе взирал на худенькое тельце брата. Мужчины кинулись его осматривать, а мать села на землю и закрыла лицо руками.
На теле Вани не имелось явных повреждений, лишь на шее был заметен не то укус, не то след сдавливания рукой – багровый синяк, в центре которого запеклось несколько капелек крови. Кочегар поднял Ваню на руки и бегом помчался в город в надежде, что еще удастся вернуть ребенку жизнь. Но ничего поделать уже было невозможно. В амбулатории констатировали факт смерти, потом вызвали милицию, а тело отправили в морг на вскрытие, которое показало следующее: «Мальчик скончался от отека гортани и последующей остановки дыхания на фоне острой анемии. Отек гортани, в свою очередь, скорее всего произошел по причине укуса змеи, очевидно гадюки».
– Ребенок очень слабенький, – объяснял ничего не соображающему отцу врач-патологоанатом, – анемия у него, судя по всему, очень длительная. Поэтому укус змеи привел к летальному исходу, тем более что помощь вовремя не была оказана. А змея ужалила скорее всего во время сна. На шее имеются два прокола от зубов.
* * *
В степи действительно водились гадюки, но до сих пор от их укусов еще никто не умирал. Молодому анатому с укусами змей сталкиваться не приходилось, а поставил он диагноз, руководствуясь исключительно справочником. Если бы он был поопытнее, то сразу определил бы: следы на шее у мальчика сделаны зубами значительно более крупными, чем у гадюки. И самая главная ошибка: анатом обратил внимание на то, что тело весьма сильно обескровлено, но счел это следствием острой анемии.
ГЛАВА 3
1
В дверь кабинета неуверенно постучали. Шахов оторвал взгляд от передовицы в «Правде».
– Войдите.
На пороге появилась девушка лет двадцати и робко произнесла:
– К вам направили… Я – Аня Авдеева. Вы меня вызывали?
Шахов в первую минуту даже не понял, кто перед ним. Потом до него дошло: та самая девка, которая крутит любовь с американцем. Он строго взглянул на посетительницу. Она переминалась с ноги на ногу, явно растерянная. Пускай пока постоит. А ничего деваха, приятная. У этого Джоника губа не дура. Она была невысокого роста, стройна, узка в талии и при этом грудаста. Темные, расчесанные на прямой пробор волосы, аккуратный, слегка вздернутый носик и высокие скулы придавали ее облику нечто неуловимо восточное. Чуть раскосые зеленовато-желтые рысьи глаза еще больше усиливали это впечатление.
«Чио-Чио-Сан», – подумал Шахов, любивший цветистые сравнения.
– Садись, – он сразу перешел на «ты», решив не церемониться.
Девушка осторожно присела на край казенного стула.
Шахов поднял трубку внутреннего телефона и как можно строже произнес:
– Принесите личное дело Авдеевой Анны.
Потом он пристально уставился на девушку, которая смущенно потупила взгляд. Громко топая сапогами, вошел сотрудник и положил перед Шаховым картонную папку. Тот развязал тесемки и с каменным лицом стал просматривать документы, хотя еще вчера тщательно их изучил, затем поднял голову на «Чио-Чио-Сан».
– Я начальник городского НКВД, – обозначил он свой высокий ранг.
Девушка молча кивнула.
– А ты, значит, Авдеева Анна… – Шахов заглянул в папку —…Евгеньевна, 1916 года рождения, уроженка деревни Суходол Яранского уезда Вятской губернии.
Девушка вновь кивнула.
– В настоящий момент проживаешь вместе с родителями на пятом участке, учишься на втором курсе педагогического института. Все правильно?
Новый кивок.
– Не догадываешься, зачем вызвали?
Девушка пожала плечами.
– А ведь знаешь, знаешь… – насмешливо заметил Шахов, впиваясь взглядом в раскосые глаза. По тому, как она неуверенно заморгала, Шахов понял – попал в цель. – А причина вызова: твои контакты с иностранцем, этим, как его… Смитом.
– Но ведь он – хороший человек, – впервые заговорила Авдеева, и Шахов с удовольствием отметил, что ее голос мягок и мелодичен. – Он приехал сюда помогать строить социализм.
– Давай пока поговорим о тебе, – холодно процедил Шахов. – Кто твои родители?
– Отец работает на автобазе, мать – повар в цирке.
– Так-так. Верно. А раньше кем они были?
– Крестьянствовали. Мы вятские…
– …парни хватские, – докончил Шахов. – Знакомая песенка, от сохи, значит. А к социальной прослойке какой принадлежали?
– Середняки.
– Ах, середняки! А может, кулаки?
Глаза у девушки забегали.
– Дедушка, тот действительно… раскулачен и сослан, а мы – нет. Мы сами приехали.
– Вот именно, сами! Вас просто не успели раскулачить, потому что вы сбежали. Бросили хозяйство и сбежали! Разве не так? В колхоз твое семейство не брали, поскольку хотя матушка действительно из середняков, а папаша – сын кулака и сам кулак. Твои родители даже развелись, чтобы мать приняли в колхоз.
Голова Ани поникла.
– Органам все известно, – веско заметил Шахов. – От народа правду не скроешь. – Он зачем-то ткнул пальцем в лежащую перед ним газету. – А ведь при вступлении в комсомол ты утаила правду. Не так ли?
Девушка вскочила и метнулась к окну, как пойманная птица. Тонкий застиранный ситец ее платья в лучах бьющего в кабинет солнца стал прозрачен, открыв взгляду точеные ножки до самых бедер, и Шахов внезапно почувствовал острейшее желание. Он был готов немедленно повалить ее на стол, ткнуть лицом в папку с ее же личным делом и задрать ей подол… Ладони у него вспотели, голова пошла кругом, а мужское достоинство и вовсе разбушевалось. Только максимальным напряжением воли, как, собственно, и подобало истинному чекисту, он сдержал себя. Тем более в кабинет в любую минуту мог войти кто-нибудь из подчиненных или, допустим, секретарша. Хорош же он будет со спущенными штанами!
– Сядь! – рявкнул он и перевел дыхание. Девушка расценила его вздох по-своему, видимо решив, что судьба ее предрешена. Она покорно села и уставилась взглядом в пол.
«Никуда она от меня не денется, но не здесь… не здесь… А где?» Мысли метались в голове у Шахова, словно псы, справляющие собачью свадьбу. «Интересно, спит ли она с этим Джоником? Спросить напрямую? Нет, неудобно, не по-интеллигентски. Успеется. Нужно ее максимально деморализовать».
– Итак, ты представляешь, что с тобой будет, если все откроется? Из комсомола выгонят, из вуза, соответственно, тоже. Что будет с твоими родителями, братьями?.. Трудно даже представить последствия!
– Чего уж тут представлять, – тоскливо произнесла Аня, и Шахов внутренне усмехнулся: цель достигнута, с девушкой можно делать все, что угодно.
– Чего уж тут представлять, – повторила она, – далеко ходить не нужно, спецпоселок рядом…
– Именно, голубушка! Но есть другой вариант. Ты становишься нашим сотрудником. Секретным сотрудником, между прочим, а это значит, что мы тебе доверяем. Под псевдонимом, допустим… Чио-Чио-Сан! Неплохо, как считаешь? Ты на японку чем-то похожа. Поскольку ты с этим американцем дружишь, будешь нам докладывать: что он говорит, куда ходит… Ну и так далее. Ты согласна?
Девушка тупо молчала.
– Согласна?!
Она подняла взгляд, глаза у нее были, как у загнанной в угол зверушки, но слез, которые ожидал увидеть Шахов, не наблюдалось.
– Согласна.
– Вот и хорошо. Дальше поступим следующим образом. За сегодняшний и завтрашний день ты должна вспомнить все подробности ваших бесед со Смитом и связно изложить их на бумаге. Труда тебе это не составит, поскольку ты девушка грамотная. А послезавтра, в двенадцать часов, позвонишь мне вот по этому телефону, – Шахов протянул Ане клочок бумаги с номером, – и мы договоримся о встрече. Все ясно? И не вздумай сообщить Смиту о нашем разговоре!
2
А как же поживает сам мистер Смит, вокруг которого начинают сгущаться тучи? Он по-прежнему упорно и целенаправленно строит социализм в одной отдельно взятой стране.
Американца, как мы уже отмечали выше, отличало одно весьма важное свойство натуры – упрямство. В отличие от ослиного, у Джона оно носило созидательный характер. Вначале упрямство было необходимо, чтобы освоиться в непривычных условиях работы и быта, в дальнейшем – чтобы не стать таким, как все, то есть не превратиться в крохотный винтик, механически выполняющий работу. Смит очень быстро понял, что при всех преимуществах социализма у него имеется огромный и, видимо, главный недостаток – конкретная личность полностью растворена в массе. Будь ты хоть семи пядей во лбу, как говорили русские, все равно твоя инициатива и умение быстро соображать могли найти применение только в коллективе. Но и тут ты если и становился лидером, то лишь негласным. Официальный лидер мог быть непроходимо тупым, но зато поставленным властью, а посему пользовался непререкаемым авторитетом. Уравниловка в отношении людских способностей приводила к уравниловке в уровне жизни. В Америке к талантам относились намного бережней, поскольку талант – это деньги. Здесь же деньгам не придавали особого значения, а людям и того меньше. Упадешь ты, на твое место встанет другой.
Смит считал, что причину подобного мышления следует искать не в дне сегодняшнем. Огромные территории, отсутствие дорог и отсталая система управления страной за века превратили Россию в государство, где не было места инициативе. В деревне всем правила община, другими словами – мир. В городе – чиновник, в стране – государь. Все было рыхло и аморфно. Приказал царь-батюшка – сделаем, не приказал – не сделаем. Каждый ждал команды сверху.
Русские и сами прекрасно осознавали причину своих бед. Однажды Смит прочитал рассказ писателя Лескова «Левша» о некоем умельце, подковавшем блоху, но суть рассказа была не в прославлении способностей Левши, а в обличении косности и нерасторопности чиновников. «Скажите государю, что англичане ружья кирпичом не чистят, пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог от войны, они стрелять не годятся», – пытался донести Левша. Но никто его не услышал. Талантливых людей в России не меньше, чем где-либо. Не хватает только реального поощрения этих самых талантов. Нашлась кучка авантюристов или гениев, это уж как кому нравится, и подорвала вековые устои. Но не сменила ли одна деспотия другую?
Иногда Смиту, всегда увлекавшемуся историей, чудилось: СССР – новый Вавилон. То же смешение народов, та же гигантомания, осуществляемая за счет рабского труда. То же бесправие и нищета простых людей.
Да, официально декларировалась власть народа, но в реальности у этого самого народа сегодня было меньше прав, чем двадцать лет назад, при царском режиме. При царизме никто, даже грозный Иван, не смел одним мановением перста отправить миллионы людей, и не каких-нибудь строптивых бояр, а тружеников, на чьих плечах покоится благосостояние государства, под конвоем за тридевять земель. Но в то же время, для того чтобы сделать государство могучим, нужно построить десятки, а то и сотни заводов, подобных здешнему комбинату. А для этого нужны люди, много людей. И получалось: строя одно – разрушали другое. Огромные массы народа, перемалываемые государственными жерновами, превращались в пыль.
Смит понимал, навсегда в России он не останется. Придет час – сложит чемодан, и прощай, страна чудес. И, похоже, этот час приближался. Репрессии, которые в общем-то никогда не прекращались, стали после убийства Кирова усиливаться. Повсюду искали вредителей и шпионов. Похоже, подбирались и к нему. Смит понял это по поведению некоторых своих знакомых, того же Коли, соседа по комнате. Очень осторожно тот намекнул, что Смитом интересуется НКВД. Правда, американского подданного не так просто репрессировать. Для этого нужны веские основания.
Два обстоятельства удерживали его в Соцгороде. Первое – он считал, что собранных материалов для будущей книги о СССР пока еще недостаточно, и второе – Джон влюбился. Это было не просто минутное увлечение. С Аней он собирался навсегда связать свою жизнь.
3
Шахов нисколько не сомневался в том, что Аня позвонит. Не в ее интересах уклоняться от встречи. Так оно и случилось. Девушка позвонила ровно в двенадцать, и Шахов назначил встречу в городской гостинице, в триста первом номере. На робкое замечание Ани, что ее, может быть, не пропустят, Шахов заверил: с этим проблем не будет. Говорил он строго и холодно, как бы давая понять: встреча исключительно деловая, однако на самом деле рассчитывал на несколько иное общение.
В городе имелась всего одна гостиница. Находилась она рядом с заводоуправлением, и все высокие чины, приезжавшие в Соцгород, знаменитые артисты и циркачи останавливались именно в ней. Здесь же проживали и обычные граждане, приехавшие в город в командировку, или те жители, кто по каким-либо причинам не желал селиться в бараке. Гостиница считалась среди местного населения злачным местом, тут постоянно крутились девицы легкого поведения, мелкие воришки, шулера и прочий темный сброд. Шахову было известно, что в номерах играют в карты, иногда по крупной, здесь можно было снять проститутку и даже купить наркотики. Милиция частенько устраивала облавы, но тем не менее все оставалось по-прежнему.
Чекисты использовали гостиничные номера для встреч с агентурой.
Итак, Шахов решил совместить полезное с приятным и стал готовиться к свиданию. Коли он зазывает девицу в номера, то должно быть и угощение. Чем же ее кормить, может, купить пряников?
Шахов, не скупой по натуре человек, совершенно не представлял, как вести себя в подобной ситуации. До сих пор у него в гостинице были только деловые встречи.
Пряники, по здравому размышлению, были отметены. Слишком убого. А может, орехи?
Шахов представил, как будет приставать, а девица тем временем щелкать скорлупки, и невольно засмеялся. Еще глупее. Тогда что? Лучше всего, конечно, подходит шампанское и шоколадные конфеты. Но где взять? Конечно, нет ничего проще послать кого-нибудь, хотя бы секретаршу, в гастроном, открывшийся недавно в Кировском районе, директор которого тоже состоял в осведомителях, но ведь пойдут разговоры, а Шахов всеми силами старался избегать лишних сплетен. Он и так рискует.
А может, вовсе обойтись без угощения? Но как-то не по-мужски, и вообще попахивает использованием служебного положения в личных целях.
