скачать книгу бесплатно
Валек подошел к калитке и свистнул. В дверь тихонько постучали. Чуть скрипнула калитка, и во двор, словно тень, проскользнул Ушастый.
Он оглядел представшую перед ним картину и удовлетворенно хмыкнул:
– Допрыгались, сучьи дети! А, Валек? Ловко мы их?
Но для верности все же…
Он достал из-за сапога финку, подошел к ближайшей собаке, оттянул голову и резко чиркнул по горлу ножом.
Струя крови хлынула на раскаленный под солнцем бетон, собака издала короткий хрип, дернулась и затихла.
– На всякий случай, – удовлетворенно произнес Ушастый, – мало ли… Вдруг очухаются. – Ту же операцию он проделал и с остальными собаками.
– Да и им полегче, – неожиданно заметил он, – не будут долго мучиться.
Залитый летним солнцем бетонный двор, трупы собак, и Ушастый, ухмыляясь, машет ему окровавленной финкой – картинка эта еще долго стояла перед глазами Валька.
– За мной! – Ушастый кинулся к входной двери. – Ага. Заперта. Ничего, сейчас выдрючим. Два внутряка, гляди ты! Значит, и собачкам своим не доверял, падла. А дверь?! Нет, ты дыбани. Железная! Только под дерево выкрашена.
– Замки серьезные? – спросил Валек.
– Сейчас посмотрим. Для Ушастого нет ничего недоступного, – хвастливо заметил вор, – хотя внутряки не хилые. Но на них у нас есть инструмент. А с фомкой тут делать нечего, броня крепка…
Раздался негромкий щелчок.
– Один есть, – констатировал Ушастый, – теперь второй, ну-ка, голубчик, не строй из себя целку… Не бойся дяди. Сколько я вас перехарил. Но без ласки не получится любви. Ага, милок, и ты поддаешься. Ну, все! Спой-ка нам напоследок.
Замок действительно очень мелодично звякнул.
– Что значит клиент – фрейфей! – сказал Ушастый, обращаясь к Вальку. – Богатый есть богатый. Такие замки больших денег стоят. Один немецкий, другой штучного изготовления. Делал такие некий Зыков еще в двадцатые годы. Очень хороший мастер. Сейчас зыковский замок – большая редкость. Вот выйду на пенсию, буду замки собирать или, как правильно говорят, коллекционировать. Ну, пойдем в дом. Чую, длинными бабками здесь пахнет.
Они прошли по небольшому коридорчику и попали в просторную, видно, парадную комнату, обставленную массивной мебелью. На полу лежал толстый темно-красный ковер, стены тоже были полностью увешаны коврами, две ореховые горки сплошь забиты фарфором и хрусталем.
– Мебелишка тоже немецкая, – удовлетворенно заметил Ушастый, – трофейная. Из Германии много чего приперли. Да и чашки-кружки скорее всего трофейные. А? Гляди, Валек, как путевые люди живут. Не то что мы с тобой – голь перекатная. Если это барахло вывезти да с умом толкнуть… но не это нам сейчас нужно. Только бабки и рыжье. Только бабульки!
– Дом большой, – заметил Валек, – где же искать?
– Да, – почесал затылок Ушастый, – хата огромная. – Он взглянул на часы: – Сейчас три. Барыга приходит в начале шестого. У нас в запасе два часа. Времени – выше крыши.
– Если знать, где искать, – заметил Валек.
– А покумекай, где бы ты деньги заховал?
– В подвале.
– Почему в подвале?
– Ну в погребе.
Ушастый усмехнулся, отчего морщинистая физиономия стала похожа на маску клоуна.
– М-да, Валек, шурупишь ты туго. Он кто? Барыга? Значит, ему бабки постоянно нужны. Рассчитываться за товар, для отмазки держать под рукой… Что, а? Придет к нему деловой, а он по погребам лазить будет. Туфта! Деньги где-то здесь, рядом.
– Но у него должны быть заначки?
– Правильно! Он не хранит все бабки в одном месте, я думаю, у него несколько тайников. Да и Рыба про то же толковал. Принимал он его не в этой комнате. Дверь сюда всегда была закрыта. Ну так вот. Рыба трекал: «Выйдет на минутку, и сейчас назад уже с деньгами». Значит, бабки рядом. И еще я думаю, у него основной тайник есть. Где главная часть хабара лежит. Начинаем искать. Ты в этой комнате простукай стены, проверь мебель, подоконники, пол. Шевелись.
Валек принялся за дело. Первая находка ожидала его уже минут через пять. За небольшой картинкой в гипсовой рамке в маленькой нише в стене лежало несколько пачек денег. Валек пересчитал – пять кусков.
– Эй, Михалыч! Нашел!
Прибежал Ушастый. Лицо его презрительно скривилось.
– Мелочь, – хмыкнул он, – однако мы на верном пути, верно Рыба гундел. Ищи дальше.
При простукивании в подоконнике Вальку почудился глухой звук.
– Михалыч? – вновь позвал он.
– Что ты заладил: Михалыч, Михалыч! – Старый вор, похоже, не на шутку рассердился. – Опять пару косых нашел?
– В подоконнике.
Ушастый ударил по дереву костяшками пальцев.
– Вроде что-то есть.
– А как его снять?
– Ломай, не до тонкостев. Вот, «карандашом» подцепи, – он подал Вальку короткий ломик.
Затрещало дерево, и на пол, масляно поблескивая, посыпались золотые вещицы.
– О! Рыжье! – не скрывая восторга, заорал Ушастый. – Пруха пошла! – Он бросился собирать золото, Валек стал моргать. Перед глазами мелькали кольца с камнями, цепочки, монеты, медальоны.
– Уже некисло, – довольно пробормотал Ушастый. – Ты, Валек, прямо носом чуешь, а я вот ни хрена не надыбал. А ну-ка еще!
– Здесь больше ничего нет! – уверенно сказал Валек.
– А ты почем знаешь?
Валек и сам не понимал, с чего это вдруг заявил подобное.
– А где есть? – не унимался Ушастый.
– Идем. – И парень уверенно двинулся вперед.
Вошли в спальню. Тут стояли две огромные никелированные кровати, а стены, как и в первой комнате, оказались до потолка завешаны коврами.
Валек что есть силы рванул один из ковров, сдернул его со стены и с гордостью посмотрел на Ушастого.
– А дальше? – холодно спросил тот. Валек глянул на стену. На ней не было никаких признаков тайника.
– Одна побелка, – констатировал Ушастый. – Рви дальше! – насмешливо произнес он.
Валек резко чиркнул ломиком по стене. Ломик пробороздил штукатурку, сорвав тонкую полосу бумаги, аккуратно наклеенную на стену и полностью имитировавшую штукатурку. Под ней открылась небольшая стальная дверца.
– Ни фига себе! Откуда знал?!
– Учуял.
– Ну ты даешь!!! – Ушастый стукнул по дверце ломиком. – Не знаю, смогу ли открыть, давно не работал с сейфами. Однако попробую. – Он минут пятнадцать возился с замком, наконец удовлетворенно крякнул: – Сейфик простенький, а что внутри? Опять рыжье! Но тут вещички покруче. Вон как камешки горят. Сразу видно, брюлики. Гляди! – Внимательно посмотрел на Валька. – Скажи, кореш, как это получилось?
– Не знаю, – недоуменно произнес Валек, – как-то само собой.
– Ищи дальше!
Они рылись в доме еще с полчаса, но ничего особо существенного больше не сыскали. В платяном шкафу между стопками белья Валек нашел аккуратно завернутые в газету пять тысяч рублей, а в шкатулке возле зеркала еще тысячу и немного золота: пару обручальных колец, серьги в виде полумесяцев, часики на браслетике.
– Его бабы, должно, цацки, – предположил Ушастый. – Похоже, все, а если где еще есть, то нам не найти, время поджимает. В натуре, братан! Мы богачи! – заорал он. – Гляди! – он указал рукой на кучу купюр и изрядную горку золота, лежащие на столе. – Бабок, на глазок, тысяч триста, и рыжье! Я мерекаю, его вдвое против бабок. Так это сколько же получается? Лимон! В натуре – лимон! Валек!!! Ладушки. Кончаю базар. Раздербаним после, а сейчас я бабульки кидаю в сидор, а ты цацки тасуй по косарям. И погнали!
Ушастый стал заталкивать деньги в мешок, а Валек рассовал золото по карманам.
– И почему нынче бабки такие длинные, вон сотня – ну что твоя портянка. Червонцы в руки взять приятно – хрустят, как капуста, не зря бабки еще капустой называют.
– Скажи, Михалыч, как думаешь, почему барыгу раньше никто не двинул? – спросил Валек, ощупывая враз потяжелевшие карманы.
– А хрен его знает. Я и сам кумекал. Почему, думал, этого фраера позорного никто до сей поры не обул? Ведь деловые о нем знали. Да что знали, ходили к нему, барахло тащили, золотишко опять же… Ведь не бобиков же боялись? А может, он вовсе и не фраер, может, он в авторитете? Может, он казначей. Общак держал… Тогда тоже непонятно. Рыба к нему за помощью обратился, а он кинул. Почему? Рыба – вор, значит, ему обязаны были помочь. Может, он не в законе, может, он – сука? Темное дело. Но если этот бык дознается, что наша это работа, что мы его двинули, нам вилы. Авось не дознается. Завтра двигаем к теплым морям, а, кореш?
– Посмотрим, – неопределенно сказал Валек.
– Верно! Не хрен гундеть, пока дело не слажено. Рвем когти. – Ушастый еще раз бросил взгляд на разгром, учиненный в доме, и усмехнулся: – Рыба был бы доволен, но мы ему не скажем.
Они вышли из дома.
– Теперь так, – скомандовал Ушастый, – как выйдем за калитку, ты – налево, я – направо. Завтра забиваем стрелку в шалмане.
– Мне с утра на пахоту.
– После смены, скажем, в шесть.
– Лады. – Валек огляделся. Три мертвые собаки валялись под палящим солнцем, и он неожиданно пожалел ни в чем не повинных животных, ставших жертвами жадности и злобы.
В этот миг ему неожиданно стало не по себе. Внезапно сильно закружилась голова, да так, что он покачнулся и невольно поднес ладони к вискам.
– Ты чё? – спросил Ушастый.
Валек потряс головой, как будто пришел в себя, но тут случились еще более невероятные вещи. Ему вдруг показалось, что одна из собак зашевелилась.
– Михалыч! – крикнул он. – Глянь!
Ушастый повернул голову и застыл, точно истукан, разинул рот и вытаращенными глазами взирал на происходящее.
Теперь все три собаки поднялись с бетона и стали медленно приближаться к грабителям. Из полуоткрытых пастей стекали черные струйки крови, и, странное дело, глаза у собак были закрыты, а двигались они рывками, словно направляемые чьей-то невидимой рукой!
– Атас! – закричал Ушастый. – На выход!!!
Он рванулся к калитке, но одна из собак совершила невероятный прыжок и отрезала ему путь. Она издала низкое утробное ворчание и обнажила огромные желтые клыки.
– Падла! – Ушастый достал финку и бросился к собаке. Но в это время сзади ему на плечи прыгнули две остальные.
– Валек!!! – заорал Ушастый. – Помоги!
Но Валек окаменел, словно соляной столб, и очумело смотрел на происходящее. К нему самому псы не проявляли никакого интереса.
Сбитый собаками, Ушастый рухнул на бетон, а они остервенело рвали ему спину. Ушастый скорчился, закрыл голову руками и что-то невнятно прохрипел. Неожиданно две собаки отскочили в сторону, а та, что загораживала калитку, рванулась вперед и с разбегу ударила огромной головой в бок Ушастому. Тот охнул и повалился навзничь. И тогда она вдруг длинно и тоскливо взвыла и одним движением чудовищных челюстей вырвала старому вору горло.
Валек от страха закрыл глаза, а когда вновь открыл, то увидел, что собаки неподвижно валяются на дворе, как и пару минут назад. Но и Ушастый лежит на бетоне, зажимая рукой распоротое горло.
Валек бросился к нему, но глаза Ушастого уже начали стекленеть, и лишь нечленораздельный шепот вырвался из заполненного кровью рта.
– За что? – послышалось Вальку. И в этот самый миг он обнаружил, что сжимает в правой руке давешнюю бритву с перламутровой ручкой, которую он так и не отыскал в квартире у старухи.
Взвизгнув от ужаса, Валек опрометью, не разбирая дороги, бросился бежать прочь.
ГЛАВА 6
Уже неделю сотрудник лаборатории по изучению ассоциативных реакций Валерий Яковлевич Жданко испытывал на себе все прелести командировочного бытия. Сейчас он в одних трусах лежал поверх застеленной кровати в гостиничном номере и тупо смотрел в потолок. В окно назойливо билась здоровенная синяя муха, и хотелось встать и прикончить зловредную тварь газетой или хотя бы растворить окно. Но на улице царила такая жара, что с закрытым окном в номере было все же чуть прохладнее.
Несмотря на малый срок пребывания в нем, Тихореченск успел смертельно надоесть Валере. До сих пор он никуда из Москвы не выезжал, если не считать двух поездок в детстве в Крым и на Кавказ вместе с родителями. Валере опротивели жара, пыльные грязноватые улицы, обрыдло питаться в каких-то забегаловках. Он хотел домой к маме и бабушкиным пирогам с ливером, к вкуснейшей жареной картошке, а главное – к привычному комфорту и уюту. Валера успокаивал себя, мысленно повторяя, какое огромное значение придается в лаборатории его командировке, однако в глубине души сознавал, что, если дело действительно столь серьезно, послали бы профессионала, опытного и знающего.
За двое суток езды поездом от Москвы до Тихореченска Жданко беспрестанно повторял про себя разговор с начальником и содержание туманного послания давно умершему эсэсовцу. Ему казалось, что как только он ступит ногой на землю Тихореченска, тотчас окунется в таинственный мир средневековых тайн, мистических сект и современного шпионажа. В реальности все оказалось скучно и серенько, как те папки, которые он просматривал в архиве местного отделения КГБ и в милиции, благо сотрудники этих ведомств оказались предупреждены о его приезде и препятствий не чинили. Но это были всего лишь пыльные архивы, которые успели опротиветь и в Москве.
За несколько дней изысканий удалось узнать следующее.
С конца 30-х годов и по сей день в Тихореченске проживали пять человек с фамилией Десантовы.
Десантов Илья Осипович и Десантова Елизавета Петровна – муж и жена – были репрессированы в 1949 году по статье 58, получили по десять лет и сгинули в лагерях. Десантова Аглая Осиповна, родная сестра Ильи Осиповича, умерла в 1956 году. Двое детей Десантовых: Валентин Ильич и Екатерина Ильинична – проживают в городе и по сей день. Валентин Десантов имеет две судимости, сейчас работает на местном машиностроительном заводе, характеризуется положительно; Екатерина Десантова носит фамилию мужа – Гриценко, замужем три года, работает медицинской сестрой в городской больнице, имеет сына.
И что из всего этого следует?
Никаких странных происшествий вокруг этого семейства не замечено. Обычная судьба, как и у миллионов советских граждан.
Вначале Валере показалось, что все ответы дадут папки со следственными делами на мужа и жену Десантовых – скорее всего именно тех, кто должен был организовать встречу таинственных близнецов. Но и там ничего особенного не содержалось. Илья Осипович Десантов прибыл в Тихореченск в марте 1938 года вместе с женой и двумя малолетними детьми, мальчиком и девочкой. Семейство приехало в Тихореченск из города на Неве, скорее всего – в добровольно-принудительном порядке, но не в ссылку, а на работу. Местные советские органы, основательно почищенные в 1937 году, испытывали нехватку кадров, вот и прислали на подмогу людей, по-видимому, не совсем угодных во второй столице.
Илья Осипович возглавил в местном горисполкоме общий отдел, а Елизавета Петровна поставлена директором школы, сестра Ильи Осиповича Аглая некоторое время работала медицинской сестрой в городской больнице, а в 1939 году уволилась и занялась воспитанием племянников.
С началом войны Илью Осиповича на фронт не взяли по причине отсутствия левого глаза. Вплоть до самого ареста он так и проработал в исполкоме городского Совета.
