Вся власть твоя

И все они знали, что не могли быть уверены в гибели наследников Императора. Да, Второй лично позаботился, чтобы укрытые вдали от столицы дети ушли к богам, но вести из Асилума были слишком тревожными.

– Метел действительно может что-то знать, – заметил Иллий. Солнце ушло за горные пики, и в зале стало темно на пару мгновений, пока амулеты один за другим не подожгли светильники, развешанные по стенам. Иллий подождал, когда загорится последний, прежде чем продолжить: – Я предлагаю подвергнуть его Суду.

– Невозможно! – хором ответили Третий и Четвертый.

– Отличная идея, – поддержал Иллия Второй.

Первый молчал.

– Представьте: пленник отдается на волю богов. Умрет – или попытается выжить. Спасется – или станет бесправным рабом.

Иллий рисковал, предлагая провести Суд. Еще никогда на его памяти нынешний Совет не приговаривал к Суду чужестранца. Все просто: преступникам предоставляли возможность уйти на все четыре стороны, назначали определенное время, за которое те могли скрыться, и спускали на него всех собак. Любой мог остановить беглеца, и, если это случалось, несчастный преступник становился рабом, полностью подчиняясь воле нового хозяина – того, кто способствовал его поимке.

– Мы обязаны предоставить пленнику выбор, пускай и иллюзорный. После того как мы протащили его через всю страну в клетке, как дикого зверя, после того как продержали его в заточении, мы должны ему хотя бы это. Будет видимость того, что это не бесчестное убийство. А если Право действительно у Метела, возможно, именно так мы получим желаемое, и неважно – будет жив пленник или встретит смерть.

Магистр вспомнил пустые глаза Метела. Он видел его на днях и заметил, что тот потерял интерес ко всему. Иллий добавил про себя, что совершенно не уверен, что выберет принцепс Асилума. А если и выберет Суд, то едва ли сумеет убежать от стражи.

Второй поддержал Иллия:

– Если у него есть Право, оно непременно перейдет к новому хозяину. Если нет – так мы действительно узнаем все, что хотим.

Иллий чуть заметно повел плечами. Он сомневался, что пленный принцепс скажет больше даже под узами рабского ошейника.

И если все же Метел не владелец Права? Что будет тогда? Магистр не знал ответа на эти вопросы, но не переставал ими задаваться. И вряд ли кто-то в этой комнате не думал о том же.

– Это даст нам одобрение народа Асилума, который не простит позорную смерть принцепса. Выбор должен сделать сам Метел.

Не сейчас. Если и стоило убить Метела, лучше было сделать это при штурме Асилума. Иллий сжал кулаки.

– Про него уже и думать забыли, – фыркнул Третий.

– В Асилуме неспокойно. Незачем баламутить и так мутную воду. – Второй поднялся с кресла. – Мне стоит поехать туда.

– Но!.. – попытался зачем-то снова возразить Третий. Иллий знал, что против поездки Второго он не имел никаких аргументов. Но, разгоряченный спором, не смог вовремя остановиться.

– Тихо, – велел Первый Магистр, облаченный, в отличие от всех, в белые одеяния. Все затихли. В мудрости главы Совета никто не сомневался. – Назначьте Суд на пятый день текущего месяца. Озвучьте условия и, если пленный откажется, устройте закрытую казнь. Второй, после поезжай в Асилум, ты прав. И… – старец умолк, обвел цепким взглядом всех собравшихся.

– Нам не нужны герои, – сказал Четвертый, – но…

– И пусть перед Судом предстанет кто-то еще. Мы не будем сообщать, кто совершил какие преступления. Объявите, что преступники опасны. Все они должны… потом исчезнуть. Никто не должен усомниться в чистоте наших намерений. И, – Первый помолчал перед тем, как закончить, – нам нужен тот, кому мы можем доверить власть над принцепсом.

Третий переглянулся с Четвертым.

– Думаю, я знаю такого человека.

Иллий лишь покачал головой. Суд даст право управлять Метелом любому, кто сможет задержать пленника. Выбранный человек должен быть целиком и полностью верен Эе, доверять Совету, подчиняться ему.

Он догадывался, кого предложат. Но где-то в глубине души знал – боги будут не на их стороне.

Центральный рынок славного города Эгрисси сверкал в солнечных лучах. Несмотря на то что уже перевалило за полдень и торговля пошла на спад, народа на рыночной площади оставалось прилично. Торговцы, страдая от почти летнего пекла, столь нетипичного для весны, прятались под навесами и лениво зазывали покупателей. Прилавок с рыбой, представлявший из себя огромный жбан с мутной, пропахшей тиной водой, пользовался особой популярностью. Но покупатели скорее искали около него прохлады, чем действительно интересовались рыбой. Замученный раб, приставленный смотреть за товаром, отгонял детишек, задумавших поплескаться в воде. По приказу хозяйки, стоявшей за другим прилавком, этот же раб отлавливал рыбешку покупателям. Лучшую, конечно, уже разобрали в первые утренние часы, и к середине дня уже почти ничего не осталось. Еще немного, и жизнь на рынке поутихнет.

Ора Ия, стройная, как тростинка, востроносая девушка, поудобнее перехватила тяжелую корзинку для покупок. Она решила нарочно прийти на рынок в столь поздний час, собираясь купить трав, деньги на которые копила почти весь прошлый семестр, варя зелья и зачаровывая простенькие амулеты на продажу. Помимо всего прочего Ора собиралась заглянуть в лавочку, про которую ей шепнули в Академии. Травы она могла купить и поближе и, уж если говорить прямо, дешевле. Все дело было в двух маленьких флакончиках с невероятно редкой лунной эссенцией, которую почти невозможно достать. Необычайная субстанция, усиливающая магию. Ора только слышала о ней, а состав, как ни пыталась, разузнать не смогла, все держалось в секрете. Совет Магистров никогда еще ничего не охранял столь рьяно, как оборот этой эссенции. Контрабанда в Эе строго каралась, причем доставалось и нечистым на руку продавцам, и покупателям. Городские стражи под руководством нового командора хранили бдительность. Поговаривали, только торговец в неприметной лавочке с южного края рынка может достать товары в обход всех запретов.

С ним Ора и связалась, опасаясь каждой тени. Лунная эссенция позарез нужна была ей для научной работы. И потому, когда мальчишка-посыльный принес записку, что заказ прибыл и ожидает, Ора засобиралась за покупками, с вечера погадав на костях на успех своего мероприятия.

Кости сказали, что пятое число месяца лип станет для Оры днем, который изменит ее жизнь. Убрав грубые костяные фигурки в специальный мешочек, девушка приготовила все необходимое для похода на рынок. И весь день с утра не знала покоя, уговаривая себя, что спешка только навредит, ее суетливость привлечет ненужное внимание стражи. Нет, она с деланой невозмутимостью завершила утренние дела, подготовила пару заказов для соседей и только в восьмом с рассвета часу накинула плащ – слишком жаркий для такого погожего дня, зато с капюшоном, который мог бы скрыть лицо, – и покинула дом.

Настрой у нее был боевой. «Ничего, – говорила себе Ора, на ходу прижимая пустую корзинку к груди, – ничего мне не помешает». Она знала, что именно сегодня, пятого числа месяца лип заберет редкие запрещенные эссенции и приступит к завершающему этапу выпускного проекта – практической части. Теорию о природе магии она проработала давно, исписав кучу дорогой бумаги, но без необходимых ингредиентов не могла ее подтвердить. Кости не могли лгать.

Только не ей.

Ей, женщине, учеба в магической Академии давалась тяжело. Все говорили, что, несмотря на явный талант, это совершенно не ее. Профессора относились к ней с легким пренебрежением. Им было жалко растрачивать на нее свое время, и делились знаниями они крайне неохотно. «Длинна коса, да ум короток», зачем учить волшебству женщину, которая все равно выберет домашний очаг и думать забудет про все остальное? Будет разве что зелья варить от слабого желудка, нерадивая такая, да амулеты мастерить. Так это можно и без обучения.

И родители, далекие от магии люди, были против.

«Буду, достигну, обучусь», – упрямо твердила Ора.

«Если вам, матушка, – добавляла она, – по душе быть замужем и всю себя отдать, чтобы вырастить ребенка, то я этого не хочу».

Отец ее посмеивался, но оплачивал прихоти единственной дочери и потакал ее глупостям, хотя явно считал, что та перерастет свою придурь, думать забудет про тайны магии и как миленькая покорится воле родителей. Какая же девица не желает простого семейного счастья?.. Но вот пришли результаты экзаменов – Ора успешно поступила в Академию ведовства и наук, и ни о каком замужестве теперь точно не шло и речи. Это сильно подкосило отца: кажется, тогда он понял, насколько была серьезна Ора, и не смог это пережить. И, пока Ора сдавала первую сессию, сошел в могилу, оставив им с матерью благородную фамилию и долги. Мать, не переставая обвинять девушку, быстро угасла от пережитого горя и позора. К своим восемнадцати Ора осталась одна.

Хотя бы поэтому она и хотела продолжать. Доказать сокурсникам, тридцати здоровым лбам, и профессорам, шести пересушенным пенькам, что женщина имеет право на выбор, что женщина хоть что-то значит. И если она поступила в Академию, то не ради успешного брака, кто бы что ни думал.

Своими исследованиями Ора хотела доказать, что ничуть не хуже вечно ленящихся сокурсников, которые к концу обучения с трудом могли превратить кубок в крысу, а крысу – в кубок, хвостатый и покрытый шерстью, или назвать основные принципы магии. Ора ожидала, что сможет произвести впечатление на Совет Магистров, которым все студенты должны были представить выпускные работы, показать, чему научились. Многие сокурсники говорили, что после скоропалительной победы в войне с соседями Магистры будут снисходительны к выпускникам этого года.

«О, – удивилась Ора, отвлекаясь от книги, – мы разве с кем-то воевали?»

«Дура ты, – посмеялся Киро Аэто, простодушный парень, которого влиятельные родители силком упекли в Академию, чтобы хоть ума понабрался. – Они оскорбили Совет Магистров и получили по заслугам… Так что Совет будет смотреть на нас сквозь пальцы».

На всех, кроме нее, только потому, что она девица без именитых родичей. Которая к тому же выглядит куда моложе своих двадцати лет. Еще и с идиотскими веснушками на щеках и несолидно вьющимися рыжеватыми волосами. Да к ней серьезно относиться не будут, если она им всем не покажет.

Потому Ора возлагала много надежд на проект, который, как она думала, перевернет представление и о магии в целом, и о женщинах, творивших ее, в частности. И позаботилась, чтобы все шло именно так, как она задумала.

Пятое число месяца лип, последнего весеннего месяца, действительно должно было стать решающим.

Необходимые покупки Ора совершила быстро. На дно корзинки она постелила купленные травки, на них положила два бесценных фиала (в лавчонку она заходила, дергано оглядываясь, но никто и не обратил на нее внимания), прикрыла все это для вида овощами. Можно было уже пойти домой, но девушке хотелось отметить столь выдающийся день каким-нибудь подарком. Мысленно пересчитав оставшиеся монеты – два серебряных кругляшка да россыпь меди, – она решила, что вполне может позволить себе новую тунику. Старая уже основательно порвалась, подол пошел лохмотьями, и никакие ухищрения не могли ее спасти. Матушка бы разворчалась: зачем тратить деньги на готовое платье, если можно сделать все самой… Но из оставленных матерью отрезов ткани Ора даже с помощью всех богов и имеющейся у нее магии не смогла бы сотворить хоть что-то приличное.

– Решено, – твердо сказала Ора, – куплю тунику.

Но стоило ей свернуть в ряды, где торговали готовым платьем, как неизвестно откуда взявшийся высокий мужчина споткнулся сам и сшиб ее с ног. Корзинка вылетела из рук. Травы, драгоценные фиалы, овощи – все это выписало красивый оборот в воздухе и высыпалось на мостовую. А мужчина зажал рот Оре широкой, холодной, липкой ладонью с длинными пальцами и толкнул в сторону пустующей лавки, прижал к стене. Обомлевшая Ора мельком отметила, что ногти у него в ужаснейшем состоянии – грязные, обломанные, а кожа сухая и потрескавшаяся. И только потом взглянула на своего обидчика. Тот стоял вплотную, склонив лицо к Оре так, что они почти касались носами. Выражение на его бледном исхудавшем лице было каким-то особенно зверским, зрачок почти затопил радужку, что цвета глаз было не разглядеть. Со стороны, наверное, казалось, что они решили уединиться под навесом лавки ради каких-нибудь непристойностей. Вырваться из внезапного плена Ора не могла, мужчина держал ее крепко.

По мостовой затопали городские стражи. Раздался жалобный звон разбивающихся фиалов. И только когда все затихло, мужчина ослабил хватку и убрал ладонь со рта девушки.

Он пробормотал что-то непонятное, выглядывая из-за навеса. Говорил он хрипло и на незнакомом Оре языке.

– Ты попал, – рявкнула Ора, увидев осколки своих надежд на нагретой солнцем мостовой. Фиалы разбились, их бесценное содержимое впиталось между камнями, травы оказались безнадежно растоптаны, даже овощи и те превратились в месиво. Все пропало.

Неконтролируемая злость затопила девушку. Она взметнула освобожденные руки, призывая проклятие на голову внезапной помехи, разрушившей всю ее жизнь, ее чаяния и старания. Профессора всегда говорили, что неконтролируемая стихийная магия особенно сильна в ней, и были правы. Приложило мужчину знатно: он посерел, глаза его закатились, и сам он без сознания осел на мостовую.

– Ой… – пробормотала Ора. И кинулась проверять, не сгубила ли обидчика окончательно. Как бы ни была зла, смерти она ему не желала. Да и проблем с законом себе – тоже. Применять магию против добропорядочных, пусть грубых и некультурных сограждан, даже в целях самообороны строго воспрещалось. Городские власти и Совет Магистров зорко следили за этим. Для наказания обидчиков имелась стража. И если был причинен какой-либо вред имуществу или здоровью, стоило обращаться к ним, а не вершить самосуд.

К ее радости, мужчина дышал.

– Слава богам! – Ора ударила его кулачком по груди. – Очнись!

По мостовой снова затопали стражи. Ора испугалась, что ее поймают на месте преступления или что найдут потерявшего сознания мужчину, от которого просто разило ее магией, и тут же поймают ее на контрабанде, догадаются, что вон то мокрое пятно на камнях – это остатки запрещенной эссенции. Ора накинула на мужчину легкое заклинание, одарив его заметным пьяным ароматом и заодно уменьшив вес незнакомца до приемлемого, потом повязала ему свой плащ, скрыв лицо капюшоном, и взвалила на плечи. Так они и пошли, будто благоверная жена ведет домой мужа-выпивоху.

Ора дотащила мужчину к себе. Соседи, казалось, совершенно не обратили на нее внимания. Небольшой двухэтажный домик, оставшийся от родителей, располагался за воротами города, в самом конце улицы. И то, что ей удалось ускользнуть от бдительных глаз, несказанно обрадовало девушку.

С одной стороны дома росло ветвистое дерево, тень от которого заливала весь двор. Корни грозились развалить глиняный фундамент, ветви давно и прочно упирались в стены. Денег для поддержания жилища в достойном состоянии катастрофически не хватало, а потому кое-где на крыше зияли прорехи, в одной стене образовалась трещина, пол скрипел и держался на честном слове и паре-тройке самодельных амулетов. Но Ора любила свой домик.

Мужчину она уложила на деревянную кушетку с продавленным тощим матрасиком серо-бурого цвета и отошла на пару шагов. Здесь, в комнатушке, что служила ей и кухней, и столовой, и гостиной, незнакомец смотрелся дико. Ора не принимала гостей. После смерти родителей никто не переступал порог ее домика. И эта комната была местом, где под уютный треск хвороста, собранного ею в ближайшем лесу сразу за городской стеной, Ора могла спокойно почитать очередной трактат или провести магический эксперемент. Тут же она расположила большой дубовый стол, притащенный из отцовского кабинета. На нем ворохом громоздились рукописи, зарисовки, выписки из библиотечных свитков, листы бумаги с уравнениями и расчетами, необходимые книги. Это было ее убежище.

И тут… такое.

Ора окинула незнакомца долгим внимательным взглядом и поняла, что мужчина выглядит, мягко говоря, изнуренным. Нечесаные и грязные темные волосы, покрытые ссадинами заросшие щеки, огромные синяки под глазами, рассеченная и еще не зажившая левая бровь, язвы в уголках рта, исхудавшая шея… Он был одет в потертую, явно казенную рубаху, под которой если когда-то и были мускулы, то сейчас от них ничего не осталось; ребра можно было пересчитать, не ощупывая. Довершал жалкую картину впалый живот. Как у мужчины были вообще силы хоть на что-то… Ора, поморщившись, укрыла пострадавшего вязаным цветастым покрывалом. И заметила, что и на жилистых руках тоже были повреждения, словно от кандалов. Может, они и были от кандалов… Тогда и то, что за ним гналась стража, становилось понятным. Этот мужчина сбежал из тюрьмы? Но тогда бы у него была особая метка, которую ставили всем заключенным. Ора закусила губу и откинула покрывало, осматривая более внимательно ключицы, где обычно ставили клеймо. Но на мужчине не обнаружилось никакой метки.

Как и рабского ошейника. Но что-то все равно было не так. Ора вздохнула, снова укрыла пострадавшего по самый небритый подбородок и вопросила:

– Откуда же ты на мою голову взялся? – Мужчина ожидаемо не ответил. – Вот не надо, не так уж сильно я по тебе ударила, очнешься как миленький.

Она отошла от кушетки и уперла руки в бока.

– Давай договоримся, хорошо? Я не спрошу с тебя стоимость моих покупок, а ты не доложишь властям, что я на тебе практиковалась… Так, посмотрим, кажется, у меня было укрепляющее зелье. Не варить же новое из-за тебя…

Она прошла в закуток, который служил ей кухней, где родители сложили жаровню, накрыв ее толстой каменной плитой. При маме все тут сверкало чистотой, но сейчас Оре просто некогда было наводить порядок и уют, хотя она старалась. На плите примостился котелок со сваренным на заказ зельем. Опустив туда черпак и принюхавшись, Ора поняла, что снадобье вышло неплохое и соседка, страдающая головными болями, останется довольна. И, может, еще кому ее, Оры, работу посоветует.

Деньги никогда не помешают. А теперь особенно.

Укрепляющее зелье нашлось на полке со всякими крупами. Как оно туда попало, Ора не сказала бы даже под пытками. Она схватила флакончик, накапала ровно сорок капель в чистую кружку, которую нашла с большим трудом, залила все кипяченой водой из другого котелка и взболтала. Жидкость в кружке приобрела приятный изумрудный оттенок. Если Ора правильно все рассчитала, этого должно было хватить. Она вернулась к лежащему без движения мужчине и с помощью ложечки влила зелье в рот, зажав длинный прямой нос, чтобы ни одной капли не пропало.

И села ждать, смотря на бесполезные теперь расчеты, разложенные на столе.

Времени начинать новое исследование не было, денег на новые ингредиенты тем более, а легальных способов достать деньги и ингредиенты Ора и не представляла. Через два месяца необходимо предоставить в Академии готовый проект, а у нее ничего нет. И вряд ли уже будет.

Что ж, кости оказались правы, пятый день месяца лип полностью изменил ее жизнь. Куда теперь мечтать о великих свершениях? Видимо, действительно не стоило и думать о чем-то, кроме домашнего очага.

Все пропало. Ора всхлипнула. Предаваться жалости к себе она не привыкла, но остановить слезы не могла. А она-то, дура, истолковала гадание, будто ее ждет удача.

Через пару часов мужчина закашлялся, дернулся и распахнул глаза. Приподнялся на локтях, огляделся, видимо, сознавая, где он. Потом заметил сидящую у стола Ору, хотел что-то сказать, но вдруг скривился.

Девушка не понаслышке знала, что укрепляющее зелье вполне могло вызывать рези в животе. Особенно если принять его на пустой желудок. И ее гостя явно постигла эта судьба. Он был таким тощим, что Ора сомневалась, ел ли он вообще.

– Очнулся, – проговорила Ора и поспешила его успокоить: – Сейчас пройдет.

«Может, стоило сварить ему кашу и дать ломоть хлеба?»

– Который час? – спросил гость. Голос у него был хриплый, словно мужчина давно им не пользовался. И говорил он действительно странно, проглатывая часть звуков. А еще так медленно, будто ему приходилось вспоминать каждое слово.

«Болезный какой-то», – подумала с жалостью Ора и пожала плечами. Она боялась, что незнакомец не знает языка, и как объяснять мужчине, что случилось, не знала. Теперь будто гора с плеч упала.

– Вечер. Уже вот-вот стемнеет. Лежи.

– Мне нужно… – Он попытался встать. – Мне нужно идти.

– Не торопись. – Ора подошла к кушетке. – Ноги могут не слушаться, но это пройдет. Отлежись, а завтра пойдешь, куда тебе надо… Меня Ора зовут. Я была напугана, потому не рассчитала сил, прости…

– У меня есть время до первой стражи, – проигнорировал ее мужчина и, даже не подумав представиться, поднялся с кушетки. Он возвышался над девушкой почти на две головы. Но вдруг покачнулся и со стоном повалился обратно. Укрепляющее зелье помогло гостю прийти в сознание, но не почувствовать себя лучше. – Что ты со мной сделала, ведьма?

– А что сразу ведьма? У меня имя есть, – обиделась Ора. Она покраснела и поспешила к плите, чтобы налить еще воды. Утихший было гнев взбурлил в ней с удвоенной силой. Как этот нахал смеет ее в чем-то обвинять? – Мне искренне жаль, но ты сам виноват! Я могла оставить тебя валяться там, чтобы стража подобрала и бросила в камеру дознания. Бродяг у нас не любят. Вот, – вернулась она к беспокойному гостю, – выпей. Отвар ромашки, успокоит желудок.

– За что?.. – вопросил неизвестный в потолок. – Почему, боги, вы не дали мне умереть?

И пробормотал что-то еще, но Ора не услышала ни одного знакомого слова.

– Я могла бы тебе это устроить, – услужливо предложила Ора, прикладывая стакан к бледным потрескавшимся губам. От неожиданности гость глотнул отвара. – Идиот.

Она уже начала жалеть, что не оставила этого несчастного на рынке. Никто же не видел, что именно она его приложила. А остатки магии, по которым ее могли бы разыскать, пока выясняли, что за тело, испарились. И-де-аль-но.

– Ты не понимаешь, – выдал умалишенный.

– Согласна, – кивнула Ора, – не понимаю. Как только сможешь ходить – уходи отсюда. Я даже прощу тебе, что ты разбил все мои надежды, только держись от меня…

И пока она это говорила, во входную дверь настойчиво постучали.

– …подальше, – закончила озадаченная Ора.

Гостей она не ждала. И тут же ее обдало холодом: «Неужели узнали, неужели?..»

– Иса[4] Ия, – послышалось со двора, – открывайте!

Говорили так властно, будто имели полное право не только войти, но и снести дверь с петель. Но при этом исключительно вежливо.

– Ой… – Ора дернулась к двери и приоткрыла ее так, чтобы нежданные гости не увидели лежащего на кушетке мужчину. Вдруг обойдется, вдруг это кто из соседей решил прийти за заказом? – Чем могу быть полезна?

И обомлела от изумления и страха.

На ее дворе стояла целая делегация во главе с одним из Магистров, правителей Эи, статным мужчиной в богатом синем гиматисе. Лицо его скрывал капюшон, окантованный коричневой нитью. Маг стоял, сцепив на груди руки, украшенные массивными перстнями с серебристо-белыми, с зеленым смутно знакомым отблеском камнями. Девушка впервые видела столь знатного иса так близко. Остальные, пятеро стражей в буро-коричневых одеяниях – кожаные штаны, простые туники, скрепленные на плечах безыскусными фибулами, куртки с металлическими бляхами и шлемы, только один из стражей был в плаще до земли, – выглядели на его фоне блекло.

Таких людей не остановила бы и крепостная стена. От них ничего не могло укрыться, потому Ора распахнула дверь и как можно услужливее произнесла, от страха глотая буквы:

– Пр…прхдите! – и отступила в сторону, приглашая войти.

Первыми в комнату скользнули стражи, остановились у кушетки, молча приставив к неподвижно лежащему мужчине оголенные заговоренные клинки. Тот, что был в плаще, отделился от группы и обнажать меч не стал. Ора мельком подумала, зачем им оружие, пусть и магическое, если эти сильные маги – а в стражу, считала она, других-то и не берут! – могли изничтожить любого щелчком пальцев. Но обвешанные амулетами с ног до головы мужчины пользовались старой доброй заговоренной сталью, руша все ее представления о том, что можно овладеть чем-то одним – либо волшебством, либо сталью.

Магистр степенно вошел следом, на ходу снимая капюшон. На удивление, это оказался моложавый мужчина. Его лицо с крупными чертами украшала короткая борода. Никто бы не дал ему более сорока. Он вальяжно оглядел гостиную, останавливая взор то на столе, то на маленькой кухоньке, которой не мешала бы уборка, то на продавленной кушетке и лежащем на ней незнакомце, то на заставленных книгами подоконниках и на потемневших от старости тканых ковриках на стенах. Огляделся и прошел к столу. Оре стало стыдно за свой простой неряшливый быт.