Та Кристина

Астра Дильс

Та Кристина

Ибо этот сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся.

И начали веселиться.

От Луки святое благовествование 15:24—25

ПРОЛОГ

Она очень красиво плакала. Лицо её не становилось красным, не искривлялось в обезьяньей гримасе. Хрустальные слезинки медленно катились по щекам, подбородку и падали на грудь, на лазурно—бирюзовую блузку. А глаза её, такого же цвета, что и кофточка, становились совсем светлыми, прозрачными. Её облик излучал невинность. Эти локоны, растрёпанные, будто она только поднялась с постели, потешно вздёрнутый носик и ручки, маленькие как у ребёнка, – всё в ней идеально. Она прикрывает наготу разорванной блузкой и плачет. Плачет гордо, держится изо всех сил, чтобы не издать ни звука, ни всхлипа. Если она покажет свою слабость, то проиграет, но она уже это сделала. Её кофточка мокрая от пота и слез, хоть выжимай, хочется сорвать эти остатки, скрывающие самую заветную тайну. Женщины все хранят секрет до первого обнажения. Потом же они теряют это святое стеснение, стыд и становятся животными, самками.

Разве она не такая?

И всё же как приятно уничтожить что—то чистое, целомудренное. Настолько, что ты готов терпеть все выходки, все протесты, принимать её выбор и пытаться понять переживания и чувства.

До поры до времени.

Глава I

– Братец! А вот и я! Проснись!

Громогласный мужчина ворвался в палату, как к себе домой, и стал стучать по железным перилам кровати. Следом поспешил зайти главный врач, Альберт Фёдорович.

– Лев, проснись же!

Мужчина рассмеялся, одним движением поднял с койки растерянный комок нервов, что минуту назад спал, свернувшись в позу эмбриона, и обнял его. Обнял так, что затрещали кости.

– Да тебя тут голодом уморили, совсем худой! Ты помнишь меня? Помнишь Виктора?

– Ты… ты Виктор?

– Ну конечно, глупый! Я твой родной брат! – Мужчина похлопал по плечу своего вновь обретённого брата. – Что же с тобой приключилось? Зачем ты убежал из дома?

– Этого мы пока не узнаем, – вмешался доктор. – Послушайте, Виктор, я рад, что не зря искал родственников Льва. Не буду скрывать, я успел привязаться к нему за этот короткий промежуток времени. Нам необходимо обсудить некоторые детали, пока Лев будет собирать вещи. – Альберт Фёдорович повернулся к совершенно обескураженному молодому человеку и доверительно улыбнулся: – Лев, как ни странно, это твоё имя. Помнишь, мы гадали, как тебя зовут? А теперь оказывается, что ты реальный человек с именем и возрастом. К слову, тебе всего двадцать один год! Думаю, целесообразней продолжить твоё лечение дома. Там в более знакомой обстановке ты быстрее всё вспомнишь. Физически ты достаточно окреп, но кросс, конечно, не бегай. – Доктор засмеялся своему остроумию. – Будешь приезжать на терапию. Я всё расскажу Виктору, он присмотрит за тобой.

Доктор с братом поспешили покинуть помещение, оставив Льва в полном недоумении.

«Лев?! Такой размазне, как я, совсем не подходит такое имя».

Из всех возможных мыслей, первой пришла именно эта.

Лев стоял посреди палаты, всё ещё ощущая жжение в теле от душащих объятий новоявленного родственника. До сих пор всё складывалось так, будто речь шла совершенно не о нём. Лев чувствовал себя сторонним наблюдателем. И хоть нигилистический бред немного отступил, поддавшись тяжёлым антидепрессантам, он всё ещё был полностью дезориентирован. Чувствовал непрекращающуюся тревогу, от которой немели пальцы. Одно наложилось на другое, и он сам не понимал, от чего больше страдает: от собственной смерти или от потери памяти.

Находясь в ступоре, он даже не заметил, как медсестра, подосланная Альбертом Фёдоровичем, начала бегло собирать его вещи.

– Разве можно меня выпускать?

– Ты же не безнадёжно умалишённый. – Она пожала плечами и упёрла руки в боки. – А вообще, чего уставился? Помогай, ты же не в гостинице.

Лев бы поспорил с её первой фразой.

* * *

У Виктора был огромный джип, чёрный, блестящий. Лев с ухмылкой подумал: «Наверняка окружающие с завистью провожают этого монстра взглядом».

Паря тщедушной тенью, Лев неуклюже забрался в салон, кинув сумку на заднее сиденье. Оглянувшись по сторонам, молодой человек почувствовал настоящий ужас: сейчас он вернётся в свой дом, о существовании которого и не подозревал, да ещё и с братом, который был таинственным незнакомцем.

Виктор сел рядом, на водительское кресло, и улыбнулся, похлопав Льва по ляжке. Глаза их встретились. У него они были огромные, прозрачно-голубые, такие пронзительные. Льва замутило, он вздрогнул и отвернулся – помнил этот взгляд.

Пока они ехали в неизвестность, Лев украдкой рассматривал Виктора, кося глазом в его сторону. В них угадывалось сходство, только Виктору уже перевалило за тридцать и он был в прекрасной физической форме. Его серая футболка обтягивала каждый мускул; кубики пресса, который он то и дело напрягал, ровными линиями вычерчивались под тканью. Виктор носил модную стрижку – андеркат; тёмно-каштановые волосы, почти чёрные, такого же цвета, что и у Льва, были волной зачёсаны на макушке. Виктор был очень хорош собой – увидев его, медицинский персонал женского пола просто растаял. Брат знал, как себя преподнести, в отличие ото Льва, который, словно печальный виконт, отпустил засаленные чёрные патлы. Лев заметил, что у них одинаковые татуировки. Естественно, ему захотелось поинтересоваться об истории их происхождения, но он не решился.

Внутри Льва всё так же скреблась ноющая боль.

Конфликт.

Хотелось вернуться в больницу. Бродить призраком по коридорам, не обременяя свою голову реальными мыслями. Чем дальше они уезжали, тем холоднее становилось.

– Хочешь заехать куда-нибудь и поесть? Тебе надо набрать вес.

– Давай. Как скажешь. – Лев пожал плечами.

Виктор посмотрел пристально:

– Не как я скажу, а как ты захочешь.

Они остановились на парковке какой-то забегаловки. Лев не обратил внимания, как она называлась, но вокруг было довольно людно.

Около входа столпились прохожие. Льву стало интересно, чего они там толклись, и он пошёл посмотреть. Оказалось, выступал мим. На нём были блестящие бархатные штаны, чёрно-белая матроска и шляпка. Лицо он загримировал белой пудрой и чёрным карандашом нарисовал на нём опускающиеся вниз дуги бровей и сердечко на таких же белых губах. Облик его был печален, но он улыбался и жестами призывал зрителей хлопать. Дети бросали монетки, а кто и купюры, в баночку, стоящую на асфальте.

Лев остался посмотреть его номер. Мим взял в руки кожаный чемодан, что стоял рядом, и собрался уходить, но стоило ему попробовать сделать шаг, чемодан тянул его назад, будто застрял в воздухе на одном месте. Мим с наигранным страхом оглянулся на свою покладистую ношу. Чтобы он ни делал, все попытки убежать оставались тщетными – кейс висел без движения, зажатый в его пальцах. Наконец выбившись из сил, мим поставил чемодан на землю и сел на него, потешно закинув ногу на ногу. Но тут, словно по волшебству, кейс, будто ожил и ловко сбросил его с себя. Мим упал на пятую точку.

Дети засмеялись, а Лев даже не понял, как это произошло.

Мим сделал удивлённый вид, выписал дефиле вокруг своего врага, схватившись за голову, и, опустившись перед ним на колени, щёлкнул застёжками – три белых воздушных шара взмыли вверх и, гонимые ветром, полетели над машинами.

Все зааплодировали, и Лев не остался в стороне – сам не зная от чего, он расплылся в широкой улыбке.

– Ты радуешься? Думал, ты разучился.

Парень успел позабыть, что он не один. Он смиренно последовал за братом в кафе. Тот выбрал самый отдалённый столик у окна. На подоконнике стоял большой пушистый кактус.

Виктор сел, широко расставив ноги, так что под столом не осталось места, чтобы расположиться. Он опять пугающе пристально посмотрел на брата, взгляд у него был тяжёлым.

– Ну, расскажешь мне, что помнишь?

Лев не успел открыть рот – подбежала официантка с лучезарной улыбкой и заламинированным меню. Она заворожённо поздоровалась с Виктором, даже не взглянув в сторону Льва, и пообещала с нетерпением ждать заказа. Лев заметил между её зубов жевательную резинку.

Неловко проведя пальцем по списку блюд с маленькими аппетитными репродукциями, Лев растерялся.

– Хочу лапшу с мясом и кинзой.

– Здесь такого не делают. Это кукси. Нужно было ехать в корейский ресторан.

Лев наугад тыкнул на хот-дог с квашеной капустой. Тот оказался довольно вкусным в тандеме с клюквенным морсом. После больничной еды всё казалось пищей богов. Хотя медсестра тайком приносила Льву молочные шоколадки, которые он с удовольствием уплетал по ночам.

Льву не очень хотелось вести беседы. Он был подавлен. Чувство, что ты родился в двадцать один год и заново познаёшь мир, не бывает приятным.

– Слушай, я понимаю, что ты чувствуешь. – Виктор задумался. – Хотя нет, совершенно не понимаю. Но нам надо поговорить кое о чём. Доктор проинструктировал меня, когда и как нужно принимать лекарства и приезжать к нему на приём. Я не стал показывать тебе в дороге, ещё он дал мне вот это, – Виктор положил на стол маленький блокнот и придвинул ко Льву. – Ты помнишь? Доктор сказал прочесть его. Это твои записи, которые ты сделал по приезде в больницу и чуть позже. Видимо, с потерей памяти ты открыл в себе недюжинный талант писателя. Здесь то, как ты прочувствовал ситуацию. Не хочу читать втайне. Может быть, ты не хочешь, чтобы я знал?

– Если честно, я плохо помню, что я там писал. За эти дни я выпил столько таблеток… – Лев растерянно пожал плечами и, нерешительно взяв блокнот, пересел к Виктору. – Прочитаем вместе, чтобы никому не было обидно.

Братья почти синхронно забегали глазами по плохо читаемым каракулям.

«Очень долго я вижу сон. Вижу пушистые ели, смотрю на них снизу, а с неба сыпется снег, продолговатыми полосами, как будто тысячи комет. Словно звездопад.

Это тусклый и однообразный сон, который поглотил меня. Я умер. Меня не существует. Мозг отключился, вытек через уши, а тело гниёт. Я воткнул вилку в руку и ничего не почувствовал, даже кровь не пошла. У меня нет имени. Нет дома. Нет чувств. Я целыми днями сижу за закрытыми шторами в темноте. Мне часто слышится запах трупной гнили, и я подолгу лежу в позе ожидания, но оказывается, что запах источает всего лишь завонявшийся мусорный пакет.

Иногда в дверь кто-то настойчиво стучит. Иногда звонит телефон. Видимо, никто не знает, что я умер.

Я призрак. Я уверен, что от меня осталось лишь незримое астральное тело. Сознание, слившееся с воздухом. Частичками я витаю в нём, и никто не способен увидеть это.

Соседи забили тревогу, когда увидели лужу крови, вытекшую из-под входной двери. Свинина лежала в коридоре, с остальной грудой отходов. Вонь была на весь этаж.

Это я разлагаюсь.

Спустя какое-то время мой вечный покой нарушили. Склеп вскрыли – полицейский и доктор. Они спросили: «Что на тебе?»

«Похоронный костюм».

Я думал, что врач повёз меня на кремацию, но вместо этого меня облачили в пижаму и напичкали таблетками. Медицинская сестра села преступно близко и начала обрабатывать рану на руке – четыре методичных отверстия.

«Не старайтесь. Я давно мёртв».

Украдкой подняв глаза, она не удостоила меня ответом.

«Мне давно пора в землю. Я холоден».

Я схватил её руку, сестра одёрнула её и резко сказала: «Как же вы сейчас дотронулись до меня? Какой в этом смысл? Рука у вас потная, а вот глаза холодные».

«Не ищите смысл. Я просто мёртв».

Вновь пришёл доктор и дал выпить ещё лекарств. Вместе с медицинской сестрой они уложили меня в койку, посоветовав сложить руки крестообразно. Под действием лекарств я стал погружаться в сон, граница которого уже давно размылась. Уходя, врачи о чём-то шептались, я расслышал только: «Надо его вытаскивать, пока депрессия совсем не добила».

Сны мои более чем странные, но не страннее яви. Девушка идёт по тротуару, в тот же миг она оказывается сидящей в луже, на ноги её, в неестественно раскинутом положении, надеты детские резиновые сапоги. Она улыбается. Влечёт за собой. Вдруг она уже бежит по полю в гущу фиолетовых цветов. Всё вокруг кислотно-яркое, в бутонах цветов, мягких, как бархат, я зарываюсь в них, и они приятно щекочут лицо ворсистыми лепестками.

Я просыпаюсь, и оказывается, что медсестра вытирает моё лицо махровым полотенцем.

«Вы улыбаетесь, а мёртвые не улыбаются».

Я не знаю, сколько пролежал под наблюдением, но острый бред начал потихоньку отступать. Вокруг были живые люди, вкус к жизни начал проступать из недр забвения. Я стал принимать пищу. Доктор сказал: «Ты же мужчина, разве можно иметь вес в шестьдесят пять килограммов?»

«Вы меня вскрыли и забрали органы».

Гипноз с таблетками помогли осознать, что мир вокруг реален, а я жив. Сначала это случалось наплывами и причиняло ужасную боль – тело скрючивало, и оно билось в агонии. Но если бы я действительно умер, то не смог бы разговаривать с окружающими и ловить на себе заинтересованные взгляды работников больницы.

Я подолгу смотрю на себя в зеркало. Кажется, по венам рекой течёт кровь, шея усеяна синими прожилками вен. Рука не разложилась, а наоборот зажила. Но органы внутри будто не функционируют, будто они давно истлели.

Я молод. Волосы растут густой копной, такие мягкие, необычайно блестящие, доктор предложил подстричь их, но я не разрешил. Ведь я не знаю, как стригся при жизни. Я часами трогаю свой точёный прямой нос, губы.

Может, я вижу реальность со стороны? Может, этого не существует, как и меня самого? Или я смотрю через призму смерти? Как это понять? Как прекратить? В своей ли я голове?

Я ведь не имею ни малейшего представления, кем был раньше, как жил. Не осталось ни одного воспоминая прошлого, гипноз оказался бессилен в этом вопросе.

На квартире, где я захоронил себя, не нашлось зацепок. Квартира была заброшенной, хозяйка умерла. Соседи сказали, что она служит перевалочным пунктом для наркоманов.

Содержимое моей дорожной сумки представляет собой комплект сменной одежды и нижнего белья, в карманах я нашёл немного денег. Ни документов, ни телефона при мне нет.

Врач долго пытал меня. Обследования показали, что я лишился памяти от сильного удара головой.

«Судя по одежде, что ты собрал с собой, ты сбежал, но откуда?»

Если бы я знал. О чём можно рассуждать, если я все ещё не был уверен: жив я или мёртв? Я даже не знаю, в какой стране и городе нахожусь. О времени я и не вспоминаю. Это особенность живых – отмерять всё временными промежутками.

«Не похоже, что, ты наркоман».

Я рассмотрел своё тело – руки, спина, шея забиты татуировками. Геометрические фигуры, полосы, кляксы. Это ужасно. Зачем я сделал их? Некоторые набиты поверх рубцов и шрамов, сеткой расположившихся на руках. Я вскрыл их? Что я пытался забыть?

«Учишься ты или работаешь?»

Доктор предположил, что я студент, потому что у людей, занятых работой, нет времени на всякие глупости вроде побегов.

«Должны быть близкие и друзья. Не с неба же ты упал!»

«Из-под земли».

Увы, кажется, мне суждено стать первым человеком, восставшим из мёртвых!..»

Лев поперхнулся. Всё было действительно так. Доселе он как будто находился в двух измерениях. А сейчас оказался в третьем.

Виктор поднял одну бровь и засмеялся:

– Мне точно не понять всех этих сложных перипетий. Скажу одно: это какой-то ар-брют.

Теперь Лев не сдержал улыбки. На этом братья замолчали. Виктор, доел свой незамысловатый завтрак, такой же, как и у Льва, и жестом пригласил отправиться домой.

Всю дорогу внутри у Льва всё было перевёрнуто вверх дном. Дыхание перехватывало, в голове крутилось назойливое: «Кто же я?»

* * *

Братья жили в пригороде – вдвоём. Дом их представлял собой деревянный коттедж с мансардой и террасой, наружные стены которого были сделаны из оцилиндрованных брёвен. Гараж был смежным с домом, но не имел отдельного входа.

Лев прошёлся по двору. Густой хвойный запах наполнял грудь, кругом росли ели. Дом стоял на окраине элитного посёлка, но, в отличие от других строений, не был ограждён высоким забором. На въезде к нему лежали большие декоративные валуны, а немного поодаль, на заднем дворе, виднелись аккуратно сложенные дрова. Пень с воткнутым в него топором стоял там же, вокруг него были хаотично разбросаны поленья – кажется, Виктор не довёл дело до конца.

– Такое уединение, мне очень нравится. У нас даже камин есть?

– А то! – Виктор подмигнул. – Мы недавно переехали, и тебе, кстати, здесь не понравилось.

Лев устало прислонился к деревянной балке. На террасе стояли электрический гриль и стол с парой стульев из ротанга.

– Удивлён, что мы богаты? У меня аутсорсинговое агентство по сопровождению бизнеса. Приходится много работать, – не без тени самодовольства проговорил Виктор.

– А у меня?

– А у тебя неоконченная юридическая академия.

– Юридическая? – Лев застыл в шоке. – С ума сойти! Что меня побудило пойти учится именно туда?

– Твоя новая память нравится мне всё больше. – Виктор рассмеялся. – Я ведь отговаривал тебя, но знаешь, это лучше, чем колледж искусств.

Лев сокрушённо вздохнул и закрыл лицо руками.

– Кстати, учитывая твоё сегодняшнее положение, ты в академическом отпуске на неопределённый период. Это плюс, сможешь подтянуть знания, подготовиться к выпускным экзаменам. А то твоя успеваемость, мягко говоря, хромает.

– Да уж, я выбрал тернистый путь… – Лев отстранённо пожал плечами и поёжился, внезапно ему стало жутко холодно.

* * *

«Девушка плела венок из ромашек. Надела его на голову, волосы её отливали золотом в полуденном солнце. Она поцеловала Льва в щёку и скрылась в роще, затерялась среди деревьев. Лев остался стоять в полном одиночестве – держа в руках, которые почему-то были покрыты мелкими ссадинами и землёй, венок».

Парень резко открыл глаза – от этих сновидений он не мог расслабиться даже в дрёме. За окном уже сгущались сумерки, а когда он прилёг, был обед. Ели во мраке выглядели устрашающе, Льву показалось, что далеко в чаще кто-то светит фонариком. Белый огонёк с некоторой периодичностью угасал и вновь загорался. Он протёр с глаза, чтобы снять остатки сна, и, когда посмотрел вновь, светлячок исчез.

Лев нахмурился, включил свет и задёрнул шторы.

Комната его была просторна, но не забита вещами. Лев спал на водяном матрасе, что явилось для него диковинкой, и он, будто абориген, долго ходил вокруг большой двуспальной кровати, не решаясь лечь. Книжный шкаф не изобиловал предметами и мог похвастаться только парой книг по юриспруденции, небрежно закинутых на последнюю полку. В углу стояла, бас-гитара с усилителем. Днём Лев попробовал поиграть, но ничего не вышло. Парень стал подозревать, что инструмент стоял просто для вида.

С компьютером также не срослось, и ничего нового о себе Лев не узнал. Он отыскал только папку с текстами то ли стихов, то ли песен. Они были ужасно бездарными, Льву стало стыдно, и он поспешил удалить их.

«Неужели, пока меня не было, Виктор читал этот бред? Позорище!»

В социальных сетях также было удивительно спокойно – не хватало перекати-поля: ни одного нового сообщения, ни старых переписок. Закладки в браузере и история поиска также отсутствовали. Пусто.

«Я чёртов конспиролог. Определённо, у меня паранойя и я постоянно подчищал браузер».

Лев выборочно просмотрел личные страницы некоторых друзей, которых у него было довольно много, но никого не узнал, девушки из сна среди них тоже не было. Столько знакомых, и всем плевать? Никто даже не удосужился узнать, что с ним. Как чистый лист. Потерял память, а восстановить-то и нечего!

Да и зачем?

Лев всё больше начинал думать, что ему абсолютно не интересна его прежняя жизнь. Он уже несказанно радовался от понимания того, что не умер. Это был прогресс.

Дверь его комнаты была открыта, внизу слышался шум телевизора. Лев крадучись спустился. Виктор сидел на диване спиной к нему, но как только Лев сошёл с последней ступеньки, он резко повернулся и спросил:

– Есть будешь?

Лев вздрогнул и не ответил. Его заинтересовала подставка с кронштейном, на котором был закреплён телевизор, – на ней стояли две фотографии в рамках.

На первой обнимались Виктор и Лев, они скалились и демонстрировали фотографу татуированные руки, при этом соприкасаясь кулаками. Лев на фото был довольно упитан, но причёска его отличалась от нынешней лишь длинной, непослушно завитой чёлкой. Виктор же был неотразим, он задорно подмигивал камере и демонстрировал свои напряжённые мышцы. Рука Льва по сравнению с бицепсом брата смотрелась девчачьей.

Второй снимок изображал девушку, её распущенные каштановые волосы развевались на ветру. Она печально смотрела вдаль, закутавшись в сиреневую вязаную шаль, а позади неё виднелось бушующее бескрайнее море.

– Кто это?

– Моя жена.

– И где она?!

– Умерла, конечно. Этот снимок, между прочим, ты сделал незадолго до её кончины. Вы, ничего не сказав, уехали от меня на несколько дней, гуляли по побережью, жили в одной комнате отеля.

– Очень смешно. Я не понимаю твоего ехидного тона.

Лев направился на кухню. Виктор принялся заваривать чай.

– Наши родители тоже умерли, так что, сколько себя помню, я опекаю тебя.

– Со своей женой?

– Нет, она побыла с нами недолго, повесилась в нашем старом доме. Ты тогда пришёл с гулянки и обнаружил её тело. Знаешь, ты очень тяжело переживал её смерть, поэтому мы и переехали сюда.

Виктор поставил на стол кружку горячего чая, и Лев обвил её пальцами: его морозило так, что зуб на зуб не попадал.

– Знаешь, пей чай и примем таблетки, что мне дал доктор, ты неважно выглядишь. А кстати, я забыл отдать тебе кое-что.

Виктор ушёл в гостиную и, порывшись в ящике комода, вернулся к брату со смартфоном.

– Прости, пришлось его перепрошить.

– Почему?

– А ты помнишь пароль?

– Нет.

– В чём тогда вопрос? Я занёс в него свой номер. Будешь звонить если что.

– Жалко.

– Что именно?

– Я надеялся найти хоть какую-то информацию. – Лев отстранённо отхлебнул чай. – Не думал, что я такой пустой.

– Не надо было ставить пароль. Это было неизбежно.

– Я не об этом. Мне даже вспомнить нечего. Чем я обычно занимался? У меня есть настоящие друзья?

– Ну-у-у, ты же с кем-то пропадал неделями. Запой дело такое… не одинокое.

– Я пью?!

– Ещё как! – Виктор горько усмехнулся и поставил на стол коробку с томатными крекерами. – Иногда ты и что похуже принимал. Не буду напоминать, а то и это захочешь вспомнить, – он подмигнул и целиком закинул в рот печенье.

Лев обратил внимание на его клетчатые пижамные штаны и чёрную майку. Как же Виктор гармоничен!

– Мы совсем разные, да?

– Есть немного. – Виктор посерьёзнел и взял Льва за руку. Его ладонь была шершавой, покрытой мозолями, как у настоящего мужчины, не то что у Льва – изнеженная и хрупкая. – Не мучай себя переживаниями. Тебе и так сегодня пришлось много открыть для себя. Такие странные события произошли, не мудрено, что ты чувствуешь себя опустошённым и потерянным. Всё наладится со временем. Мы с тобой чего только не пережили.

Лев допил чай одним глотком и убрал руку, предварительно сжав пальцы брата. В этот момент он почувствовал поддержку, которую Виктор, казалось, всегда ему оказывал. Тепло между ними словно сконцентрировалось в воздухе.

– Мы, наверно, родные люди?

– Так и есть. Одни друг у друга.

Глава II

Она пришла ранним утром.

Звонок в дверь был коротким, истеричным, будто кто-то чуть придавил кнопку и сразу отпустил.

Лев вздрогнул и уронил вилку с насаженной на неё охотничьей колбаской. Он настороженно посмотрел на Виктора, который быстро спустился со второго этажа. Он только что вернулся с пробежки и принял душ, предварительно заботливо приготовив Льву завтрак. Мужчина вопросительно развёл руками. Со стороны могло показаться, что братья скрываются от кого-то.

Виктор перекинул полотенце через плечо и направился открывать входную дверь.

С кухни Лев не мог видеть визитёра, поэтому, вытерев рот рукавом пижамы, он поспешил вслед за братом.

На пороге стояла девушка в очках с чёрной оправой. Среднего роста, но очень худенького телосложения. Из-за болезненной худобы черты её лица заострились и казались очень резкими. Волосы её, покрашенные в нежно-розовый оттенок, были растрёпаны и пушились с разные стороны.

Увидев Виктора, она застенчиво опустила глаза, стараясь не смотреть на его ещё мокрое тело, покрытое каплями воды. Мужчина же нисколько не смутился, представ перед незнакомкой лишь в красных коротких шортах, не скрывающих его достоинств: длинного упругого туловища, резко очерченной линии бёдер, всех острых и в то же время мягких линии подтянутой фигуры. У Льва самого перехватило дыхание – он отвлёкся от гостьи и заворожённо рассматривал спину и икры брата. Виктор принял весьма раскованное положение, будто рисуясь: он положил одну руку на талию, а другую на дверной косяк.