скачать книгу бесплатно
По закону все движимое и недвижимое имущество заговорщика отходило казне, в том числе и ценные бумаги. Эск давно хотел прибрать к рукам столь важное для армии производство, но повода не было. Тиранам ведь тоже потребна весомая причина отнять чужую собственность. И если бы лорд Нэвид не решил вдруг поиграть в революционера, то Аластар до сих пор лишь облизывался бы.
Все-таки есть доля правды в утверждении: «Чем легче получить, тем проще потерять». Кабы не отделение Файриста, не видать бы Черису Нэвиду ни мануфактур, ни заводов, ни домов, ни акций. Так бы и прозябал в Санниве, перебиваясь подачками царедворцев.
«Скоты неблагодарные!» – подумалось князю сразу про обоих – приговоренного фабриканта и наглого дельца, пытающегося прибрать к рукам его имущество.
– Я подумаю над вашим предложением, – уклончиво молвил князь.
– Вы не пожалеете, сир. Клянусь!
Риальф ковал по-горячему, торопясь воспользоваться теми привилегиями, которые давало положение его дочери. Эсковы фаворитки, как правило, жили недолго. Слишком много желающих находилось дотянуться до княжьего горла, а женщины так беспечны и неосмотрительны, что легко становятся безвинными жертвами злодеев.
– А теперь – идите. Я занят.
И чтобы у господина Веана не осталось ни малейшей возможности отгрызть еще кусочек княжьего благоволения, Аластар громко кликнул вестового:
– Проводите гостя, Рори.
Возможно, он даже примет предложение Риальфа.
«Почему бы и нет? Если Силгунд хотя бы вполовину так же умен, как его сестра, то... А если нет, то его всегда можно будет словить на растрате и посадить. Заодно и на папочку будет узда».
Эск даже повеселел. Впрочем, подчиненным от этого легче не стало. Всем досталось по шеям, в том числе и антэ Эдеру. Так и надо, когда корабль бурлит молчаливым предвкушением будущего похода. Все догадывались, что виртджорн по дороге на Шанту не упустит возможности «пошалить», и хотя бы один бой, но будет, а следовательно, и приз. Аластар Эск засиделся в столице, ему самому не терпится выйти в море и забыть на время, что он князь.
Но после разноса, учиненного строгим капитаном, в салон было приказано подать лучшего ликерного вина.
– За наши грядущие победы! На суше и на море! – провозгласил Эск и почти растаял от удовольствия, ловя на себе восхищенные, полные немого обожания взгляды офицеров. Пожалуй, они вместе с остальной командой «Меллинтан» были последними людьми, которые по-настоящему доверяли Аластару. Как, в общем-то, и он им.
– Все наверх, с якоря сниматься и ставить паруса, – приказал виртджорн Эдеру. – Отбываем незамедлительно.
* * *
Быстроходная «Меллинтан» лучше всего шла бакштаг[7 - Бакштаг – курс, когда ветер по отношению к кораблю дует сзади-сбоку.], но и при ночном ветре делала семь с половиной узлов.
«Это хорошо, это прекрасно. Так мы очень скоро повстречаем какого-нибудь непредусмотрительного синтафца». Нельзя сказать, что Эск жаждал крови или хотел увидеть кого-то из своей команды мертвым. Но напомнить всем и прежде всего самому себе о том, что «Меллинтан» – боевой фрегат, необходимо.
Небо полностью затянуло облаками, море Кэринси накрыла тьма, и только тихое пенье такелажа и плеск рассекаемой форштевнем воды нарушали тишину.
– Я пойду на нос, антэ Эдер, – негромко сказал Аластар. – Но в случае чего вернусь на шканцы[8 - Шканцыили кватердек– помост либо палуба кормовой части парусного корабля, на один уровень выше верхней палубы, где обычно находился капитан, а в его отсутствие – вахтенные или караульные.].
– Так точно, вирт.
Проходя мимо карронад на полубаке и орудийных расчетов, Эск перекинулся парой слов с матросами, поддерживая в них боевой дух. А затем влез на бушприт[9 - Бушприт– горизонтальный или наклонный брус, выступающий за форштевень парусного судна и служащий главным образом для крепления носовых парусов.], прямиком на блинд-рей. И внимательно вслушался в окружающее его пространство. Впередсмотрящий сейчас видел не лучше, чем голубь в полночь, а значит, был бесполезен. Но многолетний опыт и точный расчет подсказывали Аластару, а координаты на карте подтверждали: этот участок водной глади – настоящий перекресток морских путей. Решительный капитан и хорошо обученная команда тут не останутся без добычи. Очень легкой добычи, следует добавить.
Случайного блеска пены под чужим водорезом хватило острому диллайнскому глазу. Эск мгновенно обратился в слух и был сполна вознагражден за терпение. Он услышал беспечную болтовню матросов, различив голос лотового и приказы капитана. Синтафцы, по своему обыкновению, расслабились, никто из них не заметил в темноте хищного анфаса «Меллинтан». Имперский корабль поворачивал оверштаг.
«Семь, шесть, пять...» Скорость ветра, направление течений, расстояние, которое разделяло охотника и жертву, превращались в разуме Эска в простые цифры отсчета до мгновения, когда он дунет в свисток.
«Четыре, три, два...»
Едва услышав сигнал, первый помощник крикнул:
– К брасам!
А капитан уже бежал обратно на шканцы, чтобы поспеть к рулевому. «Меллинтан» стремительно набирала скорость.
– Прямо руль! – прорычал он на ухо рулевому. – Чуть-чуть лево руля! И снова руль круто направо!
– Корабль к бою! – тут же отозвался антэ Эдер.
Так быстро все случилось, так неожиданно, что синтафцы не успели ни закончить поворот, ни набрать скорость на новом галсе, когда на них выпорхнула когтистая «Меллинтан» и заскрежетала бортом о борт. Ее пушки выстрелили бортовым залпом, осыпав палубу синтафского фрегата картечью. Вспышки пламени ослепили атакованных, а на реях марсовые Эска уже крепко-накрепко сцепили корабли.
И так яростно выла файристянская абордажная команда, хлынув на борт захваченного судна, что Аластар не удержался и присоединился к атакующим.
– Эскизар! Всегда! Вперед!
Негоже князю рубиться в самой гуще драки, не по-княжески это и крайне неразумно, если не сказать – глупо и рискованно. Но, пес всех раздери, до чего охота снова почувствовать себя живым и настоящим!
Приказ виртджорна был прост: «Пленных не брать», а потому убили всех, всю команду синтафского пятидесятитрехпушечного корабля «Летящий». А что делать? Не таскать же их с собой на Шанту! Этого еще не хватало. Значит, плохо Предвечному молились, раз повстречали в море Эска. С ним и на суше-то пересечься не слишком приятно, что врагам, что союзникам.
* * *
Утром после ночного боя Аластар вышел на шканцы и вдохнул полной грудью сырой холодный воздух.
– Восход солнца в шесть пятьдесят, виртджорн, – доложил вахтенный и с чувством ударил в рынду.
Два сдвоенных удара и один одиночный – пять склянок. До рассвета осталось совсем немного. И пока не улеглась суета, вызванная сменой вахты, Эск раскурил трубку и выпил приготовленную для него Талесом чашку кадфы. Не ради удовольствия, табак все равно казался прелым, а напиток – безвкусным, но для соблюдения традиции. Слишком много глаз пристально наблюдает за капитаном, подмечая каждую мелочь. Наслушались, поди, страшных историй о помешанном князе Эске, у которого руки в крови по самые плечи, поедающего на завтрак печень бывших друзей, а на ужин – тушеные язычки фавориток. Ах да, а еще он заснуть не может, не повесив очередного взыскателя справедливости.
И не так уж далеки рассказчики от истины, если исключить ливер и языки.
«Меллинтан» шла по пока еще относительно спокойным водам Кэринси, держа курс на Шанту, под легкими парусами, подгоняемая устойчивым ветром с восточных румбов.
– Прикажите бросить лаг, антэ Эдер, – приказал Аластар.
Диллайнские привычки крепче корней вековых дубов. Почти пятнадцать лет бывший Первый лейтенант Валфрих Тор командует «Лаунэйд», шесть лет назад погиб его заместитель антэ Хорн, а капитан «Меллинтан» все никак не привыкнет к новому имени своего первого помощника.
– Так точно, виртджорн!
По знаку Первого лейтенанта мичман и два матроса бросились на корму с лагом и песочными часами.
– Почти десять узлов, вирт! – доложил антэ Эдер капитану спустя некоторое время.
– Прекрасно. Стало быть, через двенадцать часов мы увидим берег Шанты.
В это время года и на этой широте солнце сядет примерно в половину шестого, а значит, они подойдут к острову как раз на закате, и бастионы форта Сигрэйн будут черным силуэтом нарисованы на бледном золоте небес.
Наверное, когда-нибудь люди будут плавать на Шанту исключительно в целях мирных и просветительских – любоваться красотами острова, дивиться его заповедным лесам и бурным горным потокам, изучать быт и нравы шурианского народа, но случится это совсем не скоро. Не до Шанты сейчас обитателям Файриста и Синтафа. И надо отдать должное Вилдайру, не будь остров под его защитой и покровительством, то родина шуриа уже давно превратилась бы в оплот пиратов, гнездо контрабандистов и логово беглых преступников всех мастей. Война с Империей, а вернее сказать, с Эсмонд-Кругом затянулась. Обе стороны имели примерно равные силы, и никому до сих пор так и не удалось переломить ее ход в свою пользу.
Война – это дорогое удовольствие, война – это расходы, бесконечные расходы и никаких доходов. Пока мужчины воюют, пашни зарастают сорняком и хиреет ремесло, пустеют рынки, закрываются лавки. Словом, народ нищает и озлобляется, а казна беднеет.
«А ты мечешься между благородными соратниками, каждый из которых изо всех сил тянет одеяло на себя, ролфийскими эмиссарами и конфедератскими банкирами, пытаясь найти компромисс или отыскать выход, – вспомнилось Эску. – Мечешься и понимаешь, что все напрасно: все твои нечеловеческие усилия, продуманные до мелочей тонкие ходы, уступки и противовесы. А дипломатия и терпимость принимаются за слабость и мягкотелость. Даже самыми близкими, теми, кто знает тебя почти два столетия».
Аластар так и не сумел смириться с крахом своих планов. Идеалист паршивый, он двести лет жил надеждой на сокрушение власти эсмондов, а обнародовав правду относительно магии Предвечного, полагал, что возврата к старым порядкам не будет, а народ Синтафа – диллайн и полукровки – навсегда отвернутся от эсмондов.
Ведь у них, у мятежников, было все, что только можно пожелать: деньги, оружие, корабли, поддержка народа и частично армии, процветающая торговля, сильные союзники за границей, нейтралитет сопредельных государств. Пожалуйста, господа освободители, пользуйтесь! Избавьте народ от векового ига магов-душеедов!
Теперь смешно даже вспоминать о собственных заблуждениях. Огромный тяжелый ковер семисотлетней Империи прикрывал, оказывается, прогнившие доски самовластных уделов. И стоило сдернуть его прочь, чтобы оказаться перед угрозой погрязнуть в дичайшей раздробленности, достойной дикарей. Не спасла ни присяга, данная Эску, ни узы дружбы, ни взятки, ни иные бескровные методы. А вот взятие заложников – помогло. И жестокое подавление любой попытки отделиться и сделаться самовластным князьком пошло исключительно на пользу Северному Княжеству.
Файрист – не личный корабль, а соратники – не вымуштрованные матросы. И к беде своей, Аластар Эск понял это слишком поздно.
Но никто не заставлял Сэлвина Элвву подсылать к своему сюзерену наемного убийцу. И не сыскать того злоумышленника, который принудил Дэссими на пятом году независимости Файриста оторвать от него провинцию Каритому. Почему они решили, будто Аластар Эск – слабак? Только потому, что не хотел избавляться от Лайд и жениться на девушках из их семей? Или потому, что до определенного момента предпочитал дипломатические маневры открытому столкновению?
Что ж, Орвайн Канаварри – буйная голова, тот очень быстро получил свой вожделенный бой не на жизнь, а на смерть. И сам погиб, и всю семью сгубил, и большая часть его провинции до сих пор лежит в руинах, а некогда плодородные земли превращены магией эсмондов в пустыню. И хоть бы кто-то из соратников, кроме Раммана и Алфлаеда Рэя, извлек урок из трагедии Канаварри.
Кто-нибудь посторонний, возможно, мог подумать, что Аластар Эск бездумно таращится в пространство, впав в некий мистический транс, но только не команда «Меллинтан». Виртджорн все видит и все слышит. И в случае чего он будет точно знать, как и что делать.
Истинная правда. Но меньше всего Эск желал, чтобы впередсмотрящий заметил сейчас марсели вражеского корабля. У него не осталось другого места для раздумий о своей жизни, кроме шканцев «Меллинтан». Единственной, кто дарил князю Файриста подлинную свободу.
Меллинтан – Золотая Луна, сейчас тщательно спрятавшая свой лик в рассветном сумраке, как в густой вуали, простила непутевых детей, даровав некоторым из них дар пророчествовать, словно в древние времена. Юноши и девушки, не достигшие еще зрелости, вдруг обрели способности оракулов. Очень немногие, но и этого знака оказалось достаточно, чтобы диллайн вернулись к своей богине. По крайней мере, они надеялись, что она спасет их души от Предвечного. Плохо другое – полукровкам такой альтернативы не нашлось.
«Ты можешь вешать целыми семьями и расстреливать селениями, но пока не отыщется для них иной веры, пока ты не дашь им богов и не покажешь верной тропы в посмертие, ничего не изменится», – сказал как-то Алфлайед Рэй и оказался прав стократно.
Летом позапрошлого года он умер от холеры. И Аластар готов на коленях благодарить Мать Меллинтан за то, что избавлен был судьбою от необходимости устранить последнего своего верного соратника, чье имя стоит под Манифестом Восьмерых. Кроме Раммана, разумеется.
Власть не должна распыляться между многими, превращаясь в беспомощную суету уже при простом делении на два. Власть, тем паче в воюющей стране, должна принадлежать кому-то одному. Лучше, чтобы умному, сильному и деятельному. Только тогда и выйдет толк из любых начинаний. Что сделаешь, если Эск оказался самым сильным и самым хитрым? А сильный, как известно, получает все.
Аластар уже давно заметил, что одержимость его стала совершенно ненасытной, схожей с жаждой хворых мочеизнурением[10 - Мочеизнурение, или несахарный диабет – неинфекционное заболевание, сопровождающееся обильным выделением мочи.]. Пей воду хоть ведрами – не утолить жажду нипочем. И как не лечится загадочная болезнь, так и ничего не поделаешь с одержимостью. Она держит крепче цепей и оков, она держит крепче объятий любимой, она многорука и многонога, а потому всегда догонит, как далеко бы ты ни убежал, Аластар Дагманд. Становится невкусен табак и кадфа, сон не приносит облегчения, не радуют женские ласки.
Внезапно ему вспомнилась самая последняя из попыток подложить в постель девицу на предмет зачатия законного наследника. Перепуганная до смерти девственница, которую папаша с братцем затолкали в опочивальню князя силком. Честное слово, Эск предпочел бы опытную женщину вместо трясущейся от стыда и страха девицы Веан. И ведь не выгонишь! Девушку потом со свету сживут. С этой, последней, как там бишь ее... Амеретэт пришлось играть в карты на раздевание, чтобы хоть как-то избавиться от катастрофической неловкости. Смешно. До слез.
«Ты сам этого хотел, – еще раз напомнил себе Аластар. – Получил все сразу – власть, войну, долги, врагов и покорных девственниц. Одно без другого не бывает. И без крови – тоже».
Нелюбимые жены бывают разные, иных можно позволить себе роскошь ненавидеть или презирать. Сильное чувство облегчает жизнь и оправдывает многие поступки. Эску и в этом не повезло – Лайд не заслуживала ненависти. Только жалости. Не вмешайся эсмонды в естественный ход вещей, у Лайд обязательно имелся бы мало-мальский намек на характер. Пусть бы она была жестокой или хотя бы упрямой, коварной или любвеобильной. Но сражаться с пустоголовой куклой, равнодушной ко всему, что не связано с ее жизненной задачей, вложенной в нее аннис, как-то... неспортивно.
Лайд... Бедная, несчастная красавица-пустышка. Глупышка Лайд. Получись она у селекционерок-аннис чуть-чуть умнее, то ни за что не позволила бы втянуть себя в новую попытку убить собственного мужа. А с ее смертью у Эска тоже что-то умерло в душе. Уж не милосердие ли? Но к Джоне он перестал ездить еще три года назад. Она – шуриа, она сразу поймет, в кого превратился отец ее сыновей.
– Вижу парус! Парус прямо по курсу! – проорал марсовый.
Антэ Эдер поднес к глазам подзорную трубу и разочарованно хмыкнул:
– Далековато.
– Эй, на марсе! – крикнул Эск. – Что вы видите?
– Сейчас ничего, вирт! Только что мелькнули брамсели какого-то корабля. Вот! Опять! Три румба в корму от левого траверза!
– Какой у него курс?
– Как у нас, вирт! Вот они опять пропали. Опять появился!
– Догоним, вирт? – спросил Эдер.
– Погоди, – отмахнулся капитан, всматриваясь в окуляр трубы. – Судя по корабельной оснастке... Так... А палуба у него гладкая. Это корвет «Золото Саннивы»!
Первый лейтенант смотрел на виртджона с немым вопросом, готовый по первому его слову скомандовать привычное: «Свистать всех наверх!»
Но Аластар медлил. Он как-то странно глянул на собственные ладони в перчатках, по-совиному моргнул, словно отгоняя неприятное видение, и сказал:
– Пора подсменить палубную вахту на завтрак. Вызывайте подвахтенных, антэ Эдер.
– А как же...
Но виртджорн развернулся на каблуках и направился в свою каюту.
Ибо лишь он здесь решает, кому жить и кому умирать, а также – когда и как.
Грэйн эрна Кэдвен
«Слава Глэйсэйта», большой трехмачтовый пароходофрегат, представляла собой этакий эксперимент, в эффективности которого еще предстояло убедиться. И в самом деле, а что, если добавить к парусам силу паровой машины? Идея выглядела настолько непривычной и революционной, что поначалу все исподволь ожидали какого-нибудь несчастья. Не оскорбит ли Морайг подобное нововведение? И, несмотря даже на уверения княгини Мэрсэйл, желающие пересечь море Кэринси на борту этого монстра нашлись далеко не сразу. Однако нынче «Слава» уходила вот уже в десятый по счету рейс, и все они до сих пор завершались благополучно. А скорость пароходофрегата с лихвой искупала некоторые неудобства пассажиров.
Впрочем, у Грэйн и выбора-то особенного не было. Осень грозила близким закрытием навигации, и единственной возможностью попасть в Амалер до начала сезонных штормов оказалось путешествие на борту «Славы Глэйсэйта». Кроме того, эрна Кэдвен и сама не чуралась некоторых новинок. К примеру, кто из эрнов-владетелей Конрэнта первым подхватил показавшуюся поначалу нелепой идею о культивировании «земляных клубней», привезенную леди Рэймси – урожденной диллайн – с материка? Владельцы и управляющие соседних имений только осуждающе качали головами да посмеивались, в то время как Грэйн собственноручно вскапывала две опытные грядки и, слово в слово следуя подробной инструкции, прилагавшейся к мешку с клубнями для посадки, удобряла почву и высаживала непривычные, не слишком-то аппетитно выглядевшие... э-э... плоды. Самым сложным оказалось пресечь попытки обитателей поместья слопать завязавшиеся на месте цветков зеленые круглые «ягоды». Хотя нет – по сравнению с усилиями, затраченными на то, чтобы убедить жену управляющего Сэйринн отварить и съесть урожай, все остальные трудности меркли.
Фрэнгену вкус нового овоща не понравился. Однако сваренные в пойле очистки от «земляшки» (так ролфи сократили слишком длинное название) с огромным энтузиазмом пожирали фрэнгеновские свиньи, и потому майор вошел в долю и спустя некоторое время уже вовсю пропагандировал среди знакомых и сослуживцев «клубни эрны Мирэйр». Название прижилось, ибо именно супруге генерал-фельдмаршала эрна Рэймси и принадлежало право первооткрывательницы и распространительницы новой еды. А эрна Кэдвен, убедив арендаторов (а кое-кому пришлось и пригрозить) начать сажать «земляшку», не только отогнала от поместья призрак голода, но и неплохо вложила деньги в акции «клубневой» концессии. Теперь-то мало в каком доме на Ролэнси стол обходится без блюда из «земляшки», но, когти Локки, приятно же быть одной из первых!
Воодушевленная небольшим, но заслуженным коммерческим успехом, Грэйн пошла еще дальше. Как только прошел первый слух об организации «Ролэнтской самоходной дорожной компании», эрна Кэдвен озаботилась попасть в первую же сотню ее акционеров. Машина, поразительным образом не только движущаяся по стальным рельсам силой пара, но и тянущая за собою повозки, выглядела куда как пострашнее мешка с клубнями, однако и это дело выгорело. Две тонкие полоски металла, проложенные по каменистой земле Ролэнта, связали южное побережье с северо-западным, сделав путешествия не только быстрее, но и комфортней, чем в почтовой карете. Во всяком случае, в вагон-салоне первого класса.
Благодаря пусть грубой и однообразной, но сытной пище, в Кэдвене не голодали даже в самые «тощие» в финансовом отношении годы, когда Грэйн, родив близнецов, считалась резервистом и получала лишь половинное жалованье. Комендантских финансов Фрэнгена едва хватало на содержание обоих поместий, а дети – воистину дорогое удовольствие! Но к моменту, когда вопрос об отправке Эрмейн в хороший пансион встал, что называется, во весь рост, акции «Ролэнтской дорожной» наконец-то начали приносить доход. А спустя еще три года эрна Кэдвен поняла, что без ущерба для семейного состояния может наконец-то оставить службу в форте Кэйдрен и попробовать свои силы на сначала окружных, а затем и вступительных экзаменах в военную академию...
«Слава Глэйсэйта» с грохотом подняла якоря и отсалютовала фортам и батареям главной морской базы Ролэнси выстрелом из носового орудия. Из длинной трубы повалил густой черный дым, и стоявшие у фальшборта пассажиры, кашляя, поспешили убраться с верхней палубы по каютам. А Грэйн осталась. Не только потому, что любопытно ей было все, происходящее на этом необычном судне, но и чтобы в очередной раз заставить себя поверить собственным глазам. И воняющий углем дым, и вопли чаек, и короткая крутая волна, нещадно качавшая «Славу», и снова накрапывающий дождь, и мокрые лопасти винтового колеса, с плеском рассекающие воду, – все это происходило на самом деле. Она плывет в Амалер. Ха! И вовсе это не бегство. Морайг и Локка видят, что она не бежит.
Ролфийка отвернулась от медленно таявших за серым покрывалом мороси бастионов Глэйсэйта и коротко оскалилась, приветствуя море Кэринси и будущее, покамест задернутое той же невесомой пеленой. «Слава Глэйсэйта» пребывала нынче между, посередине: между Ролэнси и Файристом, между «было» и «случится». И Грэйн на миг ощутила себя таким же кораблем, крошечной точкой на неспокойном просторе, стрелой, взмывшей высоко-высоко и на долю мгновения замершей там, в поднебесье. Странное это чувство нездешности и... не свободы, нет! – пожалуй, отсутствия зависимости... длилось и длилось, никак не желая оставлять эрну Кэдвен, и овладело ею настолько, что ролфийка даже не могла думать. Когти Локки, она даже детей не вспоминала. Даже Кэдвен и его яблони. Впрочем...
Дом отпустил ее, выпустил на волю. Расстелил ей под ноги вереск, прошелестел слова прощания в тростнике у воды и мягко подтолкнул в спину влажной ладонью ветра. Ее земля признала клятвы женщины исполненными – вот что главное, а расторжение союза с Фрэнгеном – это уже всего лишь формальность. Теперь она и впрямь не принадлежит никому из тех, кому принадлежала прежде. Так непривычно. Так странно.
– Я словно корабль, сорвавшийся с якорей. Ни зги окрест, и я далеко от знакомых берегов, – прошептала Грэйн волнам. – Где теперь горит мой огонь?
Сон той ночью послала ей не Локка, нет – Огненная Луна молчала, так же как молчала все эти четыре пятилетия. Она слышала свою посвященную, но, верно, не считала нужным с ней говорить. И сейчас тоже. Засыпая, Грэйн чуяла взгляд Локки – внимательный и выжидающий, но этот сон ролфийке принесла Морайг. Словно серебристую рыбешку, держа за хвост. Подразнила отблесками на чешуе – и выпустила в темные воды сна Грэйн видения, в котором она была не волчицей, а... кораблем. Белокрылой дочерью Серебряной Луны, «Верностью Морайг» о сорока шести пушках и с оскаленной волчьей мордой на штевне. Огненный зрачок далекого маяка подмигнул в темноте – а может, это Локка заглянула в сон своей посвященной и прищурилась, довольная. А потом пришел ветер, и Грэйн-корабль знала – будет бой, и сердце ее запело от счастья, и ветер вторил ее радостному кличу, слышному лишь богиням...
Она проснулась в темноте и долго лежала, улыбаясь пляске лунных бликов на потолке. Все обрело смысл. Она – не ничья, она просто свободна. Настолько, насколько вольна гончая сука, спущенная со сворки. Грэйн тихонько, почти беззвучно рассмеялась.
«Ну наконец-то! – насмешливо фыркнула в ответ Локка. – Я заждалась тебя, Верная».
Разноцветные осколки страхов, сомнений и замыслов вспыхнули и сложились в стройный и логичный план. Ролфийка вылезла из постели. Путешествие первым классом – роскошь, вполне доступная теперь, когда она снова как бы в строю, снова Гончая – что означает отдельную каюту, а это великое благо для той, кто отчаянно нуждается в покое и одиночестве. Право, эрне Кэдвен было о чем серьезно поразмыслить. Но вместо тщательного обдумывания участия в рискованной игре братца Удэйна женщине в голову лезли такие мысли, что у Грэйн даже уши вспыхнули, будто сигнальные огни. Или вернее будет сказать – вползли? Толстые черные змеи, а может – косы, которые терпеливо дожидались своего часа лет этак двадцать, пока она не смела, не позволяла себе вспоминать. Ну вот, дождались. Приползли, оплели, с-сволочи... И что теперь?
Грэйн с насмешливой досадой укусила себя за палец, но бесстыжая и откровенно глупая ухмылка никак не желала убираться с губ.
«Твои шуточки, Огненная?»
«Вот еще! – Локка хихикнула, как девчонка. – Не пеняй на меня и не дури, глупая Гончая, не то не пошлю тебе снов! Для мыслей о войне у тебя еще будет время; думай теперь о другом, пока можешь».