скачать книгу бесплатно
– Но только больше, Павлов, я, как пожарная команда, к вам не прибегу. Прощайте. За квартиру вашу тоже ручаться не буду. Всякие дела у нас на участке случаются… – многозначительно поднял он брови и поспешил вниз по лестнице.
Артем вздохнул. Ему порядком надоели эти недосказанности, хотя и без них ситуация неуклонно накалялась. Возможно, подселение супругов Губкиных было простой ошибкой судебных приставов. Тогда ее можно быстро и безболезненно, если не считать нервы и чувства самих Губкиных, разрешить утром. А если это не ошибка? А что тогда? Артем задумался. Выселение Коробкова, отключение коммуникаций и, наконец, просто физическое заселение чужих людей в квартиру отца… события выстраивались в ясную роковую череду.
«Что это? Квартирное рейдерство? Жилищный коллапс?»
Артем зашел в кабинет. На самом краешке его диванчика примостились Николай и Лида, и смотрели они на хозяина этого диванчика испуганно и даже затравленно.
«У них, похоже, вообще мебели нет… – отметил Артем. – Или у родителей держат».
– Все. Пока вас никто не тронет. Можете ложиться спать. И, кстати, Николай, дайте-ка мне ваши бумаги. Странный у вас какой-то договор. Я все равно не усну, пока не разрешу эту загадку. Посижу, помозгую… – Павлов зевнул.
– Только… господин Павлов… есть проблема, – Николай замялся и переглянулся с женой.
– Мы вас узнали. Это ведь вас все время по телевизору показывают? – подтвердила она.
Артем удивленно поднял брови.
– Ну и что? В чем проблема? – Он не понимал, к чему клонит эта парочка.
Николай обреченно опустил плечи.
– У нас нет таких денег, чтобы заплатить за вашу работу, – почти прошептал Губкин.
Артем на мгновение опешил, а затем, сокрушенно покачивая головой, рассмеялся. Эти многократно кем только не ограбленные люди, невзирая ни на что, пытались оставаться прямыми и честными.
– Будем считать, что у меня Ленинский субботник.
Дядя
Третья турка кофе «по-арбатски» и темная зимняя ночь постепенно подходили к концу, когда Артем Павлов наконец уловил смысл комбинации, проделанной с семьей Николая Губкина. Ловкие ребята организовали трест, точнее, «товарищество на вере», собирая с будущих владельцев квартир деньги из расчета полтысячи долларов за квадратный метр. Николай, в частности, сдал пятьдесят тысяч, рассчитывая на квартиру площадью под сто метров. Однако поперек его планов встали еще три таких же инвестора, внесшие такие же суммы за такие же метры. И не было бы никакого спора, если бы организаторы построили три одинаковые квартиры. Но они строили только одну. Одну – на троих. А потому лишь один из пайщиков имел шанс заполучить жилплощадь в построенном доме. И этим счастливчиком оказался отнюдь не Николай Губкин.
Естественно, в данной ситуации Павлов советовал бы идти в суд; выиграть такой процесс не составляло особого труда. Если бы не пренеприятнейшее «НО». Это «НО» заключалось в том, что ни одной из имеющихся на руках у Губкина бумаги не было написано как положено, по закону. Все договоры носили какую-то косвенную форму. То есть по названию и по фразам они вроде бы обуславливали приобретение Губкиным квартиры по окончании строительства, но все – через массу условностей и условий, вписанных между строк этих соглашений. Павлов уже в который раз перечитывал объемные документы и все никак не мог ухватить все время ускользающую обязанность девелоперов хоть что-то и когда-то в обозримом будущем горе-инвестору отдать. Он допил кофе и взъерошил волосы.
– Ну и ребус! Ай да волшебники! Ну, ничего, братцы, мы вас прихватим с другой стороны.
Он тут же начал заполнять чистый лист понятными лишь ему сокращениями и цифрами. Постепенно исписав одну страницу, взял вторую и третью. Наконец остановился. Бросил ручку и, вскочив из-за стола, выдал несколько па степа. Отстучал незамысловатый мотивчик и заслуженно похвалил самого себя:
– Ну, Павлов! Ну, молодец! Возьми с полки пирожок. Попались, голубчики.
Довольный найденной схемой, он хлопнул в ладоши и только сейчас увидел стоявшую в дверях крохотную девочку с соской-пустышкой во рту. Белобрысенькая, с голубыми глазами девчушка изумленно глазела на смешного дядьку, который сперва плясал, а теперь хлопал сам себе в ладоши. Малышка улыбнулась и тоже захлопала в ладошки. Артем присел перед ней на одно колено и приложил руку к груди.
– Здравствуй. Я – Артем. А ты кто?
Девчушка вытянула соску, удивленно подняла бровки и ответила:
– Ля-ля, – и тут же вернула пустышку на место.
Позади девочки появилась мама. Она спешно обхватила ее руками и быстро залепетала:
– Ой, простите, извините нас. Она проснулась и сбежала. Кроватки нет детской. Слезла с кресла, и вот. Извините.
– Да о чем вы?! – рассмеялся Артем. – Не надо извиняться. Мы с ней здорово пообщались. Отличная девчонка! Лялька?
– Откуда вы знаете? – насторожилась мамаша.
– Она сама мне сказала.
Мама девочки покачала головой и грустно произнесла:
– Ах, если бы… из-за этих скитаний у нее что-то нарушилось. Врач говорит, нервное. Вообще ничего не говорит. Хоть тресни!
– Но… – попытался возразить адвокат, но женщина всхлипнула, порывисто подхватила хрупкого ребенка на руки, прижала к себе и, сглотнув слезу, поцеловала в пушистые кудряшки. Павлов на мгновение отвел глаза, а потом все-таки подошел к ним и мизинцем пощекотал девочке ее маленькую ладошку. Та улыбнулась и, отдернув ручонку, снова достала изо рта соску. Павлов тихонько наклонился над малышкой, подмигнул ей и повторил:
– Я – Артем. А ты кто?
– Ля-ляська! – звонко закричала девчонка.
Ее мама чуть не выронила ребенка.
– Чудо! Чудо какое! Коленька! Лялечка заговорила! Боже мой! Какое чудо! – она уже не сдерживала слез.
Из коридора прибежал растрепанный и, кажется, еще более лохматый, чем накануне, Николай Губкин.
– Что? Кто? Что случилось? Лида! Что происходит?
– Она сказала «Лялячка»! – счастливо всхлипнула мать.
– Нет. Неправильно, – возразил Артем и снова дотронулся мизинцем до ладошки Ляли и повторил: – Ля-ля-ська!
– Ля-ля-ська! – словно эхо отозвалась девочка.
Теперь уже Николай растроганно шмыгнул носом, и Артем, глянув на часы, поднял руки:
– Так. Соседи! Хватит разводить сырость! Лида, готовьте нам с Николаем завтрак. А ты, Лялечка, иди к папе.
Он подхватил ребенка, передал Губкину и кивнул на свободный стул:
– Садись! И слушай, что я надумал. Для тебя, Николай, это единственный путь к жилью. Да и Ляле полезно попрактиковаться в юриспруденции.
Артем слегка прикоснулся к ее ручке губами, и девочка, словно кокетливая барышня, захихикала и внятно произнесла:
– Дя-дя!
Договор
Пока Лида хозяйничала на павловской холостяцкой кухне, Артем втолковывал Николаю свой план действий. Идея была проста. Адвокат предложил не гнаться за призрачной квартирой, которую так и не построили, а вернуться к самому началу истории – с одной целью: вернуть вложенные первоначально деньги, признав договор незаключенным, так как не был оговорен существенный момент – точное описание объекта будущей купли-продажи. Раз не оговорили, что это будет за квартира, какая у нее будет планировка, точный метраж, расположение комнат, балконов, санузлов, то и признавать этот договор состоявшимся бессмысленно.
– Иначе договор получается ни о чем. То есть о чем-то вроде квартиры, но о какой точно, неясно. Я не могу продать вам машину вообще, а не конкретный «Запорожец» или «Мерседес». Ясно?
Артем подхватил вилкой кусок омлета со сковородки и описал круг перед носом жующего Николая. Тот кивал и с восхищением следил за рассуждениями адвоката. Никто и никогда столь доходчиво не объяснял суть правоотношений, в которые их занесла нелегкая два года назад.
– А как же упущенная выгода? – внезапно поинтересовался Губкин.
Павлов одобрительно кивнул:
– Молодец! Ты, Микола, делаешь успехи. Не было ни полушки, а тут целый алтын! Аппетит приходит во время еды. Так, Ляля? – Павлов подмигнул продолжавшей завороженно следить за ним девочке, и та охотно кивнула в ответ:
– Тяк!
– Вот. И ребенок согласен. А устами девочки Лялечки сейчас на этой кухне глаголет сам господь бог! Так что, родители, прислушайтесь к дочке. Короче, Коля, то, что ты называешь «упущенной выгодой», это все имеет денежное выражение. Правильно?
– Ну да. Я про деньги. – Николай даже покраснел от возбуждения.
– Что ж, Николай, – поддержал его адвокат, – все верно. Вы не касса взаимопомощи! Они на ваши деньги строились, бизнес развивали. Почему же им все, а вам ничего? Несправедливо. А закон любит справедливость и разумность. Так?
– Тяк! – громко и звонко повторила Ляля.
– О! – поднял указательный палец вверх Артем. – Прислушайтесь, родители. Будущий юрист, точно, подрастает. А сколько взыскать, вы еще не думали?
Николай засмущался, и Павлов, прикинув, что могло набежать за два года, сам же и предложил:
– Разумно взыскать процент за пользование чужими деньгами. К вашим пятидесяти внесенным это еще почти четверть. Итого шестьдесят три.
Лида с Николаем переглянулись, и Губкин вздохнул:
– Ну, если вы так в этом уверены, то пусть так и будет. Мы вам доверяем. Но только еще один вопрос, – он жалобно посмотрел на Павлова. – Можно мы пока у вас поживем?
Уже позавтракавший Артем посуровел и поднялся из-за стола.
– Только при одном условии!
Губкины снова переглянулись и в унисон пролепетали:
– Мы согласны на все. Какое?
Пожалуй, если бы потребовали почку или глаз, отдали бы, не задумываясь. Артем сдвинул брови так, что даже Ляля перестала улыбаться.
– Вы немедленно, прямо сей же момент… дадите мне ключ от нового замка.
Отказ
Выйдя из подъезда, Артем, вопреки обыкновению, присел на лавочку, мысленно перебрал все, что ему предстояло сделать, и загрустил. Он просто обязан был до конца выяснить, как именно погиб отец. Однако этому обещанию, данному себе, мешало другое обещание, данное Варваре Серафимовне, – навестить выселенного посреди ночи Коробкова. К этому добавлялось взятое на себя обязательство помочь Губкиным. Ну и ситуация со своей собственной квартирой требовала немедленных действий; несмотря на уже лежащий в кармане ключ от нового замка, он, выросший в этих стенах, юридически был никем.
– И с чего начать?
Предпочесть одно другому было попросту невозможно, а главное, над ним дамокловым мечом висели текущие интересы клиентов, отодвинуть которые для адвоката совершенно немыслимо – такая уж это профессия.
Артем энергично выдохнул и решительно поднялся со скамьи.
– Пять минут потрачу у следователя, и – в суд.
И все двинулось по плану: в Главное следственное управление при ГУВД Артем добрался, как и рассчитывал, быстро. Так же быстро мог решиться и вопрос о возбуждении уголовного дела по факту гибели отца. Но следователь Иван Ильич Зоткин улыбался, пожалуй, слишком широко, чтобы действительно заниматься проблемами адвоката. Заявление Павлова с требованием возбудить уголовное дело, поданное почти неделю назад и переданное по цепочке исполнителей, лежало прямо перед ним – но и только.
– Иван Ильич, – как можно теплее обратился Артем, – не будем говорить о вашей занятости. Сам, как говорится, такой.
– И то спасибо, что понимаете, – еще шире улыбнулся следователь.
– И все-таки, несмотря на занятость, вы, как человек с опытом, вероятно, что-то уже предприняли? – предположил Артем.
Зоткин отвел глаза.
– Хм. Верно… И вот, как человек с опытом, я скажу следующее: мы по закону должны вам ответить в пределах десяти суток. Так?
Артем насторожился.
– Не хотите ли вы сказать, что даже сейчас, на шестой день после факта гибели, у вас нет даже свидетелей?
Зоткин пожал плечами:
– А откуда им взяться, Артемий Андреевич? Поздняя электричка, почти пустые вагоны, да и народ наш… не слишком любит давать показания в суде…
Это Павлов и сам знал. Привыкшие к безнаказанности как преступников, так и покрывающих их людей в погонах, люди сторонились и тех, и других. Однако сейчас требовалось не радеть за всеобщую справедливость, а подтолкнуть следователя начать работать до того, как истечет десять суток.
– Но мы можем и сейчас все прекрасно решить.
Артем не был наивным адвокатом, хотя порой он себя таковым именовал. Он знал, что для начальника отдела всемогущего гэсэу вести дело о смерти пенсионера с непонятным итогом, за которое никто не будет ни платить, ни помогать, было совершенно неинтересно. Это вовсе не означало, что за каждое возбужденное дело он получал какие-либо взятки или откаты. Отнюдь, схема работала гораздо сложнее, и заказные дела проходили весьма завуалированно. При всей «невинности» полковника Зоткина мимо него не проскакивал ни один жирный «клиент». Дальше следственный конвейер подхватывал очередного «лоха» и крутил его до победного конца, пока излишний «жирок» не сойдет и не осядет в правильных карманах.
С другой стороны, следователь должен был понимать, что с «пассажиром» типа адвоката Павлова шутить не получится, а вот составить выгодный дуэт вполне возможно.
– Если дело будет возбуждено, – пообещал Артем, – вы сможете комментировать ход расследования сколь угодно широко. Уж выход в телерадиоэфир вам гарантирован. Это я обещаю. Внакладе не останетесь.
Глаза полковника на миг загорелись. Всем юристам, и следователи не исключение, рано или поздно хочется публичности и славы. Проблема заключалась в другом: дело обещало стать «висяком», а Павлову будет нужен результат.
– Внакладе? Нет. Не останусь. Мы вам откажем, господин адвокат. Нет здесь состава преступления. Я сожалею о вашем отце. Сам про него много слышал, но следствие здесь бессильно. Нет преступления. Трагедия есть, а криминала нет.
– Но экспертиза… – начал возражать Артем, и Зоткин упреждающе поднял руку:
– Экспертиза ничего внятно указывающего на преступное действие не показала. Это просто несчастный случай. При чем здесь УК? Так что извините. Отказ получите по почте. Обещаю не задерживать. – Он равнодушно посмотрел на Павлова и все-таки добавил: – Порядок обжалования знаете сами. Ведь будете жаловаться?
Артем поднялся со стула.
– Буду!
Блиц
В Арбатском межмуниципальном районном суде, где он бывал всего пару раз за свою пятнадцатилетнюю адвокатскую карьеру, царил вечный судебный хаос. Казалось, правосудие рождается из криков истцов, слез ответчиков, бумажных пикировок экспертов, свидетельских неявок, просроченных повесток, потерянных папок с делами и доказательствами и материализуется через конкретного и единственного человека – судью.
Так и должно быть, вот только судья этот совершенно не идеален, склонен к полноте, мечтает об отпуске или хорошем добром муже, натирает до мозолей ноги неудобными туфлями, страдает от геморроя и мучается под тяжестью душной мантии, а приходится через силу олицетворять закон, справедливость и выносить решение «именем республики».
