Крушение Лабиринта

Вот приближается на расстояние вытянутой руки. Делается заметно: зрачки у незнакомца слегка расширены… неподвижны. И странный этот неуловимый взгляд его устремлен, по-видимому, куда-то за горизонт.

Он шествует мимо Тессия размеренным и скользящим шагом, едва заметно ускоривающимся.

Не обернувшись.

Едва ли даже и вообще заметив, что не в одиночестве пребывает на этом скальном карнизе.

И запоздало проскальзывает по невольно вытянутой вослед руке Тессия край взвившегося плаща.

Идущий виден ему теперь со спины, удаляющимся. И он так прям, что представляется языком белесого пламени, постепенно гаснущего.

Он приближается уже к чайкам, замершим на уступе.

И птицы не проявляют признаков беспокойства, как это ни странно видеть. Никто из них не взмывает в воздух, испуганно. Лишь откачнулись, отплыли немножко пятнышки белоснежных телец, раздвигаясь в стороны.

Подобно как цветы хлопка на дуновенье ветра, зачем-то выросшие над бездной…

Вдруг что-то обрывается в груди Тессия.

Он сознает, внезапно, что яркий плащ – давно уж как удаляется от него по воздуху, выше кромки!

И в следующее же мгновение белая фигура, вычерчивая стремительную восходящую линию – свечой возносится в небо!..

И вот она уже только пятнышко, описывающее в голубой бездне медленные круги… Едва лишь отличимое от парящих чаек размерами, скрадываемыми расстоянием.

Необоримый восторг захлестывает, как набежавшая волна, Тессия. Его голова так и остается запрокинутой в небо, а тело все обретает, кажется, невообразимую легкость!

И в самом сердце его высвечивается вдруг переданное ему вместе с именем: «…и помни это всегда: Тессий – не простой смертный. Тессий – такой же бог, как и все, которым поклоняется ныне Благословенный род!»…

И губы одного из приоткрываются в торжествующей, дерзкой улыбке воли!

Он мчится вперед к обрыву, забыв сомнения. И вспугнутые его стремительным бегом чайки кричат и вспархивают и разлетаются, как белоснежные брызги. И отражает их удивленный крик эхо прибрежных скал.

Вот ноги оттолкнули камень обрыва и Тессий падает.

Он растворяется в безопорной бездне, раскинув руки…

Вдруг острая ледяная игла пронизывает его сердце – той легкости, которая мерещилась ему, пока он бежал, больше нет!

Беспомощно перекувырнувшись в воздухе головою вниз, он совершает путь камня, уроненного с отвесной скалы. Он чувствует нарастающее стремительно и насмешливо сопротивленье ветра!

Ленивая волна внизу обнажает медленно каменные клыки отмели… он слышит звенящий крик – собственный, отброшенный назад скалами. И вторят этому воплю мечущиеся испуганные стенанья чаек.

Тараны тверди, стремительно увеличивающиеся и влажно хищно отблескивающие, несутся прямо навстречу.

Они удерживают неуклонный прицел в лице и грудь падающего…

Внезапно крепкие руки, пройдя под мышками Тессия, смыкаются на его груди.

Его движение вниз продолжается, но замедливается. …и плавно переходит в горизонтальный, дарующий невероятное избавление от неминучей смерти полет.

Спасен?

И его сознание, успевшее стать как плоским в предельный миг, свернувшимся до размера кулака камня, готового разметать ребра – перенапряженное сознание оставляет его совсем.

…Огненные круги убегают по бесконечному коридору, темно-багровому. Вверх, постоянно вверх…

Весь мир состоит из неба. Все небо состоит из некоего текучего и ленивого, мерцающего неярко сиянья-пламени…

Сначала этот мир не имеет и горизонта, но… вот из ничего проступает слепящая полоса и медленно, неудержимо раскалывает пополам весь тусклый однообразный пурпурный вакуум. Богатый светом раскол все ширится – и вдруг вытесняет небо, и плавающие с ним кольца, мерно бегущие…

И Тессий осознает: это поднялись его веки, как будто разрешаясь оков. Он словно возвращается издали… он обнаруживает свое тело покоящимся на мелкой прибрежной гальке.

Он чувствует: играющая прохлада, время от времени, охватывает его ступни. А это, понимает очнувшийся, накатывает прибрежная утренняя волна…

Как высоко вздымается каменный утес… Где то место, с которого я только что сделал шаг?

И к Тессию наклоняется улыбающееся лицо. Медленно, словно облако. И Тессий понимает не сразу смысл одного единственного сказанного ему слова.

– Жив.

Он узнает незнакомца, который не заметил его, пройдя на расстоянии вытянутой руки.

– Зачем ты был настолько неосторожен? Тебе немыслимо повезло, что я оказался рядом. Я подхватил тебя за мгновенье до твоей смерти!

– Я думал, боги бессмертны.

– Бессмертны лишь те из нас, которые избирают это своим Искусством. Таких не очень и много… Я, Селий, предпочитаю Искусство подражать ветру. Таков мой окончательный выбор, думаю. Мне ведь уже три года – я зрелый бог!

Селий не говорит более ничего, однако его глаза и улыбка предлагают ответить на невысказанный вопрос.

– А я родился вчера. Мое имя – Тессий.

– Я догадался, что ты – рожденный совсем недавно, – улыбка собеседника делается еще шире. – Немало младенцев гибнет, не успевая даже и осознать, что, собственно, изменилось в них… Сегодня замечательный день: у меня получилось помешать богу не состояться! Уже и ради одного этого стоит практиковать Искусство… Смотри-ка, солнце-то уже как высоко! Отправимся ко мне, Тессий. Пора тебе впервые попробовать наши вино и хлеб.

Глава 3. Сила

На каменные ступени, которые ведут в покой Селия, набегают волны. Боги расположились на мраморной скамье перед входом. Чаши, наполненные вином, в их руках. И плещущийся прибой вплетает неслышные голоса в их беседу.

– Ты упомянул выбор, Селий…

– Выбор состоит в том, что всякий, рожденный богом, однажды должен решить, на что же будет в основном употреблена Сила, которую ему дают ночи Круга.

– А что ты разумеешь под словом «Сила»?

Тессий следит, как маленький, наполовину прозрачный краб выбирается на ступень. Пытается зацепиться лапами, и однако поток отступающей воды опрокидывает его и уносит. Краб, впрочем, не особенно и сопротивляется.

– Этого не пояснить в двух словах. Необходимо пониманье ряда вещей, что превышают разумение человеческое, то есть установления твоей прошлой жизни. Быть может, лучше бы мне было сказать: чувствование таких вещей.

– Что ты имеешь в виду?

– Начну с главного. Краеугольный камень всего божественного достоинства составляет один закон. Его название может показаться для тебя странным. Это – НЕСОПРИКОСНОВЕННОСТЬ ПЛАЩЕЙ И МАСОК.

Невольно Тессий подается чуть ближе к новому другу.

– Селий! Моя летучая маска впиталась в ткань моего плаща! Это произошло перед тем, как раз, как я сделал шаг, который, если б не ты, оказался бы в жизни моей последним. Большой и плотный лоскут растворился в складках, как будто это роса! Случилось это сразу же вслед за тем, как на плаще моем сама собой защелкнулась фибула.

– О том я и говорю. Ты увидал чудесное свойство нашего одеяния. Оно-то и стоит на страже закона, который только что я назвал. Развернутая формулировка такова: ЛИЦО ДА ПРЕБЫВАЕТ СОКРЫТЫМ, КОГДА ОБНАЖЕНО ТЕЛО.

И Селий продолжает, переходя почти на торжественный речитатив, хотя и с некоторой наигранною ленцой-отстраненностью.

– Во исполнение сего, Тессий, одновременно с именем новорожденный бог получает маску. Лоскут особой материи – летучей и почти что живой. Божественная маска умеет самосмыкаться и она прячется, когда нужно. Поэтому она не обременительна. Маска бога, – и Селий поднимает вверх палец, – принадлежит ему и только ему. И в этом смысле маска – как имя. Она прозрачна для глаз только того бога, которому она была дана вместе с именем. Сейчас она отдыхает, маска, сорастворенная материей твоего плаща. Плащ – это маска тела. Стоит лишь сбросить плащ – и лицевая маска отделится от его складок, словно туман от волн. Ее колдовская материя сгустится и достигнет по воздуху твоего лица (и только в эти мгновения ты можешь видеть ее) и скроет его черты.

– Вот так и совершается заповедь, – заключает Селий, – лицо да пребывает сокрытым, когда обнажено тело. Как видишь – все исполняется даже не отвлекая вниманья бога. Как если б это был природный процесс, естественное явление.

– Когда же бог пожелает снова облечься в плащ, – уточняет, желая проверить, правильно ли все понял, Тессий, – маска спадет с лица и опять растворится в складках?

– Именно! Ты понял свойство белых одежд, новорожденный. Как правило, именно это и происходит каждое утро. Лицо и тело, они… это, можно сказать, дневное и ночное светила на небесах нашего бытия. Лицо – подобие солнца. А тело – это светило ночи. Мы испиваем чашу Круга до дна, и приходит сон. И точно так же естественно, как наступает сон, Тессий, Сила переносит нас, опочивших, из амфитеатра Круга в наши обители… И так они сменяют одно другое: время плащей – время масок. Не может быть, чтобы одновременно были одеты белые плащ и маска. Как и не может быть, чтобы одновременно они отсутствовали. Благодаря-то этому и торжествует Несоприкосновенность. Мы знаем души друг друга (по крайней мере, поскольку лицо и взгляд представляют окно души). Мы знаем тела друг друга… НО МЫ НЕ ЗНАЕМ, КАКОЕ ИЗ ЭТИХ ТЕЛ ОДУШЕВЛЕНО ЛИЧНОСТЬЮ КАКОГО ИЗ НАС. Поэтому, когда рождается новый бог, мы, знакомясь, как бы узнаем лишь имя его лица. Но остается ненарушимо девственным и свободным – то есть избавленным от именования – его тело.

– Понятно. Только для чего нам все это нужно?

– А так мы получаем энергию для чудес. Благодаря Несоприкосновенности тонкое становится отделено от плотного. И вырабатывается нектар бессмертных. Так иногда мы именуем нашу Энергию, потому что благодаря ей ведь можно сделаться и бессмертным (если изберешь себе такое Искусство). Заметь: два вида соприкосновений рождают Силу. Соприкосновение душ, которые получили имя. А также – соприкосновение безымянных тел. Последним обладают все звери. И велика, Тессий, магия бессловесных тварей, хотя о том не ведомо человеку. Ведь люди и не подозревает, что, например, звери передают мысли (точнее – чувства) друг другу на расстоянии. А иногда читают и сердечный всплеск человеческий. Еще они залечивают у себя раны, какие почитаются среди людей безнадежными. А также наши братья меньшие могут предчувствовать роковые события. И определяют верное направление пути без каких-либо ориентиров. И многое еще, друг, что для человека немыслимо, легко и просто доступно им.

– Что же, все это благодаря соприкосновению безымянных тел?

– Именно. Благодаря Силе, рождающейся от соприкосновения безымянных тел. Такою магией от начала стоит и движется мир животный. Однако и у человека есть, чем похвастаться. Все умные достижения людей рождает не что иное, как соприкосновение имеющих имя душ. Звери не постигают ни языка словесного, ни искусств, ни ремесел. Они вообще не знают; их удел – лишь умение. А много ли может быть от умения радости для души, когда и оно само-то толком не сознается? Итак, вот перед нами две неполноты, Тессий: и человек лишен Силы зверя, и обделен зверь Могуществом человека. Теперь ты угадаешь легко, благодаря чему боги превзошли и звериный, и человечий род. …Итак?

– Я попробую… Наверное, бог есть тот, кто совмещает оба Могущества, сделав законом жизни, как ты сказал, несоприкосновенность одежд и масок? Помноженные одна на другую, две основные Силы, которыми стоит сущее, рождают необыкновенные чудеса, прославившие богов?

– Совершенно верно! Притом какая отточенность формулировок, мой друг! Не так уж плохо для недавнего человека. Впрочем, я думаю – это кровь. Любимая поговорка Таурия, ты знаешь, «кровь всегда сказывается»!

Тессию непонятно, конечно, при чем тут кровь. И кто такой этот Таурий, упомянутый собеседником его вскользь, как некто, само собою богам известный. Но Тессия занимают сейчас вопросы иного рода.

– Я только не понимаю, Селий, какое уж такое особенное Могущество создается союзом тел, пусть даже и безымянных? Откуда бы ему взяться?

– А ты припомни. Хоть что-нибудь об этих самых союзах. О тех, которые ты знал в прошлой жизни, то есть – будучи еще человеком.

– Там… раньше… не так уж много было запоминающегося. Впрочем… Кузнец из нашего полиса повстречал однажды на пустынном берегу мою мать. Она выходила тогда из моря после купания… Я не думаю, чтобы она или он были как-то уж особенно виноваты в том, что дальше произошло. Кровь у Благословенного рода горячая, как известно… Отец мой, декан селения, довольно жестоко избил потом этого кузнеца. В те годы отец был еще не старым и очень сильным. Едва ли он от гнева впал в исступление и страстно захотел мстить. По нраву он рассудительный и спокойный. Но мести от него ждали. Таков обычай людей. И вот… иначе бы он не был деканом! Со временем кузнец оправился от побоев. Но почему-то совершенно забросил, вдруг, свое ремесло. И сделался почти нищим. Единственная у него была радость: хотя бы иногда издали слышать голос, видеть хоть одно движение моей матери… Однажды ночью он попытался бесчестно убить моего отца. Но, слава Судьбе, проснулся и сразу же сообразил все мой брат! Он выбил у негодяя нож и собирался уже прирезать его тут же на месте. Но только вот кузнец оказался проворнее… сам бросился на нож брата!

Пузырящаяся пена скользит по ступеням лестницы, отступая… и вновь нахлестывает волна.

Примолкшие, боги наблюдают, рассеянно, за самой древней в этом мире игрою: воды и камня. И светится вино в чаше Тессия.

– Я вспомнил эту историю, Селий, – говорит он, – и… знаешь, пока рассказывал я ее тебе… понял, кажется, какая тут возникает Сила. Да и на что она у людей растрачивается!

Особенно большая волна разбивается в этот миг о ступени.

– Понял, – соглашается Селий.

– И ты созрел для следующего шага, – продолжает летучий бог, выдержав подобающую случаю паузу. – И быстро же научаешься ты ходить, младенец! Когда осознаётся тщета блуждания в лабиринте страстей – ненависти, ревности, зависти… – это значит: приходит время услышать песню о более достойном приложении Силы. Песню о Лабиринте.

Глава 4. Песня

И Селий поднимается со скамьи. Он делает рукою знак «жди», после чего скрывается в отверстии грота и вскоре появляется вновь, но уже с кифарой. Становится на ступенях…

Тессию кажется, что перед ним иной бог, как будто и не знакомый – настолько преображено лицо Селия. Но это не огонь вдохновения. Это свет, как будто бы излучаемый сейчас каждой чертою новоприобретенного его друга: какой-то несокрушимый покой, овладевший им.

Летучий смотрит за горизонт – за линию, где соприкоснулись пространства неба и моря. И словно б непроизвольно, пребывая как бы в рассеянности – перебирает струны…

Сначала Селий при этом не произносит ни единого слова. И лишь через какое-то время – тихо, ни сколько не интонируя, но как-то неправдоподобно отчетливо – напевает…

И Тессий потом не раз будет пытаться вспомнить эту песню о Лабиринте. И постоянно какая-то ее часть будет вспоминаться ему, а какая-то – нет.

Возможно, это потому что скорей он видел тогда, чем слышал, о чем ему и морю пел Селий. А виденное уж таково по своей природе: когда ты пытаешься его вспомнить во всех деталях – что-нибудь обязательно ускользает.

Песня о Лабиринте из тех, наверное, какие неповторимы. В смысле, что их нельзя воспроизвести ни в точности, то есть так, чтобы сохранялись рифмы ее и ритм, ни даже и приблизительно, ибо содержание Песни сей – безгранично.

И, тем не менее, Песня эта постоянно поется между богами. Чуть-чуть иначе всегда, в зависимости от того, кому она поется и кем. Одно из воспоминаний, которые сохранились у Тессия о том, что говорил ему под звук струн кифары на берегу моря Селий, следующее.

Слово рождает смысл.

И отражается в слове смысл, и множатся отражения.Они лучатся наподобие света и они текут, как река.И сталкиваются течения.И образуются стоячие волны,И завихрения, и согласованные потоки.Рождается Лабиринт.И отражается в самое себя.И начинается так ТЕЧЕНИЕ Лабиринта.Как целостное стремление, которое не зависит, уже,От складывающих его потоков.И так родится Пространство.Но и оно отражается в самое себя – и родится Время.А Время собирается в звезды.И нескончаемо, тихо и равномерноТочится тончащимся лучом из горящих бездн.Так Лабиринт становится основанием Бездны —Алмаза более твердого, нежели сама твердь.И отражается Лабиринт – Бездна —Во всех потоках, селящихся на тверди.Поэтому глубок язык моря.И ветер не забыл песню Первых —И кланяются ветви деревьев,Трепещут одеяния и струятся волосы,И делаются бездонными небеса,И рвется горизонт, как струна, когда поет ветер.Но скаредна душа тверди.Она не допускает в себя играющий Лабиринт.И воинствует она, как завистница, против Бездны.И всякая дорога земли – тщета.И однако… вот посреди земли – море, посреди моря – остров.И только посреди острова уступает Бездне земная твердь.Гора, что в сердце его, затаила двенадцать отверстий-врат.И они же – двенадцать отверстий-стражей.И разветвляются, словно корни, пути от этих отверстий.И образуют пересечения.И ведут глубже, чем корни самого острова.Те каменные коридоры-пути текут:Ведь и они есть отражение Лабиринта – Бездны.И медленное это теченье камня родит огонь.И движутся во глубине огненные потоки.И тесно им в тверди камня.Ведь каждый бы из них мог лететь, словно луч.И сталкиваются огневые реки, воюя.И возникают яростные смешения,И напряженные стоячие волны,И редки согласованные потоки…Родится новый – безумствующий и опрокинутый – лабиринт.Во глубине же глубин самое себя выжигает ярость —Столь велика она.Так обнаруживается тщета ярости.И тесное отступает.И воскресает, во всей свободе своей, Пространство.И так она засыпает во глубине,Глубиною уравновешенная, земная твердь.Там делается острие иглы тем же самым, что и все небо.И вечный Лабиринт проступает в новорожденной Бездне.Вновь отражая собственные пути.И просыпается Время.И собирается оно в звезды.И складываются светила в рисунки смыслов,Разбросанные по пустоте.

И смыслы возвращаются к Слову.

Аккорд рассеивается… Селий оставляет кифару и, не оглядываясь, идет по ступеням к морю. И белое одеяние покидает его само, как сброшенное на руки ветру, когда проходит он играющую полоску пены.

И Тессий устремляется вслед. А для него все продолжают звучать, пронзая бесконечную даль, струны отрешенной кифары.

Часть третья

Глава 1. Выбор

Солнце свершило треть нисходящего своего пути.

Купание возбудило голод, и был он утолен устрицами, и вот – друзья раскинулись без движенья на разогретой солнцем прибрежной гальке.

Взгляд Селия убегает в небо, доступное только ему и птицам. (Их – легкокрылых чаек – немало можно заметить парящими высоко над берегом в этот час.)

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.