скачать книгу бесплатно
Марк засмеялся. Варвара улыбнулась краешками губ, убирая грязную посаду в посудомоечную машину.
– Брось ты её, – сказал Марк, указывая на посуду , – я потом запущу.
– Забудешь, – вздыхая ответила Варя.
– Это да, – согласился Марк. Он уже успел перебраться из-за стола на диван «завязывать жирок» и щелкать каналами телевизора. – Варюха, а поехали сегодня гулять.
– Гулять?
– Гулять. Погода хорошая! Съездим куда-нибудь.
– Я думала сегодня поработать… – неуверенно сказала Варя.
– Работа – не волк. Поехали. Одевайся.
С этими словами Марк вскочил с дивана и убежал в спальню, оттуда донесся хлопок балконной двери. «Пошел курить», – подумала Варя, удаляясь в ванну собираться на прогулку.
Глава 8
Варя шелестела по парковой аллее, смотря себе под ноги. Это было так из детства: шелестеть листьями. Когда Варвара была маленькой девочкой, бабушка каждую осень водила её в парк собирать желуди на поделки и шуршать. Парк был не такой большой, как тот, по которому они с Марком шли сейчас. Но он был также стар, только деревья тогда были гораздо выше, тропки таинственнее, а восхищение и радость чище.
«Вот бы сейчас также легко, как в детстве», – подумала Варя. Она резко свернула с асфальтированной дорожки, перескочила через маленький бордюр и побежала в глубь поляны, устланной разноцветным живым ковром. Варвара набрала огромную пригоршню листьев и подкинула их вверх, немного подпрыгнув вместе с «салютом». А потом стояла, запрокинув голову вверх, наблюдая, как листья один за другим парят в воздухе. Когда листопад закончился, она подкинула вверх новую партию. Марк наблюдал за действом со стороны.
– Иванова, у тебя, что детство в одном месте играет? – Марк не злился. Но было бы странно, если бы он сказал в данной ситуации что-то другое или бросился также играть листьями.
– Ага, – ответила Иванова блаженно улыбаясь, как ребенок, которому подарили заветную игрушку. – Смотри, как красиво! – и она снова подбросила листву к небу. Марк только ухмыльнулся.
– Смотри. У тебя появились последователи, – Звонарёв показывал рукой в сторону: неподалеку от Варвары девочка и мальчик лет 5–6 начали проделывать тоже самое, что и она.
Варвара побежала к Марку, загребая еще не до конца просохшую листву кончиками ботинок, из-за чего обувь покрылась капельками влаги, а к подошвам прилипли комочки земли.
– Детский сад, Иванова. Вот кому расскажи, не поверят же, что ты вот такое творишь, – Марк вынул из Вариных волос маленький желтый листик. – Все же видят тебя серьезной, правильной такой. А ты вон…
– Гордись, Звонарёв. Ты владеешь секретной информацией, – перебила его Варя.
Они снова шли по алее, с которой мужчины и женщины в оранжевой униформе активно сметали листву. Какое-то время за их спинами еще доносился детский смех. Но, чем дальше они уходили от поляны, тем тише он становился, а после и вовсе исчез. Марк и Варя свернули в сторону с центральной дороги, и теперь шли уже по совсем безлюдной тропе. Высоко-высоко шуршали верхушки тополей и кленов. Колыхаясь от легкого ветерка, они задевали друг друга ветками.
По узкой аллейке шел довольно своеобразный дуэт. Девушка в короткой стеганой куртке темно-синего цвета, из-под которой выглядывал край клечатой рубашки того же тона, и джинсах, заправленных в темно-серые ботинки. Через плечо у Вари висела маленькая сумочка то ли серого, то ли черного цвета. А может раньше она была черной, но годы изменили её оттенок. Рядом шел Марк, не торопясь, легко и спокойно опуская на асфальт туфли каштанового цвета на толстой подошве. Они были так искусно начищены, что казалось в них можно увидеть собственное отражение. Туфли прекрасно сочетались с слегка зауженными брюками из тонкой темно-темно-коричневой шерсти, почти черной. Довершал образ двубортный черный плащ. Горло молодого человека закрывал ворот черной водолазки.
Здесь стоит сделать небольшое отступление. Марк мог неделями жить в неубранной квартире с пустым холодильником. Потом, правда, устроить генеральную уборку, вызвав клининговую службу. Но Марк никогда не выходил из дома в мятых брюках или грязной обуви. Познав лет в 14 великое влияние опрятного вида на женскую половину человечества, он всегда внимательно следил за тем, что живет в его шкафу. И надо отдать Звонарёву должное, он умел не только правильно сочетать вещи, полагаясь на природное чутье, но и носить их. Педантичность в одежде дополняла еще одну отличительную черту Марка – умение располагать к себе людей. Он нравился людям любого возраста, мужчинам и женщинам. Каким-то чудеснейшим образом этот парень, отчасти плохо представляющий реальную жизнь, мог найти общий язык и с ребенком, и со стариком, открывая двери в прямом и переносном смысле. Тем самым он внушал уверенность людям, находящимся рядом с ним.
Варя часто комплексовала, осознавая свое несоответствие внешнему виду друга. Порою ему приходилось буквально силой, затаскивать её в модный ресторан или бар. Особенно Варвара не любила, заходить с Марком в бутики, когда он неожиданно вспоминал, что ему, например, нужны носки, за стоимость которых можно неделю питаться комплексными обедами в столовой. Она предпочитала пойти искать в торговом центре Макдональдс, чтобы купить кофе, или просто посидеть на скамейке в холе, лишь бы туда не ходить. Конечно, были и дни, когда Иванову забавляли завистливые или откровенно злобные взгляды проходящих мимо девушек, не понимающих, что такой франт нашел в столь простой девице.
Совсем другое дело было вот так гулять в парке в совсем недурном настроении, как сейчас. Варя искренне радовалась солнечному дню, пытаясь отстраниться от всех проблем. Какое-то время они шагали абсолютно безмолвно, беседую молча сами с собой, а может и вовсе ни о чем не думая. Уединенная дорожка закончилась, снова выведя их в оживленную часть парка. На детской площадке звенела ребятня, мамочки с колясками прогуливались, чирикая между собой, пенсионеры на скамейках грелись в солнечных лучах, обсуждая новости и родственников. Варя и Марк свернули в сторону пруда: оба очень любили смотреть на воду.
– Жаль, хлеба не взяли, – сказала Варя, глядя на уток, плавающих в пруду.
Шагах в десяти от них девочка кормила птиц булкой. Девчушка будто сошла с обложки журнала для мам. Голубое пальто с юбкой-колокольчик, белые колготки и белоснежные кудри, обрамляющие белый берет. «Так близко к краю стоит», – подумала Варя. И в эту самую минуту мимо девчушки пронеслись двое подростков на велосипедах. Она обернулась на них, потеряла равновесие и начала падать спиной в воду.
– Лови! – заорала Варя и бросилась к ребенку.
Марк моментально среагировал на крик. В два счета преодолел расстояние до девочки и в последнюю минуту подхватил её на руки, упав на колени. Два огромных голубых испуганных глаза смотрели на него из-под длиннющих ресниц. Сам Звонарёв учащенно дышал, смотря на девчонку в упор.
– Испугалась? – спросил Марк, придавая голосу добродушные нотки. Девочка утвердительно закивала. – Ты только не реви. Ладно?
– Не буду, – ответил серьезные ребенок. – Спасибо.
– А где твои родители? – это уже спросила подбежавшая Варя.
– Я с бабушкой. Бабушка вон там, – и девочка показала на скамейку метрах в 100 от пруда.
Звонарёв поставил ребенка на землю, поднялся с колен и отряхнул испачканные брюки. Теперь на них виднелись следы падения. Затем Марк взял девочку за руку и скомандовал: «Идем к бабушке». Варя последовала за ними. По дороге выяснилось, что «пострадавшую» зовут Маруся и ей 7 лет. А еще она любит кормить уток, и бабушка водит её в парк каждые выходные. Кроме этого, Маруся успела отметить, что мальчишки на велосипедах дураки. Марк с ней согласился и даже пообещал последних наказать, если те ему попадутся. Ждать долго не пришлось. Пока Марк вручал внучку бабушке, которая все время ЧП мило беседовала с подругой, сидя на скамейке, и даже пыталась сначала выругать Марусю за испачканные колготки, двое экстрималов снова пронеслись мимо, в этот раз чуть не снеся с ног девушку с коляской. Тогда Звонарёв сказал двум пожилым дамам: «Прошу прощения. Я сейчас».
Он быстро срезал дорогу через детскую площадку и буквально вырос перед мальчишками с другой стороны площади. Что Звонарёв говорил хулиганам, конечно, слышно не было. Но через несколько минут они подошли к уже знакомой нам группе дам. Парни попросили прощения сначала у Маруси, потом у Марусиной бабушки. И, только получив одобрительный взгляд Звонарёва, убрались прочь.
Получив порцию благодарности от старушек, конечно особенно в адрес Марка, ведь таких «молодых людей в наше время уже и не встретишь», друзья возвращались на парковку.
– А что ты им сказал? – полюбопытствовала Варвара.
– Что так нехорошо поступать, – улыбаясь ответил Марк.
– Ну, я же серьезно.
– Тебе это знать необязательно.
– А если мне тоже придется такое говорить?
– Не придется.
– Почему?!
– Ты слов таких не знаешь. И потом, оставь подобные разговоры мужчинам.
– Мужчин еще найти надо… – Варя села в черный гелинтваген. Марк уже заводил мотор.
– Ну, это, дорогая моя, уже твоя проблема. – Марк продолжал разговор, выезжая с парковки. – В любом случае, у тебя всегда есть я. – Звонарёв изобразил голливудскую улыбку в 32 белоснежных зуба, которая неизменно гласила «Я красавчик».
– Спасибо, – саркастически отпустила Варвара.
Несколько минут они ехали в тишине, которую прервала Варя.
– Из тебя получится хороший отец.
– С чего ты взяла? – Марк опустил окно и закурил любимые «Moods».
– Ты хорошо ладишь с детьми. При этом ты с ними не сюсюкаешь. И, мне кажется, ты можешь собственным примером их научить правильным вещам.
– Ты преувеличиваешь.
– Но ты ведь мог и не вставлять по первое число этим пацанам. И тем не менее, ты это сделал.
– Да, я такой ох…й – констатировал весело Марк, докуривая сигариллу.
Варя ухмыльнулась, пропустив мат мимо ушей.
– Я, Варюха, пока не готов к отцовству. Одно дело чужие дети, а другое – свои.
Марк поддал газу, и мерседес рванул прямо в алое закатное небо.
– Вам, мужикам, хорошо рассуждать. Вам торопиться некуда. – продолжала Варя. – Не надо считать жизнь. Можно стать папой и в 20, и в 60.
– Знаешь ли, прогресс пошел так далеко, что у нас и мамами в 50 становятся.
– По-моему это противоестественно.
– Как знать, как знать. Тебе пока нервничать все равно рано. Какие твои годы. А вот секс здоровья для не помешал бы.
– Кто о чем, – Варя закатила глаза. – Возраст странная штука. С одной стороны, кажется, что все еще впереди. А с другой… Мы ведь, например, уже никогда не будем молодыми родителями. У нас с нашими детьми будет разница лет 30, плюс-минус, а может и больше. И это будет совсем другое общение. Меня вот мама родила в 18.
– А меня в 22. Какая разница? Хотя… Ты в чем-то, пожалуй, права. Я об этом как-то не думал.
– В твоем мире нет этих тем, – констатировала Варвара, рассмешив Марка.
– Зато ты так много думаешь, Иванова. А вот думала меньше бы иногда, может и жила бы проще.
– Может быть.
Забегая вперед, скажу, что довольно скоро судьба предоставит Марку случай проверить теорию Варвары по поводу его отцовства. А пока…
«Небо-о-о-о… таким тихим голосом нас зовет» – раздался голос солиста «UMA2Rman» из радиоприемника, который включил Марк.
Он будет обычным, тот же мир за стеклом.
В тот день, когда все мы исчезнем с радаров.
Он будет солнечным и теплый циклон.
Наконец доползет до нас из Краснодара.
И кто белыми нитками все это шьет.
Куда тропинка ведет, понял конечно я.
А из динамиков кто-то тихо шепнет.
Поезд дальше не идет… Конечная.
Глава 9
Пропустим первые съемочные дни Егора в новом проекте. Каждый из них был похож на предыдущий: машина, площадка, снова машина, дом. Ничего интересного. Иногда в этой однообразной суете появлялся театр и спектакль, тогда были еще зал, зритель, аншлаг, аплодисменты, а после такси и дом.
Вам наверное интересно, как Ермаков поладил на съемочной площадке с бывшей супругой. Но и здесь не случилось ничего необычного. Вне работы они не общались. А в рабочие часы вели себя, говоря избитой фразой, как интеллигентные взрослые люди. Все шло гладко в аккурат до того дня, с которого и продолжим повествование.
Как это часто бывает, в начале ноября съемочная группа отправилась снимать в один северный древний город теплую солнечную весну. Накануне у Егора был спектакль, и он летел отдельно, догоняя уже уехавших поездом киношников. Летать Ермаков не любил, поэтому в самолетах обычно спал. Этот перелет был недолгий, и ему удалось вздремнуть от силы полчаса-час. К тому же, Ермакову попался тучный сосед с амбре вчерашнего застолья. Учитывая, что Егор и так прибывал не в лучшем расположении духа, ночной перелет, или точнее сказать ранний, никак не добавил ему бодрости и хорошего настроения. С трапа в рассветном тумане спускался хмурый, под стать небу принимающего города, молодой мужчина в черных очках, в мятой толстовке темно-зеленого цвета и в не более свежих темно-синих джинсах. Довершал образ теплый дутый черный жилет и кожаная сумка-баул. Эта потертая бесформенная сумка служила Ермакову дорожным чемоданом на все случаи жизни.
Дорогу из аэропорта в гостиницу Егор молчал и курил «Dunhill: Fine Cut Blue», уставившись на пустые улицы, которые еще освещали ночные фонари. На местной волне Фредди Меркьюри пел эпичную «The Show Must Go On». Когда Ермаков прибыл в гостиницу, до смены оставалось не более двух часов. Часть этого времени он потратил на душ, оставшееся предполагалось для сна. Но уснуть не удалось. Поэтому на завтрак Егор спустился раньше всех. Взял двойную порцию американо и удалился курить во внутренний дворик.
Гостиница располагалась в старом особняке, плотно прижимающемся двумя боками к домам-соседям. В небольшом дворике-колодце не было слышно шума просыпающегося проспекта, на который выходил главный вход. Для Егора же его прелесть заключалась еще и в безлюдности. В 7 утра, да еще и в ноябре, не многие желали пить кофе на свежем воздухе. Но для таких, как он, хозяева заботливо предусмотрели пару маленьких круглых сто ликов и стульев с изогнутыми спинками из тонких прутьев. Все предметы были сделаны из какого-то нержавеющего металла и покрашены в медный цвет. Эта мебель больше напоминала памятник, современную инсталляцию, нежели предмет быта. Кое-где на предметах виднелись потертости, свидетельствующие о давности их прибывания здесь. Администратор, увидя на улице раннего посетителя, вынесла плед. В благодарность Егор молча улыбнулся ей, не снимая черных очков.
Послевкусие каждого глотка кофе он усиливал привкусом табака. Вместе они создавали немного дурманящую смесь. Облокотившись на спинку металлического стула, наклонив голову назад, так что по шее пробегали мурашки от холодного металла, Егор прикрыл глаза под черными очками. Он не спал. Слушал тишину. Хотелось найти ту точку, когда уставший организм перерождается и готов на адреналине прожить еще несколько часов, совершая в эйфории, казалось бы, невозможное.
«Как оказывается бывает хорошо, вот так просто сидеть, – думал Егор. – Просто сидишь, слушая, как шелестит листок в такт твоему дыханию. Он как человек, набирает полную грудь воздуха, чтобы воспарить. Тихо-тихо поднимается выше и выше. И ему так легко. Он летит над городом, лавируя между домами, и видит нас всех, маленьких людей. А потом падает вниз, потому что вечно летать невозможно: теряешь свой поток. И вот, когда упал, тебя либо придавит чья-то грязная подошва, либо ты успеешь снова поймать попутный ветер».
Егор почувствовал, как проваливается в сон, и встряхнул резко головой. Выпил последний глоток кофе из чашки и снова закурил. Держа между пальцами правой руки сигарету, он стал энергично ходить туда-сюда. Потом изобразил что-то вроде бега на месте и завершил «зарядку» махами рук. Кровь прилила к голове, и Ермаков почувствовал себя бодрее.
Через несколько часов в костюме и гриме он наблюдал обычную предсъёмочную суету. Чтобы создать солнце, пришлось пригнать в парк старинной усадьбы много света. Пока осветители настраивали «солнечные лучи», дворники усердно сметали с площадки осенью листву, совершенно не вписывающуюся в весеннюю картину кадра. Задачу чистки усложняли провода, струящиеся по асфальту черными змейками без начала и конца. Все суетились, что-то кричали и куда-то неслись. Режиссер отчаянно жестикулировала, что-то объясняя оператору. Казалось, только Ермаков стоит без дела, наблюдая это действо со стороны.
– Давай пройдем сцену, – неожиданно раздался у него за спиной знакомый голос.
– Давай, – ответил он бывшей жене.
Они репетировали. Потом снимали. И снова репетировали. Где-то между репетициями и съемками случился обед. Так 13 часов к ряду. В итоге, к полуночи группа вернулась из области в город.
Егор хотел закрыться в номере и наконец-то выспаться. Завтра планировали доснять еще пару сцен и вылететь домой. Но подлый сон снова посмеялся над ним. Тогда Ермаков спустился в бар, взял стакан виски и вышел в уже знакомый нам дворик. Однако, к его удивлению, место уединения на сей раз оказалось занято. Аня… Если читатель забыл, напомним, что Анна Дубровская – бывшая жена нашего героя. Так вот, Аня, закутавшись в темно-бордовый плед, сидела на том самом месте, где утром Егор искал силы для нового дня. Указательным пальцем левой руки она обводила край наполовину пустого винного бокала.
– Не помешаю? – спросил Егор.
– Нет, – Аня махнула головой в сторону стула напротив.
Егор сел. Сделал глоток виски. Аня отпила вина. Повисла пауза. Каждый смотрел в свой бокал, разглядывая его так, словно это магический кубок, в котором сейчас откроется сказочный портал. Ермаков первым поднял голову.
Дворик освещался несколькими фонариками «под старину», свисавшими со стены здания. Аня сидела, правильно попадая в контровой свет. Темно-русые волосы средней длины кольцами падали на плечи, обрамляя тонкую шею. Из-под пледа выглядывали кончики маленьких худых пальчиков с естественным маникюром. Линия тонких губ прекрасно сочеталась с аккуратным носиком и бровками-ниточками. Егор знал каждую черту этого лица, знал, что под одеждой и пледом скрывается осиная талия и хрупкие плечи. Знал, что эти русые волосы всегда загадочно пахнут ромашками, а если провести ладонью по шее, то ощутишь бархат светлой кожи. «Устала?» – спросил Ермаков, чтобы заставить Аню поднять глаза. Она тут же взмахнула ресницами, явив иссиня-серые глаза, и кротко посмотрела на него.
– Устала, – тихо сказала Дубровская.
– Все в порядке? – Егор хорошо знал, что просто так Аня молчаливой не бывает.
– Я… – Дубровская начала комкать пальцами края пледа, потупив взгляд. – Я… – Аня резко подняла голову и посмотрела на Егор в упор. – Егор, у меня ничего не получается. Мне кажется, это будет провал, – на слове «провал» актриса зарыдала.
Для Егора такой поворот сюжета был неожиданностью. Он тяжело вздохнул. Залпом выпил оставшийся виски. Встал и сел перед Аней на колени. Её худенькое личико легко умещалось в мужских руках.
– Ну, что ты придумываешь, – говорил Ермаков, вытирая слезы с женского лица. – Ничего не плохо. Хорошо все идет. Материал нормальный. Не напрашивайся на комплименты.
– Нет, я переигрываю. Я видела! – Аня приближалась к истерики.
– Посмотри на меня, – Егор двумя руками поднял зареванное лицо. – Ты – хорошая актриса. Это твоя роль. Мы оба знаем, что ты многое можешь, если захочешь. А ты ведь хочешь? – Аня утвердительно покачала головой. – Вот. И потом, если бы ты плохо играла, тебя бы здесь не было. И…
Ермаков резко замолчал, и совершил абсолютно незапланированное действие. Но когда на тебя смотрят заплаканные, испуганные глаза не совсем безразличной, не совсем чужой и совсем симпатичной барышни, такой исход вполне очевиден. Чем дольше он целовал её, тем больше ему хотелось. Он не мог сказать дышит или нет, думает или нет. И, черт возьми, ему нравилось падать в эту пропасть в тумане. В этом тумане он протащил её за руку до своего номера, лишь изредка оглядываясь, чтобы не попасться кому-нибудь из коллег.
