Повесть о загадочном профессоре

скачать книгу бесплатно


Затем ее приобрел ловкий одессит, который повесил вывеску «Как у мамы» и выбрал направление на домашнюю кухню. Но одесская мама не ужилась с местными бандитами, а особенно с инспекторами торгинспекции, пожарными и прочими паразитами мелкого бизнеса.

Эстафету у одессита подхватили два прыщавых молодых человека, устроив в кафе обычную распивочную, которая постепенно превратилась в наркоманский шалман.

Тут терпение окрестного населения лопнуло, в скверике стали собираться группки возмущенных граждан, которые сначала робко подступали к кафе со своими плакатиками, а потом плотно окружили его, и кафе прогорело. Причем, прогорело натурально и основательно: до самого остова железных конструкций, которые торчали посреди скверика, как памятник Кощею Бессмертному и Священному Народному Гневу…

В конце концов, место приобрел дальний родственник главы администрации, сторонник коммунистического прошлого и заядлый участник автогонок.

Он соорудил капитальное сооружение, где сайдинг прикрывал небрежно сложенную кладку, а на входе висела большая вывеска «Общепит».

Будучи ровестником перестройки, новый хозяин и не подозревал, что стейки из семги и шашлыки были столь же частыми гостями советских столовых, как белые медведи экваториальных районов Африки.

Тем не менее, там была неплохая кухня. Тон задавал шеф-повар – узбекский киргиз, который представлялся хозяином, как натуральный китаец. Он замечательно готовил манты, плов и бешбармак, отравляя их запахом настроение всем любителям здорового образа жизни, которые имели привычку пробегать мимо: летом – по дорожкам, а зимой – по лыжне.

Впрочем, плохое настроение совсем не мешало им подкрепляться после тренировки.

Сашенька набросилась на манты с ожесточением львицы, которую не кормили дня четыре, не меньше, потом последовал лагман с обязательным соевым соусом, а закончила все кофе с коньяком, вприкуску с порцией пломбира, усыпанного шоколадной крошкой.

На лице ее заиграл румянец, мы, немного передохнувши от этого тяжелого труда и отправились бродить по шуршащему ковру золотистых листьев.

Некоторое время она молчала, задумчиво пиная ворохи опавшей листвы, как бы любуясь золотистыми переливами, потом ее прорвало:

Что-то проясняется.

– Чем дальше я копаюсь в этой истории, тем менее понятной мне она становится…

Взять, к примеру, «философский пароход». Что заставило в такой спешке высылать огромное количество людей, которые вполне смирились с теми условиями, в какие попали, и даже были согласны на какое-то сотрудничество… Что подтолкнуло этот процесс, когда все было готово в некоторому отступлению? Когда было принято решение о НЭПе?

С другой стороны, я натыкаюсь на описание Берлина, точнее, берлинского общества в двадцатые годы и вижу:

– «Русское общество, в то время, представляло довольно странную картину. С одной стороны, молодежь стремилась влиться в различные немецкие радикальные союзы, с другой – то тут, то там мелькали странные личности, прибывшие в командировку из Москвы и старающиеся познакомиться со многими известными фигурами. Создавалось впечатление, что они, как провинциалы, стараются завязать как можно больше знакомств, чтобы при случае иметь возможность козырнуть ими в незнакомом обществе и создать ощущение «человека из своего круга».

Некоторое время она молчала, задумчиво пиная ворохи опавшей листвы, как бы любуясь золотистыми переливами, потом ее прорвало:

– Чем дальше я копаюсь в этой истории, тем менее понятной мне она становится…

Взять, к примеру, «философский пароход». Что заставило в такой спешке высылать огромное количество людей, которые вполне смирились с теми условиями, в какие попали, и даже были согласны на какое-то сотрудничество… Что подтолкнуло этот процесс, когда все было готово в некоторому отступлению? Когда было принято решение о НЭПе?

С другой стороны, я натыкаюсь на описание Берлина, точнее, берлинского общества в двадцатые годы и мне не дают покоя эти «странные личности», которые со всеми стараются завести знакомство… стать «человеком из своего круга» Причем, как в Берлине, так и в Париже. Ведь общество и там, и там было одного круга. Если тебя признали своим в Берлине, то признают своим и в Париже… Хорошая почва для создания легенды нелегалу.

–

– Так вот как Исаев-Штирлиц внедрился в Германии… – Пошутил я, но не был понят.

– Не знаю, как Штирлиц, похоже, что такого человека не было… Точнее, он был не русским, а немцем. А вот некий немецкий журналист, который имел прегрешения перед полицией, и коммунистическую фамилию Зорге, в свое время воспользовался этой ситуацией и знакомствами.

Стольман в то время тоже находился в Берлине… И его интересы несколько отличались от философии и математики… В это время он был советником в советском посольстве, а по совместительству – электриком и все время проводил на заводах, организуя там рабочие ячейки компартии, а при них – боевые отряды…

– Это и есть те радикальные союзы, которые привлекали русскую эмигрантскую молодежь?

– Не только они. Были радикальные группы монархистов, было русское движение, которое поддерживало националистическое движение в Германии, надеясь, что оно поможет свергнуть большевиков в России… Каша была невероятная. Особенно, после Раппальского соглашения.

– Ты хочешь сказать, что это была операция, которую проводили с разведывательными целями?

Чем дальше, тем запутанней

– И она была не одна. Сам посуди: Объявлен НЭП… «Временное отступление, передышка» – так его называли официально. В это же время заключаются странные союзы с Турцией и Германией… В Турцию направляют Фрунзе и Аралова. Причем, последнего срочно перекидывают из Литвы. С того самого фронта невидимой войны, где ожидается самые активные столкновения. Неужели турецкий вопрос так важен для советской республики? Оказывается очень важен. Во-первых, Антанта создает на Кавказе буфер из своих государств, которые препятствовали проникновению коммунизма на юг. Во-вторых, в Турции на полуострове Галиполи находятся остатки врангелевской армии.

– И туда направляют сразу двух послов?

– Нет, Фрунзе официально отправился от советской Украины…

– А кто такой Аралов?

– О! Это легендарный призрак… Один из старейших членов партии. Член РВС республики, руководитель регистрационного бюро полевого штаба РВС республики, то есть, начальник военной разведки, но и председатель ревтрибунала. После гражданской – официальный дипломат. Литва, Турция, Чехословакия, Латвия, Китай… Его агентура простиралась от Уолл-Стрит до дворца Далай-Ламы. Путешествия Рериха, Вавилова – дело его рук. В 36-м – запомни этот год – его арестовывают, приговаривают к расстрелу, но с приходом Берия – отпускают и он «мирно трудится» в литературном институте.

– Но при чем тут Германия?

– В том то и дело, что при чем… Потерпев крах на южном направлении, не достигнув успеха с Курдской советской республикой, руководство большевиков решило отступить и проводить мировую революцию исподволь на европейском направлении. Тем более, что Германия предоставила такую возможность. Договор подписанный в Раппало давал Германии возможность избежать ограничения Версальского договора, разместив авиацию, танки и их производство в Советской России, а взамен последняя получала возможность построить заводы при помощи немецких инженеров, получала опыт немецких конструкторов и ученых, ну и, конечно, советские граждане могли спокойно приезжать в Германию. Приезд их никем не контролировался, и они могли спокойно менять личину и пересекать границы европейских стран под видом германских граждан из колоний.

Наличие эмигрантского общества, которое жило рядом с немецким, позволяло завязать нужные знакомства, и немец из России не вызывал никаких подозрений.

Вперед к будущему

****

Каждому человеку, в зависимости от его настроения, в стуке колес слышится свое.

Когда Пармен ехал в Москву, он слышал их вопрошающий перестук: «Куда? Зачем? Куда?»… Теперь он слышал: «Вперед, вперед, вперед!». А впереди его ждала прекрасная перспектива. Он никак не мог забыть разговор с одним влиятельным человеком из Коминтерна.

– Отправка в Германию части оппозиционной интеллигенции всего лишь шаг к мировой революции. – Говорил он, расхаживая по кабинету. – Вместе с ней мы отправили туда и агентов влияния. Сейчас Германия накануне большого переворота. Правительство Саксонии и Тюрингии уже в наших руках. Наступает очередь Пруссии, а затем вспыхнет и вся страна. И все буржуазная интеллигенция побежит во Францию, Англию, Америку, а вместе с ними должны последовать и наши агенты влияния. И в этих странах прорастут и укоренятся зерна будущих революций.

Если хорошенько задуматься, – продолжал он, – то мы этой ситуации ждали с самого заключения брестского мира. Лев Давидович тогда очень точно рассчитал. Он предполагал, что германские войска, войдя на территорию революционной России, заразятся духом мировой революции и разнесут его по всей Европе, но происки левых эсеров и гражданская война этому помешали. Вашей задачей будет подготовить настроение представителей высших слоев Германии, чтобы они стали ячейками для внедрения новых агентов в тех странах, куда их вынесет волна германской революции. Другие товарищи уже готовят почву для восстаний в Берлине и Гамбурге. Зерна революции были посеяны и в Курдистане. Революция там была подавлена, но ростки ее будут годами пробиваться по всему Востоку, подрывая мощь и влияние Британской империи.

И еще что запомнилось и волновало: Подробный инструктаж о положении и цели работы в Германии должен был сообщить хорошо знакомый Пармену человек, имя которого он узнает в поезде.

Разумеется, было много подготовительной работы.

Командировка должна была выглядеть максимально естественной. Этому мешало только одно: Ермилов был председателем предметной комиссии в математическом институте. Уволить его не было никакой возможности.

Пришлось прибегать к несколько необычному способу. По просьбе Пармена Карин переговорил с комсомольской организацией и университет охватила забастовка.

Горячие комсомольцы требовали, чтобы преподаватели, которые разделяют старорежимные убеждения были отстранены от ключевых постов.

Под этот молот попал и Ермилов.

К величайшему огорчению и удивлению Кузина, которое, впрочем, могло быть и наигранным, Ермилов оказался не только сторонником «классических методов обучения, но и членом религиозной общины, в которой занимал пост дьякона.

Никакие петиции и ходатайства на его не могли спасти его от отстранения от преподавания и ссылки в Нижегородский университет. Против него выступали даже те из студентов, которым он в свое время помог освободиться от военной служба, выдав им рекомендацию для обучения математике. Но в результате и Пармен и Павел получили должности профессоров и успешно сдали магистрантские экзамены.

Надо отдать должное, что после отстранения Ермилова Кузин цеплялся за каждую кандидатуру, которая что-либо понимала в математике и сулила успех в совместной работе.

И вот они с Павлом занимали отдельное купе и направлялись в Берлин. Поезд мчался в неведомую, но светлую даль и колеса его выстукивали:

– Вперед, вперед, вперед!

Павел боже был в возбужденном состоянии.

– Понимаешь, Пармен, я понял, как надо готовить кадры… Надо собрать со всей России детей с буйной фантазией и дать им задачи… Причем, задачи не из школьного учебника, а реальные математические задачи. Может быть, даже проблемы, которые стоят перед мировой математикой. Постепенно втягивая их в саму суть математики, объясняя им все тонкости, все сложности самого предмета… И мы получим целую плеяду молодых, смелых математиков, которым будет по плечу любая проблема. Мы сможем создать необыкновенную математическую школу.