Ее Вечное Синее Небо

Смеркалось, длинные тени вуалью ложились на долину, и в декорациях умирающего дня невообразимое песнопение бархана производило тягостное впечатление. Сабине захотелось закрыть руками уши. Эта серенада не предвещала ничего хорошего, и девушку охватило предчувствие надвигающейся беды.

Через минуту пение прекратилось так же внезапно, как началось. Путешественники стояли перед выдохшимся гигантом, свыкаясь с воцарившейся вокруг тишиной.

– Давайте уедем отсюда, – хрипловатый голос Сабины разорвал угрюмое безмолвие, заставив очнуться от оцепенения ее спутников.

– Да, конечно, летим дальше, – Арман и не думал с нею спорить.

Сабина устремилась к вертолету и так поспешно влезла в его кабину, словно за ней гнался по пятам разгневанный шайтан. Арман и Игорь последовали за ней, и вскоре вертолет, раскачиваясь под порывами степного ветра, взял курс на юго-восток.

* * *

Вновь очутившись в небе в окружении золотисто-розовых облаков, Сабина почувствовала себя увереннее и постаралась стряхнуть наваждение, навеянное зловещей песней бархана: «Что за глупости! Зачем я себя накручиваю? Это всего лишь бархан. И к черту предчувствия, все будет супер!» Сеанс аутотренинга подействовал, и она приободрилась. Сев ближе к Арману, она снова с любопытством смотрела по сторонам.

Вертолет пролетал над горной долиной, вид которой наводил на мысль о пейзажах Луны, Марса или любой другой планеты, но только не о привычном казахстанском ландшафте. По форме эти странные, лишенные растительности горы с округлыми вершинами, местами почти гладкие, местами заложенные в мягкие складки, напоминали то ли индийские храмы, то ли египетские пирамиды, но больше всего поражала в них расцветка: где-то они были окрашены в желтые, зеленые и голубые тона, где-то – в кроваво-красные, белые, нежно-розовые и кирпичные. И вся эта диковинная палитра располагалась на склонах ровными горизонтальными полосами, превращая рельеф в нечто совершенно неземное.

– Это невероятно, – только и смогла произнести потрясенная Сабина.

– Это Актау – Белые горы, – услышав в наушниках ее возглас, Игорь не замедлил поделиться своими познаниями. – Раньше на этом месте был древний океан Тетис, отсюда эти полосы – слои разных осадочных пород. А потом океан отступил, а дождь и ветер сделали свое дело. И здесь, говорят, нередко находят отлично сохранившиеся останки динозавров.

– Обалдеть! Это просто сказка! Правда, Арман?

– Конечно, малыш! – Арман хотя и разделял воодушевление Сабины, но проявлял его гораздо менее эмоционально. – А скоро будет самое интересное.

– Чарын? Не могу дождаться! Когда же мы прилетим?

– А мы почти на месте, – вновь вклинился в их разговор голос пилота.

– Как? Но я ничего не вижу! – Она всматривалась в окно, но различала внизу лишь плоскую долину, сменившую великолепие Белых гор. Ее взгляд выражал такое недоумение, что Арман сжалился:

– Еще немного, любовь моя, и твое терпение будет вознаграждено.

– Надеюсь! Иначе разочарования я не переживу.

– Держись, мы почти у цели. А вот, кстати, и он – Чарын.

Сабина снова выглянула в окно. Равнину, над которой они летели минуту назад, сменила холмистая местность, ее – насколько хватало глаз – пересекал длинный разлом, уходивший на неизвестную пока глубину. Вертолет подлетал все ближе, разлом увеличивался и расширялся, и вот в лучах заходящего солнца неспешно начали проступать очертания стен Чарынского каньона.

Сабина так много слышала про это место и так давно мечтала здесь побывать, что сейчас была близка к состоянию экстаза. Неужели она наконец увидит его, этот уникальный каприз природы, заставлявший тысячи людей проезжать сотни километров по плохим дорогам и безлюдным степям, чтобы прикоснуться к его величию и красоте?

Чарынский каньон, возраст которого насчитывал более двенадцати миллионов лет, по праву считался одной из драгоценнейших жемчужин Казахстана. Часто сравниваемый с Большим Каньоном Колорадо, он простирался на сто пятьдесят километров в долине реки Чарын и, безусловно, уступал американскому собрату в размерах, но, возможно, не уступал в разнообразии и выразительности рельефа. За миллионы лет стены каньона, истерзанные палящим солнцем, лютыми морозами и жестокими ветрами, приобрели необычайные контуры и формы, которые напоминали то развалины древних башен и городов, то силуэты полуразрушенных пагод и пирамид, то изваяния мифических животных и чудовищ. Быть может, поэтому каньон славился атмосферой таинственности и ощущением присутствия чего-то сверхъестественного, что неизменно охватывало путешественников, приехавших окунуться в его загадочный мир. Даже названия его ущелий и долин несли на себе отпечаток мистики и волшебства: Ущелье ведьм, Чертово ущелье, Лунная долина, Долина замков…

Пилот посадил вертолет, выбрав ровную площадку на подлете к каньону, и Сабина с Арманом, выскочив из кабины, бегом ринулись к краю обрыва, чтобы успеть насладиться этим видом до темноты. Вокруг стояла хрупкая, зачарованная тишина, и лишь далеко внизу чуть слышно шумела река Чарын, с незапамятных времен несущая свои воды по дну каньона. Солнечный диск почти скатился за горизонт, но небо все еще полыхало всеми оттенками красного – от бледно-розового до карминного. И красноватые при свете дня, а сейчас подсвеченные призрачным багрянцем заката, вырастали из сгущающихся сумерек прихотливо изрезанные стены Чарына, чьи замысловатые изгибы впечатляли любого, даже самого искушенного зрителя.

Сабина прижалась к Арману, обнимавшему ее за талию крепкой рукой, потому что от захватывающего дух зрелища и внушительной высоты скалы, на которой они стояли, у нее кружилась голова. Неподалеку, в темнеющем на глазах небе, парил беркут. Не испытывающий страха перед людьми, надменный и гордый, он был здесь хозяином, он был в своей стихии, а им, людям, было позволено лишь мельком взглянуть на этот нетронутый человеком мир, живущий своей, скрытой от любопытных глаз, жизнью.

Ночь подступала, придавая долине еще более фантастический вид, а Сабина все не могла оторваться от созерцания этой неприрученной красоты.

– Арман, у меня просто нет слов! – голос ее дрожал от восхищения. – Спасибо, сама бы я не скоро сюда добралась.

– Все для тебя, любимая. – Он улыбался, уставший, но довольный.

– Жаль только, что так быстро стемнело.

– Я хотел, чтобы ты увидела каньон на закате – он тогда особенно…

– Прекрасен? Да, согласна. И мне так не хочется отсюда уезжать!

– У нас вагон времени, можем не торопиться. И вообще я бы с удовольствием присел.

– Я бы тоже, но где?

– Можем прямо здесь. Дивана я, правда, с собой не захватил, но, надеюсь, это тебя устроит, – он скинул с себя толстовку и расстелил ее на земле.

– За неимением лучшего сойдет. – Сабина улыбнулась и опустилась на импровизированное сиденье, а Арман примостился рядом, обхватил руками колени и закурил.

С площадки, на которой они сидели, открывался потрясающий обзор, и Сабина, казалось, могла бы сидеть тут вечно, и все же ожидание предстоящего разговора каленым железом жгло ее и без того распаленное воображение, не давая сосредоточиться на чудесах окружающей природы. Она недоумевала, почему Арман не переходил к основной части сегодняшней программы, ведь вся их поездка определенно была отлично срежиссированной прелюдией к ней. Сейчас им никто не мешал: Игорь дремал в кабине вертолета, никаких посторонних в радиусе нескольких километров от них не наблюдалось. Чего же он медлил? Она так глубоко задумалась о намерениях возлюбленного, что самый обычный его вопрос заставил ее вздрогнуть от неожиданности:

– Тебе не холодно?

Подскочив, она не сразу сообразила, о чем речь.

– А, нет, спасибо, я в порядке. – Боясь обнаружить свое взвинченное состояние, она решила поговорить пока на какую-нибудь отвлеченную тему. – Я тут подумала, что было бы здорово приехать сюда днем поработать.

– В смысле порисовать?

– Да, здесь такие виды, не написать их – просто преступление. – Как будущий дизайнер, она всегда была неравнодушна к прекрасному, и живопись была для нее не менее пылкой страстью, чем Арман или магия небесных просторов. – Вдруг бы у меня получилось не хуже, чем у Морана?

– Прости, у кого?

– Томас Моран, Школа реки Гудзон. Никогда не слышал о нем?

– Дорогая, я же все-таки юрист, а не художник.

– Ладно, уговорил, прощаю тебе твое невежество.

– Благодарю покорно, ваше всезнающее величество. Так что там был за Моран?

– Американский художник британского происхождения, жил в девятнадцатом веке… Впрочем, это все не важно, – прервала сама себя Сабина. – Его картины с видами Гранд-каньона… они, конечно, чересчур идеализированы и театральны, и, возможно, он чуть перегибал палку с мистикой и символизмом, и мне все же ближе импрессионизм, чем романтизм, но, сидя здесь и видя то, что вижу я сейчас, я его понимаю. Наверное, по-другому невозможно передать все, что чувствуешь в таком месте.

Сабина замолчала, подозревая, что Арман только притворяется, что слушает ее, а на деле ее рассуждения об американской живописи девятнадцатого века интересуют его не больше, чем прошлогодний снег. Похоже, он даже не заметил, что она закончила говорить. О чем он думает? Настраивается на судьбоносный разговор? Не желая ему мешать, она погрузилась в созерцание почти скрытой сумраком, но все еще величественной панорамы, окружавшей их со всех сторон.

Солнце уже растворилось за горизонтом, и ему на смену серебряным полумесяцем вставала молодая луна. В небе цвета электрик одна за другой загорались низкие звезды, и Сабина, запрокинув голову, любовалась блеском ночных светил, стараясь, как обычно, отыскать среди этой бесконечности любимые созвездия. Вскоре это занятие так ее увлекло, что она практически успокоилась и перестала нервничать из-за непонятного поведения Армана, который, однако, тоже вышел из задумчивости и вернулся в игривое расположение духа.

– Что ты там так упорно разглядываешь? Пытаешься их сосчитать?

– Почти, – она неохотно перевела на него взгляд. – Ищу Персея и Андромеду.

– Созвездия? Зачем?

– Это сложно объяснить.

– А ты попробуй, вдруг пойму.

– Только пообещай не смеяться!

– Клянусь! – Арман театральным жестом приложил ладонь к груди, а Сабина вздохнула, набираясь смелости, потому что делилась сейчас чем-то очень личным.

– Просто когда я смотрю на эти звезды и вспоминаю эту историю любви… я про Персея и Андромеду… я думаю, что когда-то они тоже были людьми, такими же, как ты и я, из плоти и крови, а потом, после их смерти, о них сложили легенду и в их честь назвали созвездия, и теперь они обречены на вечную жизнь там, наверху. Когда я была маленькой, то никак не могла понять, как же они живут на небе, ведь они могут оттуда упасть. Еще я думала, что они теперь такие далекие и прекрасные, но такие холодные… И все гадала: а помнят ли они друг друга и свою любовь?

– Что-то мне подсказывает, что этот вопрос тревожит тебя до сих пор. – По ноткам сарказма в голосе Армана она поняла, что его скорее позабавили, чем растрогали ее слова, но ей было все равно.

– Да, ты меня раскусил. Тревожит.

– Дорогая, да ты безнадежный романтик.

– А ты не знал?

– Догадывался, но что ты нашла именно в этой легенде?

– Это отдельная история. – Сабина решила не обращать внимания на ироничный тон Армана и отвечала в том же духе, что и он. – Во-первых, Персей в моей книжке был нарисован самым красивым: у него были большие темные глаза, сильные руки, волнистые волосы…

– Так это же мой портрет! – Арман соскользнул с толстовки, на которой они сидели, и встал перед девушкой на колени, демонстрируя сходство с книжным персонажем. При виде коленопреклоненного возлюбленного у Сабины учащенно забилось сердце, но она ничем не выдала охватившего ее волнения. – Только бигуди одолжишь и… – Поймав ее возмущенный взгляд, он сел обратно. – Извини, продолжай.

– А еще… – ей уже не хотелось продолжать, но она все же попыталась закончить свою мысль, – еще мне нравилось представлять себя на месте Андромеды и мечтать, что когда-нибудь за мной прилетит отважный Персей…

– На белоснежном Тулпаре29, – снова вставил Арман.

– … И спасет из лап жуткого… – она принципиально игнорировала его реплики, – …морского чудовища, а потом утащит меня в волшебную страну (именно так я говорила в детстве), и мы будем жить долго и счастливо…

– И умрете в один день, – закончил за нее Арман. – Все понятно. Единственное, что, если позволишь, хотелось бы уточнить: кому в твоих фантазиях доставалась роль чудовища? Боже! – он в притворном ужасе прикрыл ладонью рот. – Неужели твоей маме? Хотя это логично – от кого же еще тебя спасать, как не от нее?

Это было уже чересчур.

– Ты же обещал! Ну почему обязательно нужно все опошлить? – Глаза Сабины метали молнии, но в темноте Арман этого не видел.

– Что ты, и в мыслях не было! Я всего лишь пытаюсь воссоздать картину целиком. И кстати, кто исполнял партию Медузы-горгоны? Мама Персея? Тоже резонно – одному, без поддержки, с твоей мамой не справиться…

– Что за бред ты несешь! – Ее уже раздражал тот цирк, в который он, по обыкновению, превратил их разговор.

– Ну прости, малыш, я же шучу, ты ведь не обижаешься? – Арман взял Сабину за подбородок и, приподняв ее лицо, постарался заглянуть в глаза, но она отводила взгляд.

Все время с ним так: она ему – о серьезном, а он ей – о смешном. Похоже, они никогда до конца не поймут друг друга. Вот и сейчас она признавалась ему в чем-то сокровенном, а он не мог обойтись без дурацкой клоунады. При других обстоятельствах она бы куда более бурно отреагировала на его паясничанье, но сегодня ей не хотелось портить настроение ни ему, ни себе, ведь она все еще надеялась, что он вот-вот произнесет слова, в предвкушении которых она находилась уже полдня, а он все валял дурака или шутил. И Сабина, понимая, что больше не в силах пребывать в неизвестности без ущерба для своего психического здоровья, решила брать быка за рога. Вздохнув и изобразив на лице слабое подобие безразличия, она ответила со всем равнодушием и спокойствием, на какие была способна:

– Не обижаюсь, хотя ты этого и заслуживаешь. И ты, кажется, хотел со мной о чем-то поговорить?

Всегда тонко чувствуя настроение собеседника, она ощутила, как мгновенно напрягся и даже съежился Арман. Затаив дыхание, она ждала, что будет дальше, но он молчал. Судя по всему, ему было нелегко начинать этот разговор, и еще пару минут он собирался с духом, пока она, наконец, не услышала его хриплый от волнения голос:

– Да, хотел, спасибо, что напомнила. Сабина, я… – Арман запнулся.

«Как же он переживает, это так мило». Ее переполняли любовь и упование на близкое, желанное счастье.

– Я хотел тебе сказать…

Его голос был неестественным и нервным, но она все равно была уверена, что сейчас прозвучат заветные слова.

– Я давно хотел тебе сказать, но не решался…

Сгоравшую от нетерпения Сабину понемногу охватывала лихорадочная дрожь. Она уже едва сдерживалась, чтобы не прокричать восторженное «Да!», и лишь хорошее воспитание и относительное благоразумие остужали ее пыл, заставляя смиренно ожидать продолжения.

– Сабина, я… уезжаю.

Она не сразу осознала суть сказанного, и на секунду ей померещилось, что она ослышалась или неправильно его поняла.

– Ты… что?

– Я уезжаю учиться в Лондон, в магистратуру.

– Ты… уезжаешь в Лондон… – До нее очень медленно доходил смысл его слов и та страшная правда, которая была в них заключена.

Он уезжает в Лондон, в магистратуру. Он не делает ей предложения, а вместо этого бросает ее и едет за тридевять земель, чтобы пожертвовать их любовью ради иностранного диплома… Ей показалось, что земля ушла у нее из-под ног, а сердце сдавило тисками боли и безнадежности. Любимый покидает ее и говорит об этом так беспечно, словно едет на несколько дней в соседний Бишкек. Как такое может быть? Она ведь рассчитывала услышать что-то другое, что-то волшебное и радостное… Только что? Она не могла вспомнить. Она знала лишь, что пару минут назад была в шаге от неописуемого счастья, готовая воспарить к небесам, а он вверг ее в глубочайшую пропасть отчаяния. Арман что-то говорил, спотыкаясь на каждом слове, но она не реагировала. Она сидела не шевелясь, и только побелевшие губы и судорожно сжатые в кулаки ладони выдавали ее чувства.

– Сабина, ты меня слышишь? Скажи что-нибудь! – Арман осторожно тряхнул ее за плечи, потому что вид ее застывшего, обескровленного лица, пугающая белизна которого просвечивала даже сквозь темноту южной ночи, мог ужаснуть кого угодно.

Но она его не слышала, она словно окаменела. Немигающие глаза смотрели на Армана, но не видели его.

Как он мог так с нею поступить? Она ведь действительно думала, что они будут вместе, что он хочет этого так же сильно, как она. Какой наивной дурой она была! Наивной и самонадеянной. Что ж, поделом ей, впредь будет знать свое место и снимет наконец свои розовые очки. Глупая, она решила, что он по-настоящему любит и ценит ее, что она для него самое важное в жизни. А вот и нет! Есть кое-что поважнее их любви. Похоже, мама была права, не доверяя ему, а она все цеплялась за свои иллюзии и упорно верила в чудеса.

Постепенно шок от услышанного сменился гневом и горькой обидой. Почему он так легко от нее отказался? Неужели он не боится, что его отъезд может стать началом их конца?! Ей хотелось рыдать от злости и унижения, хотелось бежать подальше от человека, только что растоптавшего ее надежды и мечты. Она уже готова была вскочить и умчаться от него в спасительную ночь, но чувство собственного достоинства все же удержало ее на месте. Нет! Она не станет устраивать ему сцен и ни за что не опустится до выяснения отношений, он никогда не узнает, как больно ранил ее, какой жалкой и никому не нужной кажется она себе сейчас. Пусть думает, что для нее это лишь небольшое огорчение, не стоящее ни одной ее слезинки.

Собрав всю волю в кулак и натянув на лицо улыбку, она подозрительно бодро и чуть ли не весело произнесла:

– Ты едешь в Лондон. Замечательно! И как давно это известно? – Интересно, как долго он набирался храбрости все ей рассказать?

– Где-то полгода. Родители настояли, и я не мог пойти против их решения, ты же понимаешь.

– Конечно, понимаю. – Сабина отвернулась. Не мог пойти против их решения… Да она пошла бы против целого мира, если бы кто-то попытался их разлучить! – Что ж, рада за тебя. И когда едешь?

– Через две недели, сразу после свадьбы Тимура.

– Так быстро? – Еще один сюрприз – значит, у них нет даже этого лета. – Почему не в августе?

– Хочу сначала походить на языковые курсы. Ты же знаешь, мне с моим английским там туго придется.

– Да, представляю, – вновь покорно согласилась Сабина, хотя в душе ее бушевала буря.

Теперь ей хотелось плакать, стенать, умолять его не ехать или хотя бы отложить поездку, но гордость не позволяла пасть так низко. Гордость – единственное, что у нее осталось, и она должна сохранить ее любой ценой. Ему незачем знать, какую боль он ей причинил и как тяжело ей дается эта мнимая безмятежность. Но один вопрос все-таки мучил ее безмерно, и она не могла его не задать:

– Только зачем ради этого разговора ты привез меня сюда? Чтобы подсластить пилюлю?

– Ну, нет, конечно, я правда давно хотел свозить тебя на Чарын, а тут подвернулась такая возможность… В общем, я подумал, что тебе здесь понравится и ты…

– И я с восторгом приму твою сногсшибательную новость? – в ее голосе послышались металлические нотки. Она чувствовала себя обманутой и оскорбленной, хотя остатки разума все же подсказывали, что обижаться ей, по большому счету, не на кого: она сама придумала сказку с предложением руки и сердца и сама же в нее поверила, поэтому ее терзало сейчас такое жестокое разочарование, а ведь на самом деле он никогда ничего ей не обещал и, соответственно, не обманывал. Но легче от этого не становилось.

– Ну, типа того… – Арману, похоже, было не по себе.

– Да все нормально, не парься, – очередным усилием воли она заставила замолчать свое искореженное страданием сердце и постаралась придать лицу как можно более бесстрастное выражение. – Я действительно очень за тебя рада, это же здорово. Лондон, магистратура – об этом можно только мечтать. Просто все так быстро и неожиданно.

– Да, конечно. – Обнадеженный ее напускным спокойствием, Арман решил, что опасность миновала. – Но я так долго не мог тебе рассказать, боялся, что ты расстроишься…

– Дурачок, – Сабина небрежно потрепала его по волосам. – Разумеется, я расстроилась, как же иначе? Но я же здравомыслящий человек и понимаю, что отказываться от такого варианта глупо, тем более из-за меня.

– Малыш, – Арман уловил в ее словах оттенок горечи и сарказма, – это же ненадолго, ты даже не заметишь моего отсутствия.

– Естественно, не замечу. Сколько тебя не будет – год, два? Какая ерунда!

– Любимая, я буду постоянно приезжать, звонить, писать… Мы все вынесем, мы прорвемся!

Он будет приезжать, звонить, писать. А будет ли? И может ли она вообще ему доверять? Он полгода скрывал от нее свои планы и рассказал о них в самый последний момент, а она, наивная идиотка, все это время строила воздушные замки и рисовала радужные перспективы их счастливой совместной жизни. Как могла она быть такой пустоголовой и слепой? Просто она очень сильно его любила. И любит до сих пор, несмотря ни на что. И знает, что будет ждать его писем и звонков, будет считать минуты до его возвращения, чего бы ей это ни стоило. Но как же ей больно, черт побери! Она сидела отстранившись от Армана, и он, не выдержав, развернул ее к себе и взял ее лицо в свои ладони.

– Сабина, посмотри на меня! Пожалуйста, поверь мне.

Она нехотя встретилась с ним взглядом – он смотрел на нее такими влюбленными, полными раскаяния и робкой надежды на прощение глазами, что сердце ее дрогнуло. А что, если она все слишком драматизирует? Быть может, это все-таки эгоистично с ее стороны – так относиться к его поездке? Ведь это шанс получить отличное образование и пропуск в успешную жизнь. И он не сказал, что бросает ее, он всего лишь уезжает на время, и если они по-настоящему любят друг друга, то сумеют это преодолеть. Пожалуй, ей надо хотя бы попытаться взглянуть на ситуацию с его точки зрения. А вдруг все не так плохо, как кажется?

Сабина спрятала выпущенные колючки и даже попробовала изобразить что-то похожее на улыбку:

– Да, мы прорвемся.

– Ты правда мне веришь? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю?

– Знаю.

– Любимая, – он притянул ее к себе и ласково поцеловал в губы, – я буду страшно скучать, а ты будешь по мне скучать?

– Буду, – голос, несмотря на все ее старания воспрянуть духом, звучал еле слышно.

На нее вдруг навалилась такая непомерная усталость, словно борьба с собой и своими чувствами отняла все силы. Глаза щипало от непролитых слез, в горле стоял комок едва сдерживаемых рыданий, и каждое слово давалось с трудом. Она уже почти смирилась с происходящим и чуть было не перестала сердиться на Армана, но тут ее осенила еще одна догадка, которую она не замедлила озвучить:

– А Тима знает, что ты уезжаешь?

Арман смутился, но все-таки ответил:

– Да.

– Давно?

– Э-э… с самого начала. Мне надо было с кем-то посоветоваться и…

– А раз известно ему, значит, и Аида в курсе?

– Ну, я не уверен, но скорее всего. – Он понимал, что бесполезно отрицать очевидное.

– Я тоже так думаю. Обычно он ничего от нее не скрывает. Супер! Все вокруг всё знали и молчали! – Очередное неприятное открытие отозвалось новой болью в сердце, и Сабина опять завелась.

– Это я просил Тиму пока ничего тебе не говорить. Не хотел раньше времени огорчать. – Арман выглядел удрученным и пристыженным.

– Как мило!

– Сабина…

– Что Сабина? Вы все дружно делали из меня дуру!

– Мы просто пытались…

– Что? Пощадить мои нежные чувства? Спасибо за заботу! – Похоже, запас ее самообладания на этот вечер был исчерпан.

– Малыш, пожалуйста, поверь, мы очень переживали. Тима мне утром все уши прожужжал, когда узнал, что я хочу тебе все рассказать, боялся, что ты меня не простишь.

– Не зря боялся! Так вы об этом шептались возле универа?

– Да.

– И поэтому ты весь день такой загадочный?

Даже не думая отпираться, Арман кивнул, подтверждая правильность ее гипотезы.

– Ясно. Какие вы все душки, особенно ты и Аида! Никогда вам этого не забуду!

– Жаным, ну не сердись! Мы хотели как лучше…

– А получилось как всегда. Ладно, хватит об этом, не могу больше.

Она отвернулась от Армана, чтобы он не увидел ее слез. Какой смысл спорить и что-то выяснять, раз ничего изменить уже нельзя? Даже если сейчас она встанет и нырнет вниз головой с этой скалы, он все равно уедет, потому что в жизни не пойдет против родителей. Он будет сколько угодно ее любить, но сделает так, как они ему велят. И стоит ли тогда так убиваться? Зачем рыдать и рвать на себе волосы? С его стороны не видно признаков нечеловеческих страданий, разве что легкие угрызения совести. Так почему она должна терзаться за двоих? Это же нечестно. Ей тоже надо отбросить романтические бредни, стать рассудочной и прагматичной или хотя бы попытаться найти в этом кошмаре что-то позитивное. Только что? Быть может, то, что это отличное вложение в его карьеру, в его блестящее будущее? В его будущее. А как же она? Станет ли это будущее их совместным? В этом у нее больше не было уверенности, и все-таки, если они расстанутся на неопределенный срок в состоянии войны, неизвестно, чем все это обернется. Так что же ей делать?