Воспоминания о прозелите

Бывали и непостоянные посетители Бейт-мидраша: например, ровесник Сендера Л. – Гершон П., один патологоанатом, полусумасшедший Эмиль и другие. О некоторых из них речь пойдет ниже. Бывали также и те, кто посещал Бейт-мидраш в течение лишь некоторого, довольно короткого времени; с ними занимались, а потом они исчезали. Некоторых из них я запомнил. Например, Зайцева – парня примерно моего возраста, или Фейгина – интеллигентного мужчину постарше, знатока нескольких языков (он был знакомым Ицхака – руководителя йешивы). Мне было поручено заниматься с Фейгиным и пытаться его «охмурять». Я добросовестно старался выполнять свою миссию. Помню, что учил с ним молитву «Шмонэ Эсрэ»1 – одну из основных еврейских молитв, разбирая её перевод и смысл. Через некоторое время Фейгин исчез, и однажды в беседе со мной Ицхак сокрушался: мы ему дали тфиллин, а он их ни разу не надел! Я не знал, что Фейгину выдали тфиллин, и до сих пор никак не могу понять: зачем человеку, пока ещё практически не соблюдающему никаких заповедей, нужно было тфиллин выдавать?

* * *

Между строчек твоего письма я понял мысль об острой необходимости раввинского решения в горьком вопросе, который, как молот, бьёт по [жизненному] пространству нашего лагеря [то есть еврейского народа], а именно, в вопросе страшной ассимиляции, происходящей в результате брачных связей с нееврейками и их принятия в лоно еврейского народа [то есть в ассимлиляции, происходящей в результате их прозелитации], когда, по прошествии времени [после их «женитьбы» на евреях], они просят у раввинского суда, чтобы раввинский суд произвел над ними и над их отпрысками гиюр [акт перехода в иудаизм], и, благодаря гиюру, им будет разрешено выйти замуж за своих «мужей» [по еврейскому Закону], и это, на самом деле, и является главной причиной их желания пройти гиюр – чтобы и далее продолжить сожительствовать со своими мужьями – теперь уже с «печатью кашерности» – «по еврейскому Закону» и «согласно религии Моисея и народа Израиля», или – точнее – [они желают пройти гиюр], в большинстве случаев, по настоянию их мужей, которые хотят быть – по выражению Рамбана в главе «Кдошим» – «подонками с позволения Торы». <…>

И ещё я услышал в твоих словах крик о [помощи], издаваемый еврейскими дочерьми, скромные из которых [вынуждены] оставаться одинокими, пока не поседеют, из-за того, что не могут найти еврейского парня, который на них женится; а развратные из которых [по той же причине] из легкомыслия попадают в сети неевреев [то есть выходят замуж за неевреев ввиду того, что никакой еврейский парень не хочет на них жениться]. Горе еврейским парням, попробовавшим вкус греха и идущим за своими глазами, чтобы развратничать с сыновьями [с дочерями] необрезанных [неевреев] и рождать от них детей, которые не считаются [на самом деле] детьми евреев, и в которых нельзя верить. Пути этих евреев [женившихся на нееврейках] – пути смерти, и собственными руками они выносят себе страшный приговор – плестись за дочерьми чужого народа – возлегать с ними в этом мире и быть с ними в мире будущем – в яме уничтожения [то есть в аду]. <…>

О подобной ситуации, в которой еврей женился на нееврейке, и у них родились дети, и захотел еврей, чтобы она и дети прошли гиюр, чтобы он мог на ней жениться по еврейскому Закону, говорит в книге респонсов «Шоэль-у-Мешив» (2-е изд., ч. 3, гл. 39), и он постановил запретить [это], [согласно тому], как слышится из Талмуда в разделе Йевамот (лист 24) и из Тосефты, где сказано, что [даже если она уже прошла гиюр], запрещено ему на ней жениться, даже [в той ситуации, когда достоверно известно], что он с ней сожительствовал, – чтобы не пошла молва, что ради него [то есть ради того, чтобы выйти замуж за еврея] она прошла гиюр.

Рав Элиэзер Йеуда Вальденберг, один их крупнейших современных законоучителей. Книга «Циц Элиэзер», т. 5, гл. 15

Глава 2. «Евреи, евреи, вокруг одни евреи»

Быть женатым на нееврейке считается в иудаизме одним из самых тяжёлых грехов. Дети, рожденные евреем от нееврейки, считаются, согласно еврейскому Закону, стопроцентными неевреями. И поэтому, женившись на нееврейке, еврей начинает участвовать, со своей стороны, в процессе «бескровного геноцида» собственного народа – способствуя его вымиранию. Ввиду этого, не только с точки зрения еврейского Божественного закона, но и с чисто человеческой позиции автор считает евреев, женатых на нееврейках, предателями своего народа и заслуживающими всяческого порицания. Подобный подход и является причиной резко-уничижительных выражений, которые автор на протяжении всего повествования употребляет в их адрес. Как читатель может убедиться, автор полагает себя далёким от расизма; он с нескрываемым уважением и огромным пиететом относится к праведным неевреям, а презрительные выражения, вроде «гоюха» (просторечное русское производное от ивритского слова «гоя» – нееврейка) и тому подобные автор применяет только в отношении тех неевреек, которые замужем за евреями, ибо таким образом эти женщины соучаствуют в грехе еврейских мужчин, который считается худшей формой разврата.

Более того, автор является также и резким противником прозелитации («обгиюривания») неевреек, которые вышли замуж за евреев, и «обгиюривания» их отпрысков. Во-первых, гиюр в подобных ситуациях обычно преследует лично-корыстную цель сохранить семью и, таким образом, противоречит самому духу – а часто и букве – святого понятия «гиюр». А во-вторых, ввиду того, что прозелитация жён-неевреек и их потомства создает в народе ложное представление, согласно которому, якобы нет чего-то специфически дурного в смешанном браке еврея с нееврейкой. «Вот, мол, сколько евреев женились на нееврейках, а потом их «обгиюрили» – ну, значит, и мне позволено следовать их примеру…». В особенности это применимо к тем, кого в народе принимают за праведников; например к баалей-тшува – евреям, возвратившимся к религиозному образу жизни. Ибо когда простой обыватель видит пример такого «праведника», который, став религиозным, вместе с тем не развёлся со своей нееврейской женой, а её «обгиюрил», – в глазах постороннего это выглядит, как прямая легитимация смешанных браков. Всё изложенное и служит для меня причиной презрения и осмеивания смешанных браков, и автор пытается проявить своё отношение к таким бракам на протяжении всего своего повествовния.

Если кто-либо из деятелей еврейского религиозного истеблишмента с пеной у рта защищает баалей-тшува, «обгиюривших» своих «гоюх» – на самом деле они просто-напросто защищают элементарную похоть. Это остроумно высмеял в своем стихотворении «Израильский городок» известный калининградский поэт Виктор Шапиро.

(Цитирую по книге Шапиро В. К. «Желание быть еврейцем. Опыты в стихах». – Калининград, издательство «Шофар», 2012)

Израильский городок, скромных домиков рядок…

Там скучает неженатый, бывший горский паренёк.

Он зовется Хануко, а живётся нелегко

Одинокому джигиту, словно в песне «Сулико».

Много есть вокруг девчат, только замуж не хотят,

Служат девушки в ЦАХАЛе2, и у каждой автомат.

Хануко смотрел кино, на уме теперь одно,

Что нужна ему блондинка, как из фильма «Мимино».

Это к счастью или нет, есть на свете Интернет.

Написал письмо куда-то, и пришёл ему ответ.

За одним другой e-mail, не прошло и двух недель,

Он нашел себе что надо и в Россию полетел.

Подмосковный городок, липы жёлтые в рядок,

Подпевает электричке ткацкой фабрики гудок…

Вот ступает на порог израильский паренёк,

А в квартире у невесты – православный образок.

Он стоит, разинув рот, – вот нежданный оборот.

И зовут её Настасья, как в романе «Идиот»…

А она ему: «Не стой, будь как дома, дорогой.

Я балдею от евреев, он – такой, а ты другой».

«Ты должна пройти гиюр и забыть про эту дурь,

А иначе не надолго будет наш с тобой амур!»

Занавешено окно, стало в комнате темно —

Выносить «святых» придется этой ночью всё равно…

Так вот, одним из непостоянных посетителей Бейт-мидраша был молодой мужчина, женатый на нееврейке. Его звали Андреем. Он иногда приходил в Бейт-мидраш на субботние трапезы, а в одну из суббот даже остался там вместе с нами ночевать после вечерней сеуды (ритуальной трапезы).

К чести Ицхака и Йеуды надо сказать, что их отношение к Андрею было довольно прохладным, хотя рамки культуры и приличий всегда сохранялись. Но когда дело доходило до принципиальных вопросов, Ицхак с Йеудой не сдавались. Например, когда перед праздничной трапезой (кажется, это было вечером в Суккот) Андрей велел своему гойскому (то есть нееврейскому) сынишке произнести благословение «Ашер кидшану бемицвотав вецивану аль нетилат ядаим» («Благословен Ты, Бог, Господь наш, Царь вселенной, освятивший нас своими заповедями и заповедовавший нам омывать руки»), Йеуда или Ицхак, – уже не помню, кто – прервал его, запретив обучать нееврея благословению «Ашер кидшану вецивану» («…который освятил нас и заповедовал нам…». «Нееврей не имеет права произносить это благословение!» – так было сказано Андрею.

Потом Андрей со своей семьей уехал в Америку. Однажды он мне позвонил, спрашивал телефон Ицхака и сказал, что хочет послать цдаку (пожертвование) в Бейт-мидраш. Спустя некоторое время я спросил у Ицхака, звонил ли Андрей? Ицхак с чувством презрения ответил, что звонил, и сказал, что его жена в Америке прошла гиюр. На вопрос, что за гиюр она прошла, Андрей ответил Ицхаку: «Там такие же, как и вы». Я спросил Ицхака, что этими словами Андрей имел в виду? На это Ицхак сказал: «О каком гиюре может идти речь, когда он обещал послать деньги – и не послал?» Вообще Ицхак был очень чувствителен в делах, связанных с субсидированием Бейт-мидраша, потому что заведение испытывало постоянные финансовые трудности – об этом пойдет речь далее.

Ицхак в Бейт-мидраше на ул. Маскавас

Мне известен ещё один инцидент (его прямым свидетелем я не был), в котором Ицхак проявил стойкость в национальном вопросе. Этот случай был связан с Коломейцем. Коломеец стал первым евреем, которого Ицхак возвратил к тшуве. Слово «тшува» на иврите означает «ответ», «возвращение»; в данном случае имеется в виду раскаяние, возвращение к еврейской религии, образу жизни и соблюдению заповедей. Но эта тшува была довольно условной, потому что Коломеец был женат на гойке (нееврейке) и не собирался её бросать. В конце концов, между Коломейцем и Ицхаком произошел разрыв, и с тех пор в Бейт-мидраше Коломеец больше не появлялся. Однако, он продолжал соблюдать заповеди (кроме самой главной – не сожительствовать с гойкой). У него всё рождались и рождались дети-гои, и, как я слышал, всем им он давал звонкие еврейские имена. Ицхак смеялся над этим, и ещё над тем, что он всех своих гойских отпрысков приводил перед субботой в микву (бассейн для ритуальных омовений) на помывку; ради экономии средств, что ли?!

Поначалу о Коломейце я только слышал, но не знал, как он выглядит. В какой-то период мы, ученики Бейт-мидраша, регулярно ходили в синагогу на утреннюю субботнюю молитву. И я заметил, что какой-то религиозный еврей тоже там регулярно молится. Я поначалу был уверен, что это бааль-тшува, которого привлекли хабадники. Мне очень хотелось к нему подойти и пригласить в Бейт-мидраш, но я сдерживался и стеснялся. Так и не оказалось подходящего момента для такого приглашения. Потом я узнал, что это Коломеец. Вот было бы смеху, если бы я пригласил его в Бейт-мидраш!

Ицхак говорил, что Коломеец писал жалобы раву Зильберу, одному из немногих людей, которых Ицхак по-настоящему уважал. По этому поводу рав Зильбер сказал Ицхаку: «Всё правильно, но не забывай, что он был у тебя первым».

К чести Ицхака будет сказано, что этот случай и инцидент с Андреем Э. были не единственными, когда он не выстилал перед гойкой, вышедшей замуж за еврея, «гиюрную дорожку».

Был у нас еще один посетитель, женатый на гойке – по имени Аркадий. Так же, как и Коломеец, Аркадий П. был многодетным отцом. Ицхак про него говорил, что он «духовный человек». Действительно: тихий, отзывчивый такой.

В один прекрасный момент он, по-видимому, решил оставить свою гоюху. Аркадий приехал в Израиль в качестве туриста с целью изучать Тору, и Ицхак попытался устроить его там в йешиву, филиалом которой формально считался наш Бейт-мидраш. Но Аркадия отказались принять на том основании, что в общежитии этой йешивы не могут жить те, кто были женаты. Ицхак обиделся и устроил его в другую йешиву. При этом он рекомендовал Аркадию, чтобы подтвердить своё еврейское происхождение, обратиться к раввину Йеуде Г. – к человеку, которого Ицхак очень уважал и считал своим близким другом. В итоге всего этого в йешиву, где учился Аркадий П., пришли какие-то люди – то ли из Министерства иностранных дел, то ли ещё откуда-то (из пространных рассказов Ицхака я так и не понял, откуда именно). Они и сообщили руководству йешивы, что там учится нееврей. Так Аркадий опять оказался в своём родном городе.

История с приездом Аркадия произошла, когда я уже жил в Израиле. Через несколько лет я вновь посетил наш Бейт-мидраш, – к прискорбию моему, уже после смерти Ицхака. И там на молитве в Йом-Кипур (Судный День, день поста и покаяния; один из центральных еврейских праздников) я опять увидел Аркадия П. Братья Л., которые стали «заведовать», то бишь хозяйничать в Бейт-мидраше после смерти Ицхака, не побрезговали пригласить его дополнить миньян (кворум из десяти евреев, необходимый для общественной молитвы). Чудеса, да и только! И по сей день я не знаю, еврей или не еврей Аркадий.

В своё время Ицхак принял Аркадия в Бейт-мидраш, не проверив его еврейское происхождение. Но всё же Ицхак позаботился о том, чтобы каким-то гипнозом убедить его пройти эту процедуру, хотя бы через несколько лет – в Израиле. Ицхак знал, что в проверках на еврейство он профан; и мне известны несколько случаев, когда Ицхак в них «прокалывался». Понятно, что он проводил такие проверки непрофессионально, но заслуживает уважения сам факт того, что ему было важно, чтобы в Бейт-мидраше обучались Торе евреи, а не гои. Еврейский Закон предписывает евреям обучать неевреев семи заповедям сынов Ноя, общим для всего человечества (соблюдая их, нееврей становится праведным), но запрещает обучать другим, специфически еврейским и не имеющим к неевреям отношения частям Торы. Ицхак прилагал для этого все возможные для себя усилия.

Однажды я пришёл в Бейт-мидраш и с удивлением обнаружил, что Ицхак надевает тфиллин Диме Опенштейну – пареньку с еврейской внешностью, который учился в Еврейской школе. Его я нередко видел в синагоге на разных «попойках», то бишь трапезах у местных хабадников: то у рабби Натана, то у рабби Мордехая. «Ну, – думаю, – удалось переманить „кадра“ из рук хабадников-охмурителей». Ицхак суетился вокруг Димы в каком-то радостном возбуждении. Когда Опенштейн ушел, Ицхак сказал: «Я в жизни не видел, чтобы так волновались, когда надевают тфиллин. Парень даже покраснел». Ицхак заподозрил что-то неладное и послал меня к Опенштейну домой проверять его документы.

Я пришёл. В метрике его мамы национальность не была записана. Имена отца мамы были еврейскими, однако мама мамы была записана как Екатерина Петровна. У меня в сердце закралось сомнение, но Ицхак сказал: «Екатерина Петровна – это ещё ничего не значит» и, в принципе, был прав. Для дальнейших выяснений Ицхак послал Йеуду. Йеуда пришёл к Опенштейнам домой, побеседовал «мило – по-доброму, туда-сюда», – и мама Димы сама признала, что её мать не еврейка. Ицхак сразу предложил Опенштейну гиюр (что было не очень для него характерно): такое уж сильное впечатление, наверное, произвело на Ицхака волнение, с которым Опенштейн надевал тфиллин. Опенштейн наотрез отказался – он и так, без гиюра, считал себя евреем. В Бейт-мидраше он больше не появлялся, зато впоследствии его ещё не раз видели спокойно восседающим на хабадских «попойках».

На каких-то уроках иврита, – кажется, в Сохнуте3, – мои родители познакомились с молодым парнем по имени Миша; фамилию его не помню. Мои родители – добрые люди, и он стал приходить к ним в гости. Папа сказал, что, по словам Миши, его бабушка по материнской линии – еврейка.

Я не знал, «под каким соусом» предложить Мише посетить наш Бейт-мидраш, потому что был почти не знаком с ним. И поэтому со слезами помолился Всевышнему, чтобы Миша сделал тшуву. Я знал, что в Гемаре написано: молитва, произнесённая со слезами, принимается особо благосклонно.

Через некоторое время, в очередной раз придя в Бейт-мидраш, я с удивлением обнаружил там Мишу. Ицхак пожурил меня полушутя: «Почему ты его не привёл к нам?» Миша стал соблюдать заповеди буквально «на глазах». Но без проверки и на сей раз не обошлось.

Через несколько месяцев Ицхак каким-то образом узнал адрес Мишиной мамы. Йеуда пошёл по этому адресу, позвонил в дверь; открыла Мишина мама. Это была нееврейка – содержательница притона у себя на дому. Ицхак был в отчаянии – ведь целых несколько месяцев мы учили гоя Торе! Какие-то мистические «раввины» сказали Ицхаку, что единственный способ, чтобы исправить грех того, что несколько месяцев обучали гоя Торе – сделать Мише гиюр! Воистину мистический псак (раввинское постановление) – без пол-литра не поймёшь!

Однако Миша, уличённый, исчез. С ним исчезли и несколько еврейских книг на русском языке, которые я дал ему почитать. Мой папа обнаружил, что из комнаты, где ночевал Миша, когда был приглашён к нам домой, исчезло золотое кольцо моей покойной бабушки. Я понял, что был до глупости наивен! Заслуживает внимания и тот факт, что, как выяснилось, у Миши, прикидывавшегося холостяком, на самом деле были жена и ребёнок. Зачем же он скрывал от нас и это? Или же он просто патологический лгун? На одном из шабатов (празднований субботы), на который я пригласил его к себе домой, он распинался по поводу того, что, мол, «в данный момент не хочет заниматься поиском шидуха (невесты)», поскольку опасается, что будущая жена в связи с его «фанатичной религиозностью» устроит ему, как он выразился, «лесопилку»… И в моих, дурака, ушах это звучало так искренне!..

Примерно через полгода Миша опять заявился в Бейт-мидраш и попросил о гиюре. Ицхак был тогда в Израиле, а сердобольный Йеуда вновь принял Мишу. Когда Ицхак вернулся, он был очень недоволен тем, что этому человеку было вновь позволено переступить порог Бейт-мидраша. Через некоторое время (добровольно или принудительно, уже не помню) Миша, однако, навсегда покинул Бейт-мидраш. Но я слышал, что и по сей день он приходит получать различные еврейские «пайки» – в Еврейском обществе или в Хабаде.

Глава 3. Попугаи-Статисты, или Порочный кирув

Кирув – ивритское слово; в данном контексте оно означает приближение нерелигиозных евреев к Торе и религиозному образу жизни. Это и было важной частью деятельности Ицхака. Вообще Ицхак постоянно находился словно между молотом и наковальней. С одной стороны, ему нужны были ученики, а таковых в Бейт-мидраше всегда было немного. А если у тебя мало учеников – получишь мало денег для работы: таков безжалостный и железный принцип кирувного истеблишмента – этакого бесчеловечного машинного «ловца душ». Его совершенно не интересует, что кто-то в городе, традиционно полном тумы (духовной нечистоты), возвращает в лоно святости потенциально святые еврейские души! Главное, о чём «пекутся» представители этого истеблишмента, – это количество «приближаемых». Если оно будет «соответствующим» – тогда можно написать в «джуиш пресс» (от английского Jewish press – еврейская пресса, здесь это понятие автор хотел бы употребить в уничижительном контексте), что в таком-то городе, благодаря пожертвованиям миллионера такого-то, люди сотнями, а ещё лучше – тысячами стали носить кипот (еврейские традиционные головные уборы), надевать цицит, тфиллин и использовать прочие атрибуты религиозных евреев. А то, что 50% или даже 90% из этих людей могут оказаться неевреями, их не интересует. Ах, выяснится, что они не евреи? Какая проблема – всех «обгиюрим»! Такова порочная логика представителей кирувного истеблишмента, которые превращают кирув в миссионерство, запрещённое Торой.

Ицхак говорил, что ему предлагали баснословные суммы для спонсирования Бейт-мидраша, но с условием, что будет и соответствующее количество учеников – неважно, какой национальности. Ицхак отказался, зная, что евреев в таком количестве ему не набрать, а на сделку с совестью он пойти не мог, ибо это противоречило всей его сущности.

Ицхак периодически помещал в газете объявления примерно в таком духе: «Даём уроки иврита. Приглашаем евреев на миньян. Помогаем сделать тшуву и содействуем в устройстве хупы. Стипендии соответствующим. Скупаем школьные доски». Добавление про «школьные доски» мне всегда казалось каким-то нелепым.

Один старый еврей откликнулся на это объявление и позвонил, утверждая, что в газете допущена ошибка: вместо «тшува» надо писать «ктуба». (Ктуба – брачный контракт, составленный по правилам еврейского Закона). Мы посмеялись. И только теперь я начал догадываться, что имел в виду этот старик. Вероятно, он подумал, что объявление дал очередной «махер» фиктивными ктубот, писанием которых для смешанных пар промышляли нечистоплотные предатели еврейского народа на территории разваливавшегося Советского Союза. Этими брачными договорами мошенники за умеренную плату снабжали смешанные пары при отъезде в Израиль.

Кажется, поначалу один из вариантов объявления выглядел примерно так: «Даём индивидуальные уроки иврита и Торы. Стипендии соответствующим». Но евреи не «клевали», хотя, по словам Ицхака, от неевреев не было отбоя. «Гои хотят учить Тору!» – говорил Ицхак без презрения, но и без восхищения. Благо, Ицхак вежливо и культурно (а он умел вести себя очень воспитанно и интеллигентно, когда считал это нужным) неевреев «отшивал». Однако евреев на объявления отзывалось очень мало.

Однажды Ицхак изощрился и написал в объвлении нечто вроде: «Приглашаем на работу учителей иврита». Позвонила какая-то сотрудница израильского посольства и на «иврите-исраэлите» (современный израильский разговорно-жаргонный вариант квазииврита), ненавистном Йеуде, причём говоря с сильнейшим русским акцентом, распиналась о своих глубоких познаниях в иврите. Ицхак её внимательно выслушал, а когда она закончила, вежливо заметил: «Вы знаете, мы организация религиозная». На это она отреагировала моментально: «А, ну тогда извините», – и бросила трубку.

Но прежде, чем она дозвонилась, она оставила сообщение на автоответчике. Ицхак поставил его для всеобщего прослушивания, и мы от души посмеялись над её сообщением, произнесённым на иврите с этаким придыханием и воодушевлением.

Ицхак был большим специалистом в искусстве одним словом или выражением поставить человека на место. Это слово он находил моментально и очень точно. Когда было нужно, чтобы слово было культурным, оно и было исключительно культурным, а когда требовалось, чтобы оно было нецензурным, оно было нецензурным. Так, Ицхак рассказывал, что однажды на лестничной клетке здания, в одной из квартир которого находился Бейт-мидраш, какой-то сосед незадолго до Песаха бросил Ицхаку реплику: «Если у нас пропадут дети, мы будем знать, к кому обращаться». Ицхак сразу понял, что это намёк в духе кровавых наветов и моментально отреагировал: «Пошёл…» (далее нецензурно).

Вообще же на квартире, в которой находился Бейт-мидраш (хронологически второй по счёту) отношения с соседями были неважными. В то время у Ицхака и Йеуды была машина, которая стояла во дворе дома. И соседи периодически бросали на её крышу какую-то гадость. Недолго, однако, просуществовала эта машина, потому что Йеуда, любивший лихую езду, вскоре её «раскокал». Ицхак решил «прекратить это удовольствие» – так машины не стало. К слову сказать, Ицхак был очень аккуратным водителем. О его осторожности и благоразумии свидетельствует тот факт, что он не садился за руль в периоды, когда у него не было собственной машины и он регулярно не водил. Но он частенько критиковал Йеуду за его лихую езду.