скачать книгу бесплатно
– Почему? – перебил ее лейтенант.
– Так ему же из-за политики угрожали и денег дали, чтобы он больше перед народом не выступал. Наверное, боялись, что Гена создаст свою политическую партию. Может, они его и убили? Я фамилию депутата знаю.
Слушавший с интересом Валентину Иваненко громко хмыкнул и прикрыл ладонью рот, чтобы не рассмеяться.
– Продолжайте, – потребовал Владимир Петрович, – что вам еще рассказывал гражданин Синюков?
– Что хочет поселиться в хуторе Ковыли, построить большой дом, завести семью, открыть фермерское хозяйство, много трудиться и зарабатывать столько, чтобы его семья никогда и ни в чем не нуждалась. Еще взял у меня домашний адрес и попросил разрешения навещать иногда, когда будет приезжать в город по делам. Если честно, то я не поверила, что он придет ко мне, мужчины меня всегда обманывали, но адрес дала.
– И? Когда замуж за него вышли? – перебил Валентину Иваненко.
– Не мешайте, – парировала женщина: – первый раз он приехал ко мне где-то через полгода после выписки, в октябре, кажется. Говорил, что строит новый дом, очень поиздержался и извинялся за старую куртку. Говорил, что никогда так плохо раньше не одевался. Еще он сказал, что хочет открыть необычное дело – разводить верблюдов и ослов.
– Кого- кого? – хором спросили водитель и лейтенант, а Иваненко снова ухмыльнулся.
– Так вот, и я удивилась сначала. Зачем в нашей местности нужны верблюды и ослы, и какой от них толк? А Гена сказал, что это дело верное, он все просчитал, что через пару лет он станет долларовым миллионером, потому что он займется эксклюзивом.
– Чем? – переспросил Иваненко.
– Таким делом, которым до него никто не занимался.
– И что, открыл он ослиную ферму? Наверное, там – во дворе, в развалившемся сарайчике.
– Вы, вот, издеваетесь, – с жаром ответила Валентина милиционеру, – а ведь у Гены были серьезные намерения. Он тогда сказал, что никогда не встречал такой искренней и бескорыстной женщины, как я, и предложил мне выйти за него замуж. И еще сказал, чтобы я не торопилась, хорошо подумала. Он примет мое любое решение.
– И когда вы согласились?
– Месяца через три, когда Гена в очередной раз приехал ко мне. А через некоторое время мы расписались в ЗАГСе.
Женщина наклонилась к чемодану, порывшись в вещах, достала свидетельство о браке и протянула его лейтенанту.
– Свадьба у нас была скромная, – продолжила Валентина рассказ, – просто посидели в кафе с двумя моими подружками, но Гена сказал, что как только закончит строительство коттеджа и мы переедем туда жить, отпразднуем настоящую свадьбу, позовем много гостей, а заодно справим новоселье.
– А ослиная ферма? – не унимался Иваненко.
– Не ослиная, а верблюжья, – поправила его Валентина и продолжила: – После свадьбы Гена вернулся в Ковыли – дом достраивать. Примерно через месяц, он приехал ко мне и сказал, что один его друг куда-то далеко уезжает, продает верблюда по дешевке и нужно срочно выкупить животное, а то другие купят. У мужа денег нет, банки ему кредиты не дают, потому что у Гены уже есть кредит под постройку дома. И он не знает, что ему делать. Вот, если бы я согласилась оформить заём под залог своей квартиры, то мы обязательно купили бы курицу, несущую золотые яйца, то есть верблюда. Сразу стали бы хорошо зарабатывать, и месяца через два, погасили бы все кредиты: и его и этот. Гена так переживал и убивался, что не может достать деньги на верблюда, что я пожалела его и оформила кредит в банке под двадцать два процента годовых. Ведь он мне все-таки муж, а не посторонний человек.
– А деньги вы ему отдали? – задал очередной вопрос Иваненко и тут же сам на него ответил: – Вот они денежки ваши!
Он красноречиво показал на пустую стеклотару, сложенную в ящики.
– А это, где мы сейчас находимся, стало быть, новый коттедж. Впридачу к ослиной и верблюжьей фермам во дворе. Вы бы гражданка, сначала поинтересовались, на что занимаете огромные суммы в банке! Платить вы будете, а не разлюбезный муж.
Видимо только сейчас осознав, в каком положении она находится, Валентина разрыдалась. Чтобы утешить ее, водитель сбегал в машину и принес бутылку с водой. Отпив из горлышка, женщина немного успокоилась.
– Давайте продолжим допрос, – предложил лейтенант, подперев голову левой рукой. Он уже все понял по поводу исчезновения Гены, и ему стало жалко эту доверчивую дурочку.
– Я отдала ему все деньги, и он купил верблюда. Гена мне даже фотокарточку привёз.
Она вновь открыла чемодан, и, покопавшись в бумагах, лежащих сверху, извлекла оттуда небольшую мгновенную фотографию, сделанную фотоаппаратом «POLAROID», где горделиво возвышался «корабль пустыни» на фоне местной автобусной остановки и ларька, в котором предприимчивые кавказцы продавали шаурму. Верблюда за уздцы держал мальчик лет двенадцати, а рядом пристроился, улыбаясь, невзрачный мужичонка в обтрепанных спортивных штанах.
– Полюбуйтесь на Гену, – лейтенант передал фотографию Иваненко.
– Да знаю я его хорошо. И верблюда тоже знаю, только не сообразил, о ком речь идет. И осел тут раньше был. Но мы же о фермах говорили, а это – единичные штуки.
Закурив, Иваненко продолжил:
– Тут на хуторе один мой знакомый раньше жил. Это – его животные. Он с ними на трассу ходил, и полароидом всех желающих фотографировал – верхом на верблюде или на осле. Разумеется, за деньги. И детишек за деньги катал. Кстати, неплохо зарабатывал, потому что возле него всегда машины с детьми останавливались.
Верблюда и ослика на трассе вдруг вспомнили все милиционеры, неоднократно проезжавшие мимо них. Оказалось, что даже водитель Василий не раз катал на верблюде своего племянника.
– А где сейчас твой знакомый? – спросил лейтенант.
– Да он уехал куда-то, с полгода назад, наверное. Вместе с семьей. И животных его я после этого не видел. Думал, с собою их увез. А оказалось, Гене верблюда продал. Кстати, где верблюд? Пойду во дворе поищу, – с этими словами Иваненко вышел из комнаты.
– Вот, что, гражданочка, ехали бы вы домой – в Волгоград. Гена ваш никуда не делся. Отработает с верблюдом кредитные деньги, и вернется, – сказал успокаивающе Владимир Петрович, убирая листок с объяснением в папку.
– Да некуда мне ехать, – снова громко заревела Валентина и почти выкрикнула сквозь слезы, – я квартиру продала, а деньги мужу отдала!
– Вот как? – удивился лейтенант, снова доставая из папки документ: – А вот тут поподробнее.
– А что – поподробнее? – всхлипывала Валентина: – Кредит-то мы взяли, а отдавать и проценты платить нечем. Мне, как назло, на работе зарплату за три месяца задержали, а у Гены бизнес не пошел. Он мне каждый день звонил в больницу и докладывал, как у него дела. Говорил, что ему продали бракованного верблюда – через две недели верблюд облысел, а потом и вовсе сбежал. А мне как раз начали названивать из банка – первый взнос мы не оплатили, второй тоже. В банке стали требовать оплаты процентов, грозились, что в суд на нас подадут. Тогда Гена предложил мою квартиру продать, погасить кредит с процентами, а на оставшиеся деньги дом достроить. Квартиру я продала месяц назад. Новые хозяева мне разрешили немного пожить, пока я не решу вопрос с мебелью и пока они бумаги на квартиру не получат. Деньги мне сразу же дали. Большая часть из них ушла на погашение кредита, остальные Гена забрал. Решили, что, когда мебель продам, я к нему перееду, предварительно телеграмму дам. Вот, я все за бесценок распродала, на работе рассчиталась, телеграмму отбила. Вчера с чемоданом приехала. На остановке никто меня не встретил. Ну, думаю, заработался, наверное, или телеграмму не получил. Расспросила людей на трассе, нашла хутор, пришла по адресу, а коттеджа нет. Захожу в эту хибару, а тут – человек повешенный. Я так испугалась, что закричала и назад побежала. А дальше вы все знаете. Что мне теперь делать? Денег у меня мало, даже снять комнату на один месяц не хватит. Да и возвращаться на работу стыдно. Там так радовались, что я замуж за бизнесмена вышла.
– Ситуация хуже не бывает, – посочувствовал ее лейтенант, пока женщина подписывала свои показания: – Если честно, то я не думаю, что деньги у вашего мужа кто-то украл.
– А верблюда нигде нет, – сообщил возвратившийся Иваненко, – даже корма, заготовленного для него не видно. Видимо, верблюд живет в другом месте.
– Ладно, – Владимир Петрович ударил ладонью по столу, – потом будем выяснять, где верблюд, а сейчас садись на место гражданки и дай показания, как обещал.
– С радостью, – откликнулся Иваненко, усевшись на табурет:
– Я, старший сержант милиции Иваненко Владислав Федорович, в течение последних десяти лет работаю в должности милиционера патрульно-постовой службы нашего районного отдела милиции. В мои обязанности входит охрана правопорядка, то есть выезды в составе подвижной милицейской группы по звонкам граждан для пресечения действий хулиганов и пьяниц.
– Это я знаю, – перебил его лейтенант: – Давай, о Синюкове.
– А вот, как только поступил я на службу, так почти дежурства не проходило, чтобы кто-нибудь не позвонил и не вызвал милицию по адресу: улица Красных партизан, дом семнадцать, квартира три, потому что проживавшие по этому адресу граждане: Синюков Геннадий Семенович и его бывшая супруга, продавщица из пивного ларька, Синюкова Ирина Петровна, имели свойство, или обычай, как там правильно сказать, напившись, громко материться и драться между собой, а иногда, с соседями или просто с незнакомыми людьми. И если его бывшая супружница работала, то Генка этот никогда не работал, кроме как на сутках, сидел на шее у жены, и даже был судим с условным сроком за тунеядство в советское время. И был бы еще раз судим, но случилась перестройка, а потом крах социализма, и, когда безработными стали почти все, статью за тунеядство отменили. Что еще сказать? Никчемный мужик, ни на что не гож, доброго слова людям не сказал, правда, и его никто добрым словом не отметил. Зато скандалил виртуозно. Любую ссору мог завести на пустом месте, да так бойко, как будто готовился к этому три дня. По-своему был очень талантлив в двух вещах: во-первых, выпить мог за раз ведро водки, а на следующий день встать как огурчик и на физиономии – никаких следов от предыдущей попойки. Тут вечером сто грамм перед сном выпьешь, а утром на свою рожу с синими мешками под глазами в зеркало смотреть противно, а этот… Кто не знает, что он алкаш, ни за что с первого раза не поймет…
– Хорошо, а второй талант? – перебил его заинтересованно лейтенант.
– Не поверите! Красноречие! И откуда он столько слов знает? Причем, если захочет, говорит культурно и грамотно. Речи толкает как артист или председатель профкома. С подобающей жестикуляцией! Умеет подначить, завести людей. Когда в конце восьмидесятых пошли митинги за гласность и перестройку, а потом за смену политической власти в Советском Союзе, так Синяк первый завсегдатай был на сборищах, благо там заинтересованные лица выпить ему наливали. Громче всех лозунги выкрикивал – так называемый, «глас народа»! Года два назад к нам какой-то представитель приезжал от анархистской политической партии, агитировал переизбрать его в областную Думу. Генка так ему понравился, что анархист ему и работу предложил, и приодел, и с собой в город забрал. А Синюков как раз со своей Иркой разошелся. Она себе армянина нашла и Генку из дома выгнала. С новым мужем ларек открыла, а Генка обиделся и тот ларек пытался поджечь. Мы его, слава Богу, вовремя задержали и предупредили, что если самостоятельно не уберется из районного центра, то посадим. Не представляете, сколь было радости у Генкиной бывшей супружницы, у соседей и у милиции, когда Синюков с депутатом в Волгоград уехал. Думали, больше не вернется! А он, оказывается, здесь объявился.
– А почему его Синяком называешь?
– Да кличка у него среди собутыльников такая. Наверное, по фамилии.
– Его что, правда, могли из-за политики убить?
– Да какая там политика! Как напьется, становится дурак дураком. Наверное, по приезду в город, выпил лишнего, драку с окружением депутата затеял, поэтому в больницу попал. Если бы его кто-то хотел убить из-за политики, то раньше бы убили, прямо на вокзале, а не сейчас. Не верю я что-то в убийство!
По лицу Валентины, скромно сидевшей в углу и слушавшей объяснения старшего сержанта, пробежала судорога, слегка искривившая миловидные черты. Она встрепенулась, словно отгоняя от себя что-то неприятное и чуждое, привстала с табуретки и резко спросила, почти выкрикнула, обращаясь к Иваненко:
– Зачем вы возводите напраслину на человека? Пьянь он, скандалист, чуть ли не уголовник. А я его ни разу не видела пьяным! Что он вам сделал? Вы сейчас его грязью поливаете, потому что у вас на него какая-то личная обида! Я не знаю, что у вас там с Геной произошло, но он, может быть, сейчас в беде, может быть, в заложниках у кого-то находится! А вы вместо того, чтобы защитить его, стремитесь очернить, чтобы не искать и не делать свою работу! Вы зачем милицейскую форму надели? Чтобы сплетничать? – голос ее задрожал и из глаз снова, в который раз за вечер, покатились слезы.
Иваненко поначалу немного опешил, но тут же пришел в себя и бойко парировал:
– Дамочка, оглянитесь вокруг себя. Вы находитесь в жилье вашего мужа. Без слов все ясно. И не надейтесь, что где-то у него имеется тайно построенный коттедж, а враги держат Синяка в сыром подвале с целью выкупа. А мне зачем на него обижаться? Я с ним пересекался только по работе – ни он мне ничего не должен, ни я ему. У нас таких «гавриков» – треть мужского населения района. Чем ваш Гена от них отличается, чтобы его персонально оговаривать?
Он открыл красную папочку с завязками, которую до этого держал в руках, вынул оттуда лист бумаги, с отпечатанным через копирку текстом и рукописной пометкой «Копия», и протянул лейтенанту:
– Кстати, у него, наверное, есть еще один талант, о котором я раньше не догадывался. Вот, посмотрите на эту цидулку, из аккуратного Гениного архива.
– Сам прочти, глаза что-то слипаются, – ответил Владимир Петрович и широко, со смаком зевнул, давая понять, как сильно хочется ему спать, а не копаться в сомнительных бумажках.
– Хорошо, – Иваненко поднес листок ближе к глазам:
– «В органы опеки и попечительства отдела народного образования Волгоградской области от Синюкова Геннадия Семеновича.», – на секунду он умолк, пропуская адрес проживания заявителя, а затем, продолжил: «Как добропорядочный гражданин своей Родины, хочу сообщить вопиющий факт для немедленного реагирования. Рядом со мною, по адресу: хутор Ковыли, улица Пионерская, дом 3, проживает семья опустившихся людей, состоящая из престарелого, выжившего из ума дедушки – Донскова Савелия Захаровича, и его малолетних внуков: Таисии и Сергея. Дети: пятилетняя Таисия и школьник Сергей – беспризорники и оборванцы. Сергей круглый двоечник и шпана, школу прогуливает. Девчонка – замарашка, в садик не ходит. Мать детей, имени ее не знаю, так как за два года проживания на хуторе, ни разу ее не видел…», – Иваненко оторвался от чтения: – тут несколько слов забито, не разобрать, видимо сначала дал матери соответствующую характеристику.
– Читай дальше, – попросил его водитель.
– «…Нагуляла детей неизвестно от кого и бросила на деда, а сама, по слухам, подалась в Москву или в Польшу за большими деньгами и красивой жизнью. Дед Савелий тронулся умом, несет всякий бред и детей воспитывать не может. Живут они в разваливающейся халупе. Дети бегают по хутору грязные, голодные, воруют у соседей еду и все, что можно украсть. А в хуторе до них никому дела нет. Тут из соседей организовалась банда преступников, которая науськала этих оборванцев украсть у меня верблюда. Если вы не примите срочные меры, то из детей вырастут отмороженные бандиты, а дед Савелий окончательно выживет из ума и перестреляет всех из берданки. Прошу срочно сдать детей Донсковых в детский дом, а деда Савелия – в дом престарелых или в психбольницу. Если оставите мою жалобу без внимания, то я буду жаловаться в прокуратуру и везде, вплоть до новоизбранного президента Ельцина Бориса Николаевича…»
– С ума сойти! – лейтенант покрутил пальцем у виска.
– Я – сплетник? – повернулся Иваненко к Валентине: – Это ваш Гена Савелия Захаровича оклеветал!
Его перебил истеричный крик женщины:
– Видите! В хуторе орудует банда и использует детей беспризорников! А Гена, он – правдолюб, поэтому сигнализировал в соответствующие инстанции. Его, точно, похитили или убили!
– Гражданка! – не выдержал, в свою очередь, водитель, оборвав громкие вопли: – Какая банда? Савелий Захарович Донсков – бывший сотрудник милиции, Ветеран Великой Отечественной, наш наставник.
– Мы в мае у него были, поздравляли с Днем Победы, вручали гвоздики от отдела. Он находился в здравом уме и твердой памяти, и внуки у него – вполне нормальные дети. Что-то я не заметил, чтобы они были беспризорными оборванцами! – поддержал его Иваненко. – Кстати, и в доме у него чище, чем здесь. Надо бы сейчас к нему зайти. Кляузу показать. Ваш Гена еще ответит, что оболгал порядочного человека!
– Хватит! – лейтенант хлопнул ладонью по столу, – надоел мне ваш базар. Я хочу спать после дежурства! Что нам в райотделе сказали? Обратиться к местному участковому. Он, наверняка, знает, какие на хуторе банды орудуют и куда мог пропасть Геннадий Синюков. А мы свое дело сделали: труп не обнаружили, свидетелей допросили, первичный осмотр произвели.
Он снова положил в кожаную папку листки с объяснениями и закрыл ее на молнию.
За окном начало светать. Небо постепенно окрасилось в бордово-розовые тона, а потом и вовсе посветлело от поднимающегося над горизонтом солнца. В хуторе обозначились кочеты: сначала истошно закукарекал один, где-то совсем близко, а, затем, вторя ему на разные лады, зазвучал целый хор далеких и близких петушиных голосов.
Водитель, выйдя на крыльцо, вздохнул полной грудью, медленно разведя руки в разные стороны:
– Какой воздух!
Действительно, легкий ветерок принес из степи слегка горьковатый запах полыни, отдающий едва заметными нотками сладости разнотравья, напоенного дождем.
– Только у нас утром так пахнет степь, – Иваненко, набрав побольше воздуха в легкие, задержал дыхание.
И лишь лейтенант сбежал со ступенек с озабоченным выражением лица, не замечая чуда просыпающегося дня.
– Надо спросить у соседей, где участковый живет, – громко крикнул он спутникам, находившимся уже на улице возле УАЗика.
– Здесь живет, – раздался приятный женский голос из-за забора соседнего с домом Синюкова участка. Забор был довольно-таки высоким и глухим и полностью скрывал от милиционеров говорившую.
Недолго думая, лейтенант подошел к массивным металлическим воротам, со стороны улицы аккуратно покрашенным в голубой цвет. В это время калитка, примыкавшая к воротам, открылась и на улицу вышла молодая женщина в легком ситцевом платье, которое не могло скрыть округлившийся животик будущей мамочки. Её русые волосы были гладко зачесаны назад и собраны в пучок, а голубые, чуть на выкате, большие глаза светились особым светом на круглом лице.
– Я – Марина. Жена участкового Егора Сальникова, – представилась женщина: – А здесь мы живем.
Она показала на забор. Через открытую калитку был хорошо виден добротный кирпичный дом с новой шиферной крышей, дорогущими пластиковыми окнами и цветами перед крыльцом. Да и перед забором со стороны улицы в разбитой клумбе росли цветы, в основном, любимые хуторскими хозяйками, мальвы. На фоне покосившейся Генкиной мазанки, дом участкового смотрелся дворцом.
– А где ваш муж? – поинтересовался у нее лейтенант, – мне ему дело нужно передать об исчезновении вашего соседа.
– Генки? – удивилась Марина, – Да когда же он исчез? Еще вчера вечером бегал по хутору пьяный, ругался, размахивал бутылкой и грозился, что всех посадит в тюрьму.
– Во сколько это было?
– Да, примерно часов в семь вечера. Егор еще с работы из райцентра не вернулся, – задумалась, вспоминая, женщина.
– А где сейчас ваш муж? – повторил свой вопрос лейтенант.
– Так сегодня же суббота. Он в ночь вместе с Сашкой егерем уехал на Дон. На рыбалку.
– А нам что теперь делать? – спросил, в свою очередь у лейтенанта водитель.
– А вам он срочно нужен? – перебила водителя Марина.
– Срочно! Супруга Геннадия Синюкова утверждает, что ее мужа убила или взяла в заложники банда соседей, а участковому поручено провести дознание по этому поводу, – лейтенант вдруг осознал, что ему не скоро удастся попасть домой и говорил с издевкой в голосе, переходящей в интонацию полной обреченности.
– У Синяка супруга есть? – удивилась Марина, и хотела еще что-то добавить, но, сообразив, что симпатичная молодая женщина, стоявшая рядом с милиционером, и есть та самая жена, смутилась и замолчала.
– Знаете, что, – возобновила она разговор через некоторое время, наверное, чтобы прервать затянувшееся молчание и выйти из неловкой ситуации, которую сама и создала: – Мы на хуторе недавно – с апреля месяца. Родители нам дом здесь купили после свадьбы. Мало кого и про кого знаем. Вы сходили бы к Савелию Захаровичу, он, напротив, живет, вон там, – она показала в сторону небольшого домика, стоящего у одиноко растущего высоченного тополя, метров через двести наискосок от Генкиного жилища, – он старожил, все про всех вам расскажет в подробностях. Заодно попросите его внука Сережу на велосипеде съездить за моим мужем. Он дружит с пасынком егеря, знает, где мужики рыбачат. А, ладно, давайте я вместе с вами схожу!
Передумав, она направилась в сторону дороги.
– Да неудобно как-то, – остановил ее Иваненко, хорошо знавший местный обычай не приходить в гости с пустыми руками, – там дети живут, а у меня с собой – ни конфетки, ни шоколадки.
– Ой, правда! – Марина быстро метнулась в калитку и через несколько минут вышла на улицу с большим целлофановым пакетом в руках. Она быстро догнала милиционеров, уже направлявшихся к тополю.
– А соседи у Синюкова – только мы и Донсковы, – сказала она Валентине.
3.
Сережа, Тася и Савелий Захарович
Фары машины осветили дорогу и скользнули по окошку беленого домика, стоящего в глубине двора, окруженного невысоким забором. Сережке не спалось. Он проснулся посредине ночи от стука дождя, барабанившего по крыше, и с тех пор не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок. Дождь кончился, и сладкая дрема начала овладевать мальчуганом, но тут звуки хлопающих дверей автомобиля, хорошо слышные через распахнутое настежь окно, заставили его подняться и посмотреть, что делается снаружи дома. Он отдернул занавеску, ниспадающую на пол красивыми фалдами, и через москитную сетку увидел, что к дому соседа подъехал милицейский патрульный автомобиль.
– Вот гад, теперь на нас и в милицию нажаловался, – зло процедил Сережка сквозь зубы, и громко закричал, будя остальных обитателей дома: – Дед, Таська, вставайте! Вскоре к нам гости пожалуют!
Дед проснулся сразу же, Тасе вставать не хотелось. Услышав зов брата, она долго не могла открыть глаза, но, в конце концов, осознав опасность, встала, накинула халат и подошла к окну в зале, где дед и Сергей уже наблюдали за тем, что происходит у Генкиной хибары. После того как два сотрудника милиции и какая-то женщина вошли в дом Синяка, Савелий Захарович с надеждой в голосе спросил детей:
