скачать книгу бесплатно
– …Может, конечно, показаться, что все, о чем я рассказал, это ерунда: никто не умер, не болен, – продолжал Альберт, когда после продолжительного отдыха беседа с врачом была возобновлена, – но это когда смотришь со стороны, или все это происходит порционно. Но когда все сваливается разом…
Версию об обмане с датами со стороны врача Альберт отверг сразу при пробуждении, так как персоной, за которой хоть кто-то всерьез мог бы охотиться с неблагоприятными намерениями, однозначно не являлся, а шизофренией не страдал.
– Я помню, что думал об этом, думал о причинах. Не знаю, насколько это важно, и описать это сложно. Мне казалось, что я не сделал чего-то в своей жизни, из-за чего теперь моя жизнь как бы… сама очищается от всякой ненужной ерунды. Наподобие работы, украденных из квартиры вещей, машины.
Выражения приходилось выбирать очень тщательно: Альберт прекрасно понимал, что точно передать весь ход своих мыслей в паре бесед не сможет, да и не хочет. Вместе с тем, показаться сумасшедшим также не хотелось. Отсутствия памяти в списке недугов было вполне достаточно.
– …Но дальше вообще все пошло по странному сценарию. Только я стал отходить от произошедших со мной неприятностей, появился тот человек, с которым я ехал в машине в момент аварии. Мы встретились в кофейне, где он бесцеремонным образом подсел ко мне. И завел разговор как раз о том, что меня тогда больше всего беспокоило: о моих сомнениях в части некой невыполненной мной работы. Сказал, что я должен что-то этому миру. Мы проговорили… около получаса, а может, целый час…
С каждым последующим вынутым из памяти фрагментом вспоминать Альберту становилось сложнее. С каждой следующей фразой паузы становились чуть длиннее. Где-то на этих событиях прямая событийная линия начинала путаться и прерываться. Ощущалось сопротивление памяти, но вместе с тем память будто силилась выдать рассказчику что-то еще, что как будто и вовсе не относилось к вещам, про которые он только что рассказывал. Альберт понял, что в его памяти начинают всплывать события и образы, привидевшиеся ему, вероятно, в то время, когда он был без сознания после аварии.
– Я, помню, вышел из какой-то двери, – продолжил Альберт, резко сменив тему повествования с единственной целью: не утерять тонкий след едва уловимого, но одновременно очень четкого в своих деталях воспоминания, – И пошел по улице, мощеной камнем. Я шел недолго. Дошел до узкого перекрестка, где увидел других людей. Этих людей я не помню, но среди них не было того, кто подсел ко мне в кафе, Семена. И точно не было вообще знакомых мне людей. Я почему-то был нем и все же решил заговорить с ними. Однако, как только я открыл рот, меня мгновенно сразил сильный страх. Страх сбил меня с ног, и я упал на камни мостовой. Люди не могли помочь мне, потому что не видели меня. Очень быстро страх перерос в ужас: они не видели меня из-за того, что меня там не было. Потом я как-то поднялся и пошел обратно, но так, словно шел по болоту: с каждым шагом невероятными усилиями выдирая свои ноги из дорожного полотна. И там же я, оказавшись не в силах сопротивляться пожирающему меня пространству, умер. Не пройдя и квартала.
Альберт говорил, не прерываясь, а когда договорил до конца, застыл, удивленно глядя на врача. Воспоминание не было мимолетным: после того, как оно было озвучено, оно осталось в памяти во всей своей красе и с не к месту удивительной четкостью.
– Видимо, наркоз… – виновато резюмировал Альберт, желая продемонстрировать доктору способность отделять реальность от фантазии.
Альберт задумался над тем, что сейчас, возможно, самое время созвониться с людьми, с которыми постоянно общался, чтобы узнать у них о происходивших незадолго до аварии событиях, вместо того чтобы по крупицам собирать эту информацию в своей голове. Но и здесь были свои минусы. Во-первых, последнее время Альберт тесно не общался почти ни с кем, что было связано с подавленным состоянием из-за навалившихся неприятностей. И в связи с этим присутствовали большие сомнения, что кто-то, помимо него самого, сможет поведать о предшествующих аварии обстоятельствах. Во-вторых, Альберт с трудом представлял себе звонки разным своим знакомым с просьбой рассказать ему о том, что же именно он делал пару недель назад. Такие разговоры требуют длительных пояснений, а полезный результат у них с учетом первого пункта будет крайне низким. Альберт понимал, что вместо поиска нужной информации это мероприятие обернется информированием всех знакомых о том, что с памятью у него серьезные проблемы. Тогда как еще в начале разговора Альберт даже хотел попросить врача, чтобы по возможности к нему не пускали посетителей до тех пор, пока он вновь не обретет полную уверенность в собственной памяти. Озвучить свою просьбу он постеснялся, но и требовать телефон пока не спешил.
И, наконец, в-третьих, доктор озвучил текущую дату, в соответствии с которой в памяти Альберта отсутствовал совсем незначительный временной отрезок. Альберт был уверен, что способен вспомнить события этого отрезка достаточно быстро без того, чтобы наводить панику среди знакомых.
Доктор не торопил рассказчика, спокойно ожидая продолжения и не давая никакой обратной связи. Последний эпизод никоим образом его не смутил. Альберт же, будучи, напротив, несколько сбит с толку неожиданным воспоминанием, вернулся к предыдущей теме…
– Итак, Семен. Я пил кофе в знакомой кофейне, где бывал периодически. В какой-то момент он просто подсел ко мне и завел разговор. Меня, в общем-то, удивило такое поведение, но выглядел он вполне прилично, общался дружелюбно… Он спросил меня, чего я жду, находясь в этом мире. В том смысле, что я, видимо, должен сделать что-то, но тяну с этим. …Интересный был диалог. Куда же мы могли ехать с ним?..
Так вот. Он рассказал, что этот мир построен вокруг меня. С единственной целью – принять мои действия, направленные на его качественное изменение. Все: люди, предметы – все, что здесь есть, – является фоном вокруг меня. И всем вокруг об этом известно, все живут, понимая свою роль. Кроме меня, разумеется.
То, что я сейчас пересказываю, разумеется, несет в себе интересный философский подтекст, – решил пояснить Альберт, пытаясь максимально точно донести смысл точки зрения Семена, – но тот человек настаивал именно на практической стороне этой теории. То есть он имел в виду ровно то, что говорил, без всяких переносных смыслов. Он сказал, что до моего рождения этого Мира не существовало, как не будет его и после моей смерти. И люди знают о моей особой роли. Ждут от меня ее выполнения, но я затягиваю с этим. Он наблюдал за мной, а потом решил спросить меня прямо: что я собираюсь дать этому миру.
Кстати, где вообще сейчас этот человек, не знаете? Ваш коллега сказал, с ним все в порядке.
– Это рассказал ваш друг, который навещал вас. К сожалению, больше я ничего не знаю. Полагаю, раз вы куда-то ехали вместе, скоро вы сможете доделать начатое.
– Ясно… Другой человек на моем месте покрутил бы ему пальцем у виска в ответ на такие вопросы. Но что-то было в его рассказе или поведении. Или даже во мне самом. Ведь он говорил примерно то, что я слышал ранее в себе. Мне, разумеется, не близка идея, что я здесь центр вселенной: с самооценкой у меня все в норме. Но интуитивно я давно чувствовал, что мне нужно сделать что-то важное. Что-то, помимо заработка денег и последующей их траты.
И еще этот человек сказал мне, что мой мир рушится из-за моего бездействия. Он откуда-то знал о том, что со мной происходит – ведь события, про которые я рассказывал, посыпались на меня как из рога изобилия почти одновременно, и после произошла эта встреча.
Все эти подробности, наверное, излишни для наших целей, но вы сами сказали, что степень подробности определяю я. И кроме того, я действительно начинаю вспоминать, что было потом!
Альберт почувствовал небольшой прилив сил от того, что память начала постепенно возвращать ему утраченные воспоминания. Сейчас это было весьма кстати, так как длительные разговоры по-прежнему вызывали у Альберта сильную усталость.
– Итак, это может показаться вам глупым, но я не «послал» этого человека. Наоборот, прислушался к тому, что он говорит, несмотря на неоднозначную и даже настойчивую форму подачи информации с его стороны. Я попросил время, чтобы обдумать его вопрос. И мы договорились встретиться снова. А потом я помню, что искал этого человека в социальных сетях, но не смог найти ничего о нем. Мне показалось, что человек с такой харизмой должен быть актером или оратором. Или в какой-то момент я решил, что это психолог, которого наняли мои друзья, чтобы помочь мне раскидать бардак в голове. Хотя сейчас понимаю, что на форму психотерапии все это не очень походило…
Должен признаться, этот разговор произвел на меня сильное впечатление. Я потом даже пытался проверить, не наблюдают ли за мной другие люди, ожидая изменений мира, как и рассказывал Семен. Видимо, когда мы ехали с ним, это и была наша следующая встреча. Может, я куда-то заехал за ним или встретил его случайно. Но здесь я пока вынужден фантазировать.
Вильям, что вы думаете по этому поводу? – спросил Альберт, будучи уже чрезмерно уставшим и все же испытывая некоторое удовлетворение от того, что воспоминания возвращаются.
– Если вы спрашиваете меня про суть вашего разговора с тем человеком, профессиональная этика не рекомендует мне комментировать ваши размышления. Что же касается нашего взаимодействия, вы делаете все правильно. Приятно работать с людьми, которые сами стремятся помочь себе. Сейчас вы уже утомлены, в следующий раз посмотрим, какие будут подвижки, и попробуем дать первый прогноз вашему восстановлению.
Альберту не пришлось объяснять врачу свою усталость, и тот в нужный момент покинул комнату, оставив пациента с непростыми мыслями о том, сколько могут стоить услуги столь деликатного доктора и сколько денег, соответственно, придется возвращать Портнову.
Альберту по-прежнему было невероятно сложно двигаться. Каждое его движение отнимало массу сил и даже при этом оставалось неточным и смазанным. И хотя Альберт не мог сказать, что тело или какие-то определенные его части не слушались команд, он опасался возможной дисфункции мозга – его части, отвечающей за движения, – именно так он смог сформулировать для себя свои догадки. Его также беспокоило, что как раз в этом направлении врач вроде бы ничего не делает и не дает никаких рекомендаций.
Находясь в одиночестве и устав перебирать доступные воспоминания, Альберт без излишнего усердия занялся разработкой мышц, разумно предполагая, что скоро они ему все же понадобятся. Еще не имея возможности даже приподниматься на кровати, он повертел головой по сторонам, с трудом подвигал руками, и… память снова вернула ему эпизод из событий, никогда не происходивших с ним в действительности. Эпизод был совсем коротким, но как только Альберт зацепил его своим вниманием, тот разросся до масштабов едва ли не полноценного воспоминания, включающего в себя, возможно, несколько дней или недель. И что было еще хуже, этот эпизод наглядно продемонстрировал Альберту куда более серьезные трудности с его памятью, нежели предполагались изначально. Работа по восстановлению утраченных частей памяти не пугала, но вот к обнаружению в себе «чужих» воспоминаний Альберт готов абсолютно не был.
Обратная сторона листа
– …Доктор, не знаю, как объяснить это… вы помните, в прошлый раз я рассказал вам какую-то ерунду про людей, с которыми пытался заговорить, но безуспешно, и про дорогу, по которой я потом пытался вернуться? Туда, откуда пришел. Воспоминание, которое появилось само по себе из-за наркоза?
– Конечно. Хорошо помню.
– Это еще не все… Я снова вспомнил кое-что. Из-за физической неспособности двигаться я… со мной такое уже было. Такое ощущение, что это были какие-то воспоминания из младенчества, когда я только учился двигаться. Меня учили этому, но только в моих воспоминаниях я был уже взрослым.
Альберт замолчал, пытаясь вернуться в эти воспоминания и уловить, когда все это могло бы случиться, будь оно на самом деле. Кроме того, именно сейчас он и вовсе засомневался в необходимости посвящать врача в подобные воспоминания и сам факт их присутствия.
Врач мгновенно уловил колебания Альберта.
– Сейчас нам важны любые воспоминания, поэтому вам стоит рассказать, в том числе, и о тех событиях, которые не имеют временной и логической привязки. Заставляйте свою память работать. Лучше мы обсудим воспоминания, которые кажутся вам фантастикой, нежели позволим себе упустить что-то важное из реальности.
Альберт молчал, пытаясь понять, к чему может привести прощупывание и воспроизведение воспоминаний, имеющих весьма сомнительную природу.
– Думаю, мне стоит рассказать вам кое-что о подобных воспоминаниях, – продолжил врач. – Уверен, вы в курсе, что жизнь человека не состоит исключительно из тех событий, которые мы наблюдаем, когда бодрствуем. Любой человек живет также во сне. И не имеет значения, помним мы эти сны или нет. Все, что мы переживаем во сне или даже, как вы верно заметили, во время наркоза, четко фиксируется в нашей памяти. Другой вопрос, что фиксируется оно, если условно представить память в виде листа бумаги, не на той стороне листа, где находятся воспоминания из знакомой нам жизни, а на его обратной стороне. Поэтому, к примеру, во сне иногда мы можем узнавать места, в которых в обычной жизни никогда не были. Когда же мы находимся вне сна, эта обратная сторона, как правило, скрыта от нас.
Далее. У вас была травма. Появление доступа к тем воспоминаниям, которые были забыты до этой травмы, вероятно, является ее последствием. Для вас это необычно. Кого-то это может пугать. Сами возникающие в памяти события также могут нести в себе совершенно разный эмоциональный посыл: они могут быть приятными, могут быть нейтральными или даже страшными или еще какими угодно. Да, в силу природы большую часть времени эти воспоминания человеку недоступны. Но значит ли это, что нужно отрицать сам факт их существования только из-за того, что это необычно? И правильно ли ограждаться от них, когда доступ к ним уже есть? Едва ли.
Заранее могу предупредить пару возможных вопросов. Хорошо ли то, что сейчас вы помните вещи, которые раньше доступны вам не были? Это не хорошо и не плохо, это данность. Однозначно сказать, сколько пробудут с вами эти воспоминания, я не могу: они могут уйти, а могут остаться с вами еще на какое-то время. Хотя такое происходит реже. Ваша текущая задача – сохранить к ним по возможности спокойное отношение.
Кстати. Ситуации, когда человек при таких симптомах начинает путать воспоминания с разных сторон листа, встречаются крайне редко. И в вашем случае этого произойти не должно.
Объяснения доктора несколько успокоили Альберта, и после кратковременного их осмысления он вернулся к рассказу.
– …Я был недвижим. Однако все понимал и даже испытывал дискомфорт от невозможности двигаться. Рядом был другой человек, он учил меня двигаться. Возможно, мой отец. Но он вел себя не так, как ведут себя родители. И, как я сказал, я был… или ощущал себя уже взрослым. Этот человек подробно объяснял, как мне инициировать движения. Объяснял не как ребенку. Но при этом был терпелив. Объяснял много раз, и каждый раз находил новый способ донести до меня, как именно заставить мое тело двигаться.
Нет, это был не мой отец. Я, кажется, не знал этого человека в реальном мире. Скорее, это все же были сны, возникшие из-за моей неспособности двигаться здесь, пока я был в полубессознательном состоянии. Доктор, могло ли такое быть, что я приходил в себя здесь, но не помню этого?
– Да, такое возможно: во время пограничных состояний, порождаемых болезнью, могут образовываться воспоминания, являющиеся смешением реальности и сна.
– Больше всего меня беспокоят не те события, о которых я вам рассказываю. Больше всего меня пугает невероятное ощущение реальности, сопутствующее всему этому. Если до того, как вы пришли, я еще мог убеждать себя, что все это мне приснилось, то сейчас, несмотря на абсурдность и невозможность произошедшего, я понимаю, что каким-то фантастическим образом события эти со мной все же происходили. И вместо того, чтобы вспоминать то, что нужно, я вспоминаю то, от чего предпочел бы держаться подальше.
Доктор, мне… мне, кажется, нужна помощь. Похоже, я схожу с ума.
Последняя реплика Альберта была уже не столько криком о помощи, сколько жестом отчаяния. Он не верил в чудо-докторов, способных излечивать болезни, сопровождающиеся спутанностью сознания, посредством пространных разговоров о воспоминаниях. Зато верил в жесткие седативные препараты, которые грозили ему в самом ближайшем будущем, если сознание не придет в норму.
– Что мне давали здесь?
– Ничего, кроме того, что вы видите вокруг себя.
Возле Альберта не было ни капельницы, ни лекарств. Комната, скорее, была небольшим гостиничным номером, нежели палатой в больнице.
– Шут с ним со всем…, – резким усилием воли прекратил Альберт свои жалобные фантазии о печальном будущем в белых стенах и смело нырнул в самую глубь новых воспоминаний.
– Тот человек, который учил меня двигаться, был очень мудр. То ли до того, как он научил меня двигаться, то ли уже после я был на лекциях, которые он проводил для каких-то особенных людей. Для людей, у которых что-то случилось.
И еще он научил меня говорить. Это был некий особый язык, который не был известен мне прежде. Тот человек не учил меня словам, он ввел меня в сферу этого языка, дал мне доступ к нему, так как слова, на этом языке озвученные, самим человеком не произносились. Каждая фраза как будто уже существовала в пространстве бесконечно долгое время в ожидании того, как человек коснется ее своим желанием. И когда эта фраза становилась произнесенной, она не только меняла свое место в пространстве, она оживала в нем, так или иначе меняя его суть. Это был язык, не терпящий голословности. Использование его требовало высокой степени ответственности. И я осознавал эту ответственность.
Он говорил, что человек всецело занят чтением Мантры и потому живет с закрытыми глазами. Говорил, что Мантра – это текст мира, который нас окружает, его доскональное описание. И одновременно Мантра – это тот поток энергии, за счет которого люди воспроизводят свой Мир, договорившись о том, каким они должны его видеть. И жестко зафиксировав эту договоренность в тексте Мантры. Люди транслируют Мантру неосознанно и оттого не только не способны контролировать ее, но нередко и вовсе оказываются поглощены ею настолько, что растрачивают свою жизнь впустую, так и не поняв, к чему им стремиться, либо не найдя сил для этого стремления.
Тот человек учил других осознанному контролю Мантры без ее остановки. Он был над Миром, в котором мы находились, но в то же время, не переставал быть обычным человеком. И я имел возможность общаться с ним.
Хоть по-прежнему не понимаю, где и как это было. И не понимаю, как это вообще могло быть…
Альберт на секунду прервался, но, поняв, что у врача было бы бесполезно спрашивать какие-то пояснения насчет содержания его снов, вернулся к воспоминаниям.
– Я пребывал в другом мире – отличном от нашего. И все, что рассказывал мне тот человек, касалось того мира, где мы находились. Но каким-то невероятным образом перекликалось и с нашей реальностью.
Тот мир был собран Коллективной Мантрой – Мантрой, поддерживаемой живущими в том мире людьми. Мир этот – его называли Первичным Миром – был во многом похож на тот, к которому мы привыкли. Там тоже жили люди, у которых были свои дела, желания и убеждения. Улицы и дома в том месте были идентичны обычным домам в нашем мире, на улице я видел людей с детьми, животных: все, как и здесь.
Но в то же время тот мир не был материальным. То есть люди там не имели физического тела, равно как и предметы не были твердыми в привычном нам понимании. Это был Мир визуальных образов, состоящий из света так, как наш мир состоит из материи. Судя по всему, я провел там не день и не два: я пробыл там много времени, поскольку, кажется, знаю тот мир слишком хорошо для беглого знакомства. И я не появился там с этим знанием, так как прямо сейчас помню с десяток ситуаций, когда мне подробно объясняли разные нюансы.
В том Мире к определенному возрасту человека его визуальное тело исчезало: примерно к тридцати с лишним годам. Это было связано с уровнем энергии, который снижался к этому возрасту, снижался в основном из-за постоянного неконтролируемого транслирования Мантры. Со снижением уровня энергии частота Мантры как энергетического потока менялась, и Мантра начинала собирать вокруг человека другой Мир. Не тот, в котором продолжали существовать остальные люди. Визуальное тело при этом исчезало не сразу, а постепенно, растворяясь в пространстве, становясь все прозрачнее; человек не умирал, но, как я уже сказал, перемещался из Первичного Мира в собственный – собранный только его Мантрой. Люди, которые оставались в Первичном Мире, считали такой переход смертью. Существование в том Мире подобного ошибочного мнения в качестве единственно верного с точки зрения обычного человека – существующего в нашем мире – может показаться парадоксальным. Человек, знакомивший меня с тем Миром, объяснял это всеобщее заблуждение усыпляющим действием Мантры: подавляющее большинство людей способны мыслить только в рамках текста Мантры – общепринятого описания Мира. А поскольку, несмотря на подробные объяснения, феномен этот для моего понимания все равно оставался недоступным, он привел мне пример аналогичного заблуждения людей в нашем Мире! Основываясь при этом только на сведениях из моих рассказов!
Альберт снова сделал паузу.
– …Между нами происходили десятки диалогов. Он научил меня двигаться, говорить. Рассказал, как существует тот мир, в котором я находился. Как он устроен. Это был длительный временной период, хотя я и не понимаю, какой именно.
И это было уже после того, как я познакомился с Семеном! Однозначно, после: с тем человеком мы обсуждали мои с Семеном беседы. И таких бесед было две!
Да, доктор, все постепенно встает на свои места! Вы были правы!
Во-первых, все, что мне привиделось, происходило все же, пока я был в бессознательном состоянии, уже после аварии. Иначе в том таинственном Мире, про который я рассказывал, мы бы не обсуждали человека, с которым я познакомился незадолго до автокатастрофы.
Во-вторых, когда мы с Семеном попали в аварию, это была не вторая наша встреча. Может, третья или еще какая-то, но вторая точно произошла раньше. Я сейчас вспоминаю, что еще при первом знакомстве в кафе мы договорились встретиться там же через неделю. И наша вторая встреча состоялась! Мы вновь говорили про то, что именно от меня требуется в этой жизни. Я высказал ему свои предположения, должен признаться, весьма банальные: дети, работа, творчество. А он рассердился и как-то экстравагантно, не попрощавшись, вышел. Резковато как-то. Что-то сказал громко, на все кафе, так, что я почувствовал себя идиотом. И вышел. Не помню точно: может даже обозвал меня как-то. В общем, странная была встреча. Да и ладно.
Но вы были правы, доктор! Даже через эти необычные воспоминания, события из которых вроде бы со мной никогда в действительности не происходили, ко мне возвращаются воспоминания из реальной жизни. Одно цепляется за другое. С одной стороны, это кажется странным: события с обеих сторон листа как будто имеют некую зависимость между собой. И даже последовательность. Но с другой стороны, метод работает! Думаю, у вас исключительно интересная сфера деятельности, Вильям. Даже немного завидую…
Впервые за время пребывания в больнице Альберт почувствовал нечто вроде удовлетворения. Последний разговор и его результаты выглядели вполне обнадеживающе. Во-первых, память действительно возвратила ему один из утраченных фрагментов. Пусть пока и не полностью. Дело сдвинулось с мертвой точки, при том, что с момента его пробуждения прошло не более двух дней. Такими темпами с определенными поправками на физическое состояние уже через неделю он будет помнить все, что нужно, и, наверняка, вернется домой.
Во-вторых, врач сразу стал использовать правильный и действенный метод. Без лекарств. Без губительных препаратов. Только воспоминания, только самостоятельная работа Альберта. Врач показал себя с профессиональной стороны, и его навыкам, похоже, можно было доверять.
Наконец, в-третьих, пласт воспоминаний из некоего несуществующего Мира, хотя и продолжал пугать своей реалистичностью, все же нашел свое примерное место во времени, и, кроме того, оказался чрезвычайно полезен в восстановлении событий, происходивших в реальном Мире.
Заприметив в этих странных воспоминаниях как минимум возможный ключ к недостающим фрагментам памяти, Альберт еще более углубился в них, стараясь не упускать ни малейшей детали.
Собранная мозаика
Воспоминания открывались Альберту тем легче, чем чаще он пытался прикасаться к ним своими мыслями. Казалось, ему достаточно было уловить некий отдельный фрагмент своего разрастающегося сна, как тут же за этим фрагментом появлялись еще целые эпизоды, дополняя историю новыми подробностями. Набор почти несвязных поначалу и не имевших места в реальности воспоминаний постепенно трансформировался в целый кусок его жизни, пусть даже ранее почему-то недоступный, и Альберт приходил к выводу, что игнорировать вопрос природы этих воспоминаний у него уже не получится. Однако пока первостепенной задачей по-прежнему оставалось восстановление полной цепи событий перед аварией.
Альберт вспомнил, что человек из сна, знакомивший его с новым Миром, рассказывал об организации под названием Белый Крест, членом которой являлся. Эта организация преследовала своей целью изменение текста Коллективной Мантры таким образом, чтобы включить в него собственно информацию о самой Мантре и ее роли в мышлении и энергетическом строении человека. Что постепенно должно было привести к открытию сознания человека для тех явлений и информации, которые присутствовали в энергоинформационном пространстве, но не имели описания в тексте Мантры. В том числе для образующей силы, именуемой Высшим Разумом или Богом.
Тот человек рассказывал, что пока, на текущем этапе развития человечества, большинство людей могли воспринимать обращения Бога лишь через Внутренний Зов – некую интуитивную тягу к чему-либо, желание или, наоборот, страх перед чем-либо, возникающие за пределами сознания и первоначально нерасшифрованные, но которые все же при определенных усилиях возможно было истолковать. Тем не менее человек, не утруждающий себя попытками интерпретировать требования Внутреннего Зова, имел все шансы и вовсе перестать его «слышать». Что на практике со временем происходило со многими.
Большинство членов Белого Креста исполняли одну из трех ролей, каждая из которых предусматривала определенную деятельность внутри организации: роль Диктора, Следящего или Корректора. Альберт, казалось, никогда не интересовался количеством людей, входящих в Белый Крест, и тем более количеством представителей определенных ролей, но по некоторым деталям определил для себя, что Дикторов было больше остальных, так как их деятельность была базовой. Дикторы практиковали направленное изменение текста Мантры, транслируя в нее так называемые Встраиваемые Идеи – короткие, но емкие тезисы, которые при появлении в тексте Коллективной Мантры делали ее более широкой и гибкой.
Встраивание таких идей в Мантру производилось Дикторами путем длительного непрерывного поддержания этих идей в своем мышлении. После чего их смысл, а нередко и точная формулировка, появлялись в сознании других людей, находящихся в Мире, выстроенном той же – Коллективной – Мантрой: в Первичном Мире. В энергетическом потоке Мантры такая идея формировала новый энергетический вектор, меняющий эту Мантру и, соответственно, выстроенный ею Мир.
Встраиваемые идеи не являлись продуктом мышления людей, включая членов Белого Креста. Каждый из таких тезисов приходил к людям непосредственно от Высшего Разума, и только такие идеи возможно было встраивать в Мантру. Что исключало любые мыслимые злоупотребления со стороны человека.
Диктором мог стать не любой: это были люди, отличающиеся особым, бережным отношением к окружающему Миру. Люди, осознававшие ответственность за окружающий Мир, способные хранить его и о нем заботиться. И нередко такие качества возникали у людей лишь тогда, когда Первичный Мир оказывался для них уже утраченным.
Период перехода в собственный Мир для человека всегда оказывался незамеченным, так как частота Мантры менялась медленно, и перед человеком продолжала существовать иллюзия пребывания в привычном ему пространстве. До самой смерти человек наблюдал все те же картины, что и раньше, видел, будто, тех же людей, и лишь где-то в глубине весь остаток жизни мог чувствовать невосполнимую утрату, поскольку собственный Мир человека несравнимо более скуден количеством энергии, нежели Первичный. Остаток жизни в собственном Мире человек проводил среди теней, образов, но не среди таких же, как он, людей.
Вместе с тем, люди, утратившие Первичный Мир, становились более восприимчивы к требованиям Внутреннего Зова, и отдельные из них, руководствуясь желанием вновь наполнить свой Мир, начинали эти требования реализовывать. Порой Мир вокруг них преображался. Это происходило редко, но таких людей можно было выследить и искусственно вернуть в Первичный Мир, чтобы дать тем самым возможность использовать приобретенные навыки уже в Первичном Мире, работая на эволюцию всего человечества.
Поиском таких людей и их возвращением из собственных Миров занимались Следящие. Люди, способные стать Следящими, встречались крайне редко, поскольку их энергетическое тело имело уникальную структуру. Такая структура позволяла Следящему накапливать количество энергии, достаточное не только для направленного изменения частоты своей Мантры с целью перехода в собственный Мир другого человека, но и для изменения частоты Мантры человека, возвращаемого в Мир Первичный.
Любой подобный возврат был связан с большим количеством сложностей, так как искусственное изменение частоты Мантры всегда являлось болезненным и нестабильным. Психика возвращаемого человека, независимо от его силы и открытости требованиям Внутреннего Зова, на протяжении еще долгого времени нуждалась в серьезном контроле. Адаптация такого человека в Первичном Мире – в Мире, где, если его и помнили, то считали умершим, где уже ушли в собственные Миры многие, чьи образы присутствовали с ним в его собственном Мире, – требовала длительного времени. Одно только осознание факта возвращения в Первичный Мир и одновременно утраты многих достижений Мира собственного никогда не проходило для человека даром. Такой адаптацией занимались Корректоры – люди, обучавшие возвращенных поддерживать частоту Мантры Первичного Мира.
Всю эту информацию пациент подробно рассказал доктору при следующем их сеансе. Доктор слушал умеренно внимательно, не прерывал Альберта и будто даже пытался не упускать основную нить повествования. Альберт, в свою очередь предполагая, насколько непросто сохранять внимание, когда слышишь подобные истории, по мере возможности пытался поддерживать логику в своем рассказе. Давалось это с трудом, и оттого к моменту, когда воспоминания «с той стороны листа» подошли к концу, Альберт испытал ощутимое облегчение.
– То, что вы рассказали, довольно интересно, – сдержанно произнес доктор, дослушав рассказчика до конца, – после того, как восстановим линию событий из нашей реальности, сможем подробнее обсудить и эти воспоминания.
Но сейчас вернемся к событиям вашей обычной памяти. Что удалось восстановить?
– По правде говоря, почти ничего, – сознался Альберт. – Память в этот раз оказалась настолько же щедрой в части воспоминаний из снов, насколько скаредной в возвращении событий реальности.
…я бы даже сказал, вообще ничего.
– А если все же вернуться к «почти ничего», что именно вы вспомнили?
– Вспомнил кое-что про то, как я искал информацию о Семене после нашей первой встречи. И еще что-то раньше… – неохотно ответил Альберт.
Доктор молчал, пристально глядя на Альберта.
– …Эта вторая встреча с Семеном. Никак не дается. Как будто барьер какой-то.
– Не можете вспомнить?
– Не то, чтобы не могу. Просто… то, что я вспоминаю, это ерунда какая-то.
Альберт еще помолчал, в очередной раз засомневавшись, стоит ли говорить об этом. Но уже через секунду решил, что альтернатив нет: глупо раскрывать симптомы врачу частично.
– Помните, я сказал, что у нашей с этим человеком второй встречи был неожиданный финал – он рассердился и вышел, что-то ляпнув на всю кофейню? Так, что все обернулись? Так вот. Он не рассердился.
Он сказал, что раз мой мир рушится и плана по остановке этого разрушения у меня нет, то он уходит. Не знаю, куда он там собрался уходить, но он так сказал. Совершенно спокойно. Это он еще только мне сказал. А когда он встал из-за стола – я это сейчас очень отчетливо помню, – он обратился ко всем, кто сидел в зале! Привлек их внимание и громко произнес, что ждать от меня нечего. И что это была провальная попытка мира. И потом сказал им, как бы призывая уйти вместе с ним: пошли отсюда.
Вам это покажется странным, доктор, но люди в зале – Альберт стал отчетливее, но тише проговаривать каждое слово, будто делился какой-то удивительной тайной, – стали подниматься с мест и уходить. Один за одним. Даже официанты. Даже повара. Это выглядело… Это была какая-то мистика. Какой-то гипноз. Я сейчас вспоминаю и не могу понять, это действительно со мной было или… снова какой-то сон. Но если сон, то почему он так плавно вытекает из того, что я считаю реальностью?
– Возможно, это был какой-то сговор? Розыгрыш?
