Война меча и сковородки

Глаза Сесилии наполнились слезами, и она протянула руки, словно хотела поддержать неудачливого жениха, но опомнилась и отошла на два шага, прислонившись к боку каменной горгульи.

– Эмер не со зла, – сказала она скрепя сердце и защищая подругу, которая по её разумению защиты не заслуживала. – Она тоже волнуется.

– Давайте не будем говорить сейчас о леди Эмер, – сказал Ранулф. – Позвольте мне ещё немного насладиться этим прекрасным вечером. Ведь завтра… завтра всё закончится.

– Всё закончится, – эхом отозвалась Сесилия.

Они немного помолчали, а потом Ранулф смущенно взъерошил волосы.

– Как странно, – сказал он, запинаясь. – Весь вечер подле вас я заливался соловьем, а ведь вокруг было столько людей… Теперь же, когда мы одни, я стал косноязычен и робок, как ребёнок. Мечтал поговорить с вами о книге, а теперь не хочу о ней даже вспоминать.

– Тогда и не будем, – сказала Сесилия. – Знаете, в глубине сада есть старый дуб. Под ним всегда растут фиалки. Они особенно сильно пахнут ночью. Я бы сорвала несколько, чтобы поставить на столик возле постели…

– Возле постели, – повторил Ранулф, как зачарованный, наклоняясь к Сесилии совсем близко.

Не столько для того, чтобы расслышать, что она говорит, сколько для того, чтобы хорошо видеть её лицо.

– Но уже темно, я побоюсь идти туда одна. Может, вы возьмете факел и проводите меня? К фиалкам…

– Я выполню вашу просьбу с готовностью и удовольствием, – заверил он, забрал у левой горгульи факел и поднял его повыше, чтобы осветить путь.

Сесилия чинно сложила руки и пошла по песчаной дорожке, обложенной с двух сторон плоскими камнями. Следом за ней шел Ранулф. Чтобы освещать дорогу и не обжечь девушку, ему пришлось сойти с дорожки, и он запинался в высокой траве.

Они миновали озеро и подошли к дубу. Сесилия была здесь несколько раз в прошлом году. Тогда ей не надо было искать себе мужа, и она убегала от своей покровительницы леди Дерборгиль сюда, в сад, чтобы провести несколько спокойных часов вдали от шумного и суетливого королевского двора.

Теперь она тоже наслаждалась покоем. И ещё присутствием приятного человека. Ей нравилась услужливость и мягкость манер Ранулфа, но она понимала, что то, что привлекало её, едва ли понравится её своенравной подруге. Эмер ценила в мужчинах силу, доблесть, храбрость и красоту, и мало задумывалась о таких качествах, как доброта и терпение. А ей, Сесилии, пришлось видеть, как отец поколачивал покойную мать и как быстро утешился от вдовства, женившись на молодой. Но Эмер не задумывается об этом. В мире, в котором она жила, не было ни неудач, ни разочарований, ни мучительного выбора. Счастливица, и сама не понимает своего счастья.

Остановившись под дубом, Сесилия опустилась на колени и раздвинула траву. Фиалки всё так же росли здесь – простые пятилепестковые цветы, незаметные в чужой тени, как и она сама.

– Много чудесного на земле, – сказала она, срывая хрупкие цветы, на которые уже выпала роса. – Взять хотя бы фиалки. Они такие маленькие и невзрачные, но какой упоительный у них аромат!.. Правда, его нелегко почувствовать. Только если поднести к лицу. Вот так…

Она уткнулась лицом в букетик и закрыла глаза, наслаждаясь запахом цветов, и на мгновение улетая в далекий Вудшир, где ей было не очень сладко, но зато спокойно. Когда Сесилия открыла глаза, Ранулф стоял в трех шагах от неё, затаив дыхание и боясь пошевелиться, чтобы не нарушить её спокойствия.

– Вы сейчас похожи на небожительницу, леди Леоффа, – сказал он. – Я смотрел бы на вас вечно, и молился.

«А я – на вас», – подумала Сесилия, но ничего не сказала, а поднялась, отряхивая платье.

– Можно мне… один цветок? – спросил Ранулф.

– Конечно, милорд, – Сесилия протянула ему фиалку, и на мгновение пальцы молодых людей соприкоснулись.

Ранулф понюхал цветок и воткнул его за брошь-фибулу.

– Этот цветок похож на вас, – сказал он. – Не слишком яркий, но его аромат не спутаешь ни с чем.

Летучая мышь, вылетевшая из чащи, напугала их. Сесилия вскрикнула, а Ранйлф неловко дернул рукой и уронил факел. Смоляная пакля упала в лужу, огонь зашипел и погас.

– Всего лишь нетопырь, – сказал Ранулф с неуверенным смешком.

«Это знак для меня, чтобы не завидовала и не желала чужого», – подумала Сесилия и тут же взяла Ранулфа за руку.

– Я ужасно испугалась, – сказала она, пряча глаза. – Колени дрожат, я боюсь, что упаду.

– Вы можете опереться на меня, а если хотите – понесу вас?

От этого предложения девушка отказалась, а вот опереться на руку лорда Ранулфа себе позволила. Пальцы его были горячие, и он тут же ободряюще пожал ей ладошку. Сесилия привстала на цыпочки, обхватила лорда Ранулфа за шею и, притянув к себе, поцеловала в губы. Поцелуй длился всего несколько мгновений, но обжёг её до самого сердца. Что касается лорда Ранулфа, он едва устоял на ногах.

– Зачем вы это сделали? – спросил он, прерывисто дыша, когда она отпустила его.

– Вы заслуживаете награды, хотя бы такой. Хотя бы и от меня, – сказала Сесилия.

– Я самый счастливый и самый несчастный одновременно, – пробормотал он, взъерошив волосы.

– Не говорите больше ничего, милорд. Проводите меня к каретному двору. Уже поздно, леди Демелза должна вот-вот уехать. Я не хотела бы злоупотреблять вашей добротой.

– О, вы просто неспособны совершить ничего злого! – воскликнул лорд Ранулф, не спеша выполнять просьбу дамы и провожать её.

«Уже совершила, – мысленно возразила Сесилия, тоже не делая ни шага. Она словно вросла в землю, пустив тут корни, и на это были свои причины. – Милосердные небеса! Я соблазняю чужого жениха? Но всего лишь поцелуй… Всего лишь поцелуй! Сесилия, ты бесстыдна, как падшая женщина из трущоб!».

Ранулф почувствовал её смятение и принял всё на свой счет.

– Я вёл себя, как мужлан, – сказал он, волнуясь. – И оскорбил вас.

«Скорее, это я тебя оскорбила», – продолжила Сесилия мысленный диалог с чужим женихом.

– Я прекрасно понимаю, что вы поцеловали меня из жалости, и я должен был преисполниться благоговейного трепета, видя ваше милосердие… И я преисполнился, леди Леоффа! Правда, преисполнился! Но ещё мне это… страшно понравилось.

– Тогда повторите, если говорите правду, – сказала Сесилия медленно, поднимая лицо и не закрывая глаз.

А вот лорд Ранулф глаза закрыл. И поцеловал её так старательно и нежно, как ребёнок целует на ночь любимую игрушку.

«Он и сам, как ребенок, – подумала Сесилия, пряча улыбку. – При всем его уме и начитанности, он всего лишь несмышленое дитя. В некоторых вопросах».

Эта целомудренная неосведомленность обрадовала её. Уж она-то на собственном опыте знала, как умеют целоваться и щипать за мягкие места благородные рыцари, если приведётся встретиться с ними в полутемном коридоре и рядом не окажется строгой надзирательницы за нравственностью дев. Лорд Ранулф не такой. Он вообще ни на кого не похож. Он особенный.

И после такого целомудренного поцелуя в Сесилию словно демон вселился. Она снова схватила молодого человека за шею, притянула к себе и поцеловала, уже не скромничая. Когда она оторвалась от него, чувствуя себя упырихой, напившейся невинной крови, лорд Ранулф уже держал её в объятиях, поглаживая по затылку и спине, и руки у него дрожали.

– А теперь отпустите меня и уходите, – сказала Сесилия низким голосом.

Лорд Ранулф, ошалевший от неожиданных страстных поцелуев, не понял её с первого раза, и ей пришлось повторить.

– Уходите, милорд. И не оглядывайтесь.

Он наклонился, пытаясь разглядеть выражение лица девушки, и выглядел озадаченным:

– Правильно ли я вас понял? Вы просите меня удалиться?..

– Не прошу, а приказываю, – сказала Сесилия так твёрдо, как только смогла.

– Вы и правда хотите, чтобы я ушёл?..

– Сколько нужно повторять, чтобы вы поняли? Вот дорога, вон замок.

– Но довести вас до каретного…

– Я доберусь сама. Благодарю. Ну же? – она выразительно кивнула в сторону каменных горгулий, насмешливо щеривших клыки.

Лорд Ранулф сделал два шага и остановился.

«Если сейчас он оглянется, и я брошусь ему на шею…», – решила про себя Сесилия, так крепко сжимая кулаки, что ногти впились в ладони.

Но он не оглянулся, а побрёл дальше, ступая медленно и тяжело, как столетний старик. И с каждым шагом, с которым он послушно уходил от неё всё дальше и дальше, Сесилия ощущала всё большее жжение в сердце. Каким хорошим мужем он мог бы быть! А она была бы такой хорошей женой! Но всё это достанется Эмер. Долговязой, легкомысленной Эмер, у которой вечно обломаны ногти, а кудри не укладываются ни в одну причёску.

Сесилия смотрела вслед Ранулфу, пока он не поднялся по ступеням и не исчез в темноте портика. Только тогда она так же медленно побрела в другую сторону – к каретному двору, где её ждала леди Демелза. Если ещё ждала.

«Что я делаю, яркое пламя? – вопрошала Сесилия мысленно, но с таким ужасом, что вопросы её, наверняка, пронзили ночное небо и достигли блаженного края, согретого праведным огнём. – Что я делаю? Помоги мне небо».

Она оказалась в зарослях козьей жимолости, которая как раз цвела, буйно осыпанная ароматными цветами.

Уставившись в заросли, Сесилия смотрела на жёлтые цветы, но их не видела, поражённая тем чёрным предательством, что созрело в её душе, где сейчас шёл нешуточный диалог совести со злостью.

«Она ведь подруга», – пискнула совесть.

«Какая подруга?! – возмутилась злость. – Видали мы таких подруг! Делай всё, что нужно Эмер. Подчиняйся всему, что вздумается Эмер. Тараканьи бега? Прикрой, пожалуйста. Отвлечь жениха? Сесилия, будь любезна. Ах, тебе нужно найти мужа? Ничего, потом как-нибудь найдешь. Разве так ведут себя подруги? Совсем не так».

«Она ведь неплохая», – продолжала совесть, но голос её хирел, становился все слабее под натиском злости.

«Она неплохая, но вместе с тем – легкомысленная, бессердечная, гордая, и думает только о себе!»

Тут в дело вмешался здравый смысл: «Но их брак благословила сама королева. И лорд Ранулф – преданный слуга короны – никогда не пойдет против воли её величества. А ты, Сесилия, вместо того, чтобы искать себе мужа, рубишь дерево не по своему топору. Ты останешься ни с чем, и тебя отправят в монастырь».

– Это правда, – забормотала Сесилия, – я замахнулась на то, что небесами суждено другой. Я обезумела! Прости меня, яркое пламя! – она заломила руки в жесте отчаяния, пытаясь вспомнить слова молитвы, но на ум упорно шли поцелуи лорда Ранулфа и его растерянное лицо, когда она велела уходить и не оглядываться.

– Сесилия!

Этот вопль невозможно было спутать ни с каким другим. Раздавшийся в темноте и тишине, он прозвучал для Сесилии, как гром с ясного неба, как знак, что её тайные делишки видны свыше, замечены и не одобрены.

Кричала Эмер. Вся дрожа, Сесилия посмотрела в ту сторону. Эмер махала ей рукой со второго этажа, высунувшись в арочное окно по пояс. Но даже в призрачном свете луны было видно, как сияет улыбкой её физиономия. Что она делает здесь так поздно? А вдруг… она видела?..

Сесилия вскрикнула от ужаса и стыда, и бросилась бежать, не разбирая дороги. Ветки жимолости хлестали её, но ей и в голову не приходило прикрыться. Она мчалась сквозь кусты, как оленица, преследуемая гончими. Хотя – и она это прекрасно знала – Эмер не побежит следом, выспрашивая, что случилось. Было ли ей, вообще, до кого-нибудь дело, этой Эмер?

В тот вечер мягкая постель в доме лорда и леди Демелза казалась Сесилии жёсткой, как соломенная подстилка в доме бедняка. Девушка бесконечно ворочалась, то укрываясь до ушей, то сбрасывая одеяло.

«Я всё скажу ей, – повторяла она про себя на разные лады. – Я всё ей скажу».

Засыпая, Сесилия представляла, как завтра обрушит на голову Эмер потоки негодования и упрёков, и не будет оправдываться, а будет только обвинять.

Наутро решимости у Сесилии поубавилось. Леди Демелза вместе с мужем отправились ко двору, и она поехала с ними. Но в замке она не встретила ни Эмер, ни лорда Ранулфа, ни хотя бы одного знакомого лица.

Увидеть подругу ей удалось лишь к вечеру. Маленький слуга в поварском берете сообщил, что графиня Поэль готовит для королевы ужин, и Сесилия пошла во внутренний двор, где ставили жаровни для жаркого. Каждый последующий шаг давался ей со всё большим трудом, а перед дверью она остановилась и дважды досчитала до двухсот, прежде чем взяться за ручку.

Эмер поручили поджарить для королевы вальдшнепов. Начались весенние высыпки, и охотники каждый день приносили горы рыжепёрых тушек с длинными носами, а королева была большая охотница до маленькой, нежной дичи. И непременно желала, чтобы готовила для неё графиня Поэль.

Вот и теперь новоиспечённая графиня стояла возле каменной жаровни во внутреннем дворе, красная от жара и лохматая, как простолюдинка. Ощипанные, но не потрошеные тушки, нашпигованные под кожу тончайшими ломтиками сала, лежали в тазу, а Эмер орудовала двуручной сковородкой.