Последний репортаж

скачать книгу бесплатно

Последний репортаж
Артур Рос

В мире разгорается опасная эпидемия, которая меняет привычный уклад жизни до неузнаваемости. Ограничение на передвижение, тотальный контроль и массовые сокращения – это лишь малая часть мер, принятая обществом для сохранения человечества. Но всех ли касаются эти меры и какова истинная причина эпидемии? Ответы на эти вопросы находит второсортная журналистка, ищущая сенсационный материал ради продвижения по службе. Но что ее ждет в мире политических игр и закулисных заговоров?

Последний репортаж

Артур Рос

Каждый рано или поздно платит свою цену, и мы живы только до тех пор, пока способны платить по счетам

Иллюстратор Яна Власова

© Артур Рос, 2024

© Яна Власова, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-0062-1005-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Идет пятый год с момента начала эпидемии, которая навсегда изменила жизни миллионов уцелевших и застрявших на этой планете людей.

Может, мое высказывание многим покажется грубым и неделикатным по отношению к тем, кто не дожил до наших дней, умерев от вируса, но с каждым днем, прожитым в этом новом мире, я все больше задумываюсь над тем, кому повезло больше – тем, кто погиб, или тем, кто выжил. Жизнь стала состоять из череды проблем и способов их решения.

Вы вольны сказать, что я рассуждаю так, потому что несчастье не коснулось лично меня, но, по правде говоря, я еще в первый год эпидемии смирилась с тем, что могу заразиться и умереть, и неоднократно представляла себя на больничной койке Вирусно-эпидемиологического центра. А для тех оптимистов, чей стакан всегда наполовину полон и в любой ситуации у них находится что-то хорошее, я подробнее расскажу, как сейчас выглядит наша жизнь, разделившаяся на до и после, словно мы все погрузились в сюжет фантастического эпидемиологического ужаса, который плавно и незаметно стал частью нашей повседневности.

Глава 1. Знакомство

Меня зовут Юля. По профессии я журналист, один из немногих, продолжающих свою деятельность после масштабных сокращений.

Типография теперь не работает, газеты на бумажном носителе не печатают, запретили, как и все, что ведет к передаче бактерий. Поэтому новостные статьи, которые пишу я, можно найти лишь в Интернете.

Мы перестали общаться, встречаться и ходить на работу. Теперь все, кого можно увидеть через мутные от пыли и смога окна домов, – это быстро перемещающиеся из пункта «А» в пункт «Б» люди, укутанные с ног до головы в защитные костюмы. Даже если кому-то станет плохо, из-за большого риска заразиться навряд ли найдется смельчак, который остановится и поможет несчастному. Статистика указывает на то, что лишь два процента зараженных смогли излечиться от болезни, да и то это лишь слова ведущих новостных каналов, слепо читающих любой текст, который им выдают телесуфлеры. Те, кого увозят в Вирусно-эпидемиологический центр, назад уже не возвращаются. Поэтому под страхом смерти все сидят дома, а тем, кому необходимо выйти по долгу службы или в магазин, приходится передвигаться по улицам в защитном комбинезоне.

Иногда мне приходится выходить в офис, один-два раза в неделю. Статьи можно писать, не выходя из дома, новости теперь напоминают международные сплетни, которые можно копировать из вчерашней колонки и вставлять в новую, меняя лишь дату и число зараженных (не исключено, что наш редактор именно так и делает). Но мой начальник не забывает напоминать мне о дополнительных «обязанностях», которые иной раз мне приходится выполнять прямо у него в кабинете. По большому счету, думаю, именно для этого он меня и обязал приходить на работу.

Найти острый сюжет в наши дни – непростая задача. Время как будто остановилось. За репортаж с места задержания беглого зараженного с погоней и стрельбой даже мой скупой начальник выложит хорошую премию. В надежде на нечто подобное купила себе радиостанцию у безработного дальнобойщика, который до кризиса открыл собственную компанию по грузовым перевозкам, но после начала эпидемии, когда везде и повсюду закрыли границы и ввели режим изоляции, он, как и многие другие предприниматели, разорился и стал продавать все нажитое непосильным трудом имущество, чтобы хоть как-то сводить концы с концами. Несмотря на то что радиостанция досталась мне за полцены, это все равно была кругленькая сумма. Я долго не решалась на подобные траты, но без хорошего сюжета меня рано или поздно попрут из команды. Даже моя «договоренность» с начальником навряд ли поможет надолго оставаться в строю. Теперь регулярно прослушиваю спецчастоту. Уже пару раз приезжала на вызов, но все время слишком поздно. К тому времени, когда я добиралась до места событий на своем красном, как спелый помидор, автомобиле, все уже заканчивалось, и оперативники вместе с инфекционистами в белых комбинезонах увозили зараженного нарушителя режима изоляции. А мне вместо сюжета оставалась лишь надежда, что рано или поздно удача окажется на моей стороне.

Передвигаться по городу можно, оформив специальную электронную карту, которая, по сути, заменяет существующий бумажный документ. Теперь через свой личный кабинет в Общей электронной базе данных населения любой желающий может зарегистрироваться и получить частичный доступ к своему аккаунту с автоматическим присвоением ему личного номера; мой номер – 527741. Простой набор цифр, который можно пробить через терминал или вычеркнуть из списков на получение продуктовых талонов. Изначально было предложение набивать каждому жителю индивидуальный штрихкод, чтобы его можно было сканировать при проходе через точку контроля, но в последний момент от него отказались: не смогли согласовать с Комитетом по правам несовершеннолетних детей, с какого возраста можно кодировать тело ребенка, так что на присвоение номера граждане города охотно согласились. Чтобы выйти из дома, нужно было отправить запрос, и система автоматически делала анализ степени важности и периодичности поданных заявок за последний год. После этого приходило одобрение либо дата, когда возможно отправить повторный запрос в случае отказа.

Помимо личных данных, согласно электронной карте, каждому присваивался виртуальный кошелек, так как министерство финансов приняло решение о запрете бумажных денежных единиц, обязав граждан для большей безопасности перейти на цифровую валюту. В народе их стали называть карты ППЛ: паспорт, пропуск, лицевой счет.

Как только деньги стали электронными, резко подскочил спрос на другие разновидности цифровых валют, которые стали называть виртуальной монетой. В попытке их заработать некоторые люди превратили свои квартиры в настоящие технические лаборатории. Естественно, это продлилось недолго. Государство не могло оставить в частных руках возможность «печатать себе деньги», поэтому владельцев домашних установок признали нелегалами, обязав всех приобретать лицензии и платить налог, попутно увеличивая тарифы на электроэнергию, что сделало нецелесообразным домашний майнинг. Остались лишь добытчики промышленного масштаба, которые, по сути, и являлись государственными, и лишь после того, как правительство полностью забрало весь контроль над добычей виртуальных монет, тогда этот вид цифровой валюты окончательно пустили в оборот. Тем не менее нелегальная добыча продолжалась, но заниматься этим было крайне опасно, добытчиков причисляли к числу фальшивомонетчиков, и суровое наказание ждало тех, кто попадался на этом.

Кроме виртуальной валюты, в ходу остался драгоценный металл. У правящей партии и состоятельных людей к картам ППЛ привязан отдельный металлический счет; теперь все крупные сделки, в том числе и на государственном уровне, проводятся через драгметалл. Золото, как и сотни лет назад, оказалось самой надежной валютой, а его стоимость настолько возросла, что обычный человек попросту не в состоянии его приобрести, к тому же первоначальный взнос на право открыть свой металлический счет составляет баснословную для рядовых граждан сумму. В наши дни особым символом достатка стали инвестиционные монеты, которые в былые времена были в общем доступе, а сегодня свидетельствуют о принадлежности владельца к элите. По слухам, в Центр-сити, где живут сливки современного общества, все товары можно приобрести исключительно по металлическому расчету.

Чтобы следить за выполнением этих правил, по всему городу расставили терминалы с турникетами для пешеходов наподобие тех, что стояли в метро. Их стали называть контрольными точками – КТ. Для прохождения этих самых КТ необходимо провести своей электронной картой через встроенный терминал. На дисплее у охраны моментально высвечивается основная информация пользователя с заявленным маршрутом движения в этот день, и если он совпадает с пройденной контрольной точкой, которую вы заранее указали при составлении заявки в своем личном кабинете Общей электронной базы данных населения, то вас пропускают дальше. Если пройденная вами КТ не отображена в вашем маршруте движения или же заявка на прохождение в этот день и вовсе отсутствует, то вас задерживают до выяснения обстоятельств. Последствия этого могут быть самыми разными. Одного моего знакомого за подобную прогулку без допуска система сняла с очереди на получение пособий и продуктовых талонов с возможностью выхода из дома не более одного раза в месяц. Надо отметить, что это довольно суровое наказание, чтобы он был впредь более покладистым и расторопным при составлении заявки и своего маршрута движения по городу.

Свободно передвигаться по городу могут только те люди, кому это необходимо по долгу службы: медики, госслужащие, полиция, военные, пожарные. Этим правом наделил меня и мой начальник, о чем сигнализировал особый статус моей электронной карты в моем личном кабинете: он назывался «красный» и давал мне право свободно расхаживать в течение дня по всему городу. Мне не приходится вбивать маршрут и выбирать заранее день для похода по магазинам. У начальника оказались хорошие связи наверху, из-за того что его газета активно поддерживала режим изоляции с первых дней эпидемии. Он выбил для меня этот статус под предлогом работы в горячей прессе, а по факту, чтобы я всегда была у него под рукой, когда он захочет хорошо провести время. Гордиться тут, конечно, нечем, и я вовсе не из тех, кто добивается «успеха» подобным образом, но жизнь внесла свои коррективы. Пособия с начала эпидемии сократились вдвое, и остаться без работы я просто не могу. Но даже особый статус моей карты не дает мне права находиться на улице после двадцати двух часов, с началом наступления комендантского часа. Право передвигаться в ночное время суток имеют лишь экстренные службы и правоохранительные органы. Их пропуска имеют «зеленый» уровень допуска. Есть еще и «синий», междугородний, который дает возможность передвигаться в любом направлении днем и ночью, но таким правом наделяют только чиновников высших органов власти.

Эти самые органы столь крайние меры умело аргументировали тем, что это единственный способ эффективно бороться с нарушениями эпидемиологического режима и проводить поиск зараженных. По их мнению, только так можно определить, где находился зараженный и с кем он контактировал, чтобы принять срочные меры изоляции. Люди, пусть и нехотя, но поддались на эти убеждения. Страх перед вирусом и возможной смертью оказался сильнее, чем желание иметь право на свободу передвижения. По сути, теперь можно было заблокировать карту нарушителя через Единый центр контроля за гражданским населением, и он оставался без возможности передвигаться.

Конечно, службы обеспечения, такие как водо-, газо- и электроснабжение, производили привычные работы, но их штаты так же сильно сократили, оставив малое число сотрудников для поддержания общедомового имущества в рабочем состоянии. Перебои теперь случались часто и были привычным делом, а такое понятие, как вызов сантехника на дом, и вовсе перестало существовать – теперь справляйся со своими проблемами сам.

Так как для большей безопасности на дистанционную работу перешли почти во всех сферах деятельности нашей страны, то различного рода операторы и представители сетевых услуг не упустили возможности на этом нажиться. Они подняли тарифы до неимоверных высот и вынудили нас тем самым платить им огромные деньги за доступ к виртуальным кошелькам, где, собственно, и хранятся все наши накопленные средства. Вот такой вот замкнутый круг, в котором мы стали заложниками современного прогресса.

Кроме того, многие люди жили в кредит, приобретая свои квартиры и дома в ипотеку. Когда рабочие места сократили, а людей в лучшем случае отправили на удаленную работу, многие из них перестали справляться с финансовой нагрузкой и оказались в долговой яме, из которой уже были не в состоянии выбраться.

Кредиторы стали массово забирать дома у заемщиков, чтобы хоть как-то возместить свои потери от продажи залоговой недвижимости, но так как количество должников только росло, а потребительские возможности населения падали в геометрической прогрессии (впрочем, как и его численность), то появился избыток предложений, на которые отсутствовал спрос. Из-за риска полного краха всей банковской системы на помощь пришли крупные корпорации, которые стали напрямую выкупать долги заемщиков у банка, после чего заемщики фактически становились собственностью компании.

Для таких заложников системы стали строить долговые центры, представляющие собой целые города контейнерного типа. Контейнер тоже доставался им не бесплатно, но за значительно меньшие деньги, чем плата за кредит или квартиру. Каждый из должников имел ограничения по своей карте ППЛ и передвижению. Пользоваться услугами, такими как питание, проживание и прачечное обслуживание, можно было исключительно на территории комплекса. Для удобства каждый из должников мог воспользоваться терминалом, который по карте ППЛ или при вбивании личного номера указывал сумму долга и количество дней, оставшихся на отработку в долговом центре, за вычетом тех или иных расходов на платные услуги. Как правило, это количество только росло. Как теперь у нас говорят, кто попал в долговой центр, остался там навсегда.

Банки вздохнули с облегчением, государство обрадовалось, разрешив тяжелую экономическую ситуацию без привлечения дополнительных средств, а корпорациям осталось лишь потирать руки от выгодной сделки.

Можно даже снять про это хороший репортаж о рождении нового рабовладельческого строя, но кто его покажет? Борцы за свободу никогда не были угодны правящей власти, а в такие времена могут обвинить в дестабилизации и без того сложной политической обстановки. Обсуждать, а тем более открыто осуждать принятые законы, запрещалось, право на это, осталось у сформированного комитета по законодательному контролю, главу которого назначало правительство, которое принимает законы.

Что тут скажешь, суровые времена требуют отчаянных мер, но, на мой взгляд, экономические проблемы начались еще до начала эпидемии. После того как меня приняли на службу в редакцию, я подготовила статью о тяжелой промышленности и причинах спада уровня производства. Причина, по моему мнению, банальна. Предприниматели, не желая тратить часть прибыли на улучшения условий труда для рабочих, старались выжить все ресурсы из имеющихся у них мощностей. Оборудование, которое выработало свой срок, стало выходить из строя, что привело к увеличению числа аварий и жертв на производстве. Чиновники, которые закрывали на это глаза, объясняли это алчной попыткой рабочих перевыполнить план, нарушая технику безопасности. Итоговым решением городских властей стала отмена сдельной оплаты труда на заводах. Теперь было неважно, сколько шахтер добудет угля или токарь изготовит деталей, зарплата стала фиксированной, за количество часов на смене, а не за результат труда.

Шахтер, лишенный возможности заработать больше, перестал выполнять вообще какие-либо нормы, что привело к снижению общей добычи угля, но не уменьшило количество аварий. Сокращение поставок угля вызвало нехватку необходимого количества топлива для металлургических печей, что сказалось на объеме производства металла и, как следствие, всей промышленности в целом. И когда в кабинете министров едва не пошатнулись мягкие кресла, возник кризис мирового масштаба, из-за которого вся промышленность встала, и неудобный вопрос был закрыт.

Шеф сразу заменил мою статью на список мер государственной поддержки населения в условиях мирового кризиса. В числе таких мер были указаны средства, направленные на проведение психологических тренингов для улучшения морального состояния рабочих и членов их семей, но деньги на увеличение заработной платы, которая могла бы напрямую поспособствовать улучшению этого самого морального состояния, в бюджет так и не поступили. Еще одной из программ для поддержания духа населения, оказавшегося в тяжелом финансовом положении в условиях кризиса, стали благотворительные концерты. Билеты должен был распределять министр культуры, поэтому такой билет раздобыл для меня и мой начальник за поддержку его редакцией этой самой меры поддержки.

В тот вечер я оказалась в первом ряду городского театра, где сидел весь кабинет министров, а за ним и все светское общество нашего города. На сцену вышел стройный красивый молодой человек во фраке поверх защитного комбинезона. Ведущий представил заслуги молодого музыканта, которые, несмотря на его юный возраст, были весьма впечатляющими. Однако зрителю это ничего не говорило, кроме того, что он должен был хорошо отыграть. Зрители бегали с места на место, не обращая никакого внимания на то, что концерт уже начался. Музыканту оставалось лишь поклониться и молча пройти за инструмент.

Звуки рояля тихой, осторожной волной заполнили все пространство театра и поднялись куда-то ввысь над суетой опустевшего города. Это была «Лунная соната» Бетховена, любимое произведение мамы, которое она исполняла на старом немецком рояле, доставшемся ей в наследство от прежних хозяев нашего дома. Приятная дрожь окутала меня с ног до головы, пока я наблюдала за тем, как плавные движения пианиста воскрешают ноты из далекого детства. Для меня это были единственные приятные воспоминания из прошлого – в те редкие дни отчима не было дома. На несколько часов мы могли сбежать от реальности в нескончаемое многообразие музыки великих творцов, пока из-за долгов отчима наш дом не забрали. Мама говорила, что настоящая музыка та, которую понятно без слов, но кто теперь понимает?

Зал продолжал жить своей жизнью. Каждый желал занять лучшее место, не понимая, какое из мест лучше. Очевидно, что исключительно лишь стадный инстинкт велел им присутствовать на подобных мероприятиях. Как только концерт подошел к концу и занавес опустился, мои аплодисменты прервал стук сидений и топот ног нетерпеливых зрителей. Большинство из тех, кто желал сидеть ближе к сцене, ринулись раньше всех к выходу. В забитом и шумном партере звучали жалобы на неудобные кресла, отвратительный выбор закусок в буфете и впустую потраченное время. Под скромные аплодисменты тех немногих, кто действительно слушал, юный пианист поклонился и молча покинул сцену, когда зал уже почти опустел.

Глава 2. Рутина

Тяжелее всего, на мой взгляд, пришлось одиноким людям. Мне повезло, у меня есть кот Оплот. Нашла его пару лет назад на помойке, зачуханного и облезлого. В обычной жизни я бы вызвала службу по отлову бездомных животных, но в данных обстоятельствах не побрезговала даже компанией вшивого кота. Конечно, сейчас никаких вшей у него нет, и с тех пор он изрядно разжирел за мой счет, но зато теперь, когда я возвращаюсь домой, меня есть кому встречать. Не знаю, он рад мне или тому, что я приношу из продуктовых магазинов, но мне хочется верить, что хоть чуточку любви он ко мне испытывает.

Помимо кота в моей жизни появились друзья – семейная пара Настя и Антон. Когда на душе становится тоскливо, мы устраиваем совместные вечера. Сегодня как раз намечается именно такой. Обычно, как и в этот раз, мы встречаемся у меня: они-то друг у друга есть, поэтому я приглашаю их чаще. Оплот, хоть и разбавляет мое одиночество, но мои монологи не в счет, иногда скучаешь по простому человеческому общению, когда есть с кем обсудить последние новости или узнать что-то новое. Без этого действительно тяжело. Неудивительно, что за время карантина втрое увеличилось количество самоубийств. Живя серой и замкнутой жизнью, каждый невольно задумывается о петле, открытой газовой конфорке на ночь или же о шаге с крыши своей многоэтажки, но, к счастью, мне сегодня будет не до этого. У меня слишком много дел, нужно как следует все подготовить к встрече гостей. Помимо традиционной готовки ужина необходимо принять ряд мер для безопасности. Под этими словами я понимаю противодействие смертельному вирусу.

Во-первых, все контактные поверхности я оборачиваю в пищевую пленку, чтобы после ухода ребят можно было ее просто снять и выкинуть, а не отмывать всю квартиру специальным раствором.

Во-вторых, разделяю обеденный стол на две половины пластиковой перегородкой. Эту идею я взяла из продуктовых магазинов. За такими заграждениями прятались кассиры, чтобы хоть как-то обезопасить себя от большого потока посетителей, пока их полностью не заменили терминалы самообслуживания.

Ребята первое время долго не соглашались на подобные встречи, но через какое-то время сдались и они. Долгое нахождение в замкнутом пространстве выматывает и сводит с ума любого, когда они увидели принятые мной меры защиты, остались довольны и стали приходить часто. Несколько раз я была и у них, правда сказать, они оказались настоящими параноиками в плане защиты и к моему прибытию перестелили клеенкой все полы и стены, превратив свою квартиру в настоящую операционную. Ну и ладно! Я все понимаю: хоть мы и доверяем друг другу, но страх заразиться все же присутствует.

Дело еще осложняется тем, что болезнь проявляется не сразу, а лишь через несколько дней, до этого человек чувствует себя хорошо, но уже является носителем смертельного вируса. Поэтому мы предпочитаем не рисковать и предпринимаем все меры предосторожности. Естественно, стопроцентной гарантии ни маски, ни антисептик, ни тем более обернутые в пищевую пленку дверные ручки дать не могут, любой из нас не исключает возможности заразиться, но что делать? Приходится идти на риск, чтобы почувствовать глоток свежего воздуха из прежней жизни, когда прийти к кому-то в субботний вечер было обычным делом, а иначе мысли о суициде окончательно завладеют твоей головой. Эти вечера единственное, что позволяет мне хоть как-то держаться в этом безумном и теперь уже чужом для меня мире.

Правда, до недавних пор, а точнее, года полтора назад у меня был недолгий роман с местным участковым по имени Петр. Роман продлился недолго, как-то само так случилось, что он незаметно пришел и также незаметно ушел из моей жизни. Я теперь часто о нем вспоминаю, и почему-то с теплотой. Наверное, потому, что это последние нормальные отношения, которые у меня были, если их к таковым можно отнести. Познакомились мы случайно, когда у меня был домашний карантин из-за того, что один из сотрудников в нашей редакции подцепил вирус. Естественно, всех работников моего офиса заставили сидеть дома без права куда бы то ни было выходить. А следить за этим поручили местным участковым. На протяжении двух недель Петр приходил каждый день утром и вечером, чтобы отслеживать соблюдение мной режима изоляции. Вернее, так было первую неделю – на вторую он стал приходить вечером, а уходить утром. Может, вы меня будете осуждать, но одиночество сделало свое дело. Интересно, где он сейчас? Может, уже погиб от вируса или все так же работает участковым, хотя странно, что я его ни разу не видела с тех пор, как мы расстались. Ну да ладно… Что-то больно много места в моей голове отведено этому человеку.

Уже полдень, а у меня еще ничего не готово к приему гостей. Обычно мы встречаемся в пять, чтобы они успели вернуться до начала комендантского часа, иначе у них будут проблемы. Так что пора срочно приниматься за работу. После того как я обернула все контактные места в пищевую пленку, включая ковер в прихожей, стол и стулья, на которых они будут сидеть, я принялась за ужин. Блюда скромные – отварной картофель с рыбой и бутылка белого сухого вина. Времена тяжелые, для некоторых и этот набор является недостижимой роскошью, да и вовсе не для еды мы встречаемся, это скорее неотъемлемая традиция – разделить трапезу с гостем. Главное для меня и моих друзей – это общение, почувствовать вкус прошлой, обычной жизни, хоть и не без вынужденных мер защиты, которые не дают забыть о днях нынешних.

Едва я закончила приготовления и посмотрела на часы, которые показали начало шестого, как услышала шаги на лестничной клетке. Их манеру шагать и о чем-то перешептываться я хорошо изучила. Сразу накинула марлевую повязку на лицо, надела медицинские перчатки на руки и побежала открывать дверь, испытывая то самое чувство социальной близости, которое нам всем так необходимо.

* * *

Я дождалась, пока Настя и Антон поднимутся на лестничную клетку моего этажа, чтобы через смотровой глазок по заложенной из детства привычке убедиться в том, что это действительно они. Несмотря на маски и защитные комбинезоны, я с легкостью отличу их силуэты даже в уличной толпе. Через прозрачный Настин комбез (из обычного дождевика) просвечивал уже довольно знакомый ярко-синий костюм, который делал ее весьма приметной.

Не успели ребята постучать в дверь, как раздался щелчок дверного замка. Я с большим нетерпением встретила их на пороге.

– Ты что, нас караулишь? – раздался веселый, звонкий голос Насти, который, словно бальзам, еще больше увеличил и без того приятные ощущения от нашей встречи.

Как же я по ним соскучилась…

– Скорее входите!

Настя вошла первой. Традиционных объятий мы теперь избегаем, как во времена средневековой чумы. Я просто отхожу на пару шагов. Можно сказать, что это часть современного общепринятого этикета. Антон сразу закрывает за собой дверь, после чего без особых прелюдий мы проходим на кухню и рассаживаемся по разные стороны стола с пластиковой перегородкой посередине. Ее я забрала из местного магазина. Когда он разорился, оттуда стали тащить что ни попадя, вот и я забрала свой единственный трофей. Снизу этой перегородки находится небольшой вырез – окошко, которое было изначально предназначено для обмена денег между кассиром и покупателем, теперь же мы его используем для переговоров. Из-за этого мой обеденный стол напоминает тюремную комнату для посетителей, которую каждый из нас видел в зарубежном кино. Антон указывает на подобное сходство каждый раз, когда усаживается за стол, и для большей реалистичности делает вид, что берет в руку воображаемую трубку переговорного устройства.

– Алло, Юля, как ты? – говорит он, подражая американским актерам.

А я в ответ всегда подыгрываю…

– Хорошо, – отвечаю я, – сегодня в тюрьме макароны дают. – И мы каждый раз над этим смеемся.

Такие обстоятельства нас ничуть не смущают, напротив, это превратилось в традиционный повод для шуток над нашим положением, а в современном мире без самоиронии никак. Зато мы теперь спокойно снимаем маски, после того как усаживаемся на свои места; если кто-то случайно чихнет, то пластиковая перегородка между нами примет удар на себя.

– Ужин подан! – торжественно провозгласила я, указывая на расставленные блюда.

– Довольно богатый стол по современным меркам, – констатировала Настя.

К слову, они тоже не бедствуют, вместе работают на продуктовом складе, поэтому у них всегда есть еда, чего нельзя сказать о большинстве других жителей нашего города.

Настя познакомилась с Антоном еще задолго до того, как все случилось. Поначалу он мне не нравился: невысокого роста, кудрявые волосы, высокий лоб и тонкие губы. Зарабатывал он на тот момент тоже копейки, так что Насте приходилось всегда занимать деньги у своих родителей. Зато она всегда вызывала у меня зависть: длинные стройные ноги, гладкая кожа, правильные черты лица и слегка вздернутый носик – стандартный объект обожания любого мужчины. Никогда не понимала, что она нашла в Антоне, но никогда не упрекала ее в этом – как говорится, каждому свое.

– Это все необходимо! – ответил Антон на затронутый мной вопрос о мерах, принимаемых для борьбы с вирусом. – Нужно просто затянуть пояса, рано или поздно все закончится, – добавил он, подливая себе вина в бокал.

– А если не закончится, – возразила я, – мы так и будем всю оставшуюся жизнь с затянутыми поясами ходить?

– Не так уж мы и плохо живем, – ответил он с прежней безмятежностью, смакуя вино из наполненного им бокала. – С голоду не умираем.

– А как насчет остальных, ведь не всем так повезло, как тебе! – огрызнулась я, понимая, что в конце сказала лишнего, намекая на то, что он попал на оптовую базу благодаря своему отцу, что, впрочем, так и было.

– Ну-у-у, знаешь ли, я немало труда приложил, чтобы иметь эту возможность! – с уязвленным видом произнес он в попытке скрыть свою обиду.

Наши мнения с Антоном всегда расходились по вопросам принимаемых правительством мер, поэтому мы каждый раз зарекались больше не поднимать разговоров на политические темы – и каждый раз этот разговор начинался и заканчивался чуть ли не конфликтом. Слава богу, мне хватало терпения, выдержки и такта не произносить вслух многое из того, о чем я думала. Настя в эти моменты просто отмалчивалась. По ее глазам я понимала, что она на моей стороне, но спорить и ругаться с Антоном не хотела, себе дороже, поэтому зачастую просто говорила что-то нелепое, пытаясь перевести разговор на другую тему, как, собственно, и в этот раз.

– Удивительно, сколько сажи осело на окнах за это время, – произнесла Настя, перебив напряженное молчание между нами. Это сработало. Уже через минуту мы высказывали свое недовольство по поводу грязи и переполненных мусорных контейнеров на улице, в отношении которых наше мнение всегда совпадало.

Мусор давно перестали вывозить. Вместо этого улицы обрабатывали дезраствором, который в совокупности с гниющими отходами по всему городу давал запах нафталина.

Этот запах напоминал мне старый двустворчатый шкаф в маминой комнате. Он был ярко-рыжего цвета, как будто его покрыли слоем железа и он заржавел. Из-за сломанных ручек приходилось подцеплять дверные створки ногтями, чтобы получить доступ к накопленным и выцветшим от долгих лет носки вещам. В жалкой попытке сохранить поношенные остатки его полки были завалены таблетками нафталина, источающими едкий запах, что, впрочем, не мешало моли размножаться. Теперь мне казалось, что мы та самая моль из ржавого шкафа, которую пытаются вытравить из города.

Еще какое-то время мы поговорили о работе, я рассказала о своей планктонной рутине в журналистике, а они о пустеющих складах с продуктами, но Антон с уверенностью заверил, что это временный дефицит и скоро поступит новая партия продовольствия. По его словам, во время эпидемии закрылось множество фабрик, из-за чего производство товаров и продуктов питания резко сократилось. Для того чтобы прокормить безработную массу, правительство издало закон о замене органических продуктов питания на синтетические. Если раньше министр питания рассказывал, как выбрать в магазине продукты естественного происхождения, вместо того чтобы контролировать их производство, то теперь и вовсе убеждал население в том, что синтетическое мясо полезнее и гораздо лучше усваивается человеческим организмом. При этом выделение денежных средств на поддержание сельского хозяйства продолжалось, но на что конкретно шли эти деньги и в чье пользование они поступали, никто не уточнял. Вместо конкретных цифр, большинство докладов сводилось к процентному соотношению объемов производства, по которому было невозможно понять, что было произведено или построено за отчетный период. Главное, что должен был понять потребитель из приводимых статистических данных, – то, что деньги выделялись, положительная динамика сохранялась, следовательно, продукты в магазинах скоро появятся.

Хотя непонятно, откуда постоянный дефицит продуктов, если у большинства людей нет возможности их покупать, но это я уже озвучивать не стала – если честно, эти разговоры меня изрядно утомили, да и говорить больше было не о чем.

Поразительно, как пара часов, проведенных с другим человеком, восстанавливает весь дефицит общения, накопившийся за долгое время.

Когда темы для разговора иссякли, мы еще немного посмотрели телевизор. В основном все эфирное время занимали развлекательные шоу со знаменитостями, которые давно превратились в зажиточных лицемеров, рассказывающих своему зрителю о важности их расточительного образа жизни. Они могут часами расхваливать друг друга на радость заурядной публике и пропагандировать современную политическую власть с поразительной ловкостью, приспосабливаясь к ее любым изменениям. Ведущими и гостями в таких передачах стали проекции нейросети – еще один способ экономии за счет компьютерной графики, наносящий ущерб психике. Невозможно определить, где слова известного политика, а где работа искусственного интеллекта, который сначала затмил, а затем полностью обесценил силу человеческой мысли. Нейросеть может генерировать любое произведение, в результате чего талант и творчество потеряли всякую ценность.

Но в остальном по телевизору идут все те же передачи и сериалы, что до эпидемии, за исключением выпусков новостей, тут сплошные цифры погибших и пару сюжетов о задержании нарушителей режима изоляции, которым теперь грозит лишение пособий или уголовный срок.

Антон снова начал нахваливать принятые меры, которые позволили сократить число погибших, судя по графической схеме, показанной на экране, попутно осуждая пойманных нарушителей, которые своими безответственными действиями сводят все старания властей на нет.

– Вот именно из-за таких несознательных граждан мы и не можем вернуться к привычному образу жизни, – констатировал он, тыча пальцем в телевизор. Конечно, причины по которым они нарушили запрет никто слушать не стал, да их и не озвучивали; главное, что должны были понять из этого выпуска, – это то, что система работает и виновные будут наказаны.

Это стало последней каплей. Мой дефицит общения перерос в его избыток, поэтому я выключила телевизор, оборвав нескончаемый треп Антона.

– Правильно сделала, что выключила, – проговорил он, даже не задумываясь о причинах моего поведения.

Настя же прекрасно поняла мой намек, и уже через пару минут я снова осталась дома одна.

Самое удивительное, что едва я попрощалась с ребятами, как меня снова охватила пустота. Парадокс общения в том, что его дефицит обратно пропорционален его переизбытку. Может, как раз наши беды оттого и случаются, что в жизни все обратно пропорционально тому, чего мы хотим, но кто в этом разберется, если даже самые именитые философы так и не смогли найти точного ответа на сокровенные вопросы нашей души. Я еще порассуждала сама с собой о смысле жизни и незаметно погрузилась в сон, так и не отыскав достойного ответа.

Глава 3. Новый день

Утро началось с того, что Оплот двинул меня лапой по лицу, отчего я проснулась на час раньше запланированного времени. В долгу решила не оставаться и дала в ответ по довольной морде кота, отчего тот свалился с кровати и неторопливо побрел в другой конец комнаты.

Ночью спала плохо, стала часто просыпаться, вслушиваясь в ночную тишину, которая шепчет мне, что с этим миром что-то не так. Я словно умирающий, который еще слышит биение своего сердца, но уже ждет последнего часа на смертном одре.

Сделала попытку снова заснуть. В голову полезли дурные образы и мысли, – наверное, сказывается волнение перед работой. Решила сконцентрироваться на том, что снилось, но все тщетно, никак не могу вспомнить то, что видела во сне всего пару минут назад, лишь осталось приятное, еле уловимое ощущение мира грез, которое, словно ускользающая дымка, растворилось в воздухе и окончательно меня покинуло. Перекатилась на другой бок и громко выругалась на своего питомца. С другой стороны сквозь стыки в шторах, закрывающих окно в моей спальне, стали пробиваться лучи утреннего света, которые заставили меня открыть глаза и окончательно проснуться.

Тело вялое, а голова мутная из-за прерванного сна. Утро явно не задалось. Спасибо коту, который прямо сейчас как ни в чем не бывало развалился на моем дамском столике.

Первым делом раздвинула шторы. Лучи солнца с трудом пробивались сквозь пелену облаков и туч, послышался звук ударов первых капель, с грохотом падающих с неба на металлический подоконник.

– Не хватало еще простудиться…

Если попаду в изоляцию, начальник может с легкостью найти мне замену, а без единственного заработка я остаться не могу.

Есть средство, которое поможет мне взбодриться. В последнее время не могу без него обходиться, хоть и говорят, что кофе вреден, но также он повышает артериальное давление, а так как оно у меня всегда пониженное, я убедила себя в том, что он мне только во благо. Причем раньше пила растворимый, особо не заморачивалась, но как-то Настя подарила мне кофеварку и подсадила на зерновой. Теперь только варю. Пока раздумывала над тем, в чем пойти на работу, кофе выкипел, осталась кислятина, но переделывать лень. Перелила содержимое из кофеварки в кружку, затем направилась обратно в еще теплую постель, укуталась одеялом и включила телевизор.

Шли новости. Вначале ничего особенного, рассказали о новых зараженных, которых отправили на лечение в Вирусно-эпидемиологический центр. Наверное, это уже никогда не закончится, пока вирус не доберется до каждого из нас, но затем показали экстренный выпуск.

На весь экран разместили фото человека. Щекастый, курносый, с торчащей в разные стороны шевелюрой и большими круглыми очками на лбу.

– Это Анатолий Лазорев, – прозвучал голос телеведущей за кадром, – главный специалист Вирусно-эпидемиологического центра. В ходе исследований по созданию эффективной вакцины, – говорит диктор, – Анатолий допустил оплошность, из-за которой вступил в прямой контакт с новым штаммом вируса. – Последовала пауза, а затем речь продолжилась: – На данный момент вирус локализован, но ведутся поиски профессора Лазорева, покинувшего место происшествия. – И в конце стандартная фраза на этот случай: – Просьба всем, кто видел этого человека или знает его местонахождение, – снова фото профессора показали на весь экран, – немедленно сообщить в полицию: он несет угрозу для окружающих.

Я тут же щелкнула тумблер на своей радиостанции. Она незамедлительно отреагировала миганием шкалы индикации уровня мощности сигнала, переходя от красного свечения к зеленому. Частота полиции уже была забита, так что оставалось только слушать.

Вдруг узнаю что-то полезное для хорошего сюжета, но в эфире, как в большинстве случаев, ничего, кроме легкого шипения.

«Как они вообще кого-то находят, если между собой не переговариваются?» – подумала я, вспоминая американские фильмы, в которых диспетчер раздает указания патрульным машинам двадцать четыре часа в сутки. Там сюжет на ровном месте можно накопать, а тут одни белые шумы, да и только.