скачать книгу бесплатно
– Хорошо бы, – тупо обрадовался он.
Старушка вздохнула и намеревалась выйти из комнаты, как вдруг стукнула дверь в сенях, а через пару мгновений – и дверь в дом. Старушка встретила Дарину на пороге.
– Что, холодно?
– Морозно, бабуля…
Горюнов услышал её голос, поднялся со своего места, но выйти из комнаты не решился. Он бездумно притаился.
– А у нас гость…
– Гость? – бессмысленно произнесла Дарина и тут же, будто её ударило током, стала расспрашивать: – Какой?.. Разве?.. У нас?..
Гость вышел из комнаты. Увидев его, она обрадовалась и испуганно насторожилась. Эта двойственность и ввела Горюнова в очередную нерешительность: он ещё не соображал, как вести себя здесь, в этом доме.
– Ну и хватит тебе стоять на пороге, – заметила ей старушка.
Дарина как будто пришла в себя, сняла верхнюю одежду и обувь и сразу прошла на кухню. Следом за ней – старушка. Они завели между собой монотонный разговор. Горюнов прислушивался к нему, но ничего не мог понять. Он вернулся на прежнее место и стал дожидаться, сам не зная чего.
Через полчаса Дарина подошла к Горюнову и, поцеловав его, предложила пройти на кухню, к столу. Он радостно и послушно последовал за ней. На кухню они вошли бок о бок. Он занял место, на которое указала Дарина, а она села напротив него…
Вскоре старушка оставила их наедине, понимая, что им необходимо поговорить.
– Я в отпуске с сегодняшнего дня, – объявил он ей, чтобы как-то начать разговор.
Но диалог как-то не клеился. Дарина знала, что его появлению у неё дома нужно было только радоваться, но вот выразить свою радость она затруднялась. Дарина забыла, какие вообще при этом должны проявляться эмоции. И вообще, уместны ли они в таких случаях.
– Я понимаю, что это так неожиданно для тебя, – сказал он, выждав время.
– Правда, это как-то неожиданно, – согласилась она. – Арсений, но ты ещё не знаешь, какая неожиданность ждёт тебя самого.
Он не то удивился, не то испугался.
– Но не пугайся прежде… Она для тебя, думаю, не настолько ужасна.
Горюнов насторожился, сосредоточив своё внимание.
– И что это?
– Элементарная обыденность…
– Обыденность? – как бы ужаснулся он.
– Да, – улыбнулась Дарина его ужасу. – Обыденная беременность у женщин.
– Чья?.. У кого?..
Дарина вопросительно и испуганно посмотрела на Горюнова. И только тут до него вдруг дошло. На лице его начала расползаться улыбка, глаза засветились счастьем, а сам он словно помолодел и даже изменился…
– Ладно вам, – обратилась к ним вошедшая старушка, – вы тут и оставайтесь на выходные…
– Ты куда, бабуля? – испугалась внучка.
– В Нижнюю Тавду, – ответила она. – Ещё есть время, чтобы успеть на рейсовый автобус.
Внучка вышла следом за бабушкой под предлогом проводить её до остановки.
– Ну и как, бабуля?
– Что, ну и как? – весело усмехнулась она.
– Ну он?.. Как?..
– Да ты уже сама всё прежде решила и за мать, и за старуху.
– Решила, – виновато ответила она.
– Вот и умница… Ну, иди… Давай иди домой. Поди-ка, он там без тебя чёрт знает что думает…
– Тогда я пошла, – и она короткими быстрыми шагами поспешила к себе.
Дарина вернулась в дом. Горюнов подошёл к ней. Они молча обнялись; точно так же они обнимались ещё на первом свидании – как-то осторожно и бережно, после чего они и стали ближе друг к другу. А теперь эта близость оказалась вообще единством. Впрочем, он уже состоял однажды, ещё до недавнего времени, в подобном единстве.
– А кстати, я слышала, что у тебя какие-то неприятности?
– Были…
– Серьёзные?
– Могли бы быть серьёзными…
Дарина успокоилась, но после этого почувствовала тот стыд, который раньше не проявлялся. Ей хотелось признаться ему в своей трусости и сказать «прости», но она, испугавшись, передумала это делать.
Прошли выходные дни. Горюнов вернулся в Нижнюю Тавду, разумеется, к матери Дарины. В этот же день старушка уехала в Велижаны.
V
Надвигался Новый год, но Раиса Владимировна нисколько этого не ощущала. Не то чтобы у неё не было настроения, ей было как-то всё равно. Но скоро приедут на новогодние каникулы дочери, а значит, ничего не остаётся, как готовиться к празднику…
И вот наконец они, сдав семестровые зачёты и экзамены, в предпразднично-радостном настроении приехали домой.
– Ух, какие вы холодные! – приговаривала мать, целуя дочерей. – Давайте согревайтесь теперь.
Канун Нового года выдался морозным, а до него гудела-выла вьюга так, что страшно было высовывать нос из тёплого дома.
– Мамочка, – обратилась старшая дочь, – а чего ты такая грустная?
– Даже скучно смотреть на тебя, – подхватила другая.
– Я не грустная, а задумчивая, – улыбнулась она им.
– А отец придёт к нам на Новый год? – поинтересовалась старшая.
– А давайте мы ему позвоним, – предложила младшая.
– У отца телефон не отвечает, – опередила их мать.
– Жаль… Досадно… – сожалели дочери одна за другой.
– Не сожалейте, он найдёт себе, где и с кем встретить Новый год… Вернее, уже нашёл.
– Мамочка, ты об этом… о нём говоришь так спокойно, как о прошлом, – заметила старшая дочь.
– Вернее, как будто его и не было у нас, – уточнила младшая.
– Нет, хорошие вы мои, он прошлое не для вас, и у вас нет… не должно быть никаких оснований думать о нём, как будто его вовсе нет…
– А мы и не думаем так, – поспешила оправдаться старшая, не дав договорить матери. – Так ведь, сестрёнка?
– Так, так… – подтвердила младшая.
– Вот и прекрасно!.. И нечего друг другу портить настроение в этот день.
В предновогодний вечер Раиса Владимировна созвонилась с сестрой. Они радостно поздравили друг друга с наступающим Новым годом. На поздравления сбежалось два дома: Наталья и Ольга – с одного, а Темир Ахмедович и Амина – с другого. Затем Раиса Владимировна уединилась в своей комнате, а Татьяна Владимировна – у себя, и между сёстрами завязался секретный разговор об Ильмутдине, который часто спрашивал о Раисе. Она в свою очередь осведомилась о нём, о его здоровье. Раиса Владимировна знала, что через мужа сестра обязательно передаст об этом Ильмутдину. Раиса Владимировна как бы вдруг почувствовала, что сама уже заболевает им. Она ощутила это ещё тогда, когда они увиделись впервые, и теперь эти чувства лишь усиливались…
Прошли первые новогодние дни. В доме установились скука и тишина. И вскоре, перед отъездом дочерей в город, мать заявила им, что намерена подать на развод с отцом. Дочери такого не ожидали, они потеряли дар речи. Развод родителей казался им ужасным делом.
– Но это неизбежно, – строго заключила мать.
Дочери уехали в город, увезя с собой оскорбительную мысль о разводе родителей.
А между тем их отец отпраздновал новогодние дни в кругу новой, ещё не оформившейся семьи. Но всех их смущала мысль о том, как им, Ивану и Дарине, предстоит создать новую семью: зажить мужем и женой или оставаться блудными сожителями… Горюнов так и обитал в двух домах – в основном в Нижней Тавде и наездами в Велижанах.
Выйдя из отпуска, Горюнов обратился к главному врачу с заявлением о переводе его в Велижаны, в стационарную поликлинику. Но получил категорический отказ. Он волей-неволей встречался со своей женой в коридорах поликлиники и больницы. И в один прекрасный день она вошла в его кабинет и предложила подумать о разводе. Это его нисколько не удивило и не смутило, как будто этого он и ждал.
– Дочерям об этом объявлено? – только и спросил он.
– Да.
Горюнов хотел сообщить ей, что скоро станет новым отцом, но, подумав, что это её не касается, промолчал. Она вышла от него совершенно освобождённой и по-новому счастливой женщиной… Но до чего обманчиво и непостоянно настроение – тем более женское.
Глава четвёртая
I
Развод, задуманный Раисой Владимировной, всё затягивался; казалось, он и вовсе не состоится. Мать, зная настроение своих самостоятельных дочерей относительно развода, иногда сомневалась в правильности своего же решения. Сам Горюнов не занимался этим делом по причине занятости и не торопился, предоставив всю возможность этого предприятия всё ещё своей жене. Но и он сам периодически сомневался, что развод состоится, полагая, что судьба противилась этому, а не какие-нибудь житейские обстоятельства или необъяснимые причины, от них самих не зависящие. Никому из них и в голову не приходило, что для этого дела следовало обратиться к адвокату.
Пришла весна, ранняя и тёплая. Это радовало и одновременно настораживало сельских жителей, так как оставалось непонятным, как природа поведёт себя в дальнейшем: безводные, высохшие поля нисколько не могли радовать аграриев, да и тех, у кого имелись огороды на приусадебных участках. Но всё это не беспокоило ни Раису Владимировну, ни Горюнова, несмотря на то что они являлись владельцами большого приусадебного участка.
И всё-таки Раиса Владимировна бывала на огороде. Во время работы она забывалась хотя бы на какое-то время, и это вносило разнообразие в серость жизни.
Май и первая половина июня выдались жаркими и без дождей. Работа на участке не доставляла теперь никакой радости, даже наоборот – угнетала.
Ещё никогда Раиса Владимировна не чувствовала себя настолько утомлённой и уставшей, временами она переставала ощущать жизнь, как ни стремилась заполнить её пользой дела. Эта надвинувшаяся на неё тяжесть заставила задуматься о вещах, на которые она раньше не обращала внимания. Она задумалась и осознала, что ей не хватает чего-то главного, ранее отсутствующего в её жизни, – не хватало того, без чего она раньше так легко и свободно обходилась. Самым мучительным оказалось, что она никак не могла понять, чего же ей так остро недоставало. Раньше она нуждалась в муже, затем в детях. Но вскоре дом опустел. Пустота ей внушила, что она теперь свободна и ни в ком не нуждается. К сожалению, это так: дочери повзрослели – стали сами по себе, муж – посторонним человеком, но – вот странно – до сих пор не чуждым ей…
Чтобы не сойти с ума, Раиса Владимировна успокаивала себя тем, что скоро на летние каникулы вернутся её дочери. А пока они не приехали, как из-под палки ходила на любимую работу. Огородные заботы забирали у неё последние физические силы. Но сила духа в Раисе Владимировне всё же была крепка.
Дело о разводе оставалось неопределённым. Раз за разом это откладывалось на потом.
II
Стояли сухие о особенно знойные первые дни лета. Даже лёгкий ветерок казался обжигающим, подобно жару из только что натопленной печи.
Раиса Владимировна вышла из душного дома и оказалась на пустынной улице, наполненной зноем. Не обращая на жару внимания. она побрела, сама не зная куда.
Вдруг в знойном воздухе воскресного утра раздался колокольный звон. Раиса Владимировна остановилась в задумчивости и прислушалась. Голоса колокольного перезвона воодушевили её, и она, уже весело, продолжила свой путь.
Тот воскресный день был днём Святой Троицы, иначе называемым Пятидесятницей. В храме проходила утренняя служба в честь этого знаменательного события.
Разумеется, Раиса Владимировна ничего о том не знала: ей раньше никогда не приходилось интересоваться духовным миром. Она в Бога не верила, но и атеисткой себя не считала.
Раиса Владимировна проходила мимо храма как раз в то время, когда народ, отстояв чуть ли не трёхчасовую службу, начал расходиться. На выходе люди обращались лицом к храму и осеняли себя крестными знамениями, совершая поклоны, и только после этого расходились по своим делам, кто спешно, кто не спеша.
Раиса Владимировна не знала, сомневалась, что ей делать. Наконец она прошла через широко распахнутую калитку изгороди и оказалась на храмовой территории, в глубине которой друг против друга стояли две большие скамьи. К ним и направилась Раиса Владимировна. Оказавшись между скамьями, она словно растерялась, на какую из них можно сесть, – и остановилась на той, откуда можно было прямо смотреть на храм. Как только она расположилась на скамье, её осенило: она поняла, чего ей так не хватало и над чем так мучительно думалось ещё недавно.
«Вот это да! – мысленно восхитилась Раиса Владимировна. – Надо же, самые простые вещи, как оказывается, достигаются невероятным трудом, – размышляла она, – или же без особого труда постигается самое невероятное. Неужели, чтобы оказаться здесь, так необходимо было пережить, испытать житейские трудности, неурядицы… Значит, идём мы не так… идём по дороге своей жизни обратным путём – то есть к Богу в последнюю очередь, спешно пройдя карьерный и семейный пути… – Раиса Владимировна подняла голову и, посмотрев вперёд, продолжила размышлять: – Значит, всё было неправильно, а главное, притворно… Нет, я точно в бреду, – опомнилась она и вновь посмотрела вперёд. – Наверное, думаю я чёрт знает что… Надо поговорить… Но с кем?.. В храме должен быть настоятель, попросту говоря, священник. Вот с ним-то и нужно поговорить… покаяться… Но я даже не крещёная! – испугалась она. – Всё равно останусь здесь его дожидаться, – решила для себя Раиса Владимировна. – И о чём же с ним стану говорить, когда?..» – она ещё не успела определиться с этим вопросом, как невольно подняла голову и увидела впереди себя стоявшего на паперти храма в чёрном облачении настоятеля. Раиса Владимировна быстро поднялась со скамьи и направилась к нему, понимая, что до сих пор не знает, о чём станет с ним говорить.
Настоятель обратил на неё внимание ещё тогда, когда она неподвижно сидела на скамье в своих размышлениях, и не спешил сходить со своего места. Увидев, что она направилась к нему, тогда только сошёл с паперти и пошёл ей навстречу. Они подошли друг к другу.
– Здравствуйте… – робко сказала она, не зная, как правильно к нему обратиться.
Настоятель, уловив её замешательство, улыбнулся и ответил ей на «здравствуйте».
– Вы не из числа моих прихожан, – заметил он как бы самому себе.
– Да… – отозвалась вновь с тем же замешательством.
– Зовите меня отцом Вячеславом или… – сделал он паузу, – или просто – батюшка; как и большинство моих прихожан.
Слово «батюшка» показалось ей каким-то неудобным для обращения: оно ассоциировалось с родным отцом, к которому частенько так обращалась. В сомнениях она простояла перед настоятелем ещё какое-то время.
– Отец Вячеслав, – наконец обратилась она, – мне бы хотелось с вами поговорить, но… но я сама хорошенько не знаю, о чём… как говорить.
Настоятель предложил ей вернуться на прежнее место, и они молча направились к скамьям. Раиса Владимировна расположилась на прежнем месте, он – напротив неё… Она ждала, что настоятель начнёт разговор. И действительно, видя в ней замешательство, к которому присовокупилась и скованность, он заговорил первым:
– Как к вам обращаться?
– Раиса… Раиса Владимировна… – дрожал её голос, – нет, Раиса…
