Ночной скрипач

скачать книгу бесплатно

Ночной скрипач
Артём Толмачёв

В старинный романтичный город у моря врывается буря, но ужаснее всего то, что придёт вместе с ней. Кладбищенская байка на поверку оказывается не совсем байкой, и горе тем, кто лицом к лицу столкнётся с таинственным Ночным Скрипачом.

Открыв эту книгу, вы столкнётесь с призраками, убийцами, древними богами, чудовищами и восставшими мертвецами. Заглянете в пожелтевшие страницы редких, оккультных книг. Пройдётесь по окутанным зловещей ночью местам.

Лучше всего читать эти истории вечером, когда за окном смеркается, и что-то шепчет ветер…

И да, помните: не садитесь в электрички, прибывшие не по расписанию.

Артем Толмачев

Ночной скрипач

Артем Толмачев

* * *

Поклон Лавкрафту

Явление Азатота

Посвящается Говарду Филлипсу Лавкрафту (1890–1937)

Старинный городок, убаюканный в колыбели времён, тихо и мирно дремлет под сенью островерхих крыш. Железные флюгеры с простуженным голосом многие годы указывают направление ветров, громоздкие мансарды обнаруживаются едва ли не в каждом встречающемся на пути доме, и иногда, в таинственных сумерках и тёмными ночами, в некоторых мансардных окошках можно узреть свет, но совсем не тот свет, что привычен человеческому глазу, а совершенно иного рода, состоящий из цветов неземной гаммы. Этот сочащийся сквозь маленькие окошки свет сложно себе вообразить в обыденной жизни – то бурлящий фиолетовый, то переливающийся зеленоватый, то поблескивающий синий, то клубящийся красный или оранжевый. А ещё в этих самых зловещих окошках бывают различимы таинственные фигуры, корчащиеся и сутулые, приобретающие порой чудовищно искажённые очертания; фигуры, которые людям слабонервным лучше бы было не наблюдать. И звуки. Загадочные звуки. Нечестивые шепотки, кощунственные подвывания и монотонные, приглушённые стенами распевы. И один только бог ведает, на каких языках сие говорилось и шепталось, да и бог-то с трудом мог это уразуметь.

Но зато эти странные звуки и произношение различали другие боги, гораздо более древние, могущественные и великие, невидимые и злобные, отчасти напоминающие людей и совершенно бесформенные, точно студень, зловонные, как трупные запахи. Обитали эти боги в сферах, недоступных ни одному смертному задолго до того, как Земля, подобно огромному жерлу действующего вулкана, была раскалённой; в сферах, где застыло время, где царствует лишь бесконечность и зияют страшные бездны неведомого и враждебного космоса – бездны, полные неведомого ужаса и кошмаров.

Узенькие и извилистые улочки, ведущие на холмы; маленькие скверики и пустыри; нагромождения домов с заметно выделяющимися георгианскими постройками вроде одинокой островерхой часовни; деревянный причал и сырые доки, уставившиеся своими грязными серо-коричневыми ликами на таинственную морскую даль – всё это дышало столетиями, седой стариной. А на древнем, укрытом ветвями могучих вековых дубов кладбище, под тяжёлыми, покрытыми плесенью, грибком и мхом надгробиями мирно почивали предки, в былые времена познавшие и великие торжества, и кровопролитные войны, искреннюю радость и исполненные горечи лишения. О, старый город! Ты напоён морским дыханием и свежестью, ты мудр, словно старец-философ, ты загадочен и непредсказуем, как зелёное море, ты открыт всем сторонам света, доступен всем ветрам, с невообразимых высот луна и звёзды взирают на твои старые черепичные крыши, служащие пристанищем для кошек и птиц.

Городок, возможно, был даже древнее старинного и зловеще таинственного многовекового своего собрата Аркхэма – два ветхих, однако таящих в себе могучие, волшебные силы старика. Они похожи друг на друга – эти два города. И по ночам они шепчутся меж собой, делятся друг с другом тайнами, как небеса сообщаются с морской пучиной.

Расположенный на группе пологих и крутых холмов, с одной стороны омываемый морем, город некогда расцветал, как пышный куст шиповника, и в него со всех концов света съезжались торговцы и мореплаватели, от которых можно было услышать немало занятных историй о морских приключениях, стычках с жадными пиратами и ловкими индейцами, об открытиях новых видов животного и растительного мира, а также неведомых ранее экзотических земель. К причалу приставало множество разных судов, бойко шла торговля. Недавно отгремела война 1812 года, и люди возвращались домой с полей сражений.

Однако что-то изменилось, и прежде пристававшие к городским берегам корабли теперь сторонились этих мест, как чумы. Подобное происходило не сразу, а постепенно. Городок у моря стал каким-то угрюмым и насупленным, казалось, его и в самом деле изъедает неведомая болезнь. По мощёным булыжником улочкам и площадям по-прежнему ходили по своим делам жители: представительного вида мужчины во фраках, цилиндрах и с тросточками в руках; заводские и фабричные работники с мускулистыми торсами и мощными ручищами постоянных тружеников; коммивояжёры, парикмахеры, докеры, трубочисты и владельцы заведений; небольшими группами или поодиночке встречались солдаты в мундирах и с квадратными рюкзаками за спиной; женщины и девушки в изысканных и не очень платьях, в шляпках с лентами, шапочках, в белых перчатках и с маленькими корзинками в руках. Случалось, попадались и весьма любопытные личности, можно сказать, люди экзотической внешности – то были индусы в своих просторных белых или цветастых одеяниях. Неслышно и загадочно, едва касаясь земли восточными туфлями, скользили они по извилистым улицам. Туда-сюда сновали повозки, коляски, крытые кареты.

Но иногда, как правило в обманчивых сумерках, ночами или при скверной погоде, можно было заметить и фигуры гораздо более странные, наводящие на размышления сомнительного толка. Согбенные и закутанные в длинные ткани, скрывающие их головы и лица, они порой встречались в сумрачных и глухих местах и очень редко появлялись в центре города. А если и появлялись, люди сторонились этих типов, поскольку запах от них исходил непередаваемо гнусный, такой, словно они разлагались заживо. Лица их мало кто видел, а те немногие, кто всё-таки имели несчастье их хоть как-то разглядеть, навек потеряли покой или вовсе лишились рассудка, угодив в лечебницу для душевнобольных, расположенную на окраине города, в северной его части. Поговаривали, что один пожилой и почтенный джентльмен, всего на мгновение встретившийся взглядом с одним из этих странных молчунов, повалился на мостовую и скончался, не приходя в себя. Медики объяснили смерть мужчины разрывом сердца от ужаса. Конечно, после этого случая по городу поползли самые чудные слухи, которые быстро разбалтывали суеверные жители.

Однако болтавшие слишком много пропадали невесть куда. Роились жутковатые слухи, что под городом, под нестройными цепями холмов существовала целая система катакомб, сердцевина которой была расположена под центральной городской площадью. О назначении подземных ходов ничего определённого сказать было нельзя. Правда, один заезжий австриец по фамилии Бертинг, учёный, исследователь, знаток старины, антиквариата и фольклора, вероятно, привлечённый старинной архитектурой города и странными историями, собрал кое-какой любопытный материал. Согласно нему, в неких старинных легендах говорилось о каком-то таинственном малорослом народце, жившем глубоко под землёй и поклонявшемся сомнительным богам. То были язычники, и речь шла, скорее всего, о вырождении людей. Когда существовало это нечестивое племя, в этих местах ещё не было города в привычном его понимании, а были лишь холмы, да дремучие, непроходимые леса, обрамлённые мёртвыми и зловонными топями, где не водилось почти ничего живого. И когда эти уродцы проводили свои кощунственные обряды, на горизонте громоздились лиловые, причудливой формы тучи; дувший с далёких заморских горизонтов дикий ветер, неожиданно налетев с бешеной скоростью, начинал ломать и грызть чёрный лес и загадочные холмы, а витиеватые молнии необыкновенного красного цвета, сопровождаемые оглушительными громовыми раскатами, сверкали не переставая.

Тайна привлекла австрийского учёного, она же его и погубила. В последний раз мужчину видели выходящим из отеля, в котором он остановился. Вечером того же дня, когда Бертинг покинул отель, в его номер постучала уборщица. Она окликала австрийца несколько раз, но ответа так и не получила. Дверь оказалась запертой изнутри. Когда же её взломали и несколько человек очутились внутри вполне комфортабельного номера, уборщица, издав животный вопль, без чувств рухнула на пол, а двоих крепких и немолодых уже мужчин замутило и затрясло. Их обуял глубокий ужас от созерцания подвешенного к потолку тела австрийца. Но не сам факт смерти так потряс людей, а то, как выглядел несчастный: с учёного была содрана вся кожа, ушей, носа, щёк, волос и глаз не было, обнажились окровавленные мышцы и сухожилия. Голый, лишённый скальпа череп влажно поблёскивал на свету. Вероятно, перед лицом смерти Бертингу пришлось подвергнуться страшным, нечеловеческим мукам, которые, скорее всего, и стали причиной смерти. Начали задаваться вопросом, какие дикари могли так жестоко расправиться с человеком. Оправившись от первого страшного потрясения, находящиеся в помещении люди вновь оказались шокированы – на этот раз от вида огромных странных символов, кровью писанных на стене. Только прочитать эти жуткие письмена не удалось никому, в том числе и приглашённым специалистам в области криптографии и древних языков. Определённо можно было сказать только одно: сокрытый в этих замысловатых и нелепых знаках потаённый смысл носил самый зловещий, демонический характер.

Жуткое убийство заезжего учёного-австрийца и написанные кровью зловещие иероглифы, по всей вероятности, служили предостережением. И жители города, скованные недавним ужасом и многочисленными, принимающими самые невероятные образы суевериями, благоразумно позабыли о происшествии в отеле. Они напрочь забыли про Бертинга и про то, что с ним случилось. В душах же тех немногих, кто непосредственно столкнулся с кровавым ужасом в одном из номеров отеля, остался лишь тягостный страх от увиденного и пережитого – страх того рода, что не исчезает совсем сразу после события, а всё продолжает маячить в памяти и в душе, понемногу отравляя человеку жизнь, тот глубокий, исконный страх перед непознанным, который грозит лишить иных малодушных особ рассудка.

Между тем загадочные и закутанные фигуры по-прежнему можно было увидеть на глухих улочках и в скверах. Сутулые и угрюмые, источающие запах гниения, медленно бродили они как будто бесцельно, когда смеркалось или луна проливала свой обманчивый и зыбкий свет на окрестности. Тёмные, зловещие, внушающие трепет и ужас, как предвестники беды и болезни, они неуловимо скрывались из вида, вероятно, исчезая в чёрных городских клоаках, куда не проникал даже свет молчаливой луны. Чем-то непередаваемо древним веяло от этих фигур, мрачным средневековьем, да что там – временами куда более древними, такими, которые уже давно растворились в короткой памяти человечества. От них исходила властность, внушающая тревогу магическая сила. Имелись свидетели, видевшие, как позади одной из фигур что-то волочилось по булыжникам, что-то очень напоминающее хвост. А кто-то был ошарашен совершенно неестественным поведением одного из угрюмых жителей. Тот медленно припал к земле и, извиваясь всем телом, пополз по мостовой, как ящерица. Наблюдатели также могли различить странные булькающие и хрипящие звуки, издаваемые ползущей фигурой. Кто бы мог в такое поверить? Некоторые жители утверждают, что эти странные, гротескные личности прибыли из древнего рыбацкого городка Иннсмаута. Это были те, кого иннсмаутцы прятали в подвалах, на чердаках за заколоченными окнами, в маленьких и глухих комнатушках с изъеденными червями стенами. Часть этих существ, неся за собой запах тлена, таинственным образом перебралась в город на холмах. Вполне возможно, что эти нелюдимые уродцы скрываются от дневного света глубоко под землёй, а когда наступает ночь, выходят в морские воды или слоняются по глухим, неосвещённым местам. Старики, услышав про Иннсмаут, словно воды в рот набирают и набожно крестятся, ибо они наслышаны про этот проклятый городок, где обитает нечисть. Один мальчишка клялся, что однажды видел в крытой карете, в которую только что зашла женщина, осьминожьи щупальца. Лица погонщика разглядеть он не смог из-за низко нахлобученной шляпы.

Где-то на протяжении полугода как только начинает темнеть, а на чёрном небе восходят луна и звёзды, со стороны побережья веет омерзительным рыбным запахом, как если бы на берег выбросили горы тухлой рыбы. А вот что описывал Ларсен – норвежский мореплаватель и исследователь, проездом оказавшийся в городе: «Когда начало темнеть, я решил прогуляться у морской кромки. Я смотрел на море, закатное небо и слушал тихий плеск волн. Вдруг моей ноги коснулось что-то скользкое и влажное. Я опустил голову и поразился. Странным было то существо – помесь рыбы, лягушки и ящерицы. Сколько я путешествовал, нигде не встречал подобных тварей. Злобные водянистые глазки на выкате, у кожных складок жабры, длинный хвост. Запах, показавшийся мне особенно омерзительным, вызвал у меня отвращение, приступ тошноты. Между тем существо несколько раз обернулось, посмотрело на меня своими выпученными глазищами и растворилось в прибрежной воде. Больше всего мне запомнились полные холодной злобы не моргающие глаза и непереносимая вонь». О странном морском создании удалось вычитать только из дневника Ларсена. Сам же мореплаватель по непонятным причинам был найден мёртвым в своей кровати. Ни следов насилия, ни каких-либо указывающих на преступление улик. Завеса зловещей тайны сокрыла эту смерть. И такой эпизод внезапной кончины здорового, полного сил человека был не последним. Случаи гибели некоторых людей варьировались от совершенно дичайшей, скорее звериной, чем человеческой жестокости, до необъяснимых и таинственных смертей, разгадать которые было почти невозможно даже самым холодным и ясным умам.

А кто из образованных городских жителей смог бы поверить рассказам, в которых говорилось об исполинском, размером с горбатую гору силуэте, что появлялся из моря безлунными ночами или во время шторма? Уж не тот ли это обитатель загадочных и непостижимых морских глубин, создание более древнее, чем человеческий род с его незначительной, в сравнении с другими неведомыми космическими измерениями, историей? Кое-кто шептал, что это сам Ктулху поднялся из древнего города Р’Лайха, чтобы вместе с полчищами Глубоководных заявить своё право на царствование. Если так, то человечеству скоро настанет неминуемый конец. Неужели древние злые силы пробуждались от многовекового сна, чтобы явить свой кошмарный лик, свою исполненную вселенского ужаса сущность и повергнуть в хаос существующее мироустройство? О, древний город и холмы, даже вы не можете знать о жутких, чудовищных тайнах из страшных бездн времени – ведь эти тайны старее, чем сама планета Земля и многие другие планеты и звёзды нашей привычной Галактики.

Но однажды, году так помнится в 1820, город посетило вселенское зло, оживившее все старинные легенды, предания и мифы. Всё началось с внезапно обрушившейся на город непогоды, пришедшей с моря. И было горе тем кораблям, что по несчастью оказались на пути следования этого уничтожающего, дикого шторма. Клокочущие волны вздымались так высоко, что могли накрыть собой целый корабль и отправить его на морское дно вместе с экипажем. Даже старики, страшась этого зрелища, говорили, что на своём веку им не доводилось видеть ничего подобного. Громады чёрных туч, сопровождаемые косым ливнем, в бешеном хаосе наступали на город, который, казалось, погрузился в сумерки, хотя и был только полдень. Свирепые, хищные молнии били в бушующие чёрные волны, которые, вторя сумасшедшему ветру, гудели и ревели, как живые, дикие и голодные существа. Молнии также пронизывали и чёрно-серое небо, и в их отсветах прослеживалось что-то неземное, неестественное и ирреальное. Жители, спрятавшиеся от свирепой грозы по домам и заведениям, были в ужасе, когда увидели, что некоторые молнии были красными, как раскалённое железо под молотком кузнеца. Они в страхе и суеверии молились, но, казалось, земные боги не откликались на их мольбы.

Около часа рёв стоял такой, что некоторые лишились чувств, кто-то потерял слух, а в местной лечебнице для душевнобольных произошёл страшный переполох. Создавалось впечатление, будто больные видели что-то, что недоступно взору и воображению здорового человека. Казалось, все стихии собрались разом, чтобы стереть маленький старинный городок с лица земли: ветер ворошил черепичные крыши, как осенние листья, вырывал с корнем оконные рамы, бил стёкла и кренил к земле, точно траву, вековые деревья; волны, одна выше другой, чёрные и страшные, будто бы готовы были затопить город и с помощью непрекращающегося ливня напрочь смыть его с холмов и без остатка разметать в бушующем море; необычные молнии слепили глаза; гром до основания сотрясал землю и постройки, в которых по углам тёмных комнат забились люди, целые семьи с детьми, безнадёжно ждущие своей участи. Вскоре кто-то из живущих ближе всего к побережью людей услышал треск дерева, который будто бы на несколько мгновений вырвался из этого жуткого демонического рёва. В хаосе ливня видно было, как вместе с гигантской волной о берег ударилось парусное судно, которое, вероятно, было врасплох застигнуто яростным штормом у самого побережья. Но на корабле не было ни целых мачт, ни парусов, а уж об экипаже и говорить не приходилось. Перевёрнутое исковерканное судно так и осталось лежать на берегу, подобно гигантской выброшенной на сушу дохлой рыбине.

Между тем ливень начал понемногу стихать, и казалось, что буря заканчивается. Однако самое кошмарное ждало впереди. Яростный, безудержный ветер ударялся в дома и холмы с леденящими кровь стенаниями и завываниями. На какой-то миг небеса разверзлись, точно их прорвал, как ветхую ткань, этот безумный ветер-мятежник. И из этого разрыва выглянуло отнюдь не солнце. О, боги! Вместе с бешеными красными молниями, разящими во все стороны, сквозь тёмную и зловещую пелену грозовых облаков явился сам Ад, и мириады корчащихся бесформенных демонов вырвались из его раскалённых недр, где грешники обречены на муки вековечные. Небо становилось алым, и этот жуткий, не предвещающий ничего хорошего свет стал простираться по всему горизонту, насколько хватало глаз. Странные облака клубились, метались, наталкивались друг на друга, сплетались в невообразимые формы, чуждые всему земному и потому внушающие страх. И именно страх торжествуя завладел всеми жителями старинного городка, деяния некоторых личностей которого, возможно, навлекли смертельную опасность не только на горожан, но, может быть, и на всех людей на Земле. Ах, будь проклят древний и чудовищный «Некрономикон», писанный безумным арабом Абдулой Альхазредом!

В разгар кошмарной небесной феерии в старинную островерхую часовню вошёл старик. Молящиеся шарахнулись от него, ибо веяло от старца холодом и испепеляющим злом. Сверкнув глубоко запавшими глазами, воздел он вверх руки с крючковатыми пальцами и зловещим хриплым голосом произнёс: «О, вы, несведущие! Пришла пора, и древний бог да снизойдёт с небес! Имя ему – Азатот! Великий и могучий, явился он из далёких звёздных бездн и бесконечных пространств! И ничто его не удержит! Древние владыки величественных и тёмных царств, дремлющих под покровом чёрной ночи! Они ждали, и теперь они пришли! Азатот! Азатот! Азааатооот!»

Вдруг хриплый голос старика заглушил дикий рёв тысяч демонических глоток, дошедший, казалось, до самых недр земной тверди. Услыхав этот страшный звук, некоторые из женщин в часовне упали в обморок, а дети, захлёбываясь слезами, заверещали. И только безумный старец с воздетыми кверху руками стоял не шелохнувшись. «АЗАТОТ! АЗАТОТ! АААААЗАААТОООООТ!!!» – гремело как будто с неба, со стороны моря и из-под земли.

Вселенский хаос и ужас наступали на город. Сонмища уродливых и диких существ в мгновенье наводнили узенькие улицы, скверы и площадь. Они скакали, бегали, прыгали, неуклюже переваливались, ползали, заглядывая десятками глаз внутрь людских жилищ, тыча змеевидными конечностями в окна, сея кругом панику, ужас и смерть.

Старый городок на холмах начал преображаться, но не так, как он преображался в лучшие годы своего процветания. Всё естественное, земное и привычное отступало под натиском бесчисленных орд жутких существ, явившихся на землю из иных, неведомых человеку миров, планет и звёзд. Эти создания не имели почти ничего общего с земными тварями и уж тем более с людьми. Даже разреженный воздух дрожал и вибрировал в их присутствии, пагубно воздействующем на любые земные организмы. Некоторые особо впечатлительные люди, которым обычно свойственна тонкая организация психики, и дряхлые старики умирали на месте от одного только вида и дыхания кошмарных аморфных чудищ, заполонивших город. Странные, леденящие кровь звуки повисли в пространстве. Богохульные и кощунственные, они будто бы относились к миру язычества, где считалось нормальным приносить в жертву неведомым, иноземным богам человеческие жизни. Но теперь, похоже, древние боги сами снизошли из чёрных бездн, чтобы коснуться своей могучей и карающей дланью мира людей, такого хрупкого и мелочного, неспособного разобраться даже со своими собственными противоречиями и проблемами.

Сквозь мириады тысячелетий, сквозь бесконечные пространства показал свой непередаваемо жуткий лик древний бог Азатот, вместе с которым в городок опустились бесформенные лютнисты, чья неземная музыка, если только эти звуки можно было назвать музыкой в обычном её понимании, повергала людей в вязкий, удушливый кошмар, в чёрный и бесконечный космический ужас, пропитанный неизвестностью и смертельной опасностью. Всё небо теперь напоминало одну огромную разверстую рану. Подобно скопищу разъярённых ядовитых змей безумие клубилось, корчилось и извивалось над холмами, над залитым водой, пропахшим зловонием городом и его несчастными жителями, на которых обрушилось после свирепого шторма вселенское зло.

Бог властно заслонил собой полнеба. С тысячами жутких физиономий и одновременно безликий, со щупальцами и отростками и вместе с тем без конечностей, это был огромный и неохватный, великий и могучий Бог Зла. Он был древнее, чем само человечество и его история, древнее даже Земли, древнее многих самых древних неведомых планет и созвездий, находящихся где-то на краю нашей Вселенной. Воды плескались, то тут, то там появлялись странные воронки. И вскоре из страшных безвестных глубин появилось нечто огромное и немое, а по городу двинулись жуткие вереницы пропахших рыбой закутанных фигур – тех самых, от которых шарахались горожане и лица которых мало кто видел отчётливо, а кто и видел, тот лишался рассудка. Доводящая до безумия, пронимающая насквозь музыка на все дьявольски извращённые лады клокотала в сыром полумраке.

Время близилось к ночи. Вскоре уже весь город наполнили колонны и толпы таинственных фигур, чьи лица или морды скрывали капюшоны. Угрюмые и зловещие, они распространялись, растекались по всем улицам, скверам и площади, как растекается смертельный яд по венам. Аморфные флейтисты, устроившись на деревьях, крышах домов, взобравшись на пик часовни, продолжали свою безумную игру, а меж бесконечных движущихся фигур сновали уродливые создания, представить которых едва ли смог и безумец с его больной фантазией. Кое-где, отбрасывая на стены пляшущие зловещие тени, запылали факелы, и дрожащие на морском пронизывающем ветру огни замелькали оранжевыми точками по окрестностям. Огромная тёмная орда, собравшаяся на центральной городской площади, пала на колени. Они преклонялись пред величием и могуществом демонического бога Азатота, который всё продолжал кипеть, бугриться и извиваться в небе и, исторгая отвратительное зловоние, отравлять море. В тех городских закоулках, куда не доходил свет фонарей и языческих факелов, сгущалась тьма, из которой вылупились на мрачный увядающий мир сотни перемигивающихся безумных глаз. Это древние шогготы выползли из адских недр Земли, чтобы поучаствовать в демоническом празднике космического зла, охватившего город и округу.

Свет стал беспроглядной тьмой, день сменился мрачной, молчаливой ночью. На город легла траурная вуаль, сотканная из сумрака, клочьев тумана и людских страхов. Что же это было? Чем был тот кошмар? Этого никто не знает, да и знать не может.

Старомодный загадочный и романтичный город и поныне стоит на древних таинственных холмах. Он всё также встречает восходы и провожает закаты, над ним проносятся свирепые бури, о его берега всё также плещутся зелёные волны полного загадок моря, крыши домов всё также освещаются призрачным светом круглой огромной луны и бесчисленных звёзд, а зимой он, как и обычно, покрывается пухлым белоснежным одеялом, и в нём по-прежнему живут люди. Только вот со времён того страшного космического катаклизма эти люди больше никогда не видели света. Их глаза и глаза детей их стали совершенно белыми и незрячими, как если бы все они напропалую сидели у окон и не моргая смотрели на яркие вспышки молний. К тому же все люди этого города ничего не слышали, как будто их оглушили канонады громов, разъярённо ревущих с небес и сотрясающих горизонт. И говорили эти забытые всеми земными богами городские жители на странном, чуждом языке, коего прежде не слыхало человеческое ухо.

Со времён кошмара минуло много лет, и с тех пор ничего подобного больше не происходило. Однако ночами зловещая тишина повисает над всем сущим, и звёзды-глаза пялятся на старый город, а в очертаниях надменной луны угадывается нечто непередаваемо угрожающее и бесконечно тревожное для всех людей.

Бабушка Шура

1. В комнате бабушки

У Андрея было как-то тяжело, нехорошо на душе. Не от того, что вчера, в пятницу, он получил двойку за контрольную по математике, а Валька, жадина с косичками, не дала ему списать. Вовсе не из-за этого. А нехорошо было потому, что их любимая бабушка Шура теперь окончательно слегла в постель и больше не поднималась. Её сразила тяжёлая болезнь, а он, Андрей, всё верил, что она в конце концов поправится и как раньше будет готовить для них блинчики и пирожки. А как она их делала – вкуснотища!

Бабушка у них добрая, она часто улыбается… вернее, улыбалась, глядя на них, своих внуков, через толстые стёкла роговых очков. Она не только вкусно готовила и баловала сладостями – то конфет даст, то пряник медовый или мятный, то шоколадку – но и знала столько всего интересного, сколько не знал никто, даже, наверное, папа с мамой. Бабушка рассказывала им тьму историй о богатырях и рыцарях, о драконах и леших, о рыболюдях и кладбищах затонувших кораблей, о путешествиях во времени и о других планетах. Казалось, она знала всё на свете, о чём ни спроси, – их школьной математичке столько всего и не снилось. А теперь вот бабушка Шура лежит одна в тихой комнате. Лежит, укрытая одеялом, окружённая множеством всяких таблеток, пилюль и пузырьков, неподвижная и немая. И больше она им не улыбнётся и тем более уже не сможет приготовить блины или пирожки с начинкой-сюрпризом… Но может быть, она всё же поправится? Ведь и такое бывает. Андрей даже выучил одну молитву и старался регулярно её произносить, обычно тихо, вполголоса. Он молился богу, молился, чтобы бабушка, наконец, выздоровела и встала с постели. Однако молитвы почему-то не помогали, бабушке становилось всё хуже и хуже, и вот теперь она уже перестала ходить, большую часть времени лежала под тяжёлым одеялом, глядя в потолок тусклыми глазами. Но, как говорит папа, «надежда умирает последней». Вот эта самая надежда и теплилась тлеющим огоньком в ещё не огрубевшем от взрослой жизни сердце Андрея. Он будет ждать.

Одно время к ним в квартиру зачастили доктора, которые, распространяя запахи лекарств, хлопотали вокруг бабушки, разводили руками, качали головами, делали ей уколы, которых его младший брат Мишка боялся как огня. Часто Андрей видел маму в слезах, а ещё она как-то сказала папе с горечью: «Тебе легко судить – ведь это не твоя мать». После этого они долго не общались между собой. Но теперь и доктора уже к ним не приходили, а за дверью комнаты, где в одиночестве лежала бабушка Шура, царила гнетущая тишина.

Андрей был в кровати и никак не мог уснуть. Часы уже показывали половину первого ночи, а он лежал и всё думал. Завтра утром родители уедут по делам, и они с Мишкой останутся в квартире одни на целые сутки. Хотя нет, не одни. Ведь с ними будет бабушка Шура. Только теперь не она будет за ними приглядывать, а он, Андрей, как старший мужчина в доме на время отсутствия взрослых, присмотрит и за бабушкой, и за младшим братом. Ему это было не впервой, только вот за бабулей он ещё никогда не присматривал. И его это тревожило. А вдруг, пока родителей не будет дома, с бабушкой что-нибудь произойдёт?

Его брат Мишка пойдёт в первый класс только на будущий год. Он был славным малым со светлыми волосами и голубыми глазами. Миша был довольно послушным мальчиком, и ещё – очень впечатлительным. Он умел чувствовать ложь, неправду, а сам старался лгать только во благо. Родителям он почти никогда не доставлял хлопот, в отличие от него, Андрея, когда он был в том возрасте, в каком был сейчас Мишка. Его младшего брата все любили и оберегали, называли его «солнечным» мальчиком.

Андрей перевернулся со спины на бок. Так скоро утро настанет – надо засыпать. Но сон никак не шёл. Мысли, тревожные и волнительные, точно назойливые мухи вертелись в голове. Он прислушался. Ночью квартира наполнялась звуками, которых днём попросту не замечаешь: какие-то шорохи, щелчки, скрежет. Андрей снова лёг на спину, пытаясь распознать какие-нибудь знаки, которые подавала погружённая во тьму квартира. Ко всем этим звукам теперь присоединился новый – негромкий, глухой, близкий и в то же самое время далёкий. Андрей приподнялся на локтях. В сердце гнездилась тяжесть. Звук повторился. Стон? Может, бабушке стало хуже? Может, у неё усилилась боль? На протяжении этого месяца родители и врачи часто повторяли два слова: «рак» и «метастазы». Мама всё чаще тихо плакала, а папа также тихо и нежно её обнимал, успокаивал.

И вдруг Андрей со всей остротой почувствовал внезапно нахлынувшую тоску. Это была тоска по бабушке, которая, может быть, никогда уже не встанет с постели. Ему очень не хотелось, чтобы она умирала. Смерть людей он переносил непросто. Во всех печальных подробностях ему вспомнились похороны их престарелого школьного учителя по музыке два года назад. Тогда собрались все ученики, отличники, хорошисты и двоечники, ботаники и заядлые драчуны, а на первом этаже школы, у самого входа, на стол поставили чёрно-белую фотографию учителя, где он был запечатлён молодым, здоровым и красивым. Глаза его лучились светом, на лице была улыбка, а волосы были пышными и ещё не поредели. А через несколько месяцев умер дедушка, отец их мамы. И снова похороны, свидетелями на которых наравне с остальными родственниками и знакомыми были они с Мишкой. Именно в тот печальный день Андрей осознал всю тяжесть и боль утраты родного человека. И ничего нельзя было поделать, а только продолжать жить. «Жить достойно» – как говорил отец. Андрей мучительно пытался вспомнить лица покойных учителя музыки Анатолия Борисовича Вишнякова и дедушки Васи, однако вместо знакомых лиц были лишь какие-то неясные, мутные пятна.

Сердце в груди учащённо и взволнованно забилось. У Андрея возникло жгучее желание посмотреть на лицо бабушки Шуры прямо сейчас. И вообще он хотел её проведать, проверить, всё ли у неё в порядке. Андрей надел тапочки, осторожно встал с кровати и, вслушиваясь в загадочные ночные звуки, бесшумно направился к молчаливой комнате бабушки Шуры. Как вор прокрался мимо приоткрытой двери спальни родителей. Дверь, ведущая в бабушкину комнату, тоже была не до конца затворена, «чтобы можно было услышать, если бабушка позовёт». Сердце замерло, на лбу выступили капельки пота. Задержавшись на несколько мгновений перед массивной дверью, Андрей аккуратно открыл её до половины. Дверь подалась, коротко, точно вскрикнув от боли, скрипнула и замерла. Затаив дыхание, Андрей остановился на пороге.

Комната ему показалась огромной, как и все расположенные в ней предметы: стол, шкаф, старинный секретер и кровать. Последняя была просто громадной, хоть и располагалась у дальней стены комнаты. На кровати лежало что-то большое, бесформенное. Настоящая гора, освещённая тусклым бледным светом луны, проникающим в проём между плотными шторами. Какая гора? Что за глупости? Ведь это была их родная бабушка Шура, укрытая одеялом. Бабушка, которую они все любили и которой восторгались. А большой комната казалась, наверное, из-за темноты – только и всего. Только дышать здесь было как-то трудно. Несмотря на то, что форточка оставалась открытой, и помещение регулярно проветривалось, воздух всё равно казался каким-то спёртым, густым… Отравленным? Ну конечно же нет.

Андрей медленно перевёл взгляд с кровати на потолок, где застыл призрачный свет с улицы. Насекомые. Их были сотни… Сотни громадных копошащихся насекомых, завладевших бабушкиной комнатой и… ей самой.

Уродливые создания вдруг замерли: теперь у них появился новый источник пищи. Андрей закрыл глаза и задержал дыхание. Затем вновь взглянул на потолок. Зловещими громадными насекомыми, конечно же, были только хитросплетения теней, отбрасываемых листвой росших под окном деревьев. Ветки колыхал ветер – вот тени и двигались. У него, конечно, хорошо работала фантазия, но это уже было слишком. Какие же тогда страсти, находясь в этой комнате, мог понапридумывать себе его младший брат Мишка?

Андрей медленно и бесшумно выдохнул, затем сделал вдох, но кислород словно бы не хотел идти в лёгкие. Он часто задышал, а затем, немного постояв, приблизился к кровати бабушки Шуры. Он напряг зрение до рези в глазах. Лица у бабушки не было. Лишь бесформенное, серо-белое пятно. Точно такие же лица Андрей видел у покойников. Всё-таки их любимая, добрая бабушка Шура умерла…

2. Одни

Однако ночью Андрей ошибся: бабушка Шура просто спала.

Этим субботним утром Андрей, его брат Мишка, а также их родители – все они собрались на кухне за завтраком – были обеспокоены сложившимися обстоятельствами. Родители, понятное дело, тревожились за Андрея и его младшего брата из-за того, что обоим ребятам предстояло остаться в квартире наедине с больным пожилым человеком – притом на довольно длительное время. Справятся ли они? А если что-то случится? Конечно, родители могли обратиться к их доброму соседу по лестничной клетке Виктору Петровичу Гаринову. Но перед этим пожилым мужчиной им было как-то неудобно – уж они и так много о чём его просили, и он, как человек ответственный и безотказный, шёл им навстречу в разных делах. Дядя Витя, как они все его звали, жил один: жена давно умерла, дети контакта с ним не поддерживали, а внуков у него не имелось. Однако судьбу и жизнь он не ругал, справлялся с хозяйством, на летний период приезжал на загородный участок, где трудолюбиво занимался небольшим огородом и садом. Когда-то, при жизни его жены, в саду были клумбы с множеством цветов, ярких и привлекающих насекомых, но жены не стало – пропали и цветы с клумбами. Виктор Петрович жил тихо и незаметно.

Родителям оставалось лишь надеяться, что в их отсутствие пожилой женщине не станет хуже. В свою очередь, ребята беспокоились по причине той ответственности, что ложилась на них, когда мама с папой уедут из дома. Однако они, и родители это знали, смотрели на жизнь наивным детским взглядом и многого не понимали. Но они постараются не подвести папу и маму. И родители всё же верили им.

– Ешь, ешь свою кашу, Мишка, – строго сказала мама, звонко размешивая сахар в кружке с крепким кофе. – Не куксись. Ты же ведь уже не маленький.

Мишка скорчил гримаску. Когда-то такое страдальческое выражение лица бывало и у Андрея, но со временем каша на завтрак стала для него обычным делом, скорее даже ритуалом, наравне с такими простыми вещами, как звонок утреннего будильника и выполнение домашней работы по заданным в школе урокам.

– Миш, – обратился отец к младшему сыну. – Посмотри, как продвигается дело у твоего брата. Уплетает за милую душу. На него равняйся.

– Это геркулес, – подхватила мама. – Вырастешь сильным-сильным. Правильно я говорю, Андрюш?

– Ага, мам, – утвердительно кивнул Андрей. Голос его прозвучал бодро и даже звонко. Это, наверное, получилось оттого, что ему осталось проглотить последнюю ложку овсянки. Не то что Мишке: его брат толком и не притронулся к каше.

Старший брат был для Миши примером, и у мальчика вдруг откуда-то появился аппетит.

Когда, наконец, все позавтракали и со стола было убрано, мама с папой перешли к главному.

– Мальчики, как вы знаете, нам нужно уехать по важным делам, – начала мама. – Вернёмся мы, не могу обещать наверняка, завтра утром. Когда мы с папой уедем, вы остаётесь в квартире за старших. Но не переживайте – мы будем звонить вам на мобильный. Тебе, Андрей, прямо сейчас поставить телефон на зарядку. И поменьше играй в игры, ясно? Не злоупотребляйте компьютером. Самое большое время на него – сорок пять минут, максимум – час. Берегите своё зрение. На первом месте уроки, потом все развлечения. Поняли? Андрей, слушай, если бабушке вдруг станет плохо, звони в скорую, а потом сразу нам. Присматривайте за бабушкой. Проветривайте всю квартиру. И будьте хорошими мальчиками. Будете – дождётесь гостинцев. Ну, Володь, пойдём собираться. Пора.

И родители ушли, а Андрей с Мишкой направились к себе в комнату. На кухне осталась только одинокая бестолковая муха, бьющаяся башкой об оконное стекло.

– Как говорится, щи – в котле, каравай – на столе, – подбодрил папа ребят. Он потрепал обоих по волосам.

– Андрей, суп в кастрюле в холодильнике. Куски пирога на полке ниже, – сказала мама.

– Вы ведь правда ненадолго уезжаете? – пролепетал Мишка. Он изо всех сил старался показать, что не волнуется и не боится, но это у него не очень-то выходило.

– Можете на нас положиться. Мы с Мишкой не подведём, – совершенно по-взрослому сказал Андрей. Брат, смешно приоткрыв рот, уставился на него, а родители улыбнулись. Миша преисполнился уверенности.

– Мы ненадолго, – ответила мама. – И мы вам доверяем. Только, Андрюш, я тебя прошу, не убивай мух на кухонном столе.

– Ладно, мам, – послушно отозвался Андрей.

В прихожей быстро состоялись проводы, которые и ребятам, и взрослым дались непросто. Наконец, прощальные объятия закончились, дверь закрылась, разделяя детей и родителей. Андрей, как учили, защёлкнул все дверные замки и щеколды и невольно прислушался к удаляющимся шагам за входной дверью – это родители шли по коридору к лифту. Ну вот. Впереди полный новых впечатлений и занятий долгий день. Потом такой же долгий вечер, а за ним – ещё более длинная ночь. Андрей посмотрел на притихшего брата. «Мы ненадолго», – вспомнил он мамины слова. Но ему почему-то в это не верилось.

Не успел Андрей опомниться, как Мишка бегом бросился в их комнату. Когда Андрей вошёл в помещение, он увидел брата, взгромоздившегося на подоконник.

– Осторожно! Не смахни горшок с цветком! – предупредил Андрей. – А то нам от мамы здорово влетит.

Андрей приблизился к окну и посмотрел вниз на улицу.

– Смотри, – сказал Мишка, улыбаясь и тыча пальцем в стекло. – Машина дяди Вити.

К подъезду подкатили старенькие «Жигули». Из машины вышел Виктор Петрович Гаринов, их сосед по лестничной клетке. На нём была мешковатая куртка с засаленным капюшоном, видавшая виды кожаная кепка, за спиной – вместительный походный рюкзак болотного цвета. Судя по тому, как распирало рюкзак, забит он был под завязку. В каждой руке сосед нёс по большой корзине: одна до краёв была наполнена грибами, другая – ягодами. Твёрдой походкой дядя Витя направился к подъезду, где ему и повстречались родители мальчиков. Лицо старика залучилось приветливой улыбкой, а от уголков прозрачно-голубых глаз разбежались паутинки морщинок.

– Утро доброе, хозяева, – кивнул Виктор Петрович. Он крепко пожал руку стоящему перед ним мужчине.

– Батюшки, – женщина восторженно развела руками. – Сколько грибов, дядя Вить!

– Из лесу вестимо, – отозвался пожилой мужчина. – Засветло сегодня поднялся и сразу – в лес. Мишке и Андрюшке гостинцы будут. Зайду, занесу ягоды и грибы.

– Ой, спасибо Вам большое, Виктор Петрович, – рассыпалась женщина в благодарностях. – Мы как раз вот уезжаем на сутки, а ребята одни остаются с бабушкой…

– Так давайте я побуду с ними какое-то время, – сказал Виктор Петрович. – Мне нетрудно.

– Мы Вам будем очень благодарны, дядя Вить, – произнёс отец ребят, приобняв супругу за плечо.

– А вон и ваши мальчуганы, – старик указал на окно скрюченным шишковатым пальцем, а затем улыбнулся и помахал ребятам рукой.

– Будьте спокойны, – заверил супругов сосед. – Я за ними пригляжу.

Родители были обрадованы, что Виктор Петрович заглянет к мальчикам, но им также было и очень неловко. Им казалось, что они чрезмерно пользовались безотказностью и одиночеством этого старика, поэтому оба поспешили удалиться.

Андрей и Мишка видели, как их папа ещё раз – теперь уже на прощание – пожал Виктору Петровичу руку. Потом родители торопливо пошли прочь от дома, а дядя Витя скрылся под серым козырьком подъезда.

* * *

Как Андрей и ожидал, время с самого утра тянулось долго. Хотя у него ещё были невыполненные домашние задания и масса самых разных занятий. В первую очередь Андрей сделал задачи по математике. Сверившись с решебником, который отыскался с трудом, Андрей понял, что допустил немало ошибок. Потом настало время для русского языка. Пока он был занят, Мишка что-то сосредоточенно принялся рисовать в одной из своих тетрадей.

– Посмотри, Андрей, – наконец произнёс мальчик, протягивая брату тетрадку в клеточку.

Доделывая русский язык, Андрей взглянул на изображённый братом рисунок и всё быстро сообразил. Корявая громадная кровать, небрежно нарисованное лицо с опущенными уголками рта, чёрточки глаз («бабушка почти всё время спит»), мочало всклокоченных волос. На месте носа – две параллельные палочки. Андрей подумал, что такие носы бывают у зомби. Это показалось ему жутковатым. В правом нижнем углу листа крупными неровными буквами было написано: «бабушка Шура болеит на кравате».

Андрей сказал брату, что ему понравился рисунок, хотя, конечно, он ему вовсе не понравился. Но одно было ясно: его брат думал о том же, о чём думал и он. Больная бабушка Шура была в центре их мыслей. Только вот сама она едва ли могла мыслить ясно – её сознание было замутнено болезнью, и в последнее время она балансировала на грани действительности и бреда. Но по тишине, уже несколько дней установившейся в комнате их любимой бабушки, можно было предположить, что боль не мучает её. Когда ей было больно, знал Андрей, она стонала или хрипела, будь то день или ночь. И это было самым страшным. Для всех.

Указав Мишке на допущенные в надписи под рисунком ошибки, Андрей включил компьютер: «…сорок пять минут, максимум – час», – вспомнилось Андрею мамино напутствие. Может быть, он просидит за компьютером и целых два часа. Никто ведь не узнает. Бабушка не сможет узнать – а она бы такого точно не одобрила.

Андрей проверил зарядку телефона: не хватало только одного деления. Вскоре Андрей и Мишка, сами того не замечая, аж на целых три часа погрузились в виртуальный мир монстров, иноземных пейзажей и антуражей космических исследовательских лабораторий. «Дум 3» оказался крутой игрой, однако Андрей ещё даже и близко не дошёл до середины.

Незаметно подступило время обеда. Настала пора проведать бабушку Шуру. Но Андрей почему-то до последнего оттягивал визит в бабушкину комнату. От монитора компьютера их отвлёк звонок городского телефона. Андрей выбежал в коридор и уже со второго звонка схватил трубку.

– Алло, – сказал он.

– Привет, Андрюшка, – это оказался Виктор Петрович.

– Привет, дядя Витя, – обрадовался Андрей, стиснув пальцами трубку. Ему очень захотелось, чтобы Виктор Петрович зашёл к ним в гости. И лучшие надежды Андрея подтвердились.

– Как ваши с Мишкой дела, Андрюш? Как бабуля? – с озабоченностью в голосе спросил пожилой сосед, находясь при этом всего лишь через стенку от них. Андрей сказал, что у них всё неплохо, а бабушка, похоже, спит.

– Ждите сегодня гостя, – сообщил Виктор Петрович. – Буду у вас ближе к вечеру. Ваши мамка с папкой знают, что я к вам приду. А если кто-то будет звонить в дверь, смотрите сначала в глазок и не отпирайте незнакомцам ни при каких обстоятельствах. Усвоили?