Веточка

Артем Ткачук

Веточка

Меня зовут Сергей. Неделю назад я отметил свое полное совершеннолетие – 21 год. На этот свой 21-й день рождения я получил самый лучший в жизни подарок – демобилизовался из армии. Из «самой лучшей в мире» военной части №1810. Всё! Достаточно. Про армию больше не хочу! На память от службы мне остались два сломанных ребра, умение есть то, что есть, и постоянное чувство обиды. Ноющее, колючее чувство обиды, как заноза, засело в памяти. Никакой аутотренинг не помогает успокоиться и забыть дни, когда я нес службу и отдавал какой-то долг Родине. Надеюсь, мы с ней в расчете!

Меня с несколькими военными доставили до ближайшей железнодорожной станции. Комендант, не глядя в глаза, пожал мне руку и пожелал удачи в гражданской жизни. На этом моя двухлетняя служба закончилась. Странно! Этого дня я ждал целых два года. Представлял, как приеду домой к родителям в нашу деревню, соберу друзей и родных, закачу пир горой. Но теперь нет никакой радости, никакого желания возвращаться и показываться кому-либо из знакомых на глаза. Въедливое чувство обиды и полного одиночества. На душе пусто и, честно признаюсь, страшно. Как будто высадили на чужой планете.

Денег в кармане хватит на билет и ещё максимум на неделю далеко не разгульной жизни. Да, и что такое «разгульная жизнь»?! Я не помню. Для солдата существуют две радости – поесть и поспать. Все лишнее из нас выбивали кирзовым сапогом. Опять я думаю об Армии! Нужно отключить мозг и ехать домой. Время лечит. Вот, приеду домой. Поживу с родителями. Отойду от воспоминаний. Перестану смаковать обиду. Найду работу. Построю дом. Создам семью. Родятся дети.… За минуту я составил план жизни на ближайшие 20 лет. И тут же разочаровался. Хоть в армию возвращайся. Так! Стоп! Надо взять себя в руки! Для начала обменяю воинский проездной документ на билет и сяду в поезд. А там можно двое с лишним суток поразмышлять о будущем и постараться забыть прошлое.

***

Боковое место в полупустом вагоне. Хорошо, что мало людей. Я всегда чувствовал дискомфорт в людных местах. Теперь, после армии, вообще боюсь незнакомых. К моим поломанным ребрам прибавилась паранойя. Интересная жизнь ждет меня на гражданке…. Как же не хочется домой! Хоть плачь. Удивительно! Два года назад мысли были диаметрально противоположными – только о доме и мечтал…

За окном однообразный осенний пейзаж. Одинаковые серые дома на желто-зеленом фоне, унылые деревни, лысеющие поля, покрытые прыщами-стогами. Я теперь всегда буду видеть мир сквозь серые очки? Эх! Сейчас бы выпить.… Добавить красок.

Кстати, пить я научился в армии. Родители у меня не пьющие. И в деревне кроме вонючей самогонки ничего не было. А запах яблочной браги до сих пор вызывает у меня тошнотный рефлекс. В армейке – другое дело: водку там пили все. И уж, поверьте, не потому, что наслаждались её прелестным вкусом и тонкими нотками сивушных масел и ацетона. Водка в армии – это целая культура. Она является основным экзаменом по предмету «Мужик ты или баба». На третий день службы я, как и все новобранцы, перед строем выпил стакан водки, и тут же получил в глаз от старшины. Поэтому до сих пор не понимаю, прошел я тот экзамен или нет. Но, как ни странно, водка после этого не стала ассоциироваться у меня с негативными ощущениями. Наоборот, я научился с её помощью абстрагироваться и уходить от реальности.

На очередной станции я добежал до ближайшего ларька, купил бутылку самой дешевой водки и пару пирожков. После армейской кухни отравиться невозможно. Как говорил наш старшина: «Желудок у солдата должен переварить гвоздь, пока горит спичка».

– За старшину!

Я чокнулся с отражением в стекле. Мерзость! Водка пошла так же плохо, как и воспоминания о человеке, за которого я выпил. Долго я еще буду помнить старшину и его индивидуальную справедливость, от которой до сих пор болят кости! Ну вот, опять я вспоминаю службу. А что мне ещё вспоминать? Я новичок в этом мире. Новобранец гражданской жизни. Всё только начинается. Ух ты! Оптимистическая мысль. Водка подействовала.

За окном стемнело, и огни станционных фонарей добавили новых красок. Я огляделся. Оказалось, что кроме меня в вагоне еще полно пассажиров – и все они одинаковые. В однотипных майках, вытянутых трико и каучуковых тапках на босу ногу. Отовсюду торчат лоскуты простыней и полотенец. Всё вокруг окутано запахом дыма, вареных яиц и колбасы. И только одинокая девушка в конце вагона выбивается из всего этого однообразия. Она сосредоточенно читает книгу, не обращая внимания на вагонный быт. Издалека она очень похожа на Светку – мою первую и, как мне кажется, последнюю любовь. …Она погибла, когда мы учились в девятом классе. Несчастный случай. Река забрала мою Светочку-веточку. Так называл её только я….

Поздняя осень. День похорон был ясный и теплый. Помню, шел дождь. Как будто лето вернулось, для того чтобы оплакать мою Свету. На прощание собралась вся деревня. Жители выстроились в длинную очередь, чтобы подбодрить, обнять, выразить соболезнования. Все подходили сначала ко мне, а только потом к Миле Андревне – маме Светы. Все знали о нашей дружбе, которая началась с детского сада, и переросла в настоящую любовь в старших классах.

До утра я ходил вокруг кладбища и плакал вместе с дождем. В тот день я понял, что потерял самого близкого мне человека. И терять больше нечего…

***

Отражение в стекле стало отчетливым – солдат в чистой гимнастерке на фоне темно-синего леса. Впереди размытое будущее, а позади ненавистная военная часть. Часть жизни.

Так я и уснул сидя, положив голову на руки. Армия учит солдат спать даже стоя. И о таком комфорте, как сейчас, мы даже и не мечтали. Сам неоднократно засыпал на утреннем построении и, в прямом смысле, выпадал из строя. Но пара подзатыльников и сотня отжиманий моментально приводили в чувство, навязчиво объясняя организму, что сон для солдата – это непозволительная роскошь.

Впервые за эти два года я увидел во сне военную часть. Парадокс! Там мне снилась гражданка (причем во всех смыслах этого слова), а на гражданке снится армейка. Да! Воистину, хорошо там, где нас нет!

***

Я проснулся от того, что сильно затекла рука. А еще – в нос ударил резкий сигаретный запах. За два года я так и не начал курить. Большинство ребят с нашей роты закурили. Может быть, от скуки, но скорее всего, от того, что денежного довольствия хватало только на одноразовый станок для бритья и папиросы. Меня запах табака раздражает. Дед много курил, и постоянно кашлял. До сих пор табачный дым ассоциируется у меня с чем-то маслянистым, вязким и грязным.

Напротив туалета стоит человек в черной рубашке и курит. Он смотрит прямо мне в глаза. Не отрываясь. Это вызов?! Он специально закурил, чтобы меня разбудить и втянуть в какую-то заварушку?! Водка не выветрилась? Или очередная паранойя? Я быстро отвел глаза, и стал делать вид, что всматриваюсь в утренний пейзаж за окном. Надеюсь, что скрываю смятение. Чувствую, что тот тип пронзает меня взглядом. Я привык, что люди разглядывали нас – военных ребят, когда мы отправлялись в город по делам или в самоволку. Но «этот» смотрит не на форму.

Периферическим зрением вижу, что незнакомец выбросил сигарету и вышел из тамбура. Он медленно подошел и, не спрашивая дозволения, сел напротив. Я развернулся к незнакомцу. Наши взгляды встретились. В детстве я любил тренировать силу характера. Способов было несколько: голод, ходьба на длинные дистанции и «смелость глаз». Почему-то я не мог смотреть людям в глаза. Испытал странное чувство вины при пересечении с чужим взглядом и тут же отворачивался. Я решил, что с этим нужно бороться. Так появился тренинг «Смелость глаз». В школе, в автобусе – да, где угодно – специально пересекаешься с кем-либо взглядом и ждешь упрямо, пока незнакомец или незнакомка отвернется…. Но сейчас мне снова не по себе. Хочется отвернуться и закончить партию в гляделки. Но не могу. Не хочу проиграть. Как будто на кону жизнь. Магнетический взгляд сканирует меня. Он смотрит, не моргая, и ждет моей реакции.

Под маской упрямой решимости прячу мысли: человеку на вид лет 30. Ярко-голубые глаза и очень холодный взгляд. Недельная щетина. Крепкое, спортивное телосложение. Привлекла внимание его опрятность. Черная рубашка и брюки настолько вычищены и выглажены, что ярким пятном выделяются на фоне пыльного вагона. Он не похож на уличного громилу, но какая-то угроза все-таки чувствуется.

Внезапно незнакомец улыбнулся и протянул мне руку:

– Костян! – громким и уверенным голосом представился он.

Такие голоса я слушал два года.

– Серёга! – также громко ответил я.

Последовало крепкое и долгое рукопожатие. В молчании. Тестирование продолжается. Пристально глядя мне в глаза, Костян заговорил. Будто мы давно знакомы.

– Я, вот, также, 5 лет назад, ехал, не зная куда. Только звездочек на погонах было больше.

Костян громко засмеялся. Искренний и, можно сказать, добрый смех моментально разрядил обстановку. Я выдохнул и почувствовал, что мои плечи, до этого момента грозно расправленные, опустились. Внезапно лицо его опять стало серьезным.

– Извини, если что не так. Понимаю, ты только после службы. Поначалу сложно будет с гражданскими общий язык находить. Я почти полтора года адаптировался. Удивлялся, что меня никто не понимает. Честно признаться, даже побаивался людей.

Последние слова заставили меня по-другому взглянуть на человека напротив. Я мгновенно забыл про непонятное тестирование. Судя по всему, у нас много общего с этим парнем. Он сказал «5 лет назад». Значит, мои обиды и страхи тоже пройдут максимум через пять лет.

– Уже придумал, чем займешься? – по-деловому спросил Костян.

– Пока нет, но идеи некоторые имеются.

Я слукавил, а он, видимо, это понял.

– Так точно, Серега! Я же говорю – у нас много общего. И идеи твои типа: приеду домой, а там видно будет….

Удивительный человек. Он определенно читает мои мысли. Или я такой прозрачный? Меня это напрягло, и я решил оправдаться: мол, есть мысли по устройству на работу и семья наклевывается. Но не стал врать и промолчал, чувствуя, что не могу и не хочу обманывать этого человека. Костян поднялся с места, отряхнул брюки и спросил:

– Я собираюсь позавтракать. Не хочешь присоединиться?

Страшно хочется есть. Но цены в вагоне-ресторане мне не по карману. Вряд ли он позвал меня к себе в купе поесть жареную курицу и вареных яиц с солью. Я решил отказаться, но Костян продолжил:

– Ты не волнуйся, деньги у меня есть. Просто хочется сделать добро брату по оружию. Когда-нибудь и ты поможешь человеку, в котором узнаешь себя в молодости.

Костян опять засмеялся. Его низкий, бархатный хохот не раздражал, как часто бывает. Когда люди смеются только для того, чтобы их заметили. Наоборот, его смех вызывал доверие и искренне приглашал посмеяться вместе.

Я пожал плечами и улыбнулся:

– Ну, спасибо.

Как мне показалось, в моем «спасибо» явно обозначились нотки благодарности и покорности. Я осекся и добавил твердо:

– Пойдем!

Костян усмехнулся и похлопал меня по плечу.

***

Народу в вагоне-ресторане мало. Два студента в трико и одинаковых футболках с неизвестными логотипами стоят с пивными баночками около барной стойки и мило беседуют с престарелой, но ярко раскрашенной барменшей. Ещё два мужичка, изрядно поддавших, склонились над салатом и невнятно признаются друг другу в глубоком уважении. Мы заняли стол в конце вагона. Костян пальцем подозвал барменшу. Она отвлеклась от студентов и принесла нам меню. Барменша даже не старалась скрыть свою неприязнь к небритому чужаку и нищему дембелю. Она швырнула исписанный от руки листок на стол и уже собралась развернуться, но Костян крепко схватил её за локоть. Женщина хотела возмутиться, но, видимо, Костян сильнее сдавил её локоть. Она так и осталась стоять с открытым ртом, испуганно глядя на моего спутника. Не обращая внимания на барменшу, Костян повернулся ко мне.

– Может по пивку за знакомство? Или может чего покрепче?

Не ожидая ответа, Костян обратился к барменше.

– Мадам, у вас текила есть?

Барменша послушливо кивнула. Костян выпустил её локоть и попросил. Хотя просьба была больше похожа на приказ:

– Нам бутылочку текилы и еды хорошей! Видишь, друга из Армии везу. А там с едой напряг.

Костян подмигнул мне и громко засмеялся. Напуганная барменша ушла исполнять приказ. Студены, почувствовав неладное, моментально покинули вагон-ресторан. Через несколько минут то же самое сделали два пьяных мужика. Мы остались вдвоем в пустынном и мрачном помещении вагона-ресторана.

Рубашка Костяна была расстегнута на две пуговицы, и я заметил на его шее золотую цепь со странным кулоном – небольшим продолговатым предметом похожим на кусок проволоки. Костян обратил внимание на моё любопытство и вытащил цепочку, чтобы я смог лучше рассмотреть. Кулоном оказался маленький, не более трёх сантиметров, обрубок ветки, покрытый лаком.

– Это мой талисман, – опередил вопрос Костян. – Я расскажу позже, если будет интересно.

Я кивнул наискось – мол, «расскажешь, если хочешь». Хотя мне было чертовски интересно узнать, зачем человек с хорошим достатком, уверенный в себе, цепляет на шею кусок ветки.

Костян спрятал кулон и застегнул рубашку на все пуговицы.

Барменша принесла квадратную бутылку с янтарной жидкостью, небольшие граненые стаканчики, две порции жаркого и тарелку с нарезкой из овощей и хлеба. Костян налил до краев.

– Давай! За встречу!

Текилу я не пил ни разу. Но всегда хотел попробовать. Видел, как смачно ее хлещут гангстеры и хулиганы из мексиканских кварталов в зарубежных фильмах. Признаюсь, ожидал лучшего. По вкусу текила напоминала сильно разбавленный самогон. Я с легкостью осушил стакан. В голову тут же ударил тягучий теплый дурман.

– Еще по одной! – предложил Костян и вновь наполнил стаканы.

– Давай! – поддержал я. И чтобы не казаться безропотным алкашом, добавил, – За знакомство!

– Ага! И за доверие! – усмехнулся Костян и выпил.

За время еды мы не проронили ни слова.

На протяжении двухлетней службы меня не покидало чувство голода. Хотя в первую неделю я ничего не ел. Во-первых, из-за стресса. А во-вторых – нужно очень проголодаться, чтобы начать есть из помятой «собачьей» миски клей для обоев, который почему-то в Армии назывался кашей. А еще эти незабываемые щи – из воды, капусты и недочищенной картошки. Ничего! Привыкли все. Самым вкусным, для большинства солдат, был прямоугольный кусок масла, который давали на обед. Мне хватало этого масла на четыре хороших бутерброда.

***

Несмотря на сильный, да еще и похмельный, голод, я старался есть медленно. Костян это заметил, и периодически посмеивался, глядя на меня. После трапезы Костян попросил у барменши лимон и счет. Я заметил, как повеселела барменша, когда поняла, что мы собираемся уходить. Костян достал кошелек, туго набитый деньгами. Не глядя в чек, он отсчитал несколько купюр и всунул их в руку барменше.

– Сдачу оставь себе. А лучше потрать деньги на нормальное меню.

Костян снова налил, и предложил тост:

– За правду!

Всего одна фраза, а я услышал в ней целую повесть о том, как человек пострадал от лжи и несправедливости. Алкоголь сделал свое пьяное дело – я стал философом и проникся к собеседнику, которого уже готов назвать другом.

– Костя.

– Костян! – перебил он меня, показывая нежелание слышать любую другую интерпретацию своего имени.

– Извини! Костян, – продолжил я, – ты хотел рассказать про свой талисман…

Костян улыбнулся, но при этом глаза его оставались серьезными. Он отвернулся к окну и задумался. Наверное, Костян размышлял о том, готов ли делиться со мной сокровенным и важным. Он посмотрел мне в глаза, и несколько минут молча сканировал. Мне показалось, что он абсолютно трезв. Ни взгляд, ни голос его не изменился. Я же наоборот – чувствовал, что сильно опьянел. Изо всех сил я старался держаться ровно и смотреть уверенно. Костян глубоко вдохнул и резко выдохнул, будто собирался глотнуть спирта. Затем он расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и достал кулон двумя пальцами.

***

– Так же, как и ты, два года жизни я потерял в российской Армии. Хотя от службы пользу я поимел: приобрел несколько профессий и массу навыков. Тут без подробностей! После армии я вернулся в родной город. Где меня ждала…

Костян замолчал, схватил бутылку, сделал внушительный глоток из горла, и на выдохе рявкнул:

– Любимая!

Костян снова посмотрел мне в глаза. Я прочитал в его взгляде просьбу – не задавать вопросов и не комментировать. Он продолжил:

– С Ларисой мы дружили с детства. И с детства знали, что будем вместе. Навсегда! Это была настоящая любовь…. Пока я служил, она писала почти каждый день. Говорила в письмах, что любит и ждет. Рисовала красочные картины нашего будущего. Она приезжала ко мне в часть…. Два раза. Представляешь, я даже попал в дисбат из-за неё! Летёха – гад, сделал ей пошлый комплимент. Ну, и я выбил ему зубы…

Я вспомнил Свету. И подумал, что готов повыбивать зубы у всех лейтенантов в мире – только бы вернуть её. Так тоскливо на душе. Ведь все могло быть по-другому. Ехал бы сейчас к своей невесте. Счастливый и пьяный. Рассказывал бы каждому встречному о «веселой» армейской жизни. И о той, что ждет меня дома. А дома…. лишь желание поплакать на могиле у Светочки.

…Я отслужил и вернулся к ней, – продолжал Костян. – Мы поженились. Сыграли свадьбу. Скромненько. Друзей у меня тогда не было, а со своими приятелями Лариса меня не знакомила.

Первое время жили небогато. Но очень скоро подвернулась интересная работёнка, знакомства и всё такое… Дела пошли в гору. Потом умер отец, которого я никогда не видел. Слышал о нём от мамы…. Да, и хрен с ним! Это другая история. Отец по завещанию оставил мне свой коттедж. Видимо, к концу жизни совесть проснулась.

Костян улыбнулся, достал носовой платок и высморкался.

– Мы переехали в батин коттедж и стали жить, как Боги. Я отлично зарабатывал. И Лара, кстати, тоже. Мы не отказывали себе ни в чём. Путешествовали, ходили на все тусовки, покупали все самое дорогое. Детей только у нас не было. Лариса считала, что надо твердо встать на ноги, а потом уже думать о детях. Мне казалось, куда уж тверже, но спорить с ней я не хотел.

Костян сделал паузу. Он прислонился лицом к стеклу и несколько минут вглядывался в ночное небо.

– Я очень её любил, – тихо произнес Костян.

От дыхания на стекле появилось запотевшее пятно. Костян нарисовал на нем маленькое сердечко и тут же перечеркнул его двумя неровными линиями. Костян придвинул к себе бутылку, в которой на дне еще поблескивали остатки текилы. Поднес ко рту флакон, но пить не стал. Он посмотрел на меня и вылил содержимое в мой стакан.

– Однажды мне предложили новую должность. Для этого нужно было сгонять на пару дней в соседний город. Лариса купила мне билеты и отвезла на вокзал. Я дождался своего поезда и зашел в вагон. Проводница, проверяя билет, сказала, что я пришел немного раньше: всего-то на сутки. Мы оба посмеялись, я спрыгнул с тронувшегося поезда и поехал домой. Первое, что меня насторожило по возвращению – это чужая машина около нашего дома. И свет в спальне горел «не тот» – какой-то тусклый, красный. Помню как забилось сердце и спёрло дыхание. Предчувствие меня не обмануло. Я вломился в дом и услышал звуки. Это были те самые звуки. Моя любимая была с другим….

…Дальше я помню все в черно-белом свете, по кадрам. Я влетел на второй этаж, выломал дверь в спальню и сдернул чужака с моей… любимой. Он даже не сопротивлялся, когда я бил его. Бил до тех пор, пока тот не перестал шевелиться.

Костян говорил спокойно без эмоций. Что удивительно! Любой другой человек в подобной беседе, жестикулируя, разнес бы посуду и стол, к чертовой матери. Тем более, после пол-литра. Но Костян был исключительно сдержан.

– Все это время Лариса сидела на злосчастном диване, закутавшись по глаза простыней, и молча смотрела на меня. Она была уверена, что ей ничего не грозит. Её я не трону…

– А ты, чего не пьешь? – спросил меня Костян. – А то мне уже хватит. Печень ни к черту.

Я выпил и зажевал лимоном. Костян одобрительно кивнул и продолжил:

– Милицию я вызвал сам. Как сейчас помню: хотелось, чтобы меня избили до полусмерти, отвезли в тюрьму, где бы я сдох. Но все вышло иначе…. Тот, несчастный, выжил. Обошлось пластической операцией и несколькими шрамами. Меня признали невменяемым и поместили в психлечебницу. Целый год я пробыл в настоящей камере пыток. Мягкие белые стены, прорезиненный матрас на полу, пластмассовый горшок, высоченный потолок и мерзкая лампочка, которая включалась и выключалась по расписанию. Через маленькое окошко в двери врачи просовывали лекарства и еду, по сравнению с которой, поверь, солдатская баланда – просто пища Богов. Меня приучили…, а правильнее – «приручили» прилежно принимать таблетки. Несколько раз я пытался отказаться от приема сомнительных и неизвестных мне медикаментов – тогда меня накачивали такой дрянью, от которой каждый сустав выламывался, а нутро выворачивало наизнанку.

Через год за образцовое поведение меня перевели в другую палату. По сути, она ничем не отличалась от прежнего моего жилища – но там было окно. На уровне двух метров – маленькое, заделанное металлической сеткой, окошко. Да! Еще ко мне стали пускать посетителей. Я ждал только мою Ларису. Но вместо неё появился адвокат и развел нас. На самом деле он развел только меня!

Костян захохотал так, что у меня по коже пробежались мурашки.

– Все имущество досталось ей. А позже ко мне пришел приятель по работе и поведал, что Лариса вышла замуж за моего шефа. Кстати, он меня и отправил в ту проклятую командировку. По пьяни, шеф проболтался кому-то, что всё было заранее спланировано. Оказалось, что Лариса целенаправленно купила неправильный билет и притащила в наш дом какого-то лоха. Всё это было декорацией! Короче говоря, по сценарию я должен был загреметь в тюрягу и оставить Ларису в покое. А вместе с Ларисой оставить отцовский коттедж и все свои сбережения, которых на тот момент скопилось очень даже прилично. Ха! Хорошо, что я не убил того парнишку. Повезло!

Костян встал из-за стола и размял шею. Затем, поставив кулаки на стол, наклонился ко мне.

– Я захотел умереть, – прошептал Костян и снова сел на место, напротив меня.

– Несколько раз санитары вынимали меня из петли. А когда поняли, что это бессмысленно – просто примотали меня к койке. Полгода я пролежал, зафиксированный брезентовыми ремнями. Лежал, смотрел в окно и думал. Думал о жизни и смерти, о ненависти и прощении. Единственным собеседником, которому я изливал душу, была ветка тополя, которая заглядывала в мое окно. Я чувствовал, что веточка наблюдает, слушает и жалеет меня. Два с лишним года она была моим лучшим и единственным другом…. Потом меня выписали. С условием, что буду наблюдаться у доктора. Перед уходом я попросил у санитара стремянку, и отломил себе эту веточку – мой талисман…

Я протрезвел. Адреналин вытеснил алкоголь из крови. Я слышал массу историй: и дома, и в армии, но то, что поведал мне Костян…. В голове не укладывается! Я понял, для чего нас свела судьба. После потери любимой девушки я чувствовал себя самым несчастным человеком на планете. Мне казалось, что никому не бывает так же больно как мне. Костян выветрил мой эгоизм. А ведь еще полчаса назад я не доверял ему и даже опасался…

Я встал из-за стола и молча пожал руку Костяну. Я сдерживался, чтобы не обнять его. Мы не только браться по оружию, но и братья по несчастью. Но его несчастье оказалось гораздо жестче.

Костян закурил. Глядя в пустоту за окном, он сказал почти шепотом:

– Ты, наверно, устал. Иди, отдыхай. А я еще посижу тут немного.

– Хорошо, – ответил я. – Спасибо!

Мне показалось, что последние слова Костян уже не слышал. Он глубоко погрузился в свои мысли. Я побрел до своего вагона. Мне было очень стыдно за «Спасибо», которое я выложил. Вдруг он услышал и расценил мою благодарность, как плату за еду и выпивку! Нужно было объяснить, что я благодарен за откровенность, за часть жизни, которой он поделился с незнакомым человеком. Спасибо тебе, Костян! Я перестал обижаться на жизнь. И даже на российскую Армию.

***

От долгого сидения на неуютной кушетке вагона-ресторана разболелась спина. Я разложил койку, развернул засаленный матрас и лег не раздеваясь. Подушкой мне послужил китель, свернутый в рулон.

Я долго думал про то, что рассказал Костян о своем талисмане – веточке. Наверняка у каждого есть подобный талисман. Какая-нибудь бесценная вещица, которая по факту является безделушкой. В школе у меня тоже был некий талисман – шариковая ручка, которую подарили родители на 12-летие. Красивая золоченая ручка в пластмассовой коробочке. Тогда я считал, что она будет приносить мне удачу и помогать с хорошими оценками. Иногда ручка выручала. Но при чем тут ручка?! Как я вообще могу сейчас сравнивать эту ерунду с тем, что помогло человеку выжить…