Олень в галстуке. Часть первая

Я понятия не имел, какие фрукты могу найти, и есть ли они там вообще. Судя по соколу и его поведению, там определенно было что-то стоящее внимания. Прогуливаясь вглубь этой местности, я был действительно удивлён разнообразием доселе мной невиданных растений, деревьев и, самое главное – плодов, их было великое множество, самых разных форм и цветов. Бананов не было, но разнообразие и новизна всего остального не дали мне впасть в отчаяние, и я срывал и клал в рюкзак круглых, овальных и колючих красавцев, сколько туда могло влезть, в этот раз стараясь более-менее рассчитать всё так, чтобы рюкзак не порвался.

Вдруг начались растения, на которых я увидел какие-то светящиеся ростки, напоминающие горох, как если бы он был фосфорным. Они были ярко-желтыми с оттенком салатового. Приблизившись к одному, я воспринял что-то вроде мелодии, которая доносится как бы изнутри ростка. Это явление вместе с тем, что он еще и сам ярко светился, поразило меня.

Вдруг моя рука сорвала росток и забросила в рот, я начал его жевать. Вкус был изумительным, и правда напоминал сладкий горох. Только не из оливье, а с огорода. Также прослеживались нотки ванили. Точно описать сложно, но было невероятно вкусно. Мне стало очень весело, и я начал срывать ростки один за другим и жевать их, весело прыгая от растения к растению в приподнятом настроении. Мне было так хорошо, что я буквально забылся и танцевал во вневременье среди всей этой растительности, поедая светящиеся штучки.

В какой-то момент до меня дошло, что мое поведение, если посмотреть на него со стороны, смахивает на поведение сокола в той картине, что я наблюдал накануне. Кстати, где он?

Я стал искать путь назад к пенькам и Елене, который оказался довольно длинным, и, примерно через час выйдя там же, где и зашел, я увидел поникшего сокола, грустно облокотившегося на пенёк, на котором всё также сидела волшебница, лапки его были оттопырены и вид у него был какой-то грустный. Я ощутил между прочим, что тоже устал и хочу снова рухнуть на пень, но в итоге даже не сел на него, а облокотился спиной так же, как и сокол.

– А вот это как раз отличный пример злоупотребления энергией, – весело заявила Елена.

– Баланс – вот что вам, судя по всему, обоим, нужно усвоить, – заключила она, глядя на нас с соколом, симметрично расположенных страдальцев, опирающихся каждый на свой пень, словно преподаватель на сидящих за однотипными партами уставших учеников.

В момент, когда она закончила фразу, мы с соколом дружно икнули.

Я посмотрел на сокола и у меня создалось впечатление, что он, если бы мог, сейчас с удовольствием поднял крыло, заострив его кончик вверх, словно указательный палец, и крикнул бы: «Официант, водки мне!»

Но это всего лишь моя фантазия, ведь официантов в округе явно не было, как не было видно и тех, кто хоть теоретически мог бы для сокола их сыграть – всяких грызунов, койотов и так далее. Для меня главное, что не было набегающих с фронтов и флангов овощей и, конечно же, гороха, в частности. Однако в момент, когда я это представлял, сокол как-то странно покосился на меня.

– Елена… – начал я говорить, услышав свой голос как будто со стороны и поняв, что скорее мычу, чем говорю, – выходит, что расплата существует.

– Так кто и кому платит-то? – засмеялась она. – Говорю же – всё дело в балансе, в чувстве меры. Всё может быть и во благо, и во вред. Смотря как это использовать. Творец создал множество различных вещей, в том числе и растения Силы, а с какой целью и с какими намерениями их использовать – выбор каждого. Если ради кайфа и удовольствия – конечно же, наступит зависимость, инверсия и ничего хорошего из этого не последует. Какими были ваши мотивы, когда вы с соколом объедались неизвестными плодами на огороде?

– Елена, но это же не… – пытался я закончить возражение.

– Да знаю я, что это не огород, – быстро зашептала она, поставив ладошку, чтобы сокол не слышал. – Объясняла же: не порть малину птице.

Я посмотрел на сокола. Он не производил впечатления того, кому была еще интересна какая-либо малина. Хотя, он же ещё придет в себя, после отдыха, подумал я.

– Ну, мы же не знали, – начал я, как пьяный, устало отвечать на поставленный вопрос. – Нам было любопытно, понравился эффект.

– Ради эффекта вы занялись самым настоящим огородным чревоугодием, вот и подумай, с позиции баланса, каким должно было быть следствие?

Я вновь мотнул головой в сторону сокола и окинул взглядом ту часть себя, которую мог видеть, затем вновь посмотрел на Елену:

– Таким, – заключил я.

– Так и да! – радостно подтвердила она. – Теперь будете знать, что всякие финтифлюшечки, дающие силу сразу после употребления, бесконтрольно кушать без обоснованной на то причины не стоит, иначе зря растратишь энергию и получишь неизвестное состояние. Впрочем, многих это не останавливает, и они впадают в зависимость – тогда человек перестает развиваться, потому что любой конструктивный рост подменяется инверсией. Вместо того, чтобы достигать свою энергию самостоятельно, он начинает подменяет её энергией растений, в итоге получая фигу – конкретную деградацию, понимаешь?

– Кажется, понимаю, – мычал я. – Но ведь чай, кофе – тоже дают определенную силу. Получается, их тоже нельзя употреблять?

Сокол, как и я, вопрошающе глядел на Елену.

– А ты изучи внимательно, что происходит с теми, кто регулярно употребляет их. Они определенно впадают в зависимость, ничем не отличающуюся от наркотической, различается лишь сила эффекта, и, соответственно, сила зависимости. То же самое можно отнести и к рунам – если ты будешь стремиться использовать их энергию вместо своей – это приведет к тем же последствиям.

– А причем тут тогда огурцы, помидоры и горох? – спросил я. – Они же не дают силы.

– Они дают тебе энергию, – продолжала она, – это тоже сила. Однако, назначение еды и атрибутов Силы всё же различное. Если первое изначально предназначено для восполнения тобой энергии, то второе предназначено совершенно не для её восполнения – в этом и есть их главное различие.

Тем не менее, если ты начнешь бесконтрольно уничтожать и горох или там, твои любимые бананы, то и за этим будут последствия, но расплачиваться всегда ты будешь сам перед собой, ну или, в крайнем случае, перед ремонтной мастерской рюкзаков. А в случае гороха – перед кишечником, – подмигнув правым глазом, хихикнула она. – Желудочно-кишечный тракт, кстати, тоже приведёт всё к балансу, ведь вследствие переедания ты затратишь гораздо больше энергии на переваривание, а значит, в итоге потеряешь, потому что перебрал.

– К тому же, я приводила тебе пример с атакующей едой в ответ на твой неуместный страх расплаты, наказания извне, а не в контексте обсуждения непосредственно энергетического обмена. Ты же вскочил и, сломя голову, понесся в «огород», – продолжала объяснять мне она, покосившись на сокола, – не доведя тему разговора до разумного завершения. Как итог ты, услышав, что нет никакого наказания извне, стал бездумно развлекаться, без учета того, что можешь себе подкинуть свинью и сам.

Она закончила объяснения и улыбнулась. Вроде бы, нам с соколом стало всё более-менее понятно. А… этот, вообще, смотрю, уже дрыхнет, подёргивая лапкой во сне.

Я снова посмотрел на Елену, и мое сердце чуть не выпрыгнуло в «огород»: у неё были заостренные уши, как у эльфа, при этом выражение лица как у Альберта Энштейна на знаменитой фотографии с высунутым языком, а в обеих руках по помидору, у каждого из которых была гримаса как у хэллоуинской тыквы, и они дуэтом издавали весьма устрашающее клокотание:

– Бе-бе-бе-бе-бе-бе, – верещали помидоры.

– Бу-ууууу, – пугала меня Елена, приближаясь со зловещими овощами в руках.

Я автоматически посмотрел на сокола, в искренней надежде, что он уже проснулся и предпримет хоть что-нибудь, но когда повернул голову, то увидел, что сокол, бодрее бодрых, с клоунским носом на клюве и поднятыми вверх и в стороны крыльями, сверлит меня взглядом и, кажется, собирается зашипеть, но…

– Ка-а-а-ар!!! – заорал он так, что у меня зазвенело ушах и вся картинка поплыла перед глазами.

Я очнулся, тяжело дыша, от того, что Елена трясла меня за плечи и била по щекам. Было душно.

– Вы проспали пару часов, уже светает. Можно возвращаться назад, – сказала Елена, слава Богу без помидоров в руках, высунутого языка и эльфийских ушей.

Я быстро перевёл взгляд на сокола – тот лишь стоял на пне и смотрел на меня с повернутой набок головой. «Ну, хоть так» – подумал я.

В поисках еды, которую можно съесть без особых последствий, я начал шарить в рюкзаке и перебирать всё то, что насобирал вчера. Благо, с собой был швейцарских ножик, иначе я бы ни за что не вскрыл большую часть из того, что там было. Вроде, ничего не светилось и не издавало звуков: сейчас меньше всего хотелось бы услышать металлику из какого-нибудь апельсина или увидеть манго, из которого вылетают красные сердечки.

Один из плодов с огромными шипами напомнил мне дуриан – самый вонючий король фруктов знакомого мира. Каково же было мое восхищение, когда я обнаружил, что по вкусу это он и есть, самый идеальный, который только можно представить – идеальный баланс вкусов лука и мороженого. При этом он совершенно не вонял, как стадо орков.

Я закрыл глаза и наслаждался каждым кусочком, замечая, как и сокол успевает отщипывать, поначалу делая это как можно незаметнее. Он подлетал и отлетал, почему-то предполагая, что раз я этого не вижу, то и не слышу, а затем, просто забив на всё, расположился на моем колене и стал брутально клевать сей райский плод.

Елена вдруг взяла и достала из своего рюкзака бананы.

– Так у тебя были бананы?! – спросил я вопиюще-мычащей интонацией, с набитым ртом. – А почему мне не сказала?!

– Так ты и не спрашивал, – спокойно бросила она.

Мы с соколом вопросительно переглянулись.

Следует отметить, что за столь непродолжительное время сна я изрядно набрался сил. Видимо сон на свежем воздухе и в таком необыкновенном месте восстановил гораздо быстрее. А может, Елена дополнительно подкладывала мне руну Соулу, пока я спал. Самое главное, что не зубастые помидоры.

Дорога обратно прошла бодро и весело. Сокол в этот раз не нарезал круги вокруг нас, поддерживая караван, а решил проявить мудрость и по прямой сиганул в сторону дома, стартовав с каким-то нелепым и смешным продолговатым визгом, который затихал по мере его отдаления: вне всяких сомнений, он уже точно запомнил локацию огорода со светящимися ништяками и прочей вкуснятиной.

По прибытию на базу, во внутренний дворик обители Елены, она тут же отправилась мыть посуду, а я сразу собрался дорваться до бананов, которые мог уже сорвать сам, но что-то внутри остановило мой пыл. Я подумал, что пора пересмотреть свои привычки на тему потребления: порванный рюкзак, упадок сил, сбитая чистота осознания и другие случаи, всплывшие в памяти – всё это же не спроста, а в результате моих ошибок. И вместо привычных шести-восьми бананов я взял парочку, съел один не спеша. А второй захомячил сокол, пикируя с востока на запад вдоль межкустового пространства, он перехватил его на лету, как только я подчистил кожуру и был таков.

Тогда я выдержал паузу, убедился, что всё ещё голоден, после чего уверенно и спокойно съел второй.

– Вам повторить? – спросил я у сокола.

Сокол промолчал. Видимо, воздержался.

Я почувствовал себя гораздо лучше от двух очень медленно и осознанно съеденных бананов, чем в те разы, когда уничтожал сверх полдюжины, да и удовольствия получил гораздо больше, концентрируясь на бесконечной палитре вкусовых качеств, которую можно в полной мере ощутить, лишь пребывая в моменте. Можно сказать, что я погружался во вкус словно в целую банановую галактику, вселенные сладких, глубоких планет и океанов объемного наслаждения, которые различали тысячи рецепторов – всё это было таким живым и волшебным…

– Как же я раньше не замечал такого чуда? – подумал я вслух, и вздохнул, ощутив невероятно красочно теперь и свой вдох, как прохладный шелковый поток наиприятнейшего воздуха, наполняющего энергией и силой, а выдох – как более теплый, согревающий и окутывающий пространство, несущий облегчение и очищение.

– Как же я раньше не замечал такого богатства? – вновь сказал я вслух с искренним изумлением.

И меня озарило: эврика, вот оно! Вот то, о чем говорят все духовные учителя и ищущие, которые описывают прелесть настоящего момента в безмолвии. Все те, кто ищут свободы и счастье. Вот оно где! В бесконечном вкусе банана, в невероятной глубине сладкого воздуха. В прикосновении к изумительно-гладкому клюву сокола, хоть я его и не осмеливался трогать. В каждом прикосновении. В каждом запахе. В каждом звуке. В каждом слове. В каждом чувстве. Всегда. Везде. Во всём…

И да, верно говорят – это всегда рядом и бесконечно просто, но я ни за что не стану отрицать и того, что это бесконечно сложно. Сколько лет у меня ушло, просто чтобы хотяь иногда начать по-настоящему ощущать то, что всегда было ближе рук? И нет, это не нос. Это вообще всё. Это сама жизнь. Это прекрасная птица, весело верещащая в огороде бесконечного изобилия светящейся прелести, пернатый ребёнок любви.

Пошел дождь. Ощутив его прикосновение как нечто гораздо лучшее, чем самый сильный экстаз, который когда-либо переживал в жизни, я в полном забвении ума и полной осознанности духа начал танцевать. Я никогда не умел танцевать, но это было неважно, в этот момент я делал это идеально, потому что сам являлся этим моментом.

Сокол так вдохновился моим примером, что тоже пытался пуститься в пляс, но не учел разницу в наших поверхностях и свалился с ветки. Это не остановило его, и он начал творить нечто уже на Земле, кружась вокруг своей оси, то закидывая голову клювом вверх и лапкой вперёд, а крыльями назад и внутрь, то с наклонами головы вперёд, растопыривая крылья вверх, оттягивая лапку назад.

Елена, судя по всему, несла нам какой-то чай, потому наш танец прервал звук подноса и кучи посуды, выпавших из её рук сразу, как она вошла в межкустовое пространство. И первая мысль за долгое время внутренней тишины появилась в моем сознании: «Наконец-то, теперь я и сам ошеломил мастера Е».

Кто бы сомневался, вскоре она пустилась в танец вместе с нами, и в этот раз, чтобы не испортить момент, мы не стали петь ни Корнелюка, ни Укупника. Фоново я понимал, что хоть, наверное, ещё недостаточно осознан и готов к тому, чтобы сохранить это состояние навсегда, следует насладиться им по максимуму, пока оно есть, уж точно празднуя как минимум новую вершину осознания, ласково шепчущую о том, что я на верном пути.

***

Вечером, отправившись в отель, я решил пройти все расстояние пешком, растягивая удовольствие от пейзажей. Бездонное пастельно-серо-синее небо с объемными пепельными облаками, которые подсвечивала нежно Луна и проступающие ярко-белые звёзды, сводило с ума и опьяняло душу. Ветер дул очень бережно, обволакивая кожу и ощущался ресницами: ни хладен, ни тёпл, а просто изумителен. Каждый раз думаешь, Боже, никогда еще мгновения такого не было, да вот вновь и вновь находится новое, другое, но такое же прекрасное или лучше… А всё дело лишь в остановленном внутреннем диалоге, всего-то навсего.

Как рад же я вам, небо и земля!

И ум молчит. Глубок момент, ох, уф…

И отражает добрые, прекрасные края

Ох, этот глянцевый, ах, соколиный клюв.

ПОДСТАВА В ГАЛСТУКЕ

Следующим утром Твикс, как обычно, ждал меня возле входа в отель. Мы поздоровались, и я устроился в бричке. Он был в традиционном ослепительно-белом костюме и цилиндре, которые в этот раз вызвали у меня свежую порцию и глубину наслаждения.

– Позвольте поинтересоваться, отчего же Вы всегда в белом, а не в черном, как большая часть тех, кто носит подобные прикиды, мистер Твикс? – полюбопытствовал я.

– Черный цвет неосознанно выбирают для утешения те, у кого есть какие-либо проблемы с энергетическими центрами, – начал терпеливо и обаятельно отвечать кучер. – У нас есть как минимум семь центров семи цветов радуги. Если с одним из них у человека неполадки, то соответствующий цвет в чистом виде вызывает у него некоторое неприятие. А поскольку у большинства людей проблемы со всеми семью, то и отсутствие неприятия найти им удается пуще всего в тёмных, грязных оттенках цветов или в черном. Черный – в действительности и не цвет вовсе, а отсутствие цвета. У женщин, к примеру, дела с центрами в среднем получше, чем у мужчин, поэтому у прекрасных дам мы чаще можем наблюдать вещи и одеяния ярких чистых цветов.

– Очень интересно, мистер Твикс! – сказал я, ощутив положительный внутренний отклик на каждое сказанное им предложение.

– Что же касается белого, – продолжал он, – в нем также некоторые могут найти утешение, как и в нейтральном сером цвете. Но случается это гораздо реже. Моими же мотивами является искренняя и осознанная любовь к белому цвету и свету, я чувствую его как чистоту Создателя и Небеса полные Светлых Сил. Однако, например, носки у меня ярко-голубые, домашняя футболка – зеленая, халат – желтый, а семейники…

– Уоу, уоу, уоу, мистер Твикс, я Вас понял, – поспешил вмешаться я. – Это действительно занимательно! Благодарю за такие подробные разъяснения.

– А я Вас за пристальное внимание к информации, – ответил Твикс.

– А я Вас за саму информацию! – продолжил я.

– А я Вас за внимание, – продолжил он, взмахнув указательным пальцем вверх.

– И я Вас благодарю! – вновь подчеркнул я с энтузиазмом.

– И я Вам бесконечно благодарен! – настаивал и он с шармом.

Мы продолжали так несколько минут, и чувство благодарности только росло. Но, кажется, кому-то из слонят это конкретно надоело, и когда количество наших реплик побило отметку в сотню, а возможно – в сто восемь, один из них издал невероятно громкий непристойный звук. В результате чего мы были вынуждены остановить перестрелку приятностями из-за срочной нужды заблокировать носы.

– Странно, – заметил Твикс своим аристократическим тоном, когда ароматы развеялись, – мне казалось, Марс вчера не кушал сникерс.

– Что – о? Он укусил своего друга? – испугался я и одновременно ощутил дежавю.

– Да нет же, я имел ввиду шоколадку сникерс, – словно с английским акцентом глаголил Твикс. – Вы часом не отметили весьма не тонкий аромат будто бы годовалых орехов?

– Хм, вот вероятно, – поддержал теперь уже я каким-то акцентом доцента, вооружившись своим обостренным в последнее время восприятием органов чувств.

Мы подъехали к обители Елены, я перед уходом подошел персонально к Марсу и по – дружески похлопал его по хоботу. Он же неожиданно отдернул уголок рта и растянул мышцы, и получилось так, что взял и улыбнулся. Вот хоть стой, хоть падай. «Сколько же всего я еще не видел?!» – подумал я.

– Вчера и у меня было столь прекрасное настроение, что после твоего отъезда я до раннего утра намывала тарелки, – начала восторженно Елена, встретив меня. – Причем, перемыла все глубокие, затем плоские, а после все их по кругу вновь еще несколько раз. Думала, что сокол свернет себе шею в своих постоянно сменяющих друг друга позах, выражающих удивление или недоумение – полагаю, что его шея устала гораздо больше, чем мои руки.

– Класс! – констатировал я, смеясь одновременно над очередным приколом про птицу. – А я решил прогуляться домой пешком и, кажется, целую вечность любовался невообразимой красотой и разнообразием в, казалось бы, монохромной палитре неба, а по пути сюда сегодня Марс испортил воздух сникерсом, а потом улыбнулся.

Сокол, услышав это, прикрыл глаза крылом, а Елена расхохоталась.

– Как смотришь на то, чтобы отправиться в очередное путешествие? – спросила волшебница. – В курсе ли ты, что за теми горами на горизонте, в нескольких километрах отсюда – зелёный океан?

– Что-о-о?! – воскликнул я. – Океан?! Даже не подозревал! И ты молчала?! А как это – зелёный?

– Ну, не синий. Как еще, не знаю, – говорила она, как о чем-то заурядном. – Там много различных мест Силы и порталов на побережье. Можешь побывать и там. Как смотришь на это?

Я заявил, что смотрю на это так, что если раньше знал об этом, то лучше бы присмотрел отель где-то в тех местах. На что она ответила, что там нет ни отелей, ни домов – лишь довольно труднопроходимая скалистая местность, и если захочешь позагорать – придется делать это на обрыве скалы.

– Есть спуски к воде, конечно, но не каждый туда сунется, – уточнила она. – Вон, сокол, вроде птица, а и сам слетать туда боится, почему-то переживает, что не залетит обратно.

Я обратил взор на сокола – тот сразу отвернул свой шнобелёк.

Елена объяснила, что в этот раз придётся с собой взять побольше воды, а еще валерьяны, пустырника, мелиссы, и даже обмолвилась, что совсем не будет лишним, если я возьму аптечку с чем-то гораздо более сильным из успокоительных, если таковая, случайно, у меня где-то имеется. Я нашел это забавным и до вечера смотался в отель, где на дне чемодана, еще с давних времён у меня лежала как раз подобная аптечка.

Я был уверен, мне она вряд ли когда-либо еще пригодится, да и в этот раз, что бы там ни было.

– Я не хотел бы употреблять аптечные препараты, Елена, – заявил я

– Так это и замечательно! Это тебе чисто для спокойствия, пусть просто валяется в рюкзаке, да и все, – бросила она.

Я предложил, чтобы моя аптечка тогда была в ее рюкзаке, она засмеялась и согласилась. Вскоре мы отправились в сторону гор. В этот раз сокол почему-то отставал, словно сопливец, прокрастинируя поход в детский сад, только его-то и за ручку никто не вел, да и дитём из троих по развитию тут скорее был я.

Через пару часов мы были у подножия гор, а ещё через час взобрались на высоту около пятисот метров, и я поразился открывшейся панорамой: это был действительно зеленый океан, солнце уже клонилось к закату и, как нельзя кстати, в нём красиво играли желто – розовые блики. Чтобы приблизиться к побережью, нужно было пройти еще около пары километров по горной заросшей местности. Дикая растительность там была для меня в новинку и напоминала смесь джунглей и смешанного леса, только больше половины деревьев и прочего я никогда ранее не видел. Елена пояснила, что с этой черты начинаются места Силы, их тут очень много и они самые разные.

Мы направились в сторону побережья. Я отметил чрезвычайную бодрость, несмотря на долгий путь, и очень веселое расположение духа. Елена смеялась над тем, что я очень быстро шел, подпрыгивал как герой мультфильма и постоянно разговаривал. Я и правда не мог остановить словесный поток и восхищался тем, какие же вокруг дивные места.

– Да зачем же тут аптечка, Елена? Я жил бы здесь, хоть в палатке! – кричал я.

– Прекрасно! – как-то не так чтобы естественно поддакнула мне она.

Сокол уж не летел, а ехал, так сказать, на плече Елены еще с тех пор как мы взошли на высоты, и я, между прочим, не сразу заметил, что он вообще уже что-то давно молчит.

– Кстати, а чего сокол какой-то прибитый? Чего он молчит-то? – поинтересовался я

– Не знаю. Может, думает? – предположила она каким-то вновь неестественным тоном.

Странное чувство вдруг посетило меня. Я посмотрел внимательнее на сокола. Тот и правда выглядел как-то не так. Мне показалось, что если бы у него не было перьев, то было бы видно, что он побледнел. Хотелось как-то убедиться в подобной версии или опровергнуть её, чтобы успокоиться. Идею быстро и незаметно обрить сокола машинкой для стрижки волос в джунглях я практически сразу отбросил как неуместную – машинки с собой не было.

В голове завертелись размышления: «спрашивать у птицы напрямую как-то неловко – тогда Елена узнает, что я подсел на паранойю, а сокол наверняка окрестит меня лохом. С другой стороны, меня что-то прёт так, что я в любом случае не удержусь и спрошу. Да и с чего вдруг у соколов возьмется человеческая классификация из жанра девяностых? А Елена, кстати, возможно и так знает гораздо больше, чем мне кажется, в том числе и о моем текущем состоянии. Она же знала про бутылку в отеле. Тогда чего я вообще боюсь? Боюсь спросить?… А о чем я вообще хотел спросить?» – я действительно запутался и ощутил какие-то странные нотки бредовости, что ли, своего мышления. Повернувшись к Елене и собираясь отвлечься разговором на любую другую тему, я с ужасом обнаружил, что её нет.

Вокруг не было никого кроме меня, незнакомых деревьев, а также, наверное, еще более незнакомых экзотических всяких зверей, насекомых и всего остального. Вспомнился фильм «Хищник» и стало как-то совсем не по себе. В голову полезли сюжеты и из других подобных фильмов. Я решил, что лучше мне не стоять на месте в такой ситуации, а идти примерно туда, куда и шел – может, выйду к океану и встречу там Елену с пернатым.

Тронувшись с места, я вдруг наступил ногой на что-то мягкое. Посмотрев под ногу, я не обнаружил там ничего особенного – лишь чрезвычайно мягкий участок земли. Вскопнув его слегка ногой, я увидел край торчащего оттуда тонкого предмета, вроде пластины. Потянув, я достал фрагмент непонятного изделия вроде доски из незнакомого материала, похожего на мягкий металл. На нём было несколько непонятных символов явно незаконченной фразы – начинаясь с отступа, на самом краю серия символов резко обрывалась на четвертом. Отряхнув получше, я засунул эту штуку себе в рюкзак и собрался идти дальше, резко вспомнив о том, что остался один непонятно где, и ощущение животного страха вновь охватило мое тело.