Клад Белёвского Худеяра

– Что, собутыльничаете с надзирателем? – войдя, шутливо спросил Николай Никифорович.

– Как можно, ваше высокоблагородие! Только чай, сегодня собираться нужно на отдых, – с улыбкой ответил Евграф.

– Шучу. Пойдёмте ко мне в кабинет, оба. Дело есть.

Сыщик и Егор Егорович переглянулись и последовали за начальником. Войдя в кабинет, Струков пригласил обоих присесть за стол. Как только они заняли свои места, он начал говорить.

– Вы, Евграф Михайлович, видимо, изучили ориентировку на беглого каторжанина. Этот преступник весьма опасен, думаю, что вы такого же мнения. Поступила телеграфная депеша из Санкт-Петербурга, от товарища министра внутренних дел – начальника департамента государственной полиции империи, фон Плеве. Полчаса назад её расшифровали, прочтите!

С этими словами он передал депешу Евграфу, тот взял её в руки и прочёл:

«Весьма секретно. Обер-полицмейстеру города Москвы генералу Янковскому.

Начальнику сыскной части, коллежскому советнику Струкову. В апреле совершили побег из Орловской тюрьмы государственный преступник Михаил Ерш и его пособник, бывший надзиратель данной тюрьмы Василий Борундуй. Ориентированы все полицейские и жандармские управления империи. Основная преступная деятельность происходила в Тульской губернии. Старшим координатором розыска определён начальник тульского губернского жандармского управления.

В адрес департамента государственной полиции поступило ходатайство от генерала Муратова о выделении розыскной группы от московской сыскной части. Приказываю выделить оную группу от Вас.

Прибыть в Тулу завтра к исходу суток. Следовать под прикрытием обычных мещан или хитровской деловой голытьбы, не раскрывая принадлежность к полиции. По прибытии поселиться в ночлежке Чулковской слободы. В ночь пройдёт обыск. Спровоцировать задержание своим поведением. Инструкции получите позже.

Помощник по особым поручениям, начальник департамента государственной полиции фон Плеве».

– Прочёл? – спросил Струков.

– Прочёл, Николай Никифорович. Я же получил от вас неделю отдыха. Домик хотел подобрать, землицы в Тульской губернии прикупить.

— Во-первых, вы государственный чиновник, отдых вам положен в случае болезни или как благодарность за службу, в случае благоволенья. В остальном отдыхать вы должны в дни праздников, вам это известно. Да, хотел дать за хорошую службу вам отдых, но сейчас возможности нет. Обещаю, дело сделаете, можете задержаться в Туле на неделю. Вы знаете город и губернию, вам эта задача по плечу. Выезжайте вместе с Кротовым. Да, вот ещё, чтобы соблазна не было, письмо напишите Бобринским, что приехать не можете. На испрошенное вами время для отдыха и поправку семейных дел предоставлен отказ. Дело серьёзное, сам министр на контроле держит. Сам понимаешь, преступник – бывший офицер и дворянин, людей много поубивал. Там и дворяне, и купцы, и мещане, никого не жалел. Муратов про тебя вспомнил, вот и постарался, связи свои поднял. У него с господином Плеве хорошие отношения, попросил – и сразу депеша к нам на стол.

– А если по-другому посмотреть, то если мы нужны для дел государственных, так этим только гордиться нужно, – ответил Тулин.

– Вот это правильно, Евграф Михайлович! Прикрытие сами продумайте. С гримом связываться нельзя, потому как надолго в преступный мир внедряетесь, не будете же с собой всякие краски и накладные бороды носить. Нужно естественно выглядеть. Егор Егорович почти соответствует образу хитровского босяка-делового, если его соответственно приодеть, – сказал Струков, с улыбкой осмотрев надзирателя с ног до головы. Кряжистая мощная фигура с короткими и широкими кистями рук, круглое лицо с большой бородой с проседью, седоватые прямые и густые волосы на голове, нависающие над глазами строгие и толстые брови, проницательный, тяжёлый и жёсткий взгляд подходили под необходимый образ полностью.

– А вот тебе, Евграф Михайлович, над собой надобно что-то сделать. Учить не буду, не в первый раз. Всё, господа, жду с хорошими новостями, – с этими словами Струков зарылся в бумаги, давая понять, что беседа закончена.

Тулин считал себя довольно привлекательным мужчиной, по крайней мере, так говорили многие женщины. Благодаря постоянному занятию гимнастикой и физическим тренировкам он был строен и хорошо сложен. Придерживался современной строгой моды в причёске и ношении бороды, предпочитая стиль «а-ля пуританин». Это предусматривало боковой пробор, отсутствие усов и короткую аккуратную бороду. Однако небольшие усы по совету друзей Евграф всё-таки отрастил, так ему было лучше. С усами он выглядел мужественнее и серьёзнее. Борода была обязательной в современном обществе, а в органах государственного присутствия – тем более. Она даже являлась залогом удачной карьеры, а с этим не шутили. С воцарением на престол Российского государства императора Александра III, носившего бороду лично, мода на них начала охватывать весь высший свет. Кроме того, Тулин считал себя воспитанным человеком и образованным, так как много читал разной литературы, в том числе научной. Он строго придерживался скромности во всём, даже в одежде. Она не приводит к зависти окружающих, не бросается в глаза. С его работой это был не просто принцип, а жизненная необходимость.

Однако для поездки в Тулу эти достоинства, скорее, являлись недостатками. Попрощавшись с начальником сыскной части, Евграф и Кротов наметили план своих дальнейших действий. Продумали, каким образом им создать необходимые образы «деловых людей с Хитровской площади», и уговорились встретиться на следующий день недалеко от вокзала. Путь предстоял в губернский город в вагоне третьего класса. Актёрствовать и гримироваться им было не привыкать, буквально неделю назад они закончили одно дело в Москве под названием «Белый ювелир».

Глава 4 Алюминиевые украшения

Суть дела такова. Один достаточно обеспеченный, но очень престарелый московский князь К., болевший приступами сердца, сдал ювелиру С., видимо, имевшему хорошие рекомендации, алюминиевые украшения для работы.

Это были колье и ожерелье жены, отдал он их для чистки, исправления погнутостей и добавления каких-то подвесок и кулонов. Обладание подобной роскошью было доступно малому кругу лиц. Наличие подобных украшений говорило о том, что князь был действительно очень богат или очень любил свою молодую жену.

В Европе к этому металлу испытывал искреннюю тягу император Наполеон III, племянник знаменитого Наполеона I Бонапарта. Именно того Бонапарта, которого русская армия разбила в России и гнала по всей Европе аж до самой столицы – Парижа. Высшее общество судачило, что император переплавил весь запас алюминия Франции в столовые приборы. Более того, на приёмах он и члены его семьи кушали на алюминиевой посуде, а остальные высокие гости – на золотой и серебряной.

Супруга князя, княгиня Н., оказалась большой модницей и любительницей европейской ювелирной моды. Она была весьма молодой и задорной во всех отношениях, в отличие от своего сгорбленного мужа. Драгоценности, как выяснилось, были очень дороги и приобретены во Франции у знаменитого ювелира Онорэ Бурдонклема, на выставке в Париже, проводимой под патронажем императора Наполеона III.

Как узнал сыщик, килограмм алюминия стоил около тысячи двухсот долларов, или около тысячи пятисот рублей. Огромные деньги. Через неделю драгоценности были успешно забраны самой красавицей супругой в сопровождении служанки непосредственно у того самого мастера. Месяц, второй прошли прекрасно. По словам жены князя, в течение всего этого времени она неоднократно надевала украшения в свет, на различные балы и просто для посещения светского общества. Ничего не предвещало беды, но через некоторое время княгиня начала замечать, что алюминиевые украшения начинают чернеть, как самые обыкновенные плебейские – серебряные. Её охватили ужас и меланхолия от угрозы потерять такие ценности. Заподозрив мошенничество в ювелирной лавке, естественно, пожаловалась мужу.

Князь, недолго думая, наведался в ювелирную лавку в сопровождении слуг и потребовал объяснений. В ответ он получил расписку, которую оставила его супруга. В ней чёрным по белому было написано, что его прелестница жена получила все изделия полностью и претензий не имеет, осмотрела их и даже оставила письменный лестный отзыв. Вызванные князем заслуженные в своём деле ювелиры путём проведения опытов подтвердили инородный металл в украшениях, скорее всего, серебро.

Дело в том, что серебро трудно отличить от алюминия, но способы имелись. Серебро подвержено нагреванию, а алюминий нет. Поэтому простое содержание металла в горячей воде через некоторое время показывает правду о составе. Серебро нагревается быстрее. Кроме того, алюминий окисляется от уксусной кислоты, а серебро нет. Имелись и другие способы. Разгневанный князь К. подал в суд за обман и потребовал мастера, работавшего с украшениями, арестовать как мошенника, предъявив письменные записи привлечённых оценщиков – мастеров ювелирного дела. Перед этим он объехал весь высший свет Москвы и везде рассказал о происшествии, случившемся с ним, обещая наказать мошенника и обманщика. В установленный день состоялось судебное разбирательство. На заседание были вызваны ювелир С. – виновник – и ещё трое самых известных ювелиров Москвы для проведения проверки подлинности. В течение нескольких часов каждый из них совершал замысловатые действия с колье и ожерельем в целях выяснения правды и повышения своей известности в среде публики.

Через три часа был вынесен вердикт – драгоценности подлинные. Все газеты раструбили о глупости старого князя, а он сам упал с разрывом сердца, когда узнал о позоре на всю Москву. Теперь уже ювелир С. подал в суд на князя за подрыв коммерческого уважения и потребовал круглую сумму за ущерб и потерю деловой репутации. Вновь все газеты Москвы раструбили об этой новости. Князь К. был приглашён в суд, вельможу вновь охватил удар, от которого он оправиться не смог и перешёл в иной мир.

Сын князя, подпоручик гвардии, некий М., прибыв из действующей армии, похоронив отца, не поверил в случайность смерти и обратился по старым связям к обер-полицмейстеру Москвы. Тот, в свою очередь, – к начальнику сыскной части Струкову, затем поручение перешло к Евграфу Михайловичу. В помощь ему был направлен Егор Егорович Кротов, старший надзиратель.

Ситуация была неоднозначна, злой умысел было предположить трудно, но возможно. Сыщик начал с простейшего изучения личностей этой драмы. Начал с ювелира С., тот был малоизвестным специалистом в высших кругах общества белокаменной. Почему выбор князя выпал именно на него, оставалось загадкой, князь уже умер. Можно было предположить, что кто-то ему посоветовал именно этого мастера.

Сама очаровательная и молодая княгиня происходила из обнищавшей московской семьи дворян, ранее выступала в театре не на первых ролях. Там её и заметил большой любитель театров и женщин престарелый вельможа К., живший один, без спутницы жизни. После замужества дама с театром покончила окончательно и бесповоротно, поссорившись с бывшими товарищами и подругами по сцене, тем самым нажив среди них истинных завистников, завистниц и врагов. Узнать это не представляло труда, закрутив небольшую интрижку с бывшей подругой княгини по сцене – бездарной актрисой, но считавшей себя гениальной личностью.

В ходе непродолжительных встреч Евграфу удалось узнать, что отношений с прежними поклонниками княгиня Н. не потеряла, среди них особо выделялся молодой и красивый офицер московского гарнизона, повеса и отчаянный пьяница. Организовав за ним слежку, удалось узнать, что тот часто бывает у ювелира С., замешанного в данной трагичной истории, и более того, как выяснилось, является его племянником. Это уже было интересно!

Через несколько дней Тулин, переодевшись в форму своего бывшего военного формирования императорской армии, в одной из рестораций представился офицеру как штабс-капитан Крымского 73-го пехотного, Его Императорского Высочества Великого князя Александра Михайловича, полка. Завязалось шапочное знакомство. После нескольких рюмок водки сыщик спросил, не знает ли он хорошего ювелира, способного сделать копию женских украшений, не поясняя цель своего интереса. Тот предложил услуги своего дяди-ювелира. Во время застолья офицер хвастался, весело ухмыляясь, что скоро он женится на очаровательной даме, ставшей внезапно вдовой. После этого вечера Тулину всё стало ясно. Мошенничество и злой умысел налицо, но доказать их было сложно.

Решили понаблюдать за служанкой и сделали вывод, что та является сообщницей княгини, потому как каждые два дня захаживала она в ювелирную лавку, видимо, для предоставления информации и получения оной от молодого офицера.

Тогда сыщик с Кротовым предположили, что этих украшений – два экземпляра, один настоящий, а другой поддельный, из серебра. Было возможным, что княгиня Н. специально меняла их, для того чтобы опорочить старого князя и довести его до смерти.

Решили сделать следующее. Они предложили сыну князя К., всё ещё проживавшему в доме покойного родителя, заявить всем, что он попросил учинить обыск в доме покойного князя, и вскорости появится полиция. Видимо, княгиня Н., испугавшись и поверив в обещание, решила избавиться от поддельных ценностей и отправила их немедля со служанкой к ювелиру. Служанку арестовали, как только та вышла из дома, при ней были найдены ожерелье и колье, выполненные из серебра.

Евграф Михайлович вместе с Кротовым немедля вернулись в дом и потребовали от княгини представить украшения, та вначале сопротивлялась, но затем представила, не ожидая подвоха. Как только это произошло, ввели заплаканную служанку и сравнили украшения. Они как две капли воды были похожи друг на друга. Впрочем, в суде дело развалилось, так как злой умысел доказать не удалось. Все, кто довёл князя до смерти, были связаны круговой порукой. Но княгиня Н. уступила наследнику – подпоручику М. значительную часть наследства без судебных дрязг. Все остались довольны, кроме покойного князя, любителя театров, молодых женщин и алюминия. Как говорится, где чёрт не справится, туда бабу пошлёт.

Глава 5 Год 1526. Суздаль

Белёвский боярин Тихон Тищенков не один раз воевал против Крымской орды и выполнял опасные наказы царя с риском для жизни. Поэтому ко всему он подходил очень ответственно, так как в воинском искусстве мелочей нет. Первым делом он прибыл на посад ко двору суздальского воеводы. Представил царскую грамоту и сам показался. Воевода его прибытию совсем не удивился, видимо, заранее был оповещён о прибытии царственной инокини с конвоем. Он, проявляя гостеприимство, немедля пригласил боярина Тищенкова поселиться у него вместе с женой. Тихон приглашение принял, поблагодарив за добрую встречу. Однако ему этот человек не понравился, хитёр больно и пронырлив казался, хотя и служба не простая – воеводская, за всеми глаз да глаз нужен. Но и выбора у него не было, сам был обязан надзирать за опальной царицей, а воевода надзирал за ним. Таково-то служить при сильных мира сего, сам себе не хозяин, каких бы званий и чинов ни имел.

Боевых холопов разместили в приказной избе. Лошадей, возки и скарб в возках оставили до утра на улице, приставив к ним сторожей из своих конвойных воинов-холопов. На следующий день воевода обещал выделить для них отдельную избу, уплотнив посадских. Своих людей боярин распределил на службу и на отдых, сразу назначив сторожевой разъезд – по два боевых холопа в ночь, со сменой в один раз. Приказ отдал смотреть во все глаза, вокруг монастыря и на посаде, чтобы покой великой монахини беречь надёжно.

«Мало ли что случиться может, – думал боярин. – Великий князь на плаху голову боярскую положит без раздумий. Хоть и опальная жена великая княгиня и бывшая царица, но жена. Да и мало ли как повернётся. Род Сабуровых, хоть и не самый многочисленный и богатый, но и не последний на Руси. Куда ни кинь, везде клин».

Поблагодарив воеводу, Тищенков распрощался с ним до утра. Постоял на улице, посмотрел на месяц, подышал морозным воздухом и пошёл к жене.

– Как расположился? Все ли приказы отдал? – спросила Марьюшка, надёжный спутник и любимая женщина.

– Посты разъездом отправил, возки под охрану взял. Воевода местный мне не нравится, услужлив на виду, а сам глазами так и ест. Помимо нас в Москву докладывать будет обо всём происходящем. Осторожнее с его женой будь, лишнего не говори. Завтра поутру на молитву ступай, помолись, дождись княгиню. Увидишь её, спроси, куда скарб отвезти? Поговори, окажи уважение и заботу. Может, пожеланья у неё какие будут? Да и грамоту царя мне отдать ей нужно. Перед отъездом сам мне вручил и наказал на месте представить. Как сама себя чувствуешь, не растрясла дитё?

– Нормально всё у меня, Тихон. Дорогу легко перенесла, да и плоду всего три месяца. Княгиню жалко, говорят, насильно постригли, – ответила Марьюшка, готовя постель.

– Дело не наше, царское, меньше говорить будем, дольше поживём. Давай спать, устали в дороге, утром разбираться будем, как жить и служить дальше.

Ночь прошла без происшествий. Жена боярина Тищенкова с заутренней молитвы пришла радостная. С порога объявила, что великая инокиня ждет боярина. Кроме того, сообщила, что Соломония, по новому обращению инокиня София, милостиво с ней поговорила и просила, чтобы чаще заходила, не чуралась. Справилась о здоровье, впервые заметила её состояние, поинтересовалась, на каком месяце ходит. Кого ждём и желаем, уточнила. Приказала, чтобы скарб её в монастырь отправили, все три возка на монастырский двор определили.

Боярин внимательно выслушал, немедля собрался и последовал в монастырь. Прибыв, был допущен без волокиты, видно, что ждали. Вошел в церковь, помолился, затем, выйдя из храма, увидел бывшую великую княгиню, гулявшую по монастырскому двору в сопровождении настоятельницы. Видимо, знакомилась с монастырём. Тищенков подошёл, низко поклонился, попросил выслушать. Получив разрешение, вручил грамоту Великого князя. Великая инокиня грамоту взяла, внимательно посмотрев на Тищенкова, прочла не торопясь.

– Откупился муж бывший, государь наш Василий Иоаннович. Сёла Вышеславское и Борисовское со всеми починками дарит, – обратилась она к настоятельнице, – о чём в этой грамоте писано.

– Где эти сёла, не знаешь, боярин? – спросила инокиня у Тищенкова.

– Неизвестно мне, государыня, – ответил Тищенков, уважительно кланяясь.

– Недалече здесь, матушка-государыня. Верстах в тринадцати от Суздаля село Вышеславское, а в двадцати верстах – Борисовское. Сёла хорошие! – ответила, обрадованная подарком, настоятельница.

Она справедливо полагала, что сёла, полученные от московского государя, принесут хороший доход монастырю, так как самой инокине деньги теперь были ни к чему.

– Не кланяйся более, боярин. Не государыня я тебе. Инокиня я, в постриге София. Жена у тебя умная, смотрю, язык за зубами умеет держать. Пусть чаще ко мне приходит, по нраву мне. Не против? – обратилась к боярину бывшая княгиня.

– Нет, госуд….. Нет, матушка. За честь почту! – ответил он и поклонился.

– Вот и хорошо. Завтра в это время запряги и подготовь возок свой, мы с ней поедем в село Вышеславское, если оно недалече. Сам сопроводишь конно, охраны много не бери. Если не против, конечно, – с этими словами она, перекрестив боярина, повернулась и пошла по дорожке вглубь монастыря в сопровождении настоятельницы.

Весь день прошёл в хлопотах. Тищенков снял две избы, заплатив хозяевам, которые с удовольствием согласились за хорошую плату съехать к родственникам. В одной, похуже, поселил боевых холопов. Во второй сам поселился с женой. Близкие отношения с воеводой решил пока не налаживать. Своим людям поставил задачу задерживать всех людишек, неважно, какого чина будут. Кто на Москву или Владимир вдруг соберётся или из Москвы и Владимира ехать или идти будет. В связи с этим он поставил три разъезда, все на дорогах в сторону Москвы и Владимира, чем вызвал недовольство воеводы, который не понимал, зачем такие опасения по поводу охраны инокини. Выслушав воеводу, ссориться с ним не стал, но и приказ не отменил, сославшись на государев указ головой отвечать за безопасность инокини, матушки Софии. На следующий день в установленное время боярин Тищенков выехал в село, сопровождая великую инокиню и свою супругу. С собой взял одного боевого холопа, не хотел снимать разъезды. Местечко действительно оказалось на расстоянии тринадцати верст от Суздаля. Только зимняя дорога была плохой, поэтому ехали дольше, чем было бы возможно. Через три часа добрались. Бывшая великая княгиня село осмотрела, отдала указания старосте по поставкам продуктов в монастырь. К вечеру вернулись в святую обитель, ещё засветло.

Отношения между инокиней и его женой складывались добрые, всё время, пока ехали в село и обратно, они живо о чём-то о бабьем разговаривали. Иногда даже весело посмеивались.

Прошло три месяца, наступила весна. Время в Суздале шло долго, после московского веселья в провинции было скучно. Но делать было нечего, отмены приказа государя о службе при монастыре не было. Дошли слухи о свадьбе Великого князя с Еленой Глинской, дочерью литовского князя Василия Глинского, по прозвищу – Тёмный. Сам Василий Глинский к этому времени уже умер, поэтому опекуном был дядя, князь Михаил Глинский. Они оба в своё время бежали в Москву после неудачного мятежа 1508 года против великого литовского князя Сигизмунда. Свои высокие места умудрились при московском дворе найти и занять. Михаил Глинский и раньше был на высоком положении при дворе государя, Великого московского князя Василия Иоанновича, а теперь и подавно стал самым близким другом.

В положении Тищенкова свадьба ничего не изменила. Служба неизменно продолжалась тем же чередом. Один раз съездил во Владимир, привёз подарки жене. Не забыл подарками одарить инокиню и настоятельницу.

Отношения между женой и инокиней Софией с каждой неделей улучшались, виделись они ежедневно. Жене ходить пешком стало уже неудобно, шёл шестой месяц положения. Поэтому она ездила в монастырь в возке. По праздникам Тищенков и сам бывал в монастыре для молитвы. Жизнь протекала незамысловато, тихо, в спокойствии и благочинии.

Но однажды спокойствие закончилось.

– Поговорить с тобой хочу о важном, – таинственно сказала Марья однажды, вернувшись от великой инокини.

– Говори, послушаю тебя, любовь моя, с удовольствием, – весело ответил боярин, думая, что жена желает поговорить о предстоящем появлении на свет ребёнка.

– Великая княгиня в положении от царя и бывшего мужа! Плоду тоже примерно шестой месяц пошел. Как и мы, ждёт мальчика, наверное, в одну неделю на свет Божий родятся.

– Ты что придумала? Как это? В каком положении? Что же теперь будет? Как Великий князь на это посмотрит? Беда! Так у него наследник появится! Но он же Елену Глинскую под венец привёл? – спросил боярин, ужаснувшись.

– Так и есть, сама мне сказала. По срокам у неё всё сходится, дитё от Василия Иоанновича! Просьба у неё к нам, необычная и великая.

– Какая просьба? – настороженно спросил боярин.

– Просит взять ребёнка к нам в семью, вывезти его отсюда и воспитать как своего, как родного. Матушка княгиня всё продумала. Рожать будем в одно время примерно. Если Господь даст, дети родятся здоровыми. Никто не должен узнать, один ребёнок у нас родился или два. Я с этой целью живот укутывать буду, чтобы казался больше. Если соглашаемся, ходить к ней перестаю. Она сама знак даст, когда нужна буду, после рожденья дитё передаст нам. А сама как бы его похоронит! Скажет, что умер, могилу никто не посмеет беспокоить. Да и приказа такого никто не посмеет дать.

– А как же настоятельница, она что, молчать будет или поминать якобы умершее дитя не станет? А если будет поминать живого человека с целью укрывательства истины, так это грех великий! – спросил удивлённый и испуганный Тищенков, в нервном состоянии заходив по избе.

– Настоятельница – не наша головная боль. Княгиня сказала, что всё решит с матушкой настоятельницей, это дело богоугодное. Уничтожат князья Глинские высокородное дитя. Зачем им сабуровский наследник на троне? Матушка София сказала так: как только ребёнок родится, она письмо Великому князю отправит. Там отпишет, что смирилась со своей участью. Напишет, что ребёнок родился и умер сразу, а она остаток своей жизни проведёт в замаливании грехов людских. Будет молиться о судьбе княжества и о Василии Иоанновиче. Благословляет его на счастливый брак и зла не имеет. Там же попросит, чтобы отпустил он нас со служения в Суздале и позволил уехать в вотчину, в Белёвское княжество. Оно удельное, московским боярам недоступное. Совсем недавно от Великого Литовского княжества отошли, там рука Глинских дитё не достанет.1

Бывшая княгиня прожила с государем Василием Иоанновичем почти двадцать лет. Знает его хорошо и считает, что Великий князь поступит так, как она скажет и попросит, потому что любил он её и любит до сих пор. Просто не мог по-другому, бояре заставили, заговор тёмный свой воплотили. Думный боярин и главный советник Великого князя Иван Шигона-Поджогин всему виной. Он главный был в обвинениях в колдовстве и знахарстве против великой княгини Соломонии и насильно принудил её к постригу. Если и будет государь догадываться, что дитя родилось и не умерло, противиться этому не будет, промолчит.