Луна

Ела не спеша. Вилкой стрелки часов сегодня можно не подгонять, все листья салата, креветки и гребешки по тарелке растаскивала, да атмосферой окружения любовалась:

Много круглых столов песочного оттенка, обставленных голубыми бархатными креслами с гостями. На кирпичных крашенных стенах глубокого синего оттенка навешаны виниловые пластинки разных диаметров и большие картины в массивных узорчатых, с золотым отливом рамах – на полотнах чистого вида классический кубизм в фиолетово-лиловых тонах.

Что касается остального интерьера: его было так много, вплоть до ваз с живыми цветами, стоящими на каждом столе, что глаза разбегались и не могли ухватиться за что-то одно. А в конце зала – округлая сцена с фиолетовыми объемными шторами и музыкантами со скрипкой, фортепиано и саксофоном. Трио исполняло то утонченные романтические мотивы, то энергичный джаз, то вновь переходило на лирические ноты.

Музыка была восхитительна.

Вдруг одна из девиц, хохотавших за ранее упомянутым дальним, ближе к сцене столом, шустро допила свой бокал белого полусладкого и поспешно направилась к Милане.

– Просим прощения за беспокойство, но мы с подругами так за вами наблюдаем – все наглядеться никак не можем. Вы ещё в платье таком уматном, оно так фигурку подчеркивает! Вы такая красивая сегодня и при этом совсем одна. Суженый ваш не подошёл ещё? – затараторила рыжеволосая девушка с каре в утончённом благородно-серого оттенка платье в эксцентричной манере.

Её наружность, стоит отметить, оказалась приятной: с округлым, в меру пухленьким лицом, словно умелый мастер из глины старательно вылепил его, все острые углы подминая; рот большой, но губы тонкие и ярко-красные, будто раны; фактурна, ростом невысока. Годами чуть старше Милана, на вид – лет двадцать пять.

– Бросьте… У меня нет никакого суженого. – Неосознанно и смущённо улыбнулась удивлённая от такой прямоты Милана, отставляя от себя почти опустевший бокал.

– Так мы можем устроить. В таро верите? Карты не врут! Может, мы с девочками погадаем вам? – Захохотала огненная девица.

– Не спорю. Это очень заманчивое предложение, но вынуждена отказаться.

– Ну что вы, это совсем бесплатно. Скорее от девичьей любопытности, пары бокалов хорошего вина и, как следствие, от желания пообщаться с новыми людьми – я вам это предлагаю. А то мы всех парней уже с девочками обсудили, сплетни закончились – самое время для эзотерики! – Быстро вырывались поочерёдно слова из её большого энергичного рта.

– Что ж, присаживайтесь. Я в этом мало разбираюсь, но буду признательна новому опыту. – допила, наконец, свой бокал Милана и радушно развела руками, будто всем телом говоря: «Я ваша, делайте, что хотите!».

Рыжеволосая кротко обернулась назад, махнула рукой одной из своих подруг, и лишь тогда они вдвоём подсели к Милане за стол. Остальная же парочка девушек из их компании осталась ужинать на своих местах. Дождавшись свою подругу – очевидно некрасивую, пусть и также разгорячённую брюнетку, Рыжеволосая принялась тасовать колоду карт и так ловко и усердно, словно на кону встал вопрос жизни и смерти.

– Мы из танцевального коллектива, а вы чем занимаетесь? – первой сделала шаг к знакомству подсевшая губастая брюнетка.

– Я в ресторане неподалёку отсюда работаю менеджером. Сейчас взяла месяц отпуска, пытаюсь прийти в чувства. Развеяться хочу и к творчеству приобщиться.

Девушки понимающе ухнули, а Рыжеволосая продолжала шустро тасовать карты, перекидывать их из стороны в сторону, будто не гадалкам подражает, а крупье элитного казино. И вновь соединила колоду в единую стопку.

– Итак. Каков ваш вопрос? – отрезала бархатистым голосом она. – Прошепчите его колоде.

– Что особенного произойдёт со мной в сегодняшнюю ночь голубого полнолуния? – С неожиданной для себя лёгкостью чётко произнесла Милана, не успев даже о чём-либо как следует подумать, словно не она вопрос красочным картонкам задавала, а кто-то свыше, но её губами.

Рыжеволосая в который раз перемешала колоду и принялась выкладывать по очереди три решающие карты.

– Башня… – с придыханием проговорила некрасивая брюнетка, забегав глазами на карте, которую первой вытянула её подруга, где была изображена серая монолитная вышка со строгим донжоном и одним крошечным оконцем, из которого выглядывала испуганная безликая женщина.

Второй картой оказалась какая-то «тройка жезлов», с изображением уже другой девушки и крохотной совы на её плече, которая стоит к зрителям спиной в дверном проёме и устремляется наружу. Третьей же картой стал «Король мечей»: сидящий в окружении книжных полок мужчина с тёмной густой бородой, в красной порфире и в царской золотой короне, а над головой, на троне с распахнутыми крыльями, тоже сидела роскошная сова.

Затем девушка зачем-то вытянула из колоды ещё две карты, подложила их к «Башне», показательно удивилась бровями и убрала эту пару назад в общую стопку. На столе между дамскими сумочками и бокалами остались только эти три карты: «Башня», «Тройка жезлов», «Король мечей».

Милана же на протяжении всего процесса гадания сидела в приятном недоумении, точно девочка маленькая готовится стих рассказывать перед переодетым папой в красную шубу и с приклеенной седой бородой.

Спустя ещё какое-то мгновение, после многочисленных удивлённых вдохов и недобрых ахов подсевших девушек, поверх белого шума негромкого оркестра, цоканья каблуков и вилок наложился прерывающийся голос Рыжеволосой с весьма озадаченным видом:

– Карты говорят, что в эту ночь произойдут неожиданные события, которые могут привести к новым возможностям или переменам, внезапным изменениям и разрушению старых предрассудков… – она оборвалась на секунду, бережно поправляя лежавшие карты с потертыми и помятыми уголками, – Ночь возбудит сильнейшее самокопание и бурлящую рефлексию о чём-то творческом… Сны окажутся как никогда значимыми.... Но, кроме того, важно будет сохранять ясность ума и принимать взвешенные решения! – насторожено начала и воодушевляюще закончила она с интригующей необычайно широкой улыбкой.

– Что ж… Интересно. Я, конечно, не фанатка подобной мистики, но возьму всё сказанное на заметку. Спасибо. – Обдумывала услышанное заметно посерьёзневшая Милана.

– Возьми, возьми! Карты не врут! Мы с подружками всегда у них совет просим. Особенно когда дело доходит до интима… – Закатив глаза, игриво захохотала страшненькая брюнетка.

Не успела Лунова придумать и задать колоде ещё один вопрос о предстоящем будущем, как вдруг раздались сдержанные аплодисменты, а музыканты в смокингах замолкли. Зал погрузился в аристократичную тишину ужинающих людей высокого достатка.

На сцену из-за ширм вышел прилизанный, хрупкого телосложения, грушевидной формы с брюшком, невысокий молодой человек в прямоугольных очках, в вязаном коричневом кардигане, белой рубашке с накрахмаленным воротником и широких брюках со стрелками, которые книзу к обшитым туфлям гармошками сминались. Робея, он подошёл к одинокой стойке микрофона и с отрепетированной фальшивой экспрессией принялся плавно жестикулировать руками, словно перед школьным классом у доски с зубрежкой выступает:

– Питая к вам любовных чувств вершины

Я рассыпался как битое стекло.

Мне хотелось вам сказать так мало,

Но времени уж много утекло.

Томясь в пучине знойных чувств,

Сжигая тонны писем нежных,

Я не лелеял надежд уж прежних,

Мечтая быть с тобой навек лишь.

Гости, конечно же, в вежливом восторге. Хлопают, отставляя вилки и бокалы. А тому только в радость: его тонкую поэтичную натуру определённо заметили!

Вдруг из-за стеклянной стойки на сцену поднялся хозяин заведения – широкая фигура мужчины средних лет с красным распаренным лицом, хищным и бдительным взглядом, выпуклыми мешками под глазами. Одет он был в бордовую рубашку с расстегнутыми верхними пуговицами, через которые слегка виднелась его волосатая грудь. А поверх, нараспашку, наброшен тёмно-синий фрак с цилиндрической шляпой на манер девятнадцатого века. С загадочной улыбкой шоумена он приблизился к стойке с микрофоном посреди сцены и широкими жестами поприветствовал всех гостей и музыкантов, переводящих в минуты паузы дух и ожидающих его следующей команды.

– Уважаемые гости, минуточку внимания! Как вы все знаете, именно сегодня, двадцать третьего апреля, отмечается Всемирный день книги и авторского права. Напоминаю, что проголосовать за лучшего поэта сегодняшнего вечера вы сможете, перейдя по загрузившемуся QR-коду, который вы видите сейчас на экране позади меня. Отдавайте свои голоса смелее, ведь на кону стоят сто тысяч рублей, которые я вручу самому талантливому и запоминающемуся участнику сегодняшних выступлений. Благодарю за внимание, приятного всем вечера! – закончил заготовленную речь владелец заведения и поспешно удалился обратно за свою стеклянную стойку.

Порозовевший молодой человек, которого только что оборвали с неоконченным выступлением, принимается зачитывать ещё один свой стих. И снова про слащавую до безобразия банальную и идеализированную любовь:

– Ты как тот самый луч солнца,

Что пришла озарить путь мне во мгле…

Призму лжи для меня разбила нарочно,

Была это ты, я молил о тебе.

И нет слов описать твой ангельский лик,

Теплоту твоей душевной драмы.

Я хочу для тебя разбивать романы,

Я хочу для тебя сокрушить язык…

Тут Милана не выдержала слушать дальше и, неожиданно для всех, резко вскочила с кресла, вышла из-за стола и сразу же бесцеремонно устремилась к сцене. Хозяин почти сразу же её заприметил взглядом. Возможно, посчитав, что она тоже записавшийся участник, который собирается следующим выступить с авторским стихотворением, не стал противиться её патетичной самодеятельности и только вслед ей приветственно помахал, когда та проходила мимо, делая такой вид, будто они были давно знакомы.

Зал в лёгкой растерянности от бестактности гостьи с вызывающими бирюзово-синими волосами, переходящими в блонд на кончиках, инстинктивно захлопал. Девчонки во главе с рыжеволосой шустро переметнулись обратно за свой столик в первом ряду и радушно завизжали, махая ей.

Милана подошла к ошарашенному от такой смелости только что выступавшему парню в толстых прямоугольных очках, отобрала у него микрофон и, слегка помедлив, тяжко выдохнула. Сердце заколотилось, уши и щеки ощутимо запылали, но деваться некуда, раз уж вышла.

– Дамы и господа, вы не устали потреблять круглые сутки эту пошлую банальщину? Ничего нового этим стишком он не привнёс. Сколько было людей и до него, кто своей любимой посвящал точно такие же стихи! Использовал те же самые метафоры. Имел такие же огненные чувства, как у всех и до него самого. Этот молодой человек смешон, неуникален и блекл. И стихи его – второсортная слащавость! О страсти уже нельзя писать, о ней уже всё было сказано, что аж дыры в искусстве мировом протёрли все, кому не лень… Все, кто так яростно продолжают строчить про любовь – бездари, шарлатаны, невежи и идиоты! А если что-то и сохранилось в любовных мотивах, что ещё не смог затронуть человек, то про это сочинят уже совсем скоро нейросети! – эхом раздался её девичий строгий голос в звонкий прерывающийся моментами микрофон.

Впрочем, договорив и остановившись на определённой наэлектризованной ноте, она успокоилась сразу же и молча, как-то боязливо замерла, ожидая реакции всех присутствующих на своё смелое высказывание. Милана имела свойство мигом высказываться в каком бы она ни была настроении, так что все очень скоро узнавали, с кем имеют дело. Так и в настоящий момент эта черта характера проявилась в полном её естестве.

– А разве каждая девушка не мечтает, чтобы ей посвящали подобные стихи? – вступилась за обиженного ранее выступавшего поэта какая-то нафуфыренная дама средних лет с родинкой на щеке и объёмной закрученной причёской.

– Да, а как же чувства обычных людей, они ведь тоже хотят посвящать часть себя своей второй половинке! – раздалось бурлящее несогласие какого-то стареющего мужчины, сидящего за столом в компании своей моложавой супруги.

– А посвящать здесь нечего! О том же самом кричали поэты и до него – от мала до велика – от избалованного ребёнка до нищего старика. А вы всё равно продолжаете восхищаться этой второсортной хренью!

Удивлённый зал впал в тугое молчание, в котором лишь скрежет вилок и чоканье стаканов резонировали.

И Лунова ярко, со всей пламенной живостью своих чувств, наконец, решилась:

– «ПИСЬМО ВЛЮБЛЁННЫМ СОЧИНЯЛАМ»

Довольно о признаниях строчить!

Всё было и до тусклых вас!

Ту первую все не забыли;

Любви моральной всех учили;

И аморальную внутри таили;

Маниакальную сладостно душили;

Болезненную ревом целили;

Любовь непокорную соблазняли;

Любовь поэтичную совращали;

Любовь божественную распяли,

Любовь безбожную просвещали;

Любовь роковую обрывали;

Любовь скоротечную осаживали,

И вместе с тем её же избегали;

А с любовью актёрской давно свыклись;

И лишь к взаимной так стремились.

Довольно изводить печать!

Своей неуникальной лирой.

Пора самим всё проживать

Без болтовни красивой!

И на каждое повторяющееся слово «любовь» Милана расставляла интонацией такой звонкий и жёсткий акцент, всю свою внутреннюю энергию в него посылала, словно выжечь его голосом пыталась. На сей раз даже самые увлечённые беседами и приятной трапезой господа и дамы отодвинули свои тарелки. Все гости разразились сдержанными утонченными и на сей раз явно гораздо более искренними овациями. Рыжеволосая с подругами восторженно хохотали, и только-только начали они отодвигать кресло и подзывать официанта, думая, что после своего дебюта поэтесса подсядет уже сама к ним, как Лунова делает несколько шагов к прилизанному поэту и, что есть мочи, со всей страстью и вовлечением в процесс, бесцеремонно целует того в губы на глазах у всех гостей. И до того это долго продолжалось, что весь зал ахает тоже, словно в замедлении. Нерасторопный парень ударяется в краску, поправляет очки и замирает, точно ошпаренный, на сцене – ни единого слова вымолвить не может, глаза его из-под окуляров по красивому лицу Миланы бегают, руки вдоль туловища к ногам бескостными конечностями свисают, пошевелиться не могут, будто поцелуй всё его тело парализовал ядом. И следом Милана тут же юркнула в узкое пространство меж столиков и поспешно растворилась за спинами сидящих гостей. Затем снова попалась на глаза замершему владельцу заведения – она замешкалась на своём месте, что-то из сумочки суетливо доставала и пересчитывала. Нервно накинув на себя белую пышную шубку, удалилась гордо к выходу.

Хозяин винного ресторана ещё какое-то время не подавал вида, словно ничего особенного не произошло, и продолжал вызывать на сцену следующих конкурсантов литературного вечера. А сам, в подвернувшийся удобный момент, вместе с тем же официантом-студентом подошёл к столу, за которым в одиночестве сидела Милана. Счёт принести ей тогда не успели – ушла она раньше. Однако на столе всё равно оставила пятитысячную купюру. Хотя поела и выпила не больше чем на две. Радостный официант тут же сунул купюру себе под платок в карман белого пиджака и двинулся к кассе, чтобы разницу себе чаевыми зачесть.

Оттуда, как мы уже знаем, мой дорогой читатель, Милана направилась в клуб, а после, не задержавшись там надолго, поехала к себе домой. Однако до клуба Милане выпал случай участвовать ещё в парочке любопытных событий…

***

(20:00)

На экране айфона ищет нужную иконку, заходит в поисковик. Находит сайт этого винного ресторанчика. Пролистывает до нужного поста о голосовании за самого лучшего городского поэта, дочитывает списки и сразу же клацает на серьёзную физиономию того паренька, который выступал до неё и которого она из-за сугубо азартных побуждений при всей публике решила поцеловать. Стало интересно, почувствует ли она что-то особенное после нежности с таким простаком. Ничего. Ни вдохновения, ни жалости, ни высших чувств. Однако посчитала нужным отдать свой голос именно за него, ибо неспроста он так вывел её на эмоции. Вдруг, чего выиграет, вдруг её голос станет решающим, просто из добрых помыслов.

Жгуче захотелось закурить.

От винного ресторанчика отошла на шагов тридцать по тротуару в горку и обратила внимание на шумное веселье на той стороне улицы. Из интригующей тёмной арки, проделанной прямо в пёстром, но старинном здании наследия предшественников, из которой и доносился хохот, выглядывали вывески разных, весьма увеселительных заведений. Через узкую трассу, сквозь нескончаемый поток машин, на той стороне пели песни, рассказывали похабные анекдоты. Милана, ещё окрылённая своими выходками в ресторане, решила закурить именно в окружении прочих пьяниц, измученных за неделю фрилансеров, падких на мужское внимание женщин и голодных от того же юношей. Так ведь интереснее – вдруг и здесь к ней знакомиться подойдут.

***

…В обвешанном синими лампами вытянутом сквозном проходе, ведущем во внутренний двор, который, в свою очередь, вобрал в себя сразу несколько отдельных баров, толпилась очень весёлая большая группа самых разнообразных женщин. Всякие мужчины сидели на ступеньках, другие на тротуаре, третьи стояли и, покуривая, увлечённо разговаривали. В углу замкнутого пространства вечернего двора, обёрнутого входами в бары и рюмочные у протекающих бурых труб и кондиционеров, шлялся громко ругающийся пьяный ещё молодой солдат в форме с папироской. Казалось, что он куда-то хотел войти, но как будто забыл куда, поэтому от непредвиденной нерасторопности своей ругался с другим оборванцем и каким-то мертво пьяным, валяющимся поперёк холодного асфальта бездомным.

Милана остановилась у той большой группы вызывающих женщин в расписанной граффити арке, которые сиплыми голосами беседовали о чём-то своём.

– Девочки, зажигалки не будет? – приблизилась к ним Милана, попытавшись зачем-то сделать свой голос объёмнее.

Без лишних разговоров одна из дам, та, у которой больше всего потекла тушь, всучила ей зажигалку. Лунова круговым движением щёлкнула металлической крышкой, шустро выудила в закромах сумочки упаковку сигарет и прикурила с фитилька. Поблагодарив немым кивком, так же молча вернула зажигалку обратно.

Тут же моментально делает глубокий вдох, затяжкой и едким дымом лёгкие насыщает. И ничего. Ни прозрения, ни притока сил. Один жалкий кумар. Стоишь себе, как паровоз дуешь. За другими повторяешь – а толку-то? Курение и зависимость не порок – а осознанный выбор. Да, визуально в этом определённо что-то есть, какая-то малодушная магия, кинематографичная эстетика. Однако вряд ли курят от счастливой жизни. Так может, стоит бросить? Деньги тратятся, здоровье подкашивается, животная тяга укрепляется. Ничего возвышенного – просто гнусная химия.

А тем временем на курилках прочие господа никотиновыми кольцами тоже друг в друга швырялись и всё о чём-то завороженно общались.

– Девушка, уверен, у вас была тяжёлая неделя. Не желаете чего-нибудь более действенного? Позвольте, я вас угощаю… – с мутными стёклышками вместо глаз приблизился чуть ли не впритык лысый мужчина в выстиранном синем капюшоне лет тридцати, пряча руки в карманах чёрного пальто, замызганного лохмотьями каких-то клочков шерсти и волос. Его лицо разгорелось от выпитой водки так, что в свете фиолетовых ламп, висящих у входов во все бары, оно казалось ещё более багровым и худощаво опухшим.

– И к чему же вы ведёте? – настороженно отозвалась Милана, туша почти целую сигарету об металлическую урну.

В голову ударило колеблющееся маятником сомнение. Если обычный никотин не способен вызвать во мне что-то более яркое, чем простое насыщение от убогой аддикции, может, нечто серьёзнее разожжёт во мне это новое? Недаром многие творцы создают свои гениальные творения под призмой наркотиков. Возможно, но и мне стоит попробовать? Ведь это кардинально иной взгляд на всё привычное, совсем другая работа гормонов, иная химия. Хотя бы разочек, хотя бы на миг… Кроме того, карты Рыжеволосой знаменовали перспективные перемены и появление значимых случаев, которые мне нельзя сегодня упускать.

Вдруг высоченный весь продрогший лысый незнакомец достаёт из карманов грязного пальто пару пакетиков, намертво перевязанных синей изолентой. Принимается непоследовательными движениями дрожащих рук разрывать свои заначки.

Внутри одного зип-пакетика оказались три помятые самокрутки, а во втором, чуть меньшего размера, ассорти каких-то разноцветных конфет.

– Для разгона начнём с травы, потом, если что, догнаться сможем конфетками волшебными, – язык его в шёпоте заплетался, а зрачки куда-то в пустоту стремились, пытаясь сфокусироваться на воображаемой точке над головой невысокой Миланой, которая сейчас разве что дотягивалась макушкой до его груди с небольшим.

Михаил Булгаков употреблял морфин, пускай и в одноимённом рассказе предупреждая людей, что наркотики могут завести их в могилу. Александр Блок вообще предпочитал «балтийский коктейль» (смесь водки и кокаина). И ещё немалое множество на первый взгляд культурных, образованных и выдающихся личностей так или иначе решались на подобное в жажде нащупать новый вид вдохновения.

– Согласна, давай, – холодно отрезала Милана, наиграно кокетливо затрепетав ресницами перед незнакомцем.

Весь шатающийся лысый мужчина фамильярно похлопал своей шероховатой, сухой ладонью по её шубке, криво заулыбался и только успел протянуть три цветные таблетки, как она незамедлительно проглотила их на сухую…

К счастью или сожалению, подавляющее большинство подобных веществ обладает одной важной особенностью, которую не всегда берут во внимание: даже при однократном употреблении они могут вызвать долгосрочные или вовсе пожизненные побочные «недуги». И вот от этой необратимости действительно становится страшно. Страшно от тотальной потери контроля над собственной жизнью. Нет, нет, нет. Нельзя. Ни в коем случае. Даже разок, сука. Мне нельзя было! Никому нельзя!

И, сорвавшись с места, Милана рванула к ближайшей двери с яркой неоновой вывеской. Промелькнув мимо двух коротко остриженных парней в чёрных водолазках с бейджиками, стоящих прямо на входе и, тонкими руками распихивая всю кутящую толпу порозовевших лиц, весь сброд, она, до ужаса растерянная, ринулась в туалет. А по пути машинально захватила с деревянного круглого столика, окружённого бочками с сидящими на них людьми, чей-то нетронутый бокал пива.

Всё остальное, словно в бреду, помнилось: паника подливала масло в медленно разгорающийся огонь. Протиснувшись без очереди, забежала в тёмную коморку, напоминающую больше дубовый гроб, который осквернили вандалы, нежели туалет. Стены забрызганы чем-то, сверху донизу исписаны любовными посланиями и просто рядовой похабщиной. Декоративные вставки из массивных досок вокруг больше сдавливали и без того тесное некомфортное пространство, чем добавляли антуража старинного русского кабака, а пошатывающая лампочка под потолком испражнялась тусклым жёлтым свечением. В этих потёмках она шустро стянула с себя белую шубку, повесила на крючок возле разбитого зеркала над заляпанным умывальником и немедленно заставила себя встать на колени. Опешив, принялась большими глотками заглатывать противное пиво и в рот себе пальцы засовывать – недавно сделанным маникюром глотку драть, чтоб рвотный рефлекс вызвать.

Спустя несколько долгих мерзких мгновений закончила, вся телом и нутром опустошённая. Те красочные таблетки вперемешку с пережёванным, недавно съеденным, салатом из раздражённого желудка вышли и на дне унитаза теперь кашицей оказались. Всё страшилась больше за то, чтобы платье своё в процессе не загадить, да чтоб шубка с крючка не сползла и на пол подле не свалилась.

Вся растрёпанная, боязливо посмотрела на себя в зеркало.

Кажется, в целом чистая.

Смыла.

Вымыла руки.

Мыло было, а вот одноразовых полотенец не оказалось. Стала кистями махать, да об шубку собственную вынуждена была вытирать. Затем на скорую руку попыталась макияж подвести, пока недовольная очередь всё сильнее и сильнее за дверью начинала бухтеть и ее подгонять…

Вроде сойдёт. Как будто и не было этого казуса. Теперь наружу надо, к воздуху, к прохладе. Милана провернула щеколду на двери и с подрагивающим выражением, вот-вот, чуть ли не зарёванного лица, вышла обратно на улицу во двор.

Теперь больше всего ей хотелось забыть эту ситуацию, потому что сразу становилось до жути стыдно, хотя она и благодарила саму себя за то, что почти сразу же одумалась и не стала губить свою молодость.

Видимо, это оказался не тот случай, который приведёт меня к новым возможностям и воззрениям, как предвещали таро. По крайней мере, не таким путём и риском.