banner banner banner
Чарующий апрель
Чарующий апрель
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Чарующий апрель

скачать книгу бесплатно

В таком случае, где же чемоданы и почему их заставили выйти из пролетки?

– Si, si, San-Salvatore.

Вслед за человеком с фонарем они покорно зашагали по отдаленному подобию набережной, справа от воды. Здесь не было даже низкой стены, ничего, что могло бы помешать кому-то при желании столкнуть их в море.

– Может, все еще обойдется, – опять прошептала миссис Уилкинс.

Миссис Арбутнот теперь уже и сама начала так думать, а потому не упомянула о руках Господа.

Свет фонаря танцевал, отражаясь в мокрых камнях набережной. Слева в темноте, явно в конце мола, маячил красный огонек. Они подошли к арке с тяжелыми железными воротами. Человек с фонарем распахнул створки. В этот раз лестница повела не вниз, а вверх, и закончилась вьющейся среди цветов тропинкой. В темноте не удалось рассмотреть, какие именно цветы здесь росли, но одно было ясно: их очень много.

В этот момент миссис Уилкинс предположила, что пролетка не довезла их до ворот по той простой причине, что сюда вела не дорога, а тропинка. Тем же обстоятельством объяснялось и исчезновение чемоданов. Родилось утешительное предчувствие: когда они поднимутся на вершину, чемоданы уже будут их ждать. Судя по всему, как и положено уважающему себя средневековому замку, Сан-Сальваторе все-таки располагался на холме. Когда тропинка повернула, они увидели над головой, теперь уже намного ближе и ярче, тот самый свет, который заметили с набережной. Миссис Уилкинс поделилась с миссис Арбутнот посетившей ее мыслью, и та согласилась, что, скорее всего, предположение справедливо.

Указывая на черный силуэт на фоне чуть менее черного неба, миссис Уилкинс снова произнесла, в этот раз почти утвердительно:

– Сан-Сальваторе?

И снова, еще более уверенно, не оставляя сомнений, прозвучал хорошо знакомый ответ:

– Si, si, San-Salvatore.

Не отставая от невозмутимого предводителя, компаньонки прошли по маленькому мосту через обязательный для каждого средневекового замка ров и ступили на плоскую поляну с высокой травой, отчего чулки сразу намокли. Судя по наполнявшему воздух аромату, невидимые цветы присутствовали повсюду. Извилистая дорожка повела между деревьями. Теплый дождь раскрывал бесконечное разнообразие и сладость садовых запахов. Чем выше в душистую тьму взбиралась тропинка, тем дальше и ниже оставался красный огонек мола.

Вскоре путники перешли на противоположную сторону небольшого полуострова, и красный свет окончательно пропал, но взамен слева, в отдалении, показалось множество ярких огней.

– Меццаго, – пояснил провожатый, качнув в ту сторону фонарем.

– Si, si, – дружно ответили путешественницы, к этому моменту хорошо выучив легкое и полезное слово.

В ответ галантный кавалер рассыпался в любезных комплиментах по поводу великолепного владения итальянским языком, но, к сожалению, ни одного слова хвалебного монолога понять не удалось. Это и был Доменико: предусмотрительный и обходительный садовник Сан-Сальваторе, надежда и опора владельца замка, – изобретательный, одаренный, красноречивый, вежливый, интеллигентный Доменико. Но только леди пока об этом не догадывались, потому что в темноте, а порой даже на свету, с резкими чертами смуглого лица и быстрыми, легкими движениями пантеры незнакомец подозрительно напоминал разбойника.

Путь продолжился по следующему плоскому участку, где справа нависала темная стена, и привел к шпалерам, густо заросшим пахучими лианами, ронявшими сладкую капель. Луч фонаря высветил лилии и остановился на старинных, истертых веками каменных ступенях. Раскрылись еще одни железные ворота, и вот наконец путешественницы оказались внутри замка, хотя по-прежнему взбирались по винтовой каменной лестнице с похожими на донжоны древними стенами по обе стороны и сводчатой крышей.

На верхней площадке лестницы перед усталыми взорами предстала кованая дверь, из-под которой щедро лился электрический свет.

– Ecco![4 - Вот! (ит.)] – провозгласил Доменико, бодро взбежав по последним ступенькам и гостеприимно распахнув дверь.

Да, они прибыли на место, в самый настоящий средневековый замок Сан-Сальваторе! По пути их не убили, и вот их чемоданы в холле.

Леди переглянулись, и каждая увидела бледное лицо и прищуренные от яркого света глаза.

Настал великий, знаменательный момент. Наконец-то мечта сбылась: они оказались в вожделенном средневековом замке, на самых настоящих средневековых каменных плитах.

Миссис Уилкинс обняла миссис Арбутнот и, поцеловав в щеку, тихо, но торжественно объявила:

– Первое, что должно случиться в этом доме, это поцелуй.

– Милая Лотти, – проворковала миссис Арбутнот.

– Милая Роуз, – отозвалась миссис Уилкинс с сияющими радостью глазами.

Доменико пришел в восторг. Ему понравилось, как целуются эти английские леди. Он приветствовал обеих пламенной, вдохновенной речью, а они стояли рука об руку, поддерживая друг друга, потому что очень устали и боялись упасть, улыбались, моргали, хотя и не понимали ни слова.

Глава 6

Проснувшись наутро, прежде чем встать и распахнуть ставни, миссис Уилкинс несколько минут лежала с закрытыми глазами. Интересно, что ждет там, за окном: сияющий солнечный мир или пелена дождя? Так или иначе, день будет прекрасным при любой погоде.

Спальня представляла собой маленькую комнату с пустыми белыми стенами, каменным полом и самой необходимой старинной мебелью. Покрытые черным лаком кровати – здесь их оказалось две – украшали нарисованные яркими красками букеты. Лотти лежала, предвкушая грандиозный миг открытия ставен. Точно так же порой, наслаждаясь ожиданием радости, мы не спешим распечатать долгожданное, дорогое сердцу письмо. Она понятия не имела о времени, потому что в последний раз завела часы много веков назад, ложась спать еще в Хемпстеде. В доме не раздавалось ни звука, так что, скорее всего, было еще очень рано. И все-таки она так замечательно отдохнула и набралась сил, как будто проспала долго. Лежа с закинутыми за голову руками, она улыбалась и думала о том, что счастлива. Одна в постели: восхитительное ощущение. В течение долгих пяти лет она ни разу не спала без Меллерша. Ощущение прохладного простора и свободы движений, чувство безмятежной отваги, возможность натянуть одеяло так, как хочется, или по-своему положить подушку – все это напоминало открытие новой радости.

Миссис Уилкинс понимала, что надо встать и распахнуть ставни, но ленилась: так тоже было очень-очень хорошо, – поэтому умиротворенно вздохнула и посмотрела по сторонам, наслаждаясь видом своей чудесной маленькой комнаты, где можно на целый благословенный месяц все устроить так, как хочется. Она арендовала эту комнату на собственные сбережения, во многом себе отказывая, и теперь при желании могла запереть дверь и никого сюда не впускать. Такая странная комната, ни на что не похожая, и все же такая милая, почти монашеская келья. Если не считать двух кроватей, здесь царил безмятежный аскетизм. «Название комнаты было Мир»[5 - Цитата из «Путешествие пилигрима в Небесную страну» (1678–1684) – аллегорического романа Дж. Беньяна (1628–1688). Пер. Ю. Засецкой. – Примеч. ред.], – вспомнила она и улыбнулась.

Да, лежать вот так и размышлять о счастье было бы восхитительно, но там, за ставнями, скрывался еще более чудесный мир. Она вскочила, сунула ноги в тапочки, потому что каменный пол прикрывал единственный маленький коврик, подбежала к окну и распахнула ставни.

– О! – воскликнула миссис Уилкинс.

Потрясенному взору открылось бесконечное великолепие итальянского апреля. Сияло солнце. Мягко вздыхая, в ласковых лучах нежилось море. На другой стороне бухты дремали изысканно окрашенные в нежные цвета прелестные горы, а под окном, у подножия поросшего травой и цветами склона, подобно огромному черному мечу пронзая голубые, сиреневые, розовые оттенки моря и гор, красовался высокий кипарис.

Лотти смотрела, затаив дыхание. Что за волшебная красота! И вот она здесь, чтобы все увидеть собственными глазами. Волшебная красота, и она способна ее чувствовать. Лицо купалось в свете солнца. Цветы дарили прелестные запахи. Легкий ветерок ласково играл волосами. Далеко в бухте, словно стайка белых птиц на морской глади, замерли рыбацкие лодки. Ах как чудесно! Как чудесно! Нужно продолжать жить, чтобы получить возможность видеть это снова и снова, вдыхать напоенный свежестью воздух, ощущать необыкновенный, божественный мир… Она смотрела, изумленно приоткрыв рот. Счастье? Бедное, скудное, затертое слово. Но что еще можно сказать, как еще описать невероятное впечатление? Душа рвалась на свободу, не в силах удержаться в теле. Тело оказалось слишком тесным, чтобы вместить такое количество радости и насквозь пропитаться светом. До чего же удивительно познать чистое блаженство: вот она здесь, не совершает и не собирается совершать ни единого бескорыстного, лишенного эгоизма поступка; не делает ничего из того, что не хочет делать. Если верить всем, кого Лотти встретила в жизни, в эту минуту необходимо испытывать угрызения совести. А ее совесть даже не напоминала о себе. Очевидно, что-то где-то не так. Удивительно, что дома она неизменно оставалась хорошей, слишком хорошей, однако при этом постоянно терпела самые разные, но всегда жестокие угрызения совести, выслушивала упреки и осуждения, хотя вела себя абсолютно правильно и вовсе не эгоистично. А вот сейчас отбросила всю добродетель, как снимают и бросают промокшую под дождем одежду, и испытала чистое блаженство: осталась нагой и обрадовалась наготе, освободилась и возликовала. И пусть где-то далеко, в сумрачной сырости Хемпстеда, злился Меллерш.

Она попыталась представить супруга, увидеть, как он завтракает и одновременно очень плохо думает о ней, но вдруг даже муж начал как-то странно мерцать, стал бледно-розовым, потом нежно-сиреневым, очаровательно-голубым, бесформенным, радужным, а потом, продержавшись не дольше минуты, растворился в свете.

Странно, подумала миссис Уилкинс, глядя вслед мужу. Очень непривычно не иметь возможности представить Меллерша, ведь она знает наизусть каждую его черту, каждое выражение лица, и все же не видит его таким, какой он есть, а представляет растворившимся в красоте и гармонии окружающего мира. В голову легко и естественно пришли слова благодарственной молитвы, и незаметно для себя самой она принялась вслух горячо благодарить Господа за создание мира, сохранение дарованной жизни и все доступные радости, но в первую очередь за его бесконечную любовь. А в это самое время Меллерш сердито натягивал ботинки, собираясь выйти на мокрую улицу, и действительно с горечью вспоминал о жене.

Миссис Уилкинс начала одеваться. Распаковав чемоданы и аккуратно разложив вещи по местам, она привела в порядок маленькую комнатку и в честь ясного летнего дня надела чисто-белое платье. Она двигалась быстро, легко, целеустремленно. Высокая тонкая фигура держалась прямо, обычно напряженное, хмурое маленькое личико разгладилось и расцвело. Все, что она делала прежде, до наступления этого утра, все, о чем думала и беспокоилась, исчезло. Тревоги повели себя точно так же, как недавно поступил образ Меллерша: бесследно растворились в свете и цвете. И вдруг она заметила то, чего не замечала годами: причесываясь перед зеркалом, обратила внимание на свои волосы и подумала, до чего же красивы густые волнистые локоны. Она давным-давно забыла, что у нее вообще есть волосы. Торопливо, механически заплетала их в косу по вечерам и расплетала по утрам с таким же безразличием, с каким завязывала и развязывала шнурки. А сейчас внезапно увидела собственное отражение в зеркале, намотала на палец длинную прядь и обрадовалась красоте. Меллерш, должно быть, тоже не замечал ее волос, потому что ни разу не сказал о них ни слова. Лотти решила, что, вернувшись домой, непременно привлечет его внимание. «Меллерш, – скажет она, – посмотри на мои волосы. Разве тебе не приятно, что у твоей жены волосы похожи на кудрявый мед?»

Миссис Уилкинс рассмеялась. Она еще ни разу не говорила Меллершу подобных слов, и мысль показалась забавной. Но почему же не говорила? Ах да, потому что боялась, хоть это и смешно. Как можно бояться собственного мужа, которого видишь в самые уязвимые моменты: например, во сне, когда он храпит?

Закончив приятные утренние процедуры, Лотти открыла дверь, чтобы узнать, встала ли Роуз, которую ночью сонная горничная поместила в комнату напротив. Сейчас можно просто сказать ей «доброе утро», чтобы не задерживаться, и сразу побежать вниз и до завтрака постоять возле кипариса. Потом надо будет снова немного посмотреть в окно и помочь Роуз подготовиться к приезду леди Кэролайн Дестер и миссис Фишер. Предстояло многое сделать: по-настоящему устроиться, привести в порядок комнаты. Нельзя сваливать все на Роуз. Вдвоем они смогут так чудесно украсить маленькие кельи цветами, что гостьи придут в восторг! Миссис Уилкинс вспомнила, что не хотела принимать в компанию леди Кэролайн. Подумать только: из страха и смущения изгнать кого-то из рая! Как будто страх и смущение что-то значат, как будто она действительно будет бояться и смущаться! Что за нелепая причина! Да, трудно обвинить себя в добродетели. Она вспомнила, что не хотела принимать и миссис Фишер, потому что та показалась высокомерной. До чего смешно тревожиться из-за пустяков, придавая им излишнюю важность.

Спальни и одна из гостиных Сан-Сальваторе располагались на верхнем этаже и выходили в просторный холл с большим окном в северном конце. Замок был окружен множеством крошечных палисадников, заботливо устроенных с разных сторон и на разных уровнях. Тот, на который выходило это окно, приютился на самой высокой части стены, куда можно было попасть из такого же просторного холла нижнего этажа. Когда миссис Уилкинс вышла из своей комнаты, окно оказалось открытым, а за ним нежилась на солнце цветущая розовая акация. Вокруг никого не было, стояла полная тишина. В просторных кадках красовались высокие белые лилии, а в вазе на столе пламенел огромный букет алых настурций. Простор, цветы, тишина, широкое окно с освещенной солнцем великолепной розовой акацией за ним – все это показалось нереальным, слишком прекрасным, чтобы существовать в действительности. Неужели они и правда проведут в этом раю целый месяц? До сих пор приходилось довольствоваться малым и радоваться доступным, случайно попавшимся на глаза крохам красоты: пучку маргариток на лугу в Хемпстеде в ясный день, проблеску золотого заката между двумя черными колпаками дымовых труб. Еще ни разу не доводилось бывать в безусловно, абсолютно прекрасных местах, даже в почтенных домах бывать не приходилось, поэтому обилие цветов вокруг казалось непостижимой роскошью. Весной, не в силах устоять, она иногда покупала в магазине Шулбреда полдюжины тюльпанов, хотя понимала, что если бы Меллерш знал, сколько они стоят, то счел бы трату непростительной. Но тюльпаны скоро увядали, а новые уже не появлялись. Что же касается розовой акации, то миссис Уилкинс даже не представляла, что это за чудо, и смотрела на цветущее на фоне голубого неба дерево, как на райское видение.

Миссис Арбутнот вышла из своей комнаты и, застав компаньонку застывшей посреди холла, подумала: интересно, что ее так заинтересовало?

А миссис Уилкинс обернулась и с непоколебимой убежденностью произнесла:

– Мы в руках Господа.

– О! Что случилось? – встревожилась миссис Арбутнот, и улыбка мгновенно покинула ее лицо.

Дело в том, что она проснулась с восхитительным ощущением облегчения, свободы и безопасности, и вовсе не желала обнаружить, что не сумела избавиться от необходимости спасения. Она даже не увидела во сне Фредерика. Впервые за много лет ей не казалось, что муж с ней, что сердца их рядом и бьются в унисон. Впервые пробуждение не принесло разочарования. Она спала словно младенец, и проснулась с уверенностью, что в утренней молитве не хочет сказать Господу ничего, кроме «спасибо», а потому напоминание о том, что они с Лотти все-таки пребывают в руках Бога, вызвало замешательство.

– Надеюсь, ничего страшного не произошло?

Миссис Уилкинс посмотрела на подругу с удивлением и рассмеялась.

– Это же смешно!

– Что именно? – уточнила миссис Арбутнот, подставив щеку для поцелуя.

– Мы смешные. Все вокруг смешное. Здесь просто чудесно! Так смешно и замечательно, что мы здесь оказались. Думаю, что если мы когда-нибудь попадем в рай, о котором все так много рассуждают, то не удивимся его красоте.

Миссис Арбутнот окончательно успокоилась, заулыбалась и воскликнула:

– Разве здесь не божественно?

– Ты когда-нибудь была так счастлива? – спросила миссис Уилкинс, взяв подругу за руку.

– Нет, – призналась миссис Арбутнот.

Она действительно ни разу не переживала столь безоблачного счастья, никогда, даже в первые, лучшие дни с Фредериком, потому что в том, другом счастье рядом всегда стояла боль, готовая растерзать сомнениями, замучить чрезмерностью любви к мужу. А здесь жило простое счастье полной гармонии с окружающим миром; счастье, которое ничего не просит, а все принимает, просто дышит, просто существует.

– Пойдем посмотрим на это дерево вблизи, – предложила миссис Уилкинс. – Не верю, что это всего-навсего дерево.

Взявшись за руки, они пошли по холлу. Мужья не узнали бы своих жен: до такой степени лица их помолодели от радости. Они остановились у распахнутого окна, а когда, налюбовавшись необыкновенным розовым цветением, перевели взгляд чуть дальше, чтобы насладиться красотой сада, то в восточном его конце увидели леди Кэролайн Дестер, сидевшую на низкой стене, в окружении лилий, и смотревшую на гавань.

Пораженные до глубины души, подруги стояли молча, по-прежнему держась за руки, и недоверчиво разглядывали неведомо откуда взявшуюся особу.

Леди Кэролайн Дестер тоже вышла в сад в белом платье и с непокрытой головой. В ненастный лондонский день, когда поля шляпы закрывали глаза и спускались почти до носа, а меховой воротник поднимался до ушей, Лотти и Роуз даже представить не смогли, насколько будущая компаньонка хороша собой: просто сочли ее непохожей на других посетительниц клуба. Да и сами посетительницы подумали о том же, как и проходившие мимо того угла, где обитала леди Кэролайн, искоса поглядывавшие официантки. Тогда никто не предполагал, что она настолько красива. В ярком солнечном свете каждая черта точеного лица предстала безупречной, каждая линия достигла высшей степени совершенства. Светлые волосы оказались едва ли не серебристыми; серые глаза – глубокими, с оттенками мха; темные ресницы – очень пушистыми и почти черными, гладкая светлая кожа как будто светилась и напоминала жемчуг, сочные яркие губы походили на сердечко. Девушка была экстравагантно тонкой, как тростинка, однако не без изящных плавных изгибов в тех местах, где им и положено быть. Глядя на залив, леди Кэролайн отчетливо выделялась на фоне голубого пространства. Насквозь пронизанная солнцем, она сидела на стене и беспечно болтала ногами, задевая лилии, но ничуть не жалея, что цветы, страдают и погибают.

– Опасно долго сидеть на ярком солнце, да еще без шляпы, – наконец прошептала миссис Арбутнот. – Голова заболит.

– Надо было надеть шляпу, – тоже шепотом согласилась с ней миссис Уилкинс.

– Ломает лилии.

– Но они принадлежат ей точно так же, как и нам.

– Только четверть.

Леди Кэролайн обернулась и, увидев дам, удивилась: обе выглядели значительно моложе и привлекательнее, чем в феврале, во время встречи в Лондоне. Можно даже сказать, что этим утром они даже казались вполне симпатичными – конечно, если можно быть таковыми в безвкусных нарядах. Прежде чем улыбнуться, помахать и крикнуть «доброе утро», она за полсекунды успела осмотреть соседок и оценить каждый дюйм их внешности, сразу заметив, что в отношении одежды надеяться на что-то интересное не приходится. Она не подумала об этом сознательно, поскольку терпеть не могла красивые наряды: считала, что они порабощают личность, и точно знала, что едва появившись в гардеробе, претендующая на значительность вещь захватывает хозяйку в плен и не отпускает до тех пор, пока не выйдет в свет и не предстанет перед всеми, перед кем следует предстать. Не вы идете на вечеринку в нарядном платье: платье само ведет вас в очередную гостиную. Было бы ошибкой думать, что дама – по-настоящему хорошо одетая дама – изнашивает одежду. На самом деле это одежда истощает свою владелицу, таская ее повсюду в любое время дня и ночи. Стоит ли удивляться, что мужчины дольше остаются молодыми? Новые брюки не приводят их в трепет. Леди Кэролайн ни разу не замечала, чтобы даже самые новые брюки вели себя так, словно закусили удила. Ее образы порой выглядели чересчур вольными, но, по крайней мере, она выбирала их по собственному усмотрению. Встав со стены и подойдя к окну, она с удовольствием отметила, что предстоит провести целый месяц в компании дам, платья которых, по смутным воспоминаниям, соответствовали моде еще пять лет назад.

– Приехала вчера утром, – глядя снизу вверх, пояснила леди Кэролайн с очаровательной, поистине колдовской улыбкой. В этой улыбке сосредоточилась вся прелесть мира, включая ямочки на щеках.

– Очень жаль, – ответила миссис Арбутнот, – потому что мы собирались найти для вас самую красивую комнату.

– Но я сама о себе позаботилась. По крайней мере, выбрала ту, которая показалась мне лучше других. Окна выходят на две стороны. Обожаю такие комнаты! А вы? Сквозь западное окно видно море, а из северного можно любоваться вот этой сказочной розовой акацией.