Тёмная рать

– Я больше не хочу, – промямлил страдалец, прекрасно осознавая, что лишь в худобе его спасение. Стоит утратить бдительность и набрать вес, и тогда может произойти нечто ужасное.

– Владик, не огорчай меня, – попросил Цент. – Скушай пирожок. И вообще, надо тебе питаться лучше, совсем ты отощал со своими диетами. Кормись обильно, нагуливай жирок.

У Владика затряслись руки и застучали зубы. Пирожок взял, откусил, прожевал, но когда Цент отвернулся, незаметно для него выплюнул содержимое ротовой полости себе за спину. Выплюнул, хотя изголодавшийся по пище организм буквально умолял проглотить и переварить. Но Владик не поддался слабости. Он понимал – Цент его не съест, пока он худ и костляв. Следовательно, таковым он и должен оставаться, даже если для этого придется самому морить себя голодом.

– Что теперь будет? – спросила Машка, прекратив облизывать пальцы, на которых еще оставался запах единственного доставшегося ей пирожка.

– С кем? – не понял ее изверг.

– Ну, вообще. Ведь этот Кощей, он же еще живой. Он ведь вылезти оттуда может.

– Вылезет когда-нибудь, – не стал спорить Цент. – Лет через тысячу. Ты же слышала – он слабенький, силы набраться не успел. Вот пусть лежит там вечно, ну, или пока еще какой-нибудь тупой баклан его не отроет в надеже на вечную потенцию и целование немытых ног.

– Но если Кощей жив, то и зомби никуда не исчезнут.

– Да и пускай. Они мне не очень мешают.

– Но ведь так все человечество погибнет, – подал голос Владик.

Цент неодобрительно покосился на программиста, вспоминания, когда это он наделил данного субъекта правом открывать рот без предварительного разрешения, а затем изложил свою собственную гражданскую позицию:

– Человечество не исчезнет, оно очистится. Программистов съедят, менеджеров по продажам съедят, гаишников съедят, а каких не съедят, тех я поубиваю лопатой. Останутся самые сильные и крутые. Эти выживут. И с зомби разберутся, и со всеми остальными тоже. Радуйся, прыщавый, нас ждет прекрасная эра свободы и вседозволенности, когда все будет решать сила и наглость. Кто слабый, трусливый и тупой, тот естественный отбор не пройдет, уж поверь мне. Я лично об этом позабочусь. Грядут лихие девяностые, и не на десять каких-то жалких лет, а на века!

От этих слов, прозвучавших как зловещее пророчество, Владику стало нехорошо. Если все будет так, как предрек Цент, то зомби-апокалипсис это только начало в бесконечной череде ужаса и мрака. Цент один-то хуже всех демонов ада, а есть ведь где-то и другие такие же экземпляры, чудом пережившие эпоху первичного накопления. И как они все повылезут на белый свет, как начнут тут строить свой мир свободы и вседозволенности, уж никому мало не покажется. Особенно маленькому слабенькому программисту, для которого в этом новом мире места нет – Цент на этот счет выразился предельно ясно.

– А что мы-то будем делать? – спросила Машка.

– Наслаждаться жизнью, – обрадовал девушку Цент. – И бороться за авторитет и материальные блага. Прежде всего, нужно найти лохов.

– Кого?

– Ну, лохов. Таких, как очкарик.

– Зачем?

– Странные какие-то вопросы. А кто мне будет еду таскать, носки стирать и вообще создавать уют и комфорт? Находим лохов, запугиваем, парочку образцово-показательно кончаем перед строем, после чего они начинают нам служить: таскают еду, выпивку, баб, стирают шмотки, стелют постели. А мы за это будем их от зомби защищать. Взаимовыгодное сотрудничество.

– Если взаимовыгодное, то почему нужно запугивать и убивать? – озвучила глупый вопрос Машка.

Цент не стал ругать бестолковую бабу, сделал скидку на то, что та, во-первых, еще молода и плохо знает жизнь, а во-вторых, выросла во времена извращенного порядка, и не понимает естественного устройства социальных отношений.

– Потому что лохи глупые, и думают по глупости, что могут обойтись без крутых, – растолковал он. – Дескать, не нужны им крутые, они сами по себе проживут. Это, разумеется, не так, но слова лох понимает плохо, а вот битой по горбу очень даже хорошо. Ты не думай, что я это сам все придумал, так испокон веков было. Даже наша Русь святая, – тут Цент возвел очи к небесам и набожно перекрестился, – и она таким же образом возникла. Пришел пахан с братвой к лохам, взял их под свою крышу, и сразу жить стало лучше, и тем и другим. И мы поступим по заветам пращуров. Найдем лохов, одомашним, и всем станет хорошо и весело. Ну, нам точно. Будем с них дань брать великую, бить для профилактики. Заживем!

Цент покосился на Машку, обнаружил у той на лице выражение крайней степени сомнения, и проворчал:

– А что ты думаешь, я хуже какого-то викинга драного? В князья, думаешь, не гожусь? И хуже меня бывали. Так что смотри – будешь себя хорошо вести, оставлю при дворе на хлебной должности. А нет, так отправлю на конюшню низкой работой белы рученьки марать, вон с тем вон перцем прыщавым.

Владик воспринял новое назначение без слез. Это было даже хорошо. На конюшне, по крайней мере, он не будет постоянно видеть перед собой опостылевшую рожу садиста.

– Впрочем, – задумчиво протянул Цент, – у меня ведь еще должность шута вакантна. Если не найду никого талантливее, могу очкарика назначить. Буду в него объедки кидать, заставлю плясать на пиру. Еще конкурсы там разные можно проводить. К примеру: сшиби силикатным кирпичом спичечный коробок с головы программиста с завязанными глазами с десяти шагов.

От озвученной затеи адского тамады у Владика вновь возникло желание податься в бега. В крайнем случае – наложить на себя руки. Лучше уж конюшня, чем такое.

Умяв последний пирожок, Цент превеликим усилием поднял на ноги свое изрядно потяжелевшее туловище, с трудом вздохнул, едва при этом по швам не лопнув, и провозгласил:

– Ну, ребята, посидели, помянули недавно убиенных, поехали личную жизнь устраивать. Надо бы отловить, конечно, тех сектантов, что разбежались, да поубивать без намека на гуманность, но мне лениво. Все равно эти бараны без пастуха не опасны. Владик, иди, заводи машину. Поведешь. Пора тебе взрослеть. Заедем в харчевню, запасемся пищей. И в путь-дорогу. Грядет эпоха первичного накопления, и уж мы-то в данном деле преуспеем. Это я вам конкретно обещаю!