скачать книгу бесплатно
Галерея людских слабостей
Алексей Григорьевич Архипов
Есть события, которые происходят с нами неизбежно, но всегда неожиданно. Мы неожиданно рождаемся, неожиданно умираем, неожиданно выходим на пенсию, неожиданно приходит лето, еще неожиданнее – зима, каждый год нам неожиданно исполняется какое-то количество лет…
Всё самое ожидаемое случается внезапно…
Алексей Архипов
«Галерея людских слабостей»
© Архипов А. Г. 2020
Превратности семейной жизни
(рассказ друга)
Моя жена любит посплетничать. Это явление столько веков остается обязательным для выживания, что недостатком в современном обществе уже не считается.
А где еще получишь достоверные сведения?
К недостаткам женщин я отношусь терпимо. Не заморачиваюсь по этому поводу. Все, кто женятся, упорно и наивно верят, что выбрали лучшую в мире жену. Простофили! Подумали бы: сколько невест выходят каждый день замуж по всему свету? Откуда их, хороших, взять столько и сразу?!
К семейной жизни надо относиться проще. Я, несмотря ни на что, всегда говорю: мне повезло с женой. В том смысле, что могло быть и хуже!
Любой из нас мог прожить жизнь лучше, чем он ее прожил.
А мог бы и хуже…
Терпимее надо относиться к жизни, терпимее…
…Раньше сплетничали на скамейках у дома, потому что не было телефонов, и слухи распространялись воздушно-капельным путём, потом перебрались на кухни, поближе к телефонной трубке, а сейчас условия жизни улучшились и все предпочитают обмениваться информацией в уютной гостиной за чашечкой кофе или за рюмочкой чего-нибудь такого, что улучшает работу языка, имея под рукой смартфон, улучшающий работу мозга.
…Вела моя жена в очередной раз теплый разговор с подругой Настей, сидя у нее в гостях на удобном диванчике, попивая Каберне из большого стеклянного бокала. Когда все основные новости закончились, она, чтобы молчание не длилось больше одной секунды, отчего пропадает весь смысл разговора, вдруг неожиданно для самой себя пожалела подругу:
– Тебе, Настька, уже за 30 перевалило, а ты всё одна: ни мужа, ни детей. Скучно!
И тут неожиданно поняла, что у той нет никого, кроме неё, с кем можно приятно поговорить по душам. А это самое тяжкое, что может представить себе женщина. Ей даже не по себе стало…
Вид растрепавшихся волос и разгоряченного лица подруги, возбужденного от невероятных новостей, которые ежедневно напрягают нашу жизнь, пробудил в моей жене необычайный прилив нежности к Насте. Поэтому она тут же добавила:
– Такая красавица, а пропадаешь одна. Несправедливо! Давай-ка найдем тебе мужика.
Настя нахмурила свой лобик, прикрытый черной челкой.
– А мне это надо? Ярмо на шею вешать! Сейчас мужики пошли или альфонсы, сами как дети, или перекати-поле. Поишь его, кормишь, а он раз – и переехал к другой. Столько продуктов зазря изведешь! А тебе, за все твои тяжкие семейные муки, оставит в наследство кучу детей – как хочешь, так и выкручивайся.
– Я же живу, – говорит жена, – значит, не все.
– Фью! Ты думаешь, твой Славик (т. е. я) хороший муж? Тоже такой. Завтра какая-нибудь юбка поманит за собой – он и исчез. И останешься ты со своим Вовкой (т. е. сыном) не солоно хлебавши.
– Ну, уж ты напраслину не наводи. От зависти, что ли? Славка не такой!
– Фьють! Не такой! Ты просто мужиков не знаешь. Наивная ты баба, Светка (т. е. моя жена).
И заспорили они громче обычного и раскраснелись сильней, чем прежде: такой я или не такой.
Настя понастырнее моей жены – передавила голосом.
– Давай проверим: какой он?!
А Светка сдуру и в запальчивости согласилась.
На проверку выделили неделю. За это время Настя должна была «разделать меня по косточкам, разложить по полочкам и разбить на тезисы».
Я, конечно, не подозревал, что начался эксперимент. Живу себе мирно. Но начинаю замечать: жена стала какой-то отстраненной и холодной. А Настя, наоборот, проявляет ко мне повышенный интерес. Глазки «строит». Она и раньше «строила» да только старалась делать это незаметно, а тут вдруг нагло, в открытую, при жене. Это меня настораживало. Не хватало мне семейных скандалов на пустом месте!
Я вновь задумался: что же такое происходит? И решил, что у некоторых баб бывают в жизни такие моменты, когда от необъяснимых душевных катаклизмов они обалдевают. Становятся решительными и наглыми и кидаются на мужиков, как кошки на собак, рискуя жизнью.
Сделал я такой неоспоримый вывод и дальше живу себе спокойно. Она «строит» мне глазки, а я – нет. Скромно отворачиваюсь, чтобы не было семейного скандала. Да и глаза у нее – черные, влажные, как маслины – смотреть не хочется при жене.
А Настя поняла это по-своему. Робеет – значит, клюнул. Странная у женщин логика: глаза закрывает – значит, робеет; если робеет – значит, любит. А если он глаза закрывает потому, что спать хочет?!
Как бы там ни было, проходит контрольная неделя. Я по-прежнему в недоумении. Чувствую: что-то назревает. А «что» – понять не могу! Сижу дома. Жена пошла к подруге. Ушла гордо, будто уже заявила мне о разводе.
А через полчаса звонит по городскому телефону Настя. Она от нас на расстоянии 20 минут ходьбы живет, на соседней улице.
– Привет, Славик! – говорит. Голос томный. С элементом загадочности.
– Привет! – отвечаю я. – А Светки дома нет.
– Это хорошо, – говорит она. – Чем занимаешься? Скучаешь?
– Да не очень. Книгу читаю.
– Книга – это неинтересно. Приходи ко мне – вместе поскучаем.
– Зачем я тебе без Светки? – глупо спрашиваю я.
– А зачем она нам? – продолжает Настя. И всё с каким-то манящим намеком. Я даже растерялся, честно говоря. Видимо, мужчины тоже боятся насилия, как и женщины.
– Книга интересная, – говорю жалобно.
– Я одна, – настаивает Настя, – и мне скучно. А вместе мы повеселимся.
Тут я оторвался окончательно от литературного сюжета. «Вот, – думаю, – дает!» И выйдя из художественного мира, и войдя в мир реальный, наконец-то широко открыл глаза и трезво подумал головой. Обстановка начала проясняться. И показалось мне, что рядом с Настей еще кто-то вьется. Тихонько, закрывая рот ладошкой, ехидно хихикает. Прислушался: точно! То хихикает, то шепчет что-то гадким голоском.
Я не люблю, когда хихикают у меня за спиной. И гадкий голосок мне тоже неприятен. Я разнервничался и выпалил в трубку:
– Ты номером не ошиблась?! Особо обеспокоенным особам надо звонить тому, кто развлекает скучающих одиноких женщин, которым приспичило поразвлекаться. Есть такие услуги. Есть еще вариант. Поярче накрась губы, одень красную юбку покороче – и на улицу. У нас есть места, где тебя сразу заметят. Дать еще советы?
Хотел еще кое-что посоветовать, но в ухо ударили гудки. Она бросила трубку. Покраснела ярче губ, которые я советовал накрасить, и ярче юбки, которую я посоветовал надеть. У нее чуть не остановилось дыхание. У нее парализовало глаза с двумя зрачками у переносицы.
– Он не бабник, – выкрикнула она истерично. – Хуже! Он негодяй! Он просто чурбан неотесанный! Я же из благородных побуждений… Я хотела помочь. Как ты можешь с таким уродом жить?! Я тебе говорила: все мужики – дрянь! Грубо отесанные чурбаны…
Она так неподдельно негодовала, переживала и плакала, что не поверить ей было нельзя. Кто же сможет не поверить подруге, когда она так убедительна!?
Я тоже окончательно всё понял. Покачал головой, поулыбался и обрадовался, что поступил правильно. Ожидая жену, я приготовил несколько шуток, чтобы беззлобно посмеяться над ними. Я поджидал жену, упиваясь своей находчивостью.
Размечтавшись, я не успел после звонка открыть дверь. Жена ворвалась в квартиру, как будто у нас и не было никакой двери.
Вот сейчас мне кинутся на шею, расцелуют, будут причитать, какой я верный и преданный муж. Измажут слезами и задушат в объятиях…
А я буду скромно, застенчиво отворачивая голову в сторону, бубнить:
– Да ладно тебе…
Я внутренне собрался и приготовился к предстоящему событию.
Но жена не бросилась мне на шею. Она метнула шляпку куда-то вперед по коридору (я еле успел пригнуться) и, чернея, как ночь перед ураганом, заклокотала чугунным голосом:
– Какой же ты… неотесанный! Чурбан! Неучтивый… Эгоист… Ты только о себе думаешь… Ты только умеешь, что говорить гадости. И хихикать втихаря. Видеть тебя не могу…
И так далее, и тому подобное. Невозможно воспроизвести всё, что она сказала: получится целый роман. И не нужно. Таких книг много. Но… Ох, если бы вы слышали, что она говорила. Хорошо, что Вовка не видел этого завершающего акта комедии.
– Мне – что? Надо было соглашаться? – растерянно бубнил я, робко отворачивая голову в сторону.
Она не разговаривала со мной весь вечер. Звенели тарелки в ее нервных руках на кухне и некоторые, слышно было, разбивались. В гостиной она оборвала штору, уронила напольную вазу с криком «заклеишь, если дорога тебе семейная жизнь», залепила подзатыльник сыну (молодой еще, не умеет вовремя спрятаться), разбросала все вещи в спальной комнате, уронила полку в ванной…
И весь вечер тихо плакала. Так жалобно, что мне стало жалко не только её, но и Настю.
И так и не удостоила меня ответом. До сих пор не знаю: как поступать в следующий раз?
…Всё-таки семейного скандала я не избежал. Но понял: прожить жизнь без семейных скандалов невозможно. Семейная жизнь, скажу я вам – сплошная безвыходная ситуация, озаряемая время от времени экспериментами.
Пример воспитания
По субботам в армии был парково-хозяйственный день. Нас выстраивали после зарядки и завтрака в помещении роты в две шеренги, и старшина зачитывал разнарядку зычным голосом. Глотка у него луженая, размером с крупнокалиберную гаубицу. С нескончаемым боекомплектом. Гаркнет так, что аккуратно заправленные кровати приходится поправлять. Мертвого поднимет. И отправит в атаку.
Этим и непобедима наша армия.
«Сидоров, Петров идут на работы туда-то!.. А такие-то и такие – сюда-то!..»
Всех свободных от прямых воинских обязанностей распределит, никого не обидит и не забудет.
Нам, солдатам-срочникам, нравились хозяйственные работы. Даже тяжелые. Уставая от армейского однообразия, развлечься, например, рытьем траншеи – целый праздник. Копнул лопатой – подышал свежим воздухом. Кинул земличку – рассказал пару анекдотов. Посмеялся. Всё развлечение.
Есть солдатская присказка по этому поводу, четкая, как математическая формула: два солдата из стройбата заменяют экскаватор!
Хотя… конечно, не два. У нас были такие отличники боевой и политической подготовки, любой из которых в одиночку мог заменить экскаватор!
Рыть траншеи выпадало не часто. Бывало, вместо рытья отправляли на интеллигентные работы: убирать в бане, библиотеке, солдатском кафе или клубе. Тогда поистине был праздник! В бане можешь поплескаться сколько душе угодно, в библиотеке – книгу почитать, вспомнить забытые слова, в кафе – набить утробу до отвала, не спеша, как на гражданке, в клубе – просто поспать. Работать в помещении одно удовольствие: сверху не капает, снизу не холодит. Расслабляешься, как у себя дома, где можно сколько угодно плескаться в ванной, читать книги, есть до отвала и спать, не вздрагивая от крика «подъем».
…В тот день нас, семерых солдат, отправили на работу в клуб. Меня назначили старшим.
Всё бы хорошо, да не попал в мою команду Серёга Колобков, мой земляк и друг с первого дня службы. Мы всегда неразлучны, спим и едим рядом. На двоих делим все радости и тяготы службы.
Колобок был интересным парнем. Он на турнике летал, как воздушный шарик, привязанный веревочкой к перекладине. И сам был похож на колобок – круглый, как шар, с короткими руками и ногами. Удивительный человек. Тяжелый, если его взвешивать на весах, и вместе с тем легкий, как воздух. И глаза у него, как у Колобка, который и от бабушки ушел, и от дедушки, озорные и восторженные. Даже сейчас, когда он, завидуя, грустно смотрел на меня, глаза светились весельем и отвагой.
Но щеки от обиды отвисли ниже скул…
Жаль друга. Что же получается: я буду пузо греть в клубе, а он плац от снега чистить? Несправедливо. Друзья должны делить поровну радости и горести.
У меня были хорошие отношения со старшиной. Мама иногда присылала мне посылки и не скупилась на дефицит, покупаемый в магазине «Березка» на чеки. Каждую посылку полагалось досматривать.
Поначалу старшина принципиально отказывался от презентов. Я настаивал:
– Угощайтесь, товарищ старшина! Всё равно через полчаса ничего не останется.
Он хмурился и качал отрицательно головой. А однажды, перед Новым годом в посылке оказалась бутылка джина с пестрой, красочной этикеткой. В те годы импортное спиртное можно было купить только в спецмагазинах.
– Это что такое?! – сказал грозно старшина, открыл пробку и понюхал. – Фу! Какая гадость! – поморщился он. – Как только люди такое пьют! Этого я пропустить не могу! Не положено! Пойдем в туалет, выльем!
– Товарищ старшина! – взмолился я. – Разве для того эту жидкость изготавливали за тысячи верст, тысячи километров везли сюда, чтобы бесславно слить в солдатский унитаз?
Старшина задумался. Слова были вескими. Вздохнув, он замер в нерешительности.
– Мама положила ее лично для вас! – убедительно продолжал я. – Она так в письме и написала: лично старшине. На Новый год.
Наверное, старшина подумал, что нельзя такой дрянью марать унитазы. А может, любопытство взяло верх, решил узнать, как такое люди пьют? Он покряхтел, неуверенно кашлянул и оставил бутылку себе.
Отныне я незаметно оставлял при досмотре какие-нибудь презентики, от которых поблескивал взгляд проверяющего, службу нес исправно, и мы подружились.
Поэтому после построения, когда все стали расходиться, я осторожно приоткрыл дверь в каптерку.
– Товарищ старшина! Разрешите обратиться? – выпалил я на пороге, вытягиваясь по стойке «смирно», всем видом изображая послушание.
– Давай!
– Нельзя ли переиграть: Колобкова в мою команду, а из моей команды кого-нибудь вместо него?
Старшина посмотрел на меня рассерженно. Пересматривать приказы в армии не принято. Распоряжение командира святое и не обсуждается. Я подумал: сейчас пошлёт куда-нибудь подальше…
Но он вдруг молча встал, молча вышел из каптерки и крикнул своим калибром:
– Колобков! В его команду. А ты, – ткнул пальцем в первого попавшего солдата, – вместо него. – И, не глядя на меня, зашел обратно в каптерку.
Глаза Колобка не просто засветились счастьем, они у него и так постоянно светились, а изрыгнули сноп веселых искр.
– Ты настоящий друг, зёма! – затараторил он благодарно.
