скачать книгу бесплатно
Обычно я его не слушал. Но сегодня был особый случай. Сегодня можно было позволить себе все.
– Кто вы?! – грозно рявкнул я, врываясь в гостиную.
– Здравствуй, Цезарь, идущий на смерть приветствует тебя!
Вот теперь я был по-настоящему в шоке. Посреди моей гостиной гротескно рапортовал римский легионер.
Я хотел было что-то сказать ему в ответ, но получилось лишь:
– О…
А потом я поспешил покинуть гостиную.
– Что прикажите делать, хозяин? – спросил осторожно приблизившийся ко мне Сурен.
Он, конечно же, понимал, что мне нужно немного отдышаться после такого вот сюрприза. Но и бездействовать он тоже не мог.
– Я могу перегрызть этому человеку горло, а потом расчленить. Такое мясо потом удастся выгодно продать на базаре в отделе мясных деликатесов…
Сделав ещё один жадный глоток воздуха, я посмотрел в блестящие оранжевые глаза дворецкого. Он явно был серьёзен. Он не шутил.
– Мне бы сначала хотелось узнать кто он и чего хочет.
С этой мыслью я направился обратно в гостиную. Легионер был по-прежнему там. Он никуда не делся и пребывал в неизменной позе боевого патриотизма.
– Откуда вы и что вам нужно? – рявкнул я с порога.
На этот раз мое намерение было куда более настойчиво и неотступно.
– Даю, чтобы ты дал; делаю, чтобы ты сделал.
– И что это значит?
– Я – Бог из машины.
– С каких пор?
– Всегда.
«Ну, вот и отлично», – подумал я.
– Сурен!
Дворецкий прибыл по моему зову в одну сотую долю мгновения.
– Да, хозяин.
– Делай с ним, что ты там хотел. Я умываю руки.
Махнув рукой в сторону римского легионера, мое тело сделало шаг восвояси.
– Хорошо, хозяин.
Дворецкий был рад стараться. Но радоваться или улыбаться он не умел. Лицо и вся остальная физиология были заточены под совсем другое.
– Все сделаю.
Я уже ожидал услышать за спиной звериный рык и чавканье зубастых челюстей. Но вместо этого раздался истошный стон:
– Сынок!
Меня словно пробило молнией. Я медленно и с дрожью в коленях развернулся. Слишком уж мне был знаком этот голос и эта манера просить у меня особого внимания.
Вновь оказавшись лицом к лицу с римским легионером, у не увидел в нем никаких внешних перемен. Он был все тем же самым человеком из незнакомого мне прошлого.
– Что это значит? – спросил я, а сам сверлил взглядом то древнеримского бойца, то оскалившегося дворецкого.
В каждом из них я видел того, кем каждого из них считал. Никакие отклонения не проявляли себя.
Но тогда кто попытался напомнить мне о моей матери?
Непонятно.
Я медленно утекал из пространства в растерянность.
– И даже когда рана зажила, шрам остается.
Снова звучал вполне нормальный голос римского легионера, за что хотелось прибить или придушить.
И вдруг сразу:
– Сынок!
Я видел, как мужской рот открывается и закрывается. Я видел, как шевелятся губы. Здесь нельзя было ошибиться.
– Это уловка? – спросил я.
– Нет, – ответил легионер и топнул ногой.
– Тогда зачем это?
– Ты звал меня.
– Кого? Тебя?
Я попытался рассмеяться. Но почему-то было слишком уж грустно.
– Я – твоя мать.
– Серьезно?
Легионер и впрямь выглядел серьёзным. Он не шутил.
– Ты просил меня прийти. Ты хотел поговорить и я пришла.
– Нет, нет, нет…
Я схватился за голову, потом обратился к дворецкому:
– Убери это отсюда!
При этом я почти визжал.
– Как? – спросил дворецкий.
Он хотел четких указаний. И он понимал, что я не смогу позволить ему убить свою мать или то, чем она здесь и сейчас казалась. Даже пускай ещё вчера я ненавидел ее всем сердцем.
– Почем мне знать?!
– Простите…
Когда стало совсем невмоготу, я попросил:
– Уйди, – а сам неторопливо опустился на пол.
Была минута молчания. Затем легионер снова заговорил:
– Никто не будет долго счастлив преступлениями.
– Это ты обо мне? Или о себе?
– Это важно?
– Для меня «да».
Я поднял глаза. Сидеть и наслаждаться кривизной паркетных пластинок – это скучно. И только лишь если есть острая потребность сбежать от самого себя, можно найти в этом особый вычурный и абстрактный интерес. К тому же ягодицам было отнюдь не мягко и неудобно.
Я резко вернулся в вертикальное положение тела.
– Ты никогда не знала и не слушала меня. Вот и сейчас точно также. Зачем ты приперлась в этом идиотском образе?
Я ждал извинений, слез в глазах и эмоциональных рукоплесканий. Но холодному голосу римского легионера было чуждо все выше перечисленное.
– Я пришел таким, потому что это и есть я. И разве ты сам не делал все то, в чем меня обвиняешь?
В моих мыслях произошла заминка.
– Здесь мертвые живы, здесь немые говорят, – сказал я.
Мне тоже были знакомы латинские поговорки.
– Вот видишь…
Но я не видел, а лишь слышал. Я смотрел, но не понимал.
– И что мы будем с этим делать?
– Откуда мне знать? Это ты хотел общения.
– И то правда.
– Тогда валяй.
Но слов не было. Они застряли в горле и не спешили вываливаться на язык.
– Странно…
– Что именно?
– Ты и я.
Мы смотрели друг на друга. Я – на самого настоящего легионера в шлеме и со щитом, он – на человека в шикарном костюме и с бабочкой. Никто бы не поверил в реальность такой встречи. Однако она действительно случилась.
– Чаю? – спросил я, когда вопросы, которые так старательно готовились многие годы, так и не захотели проявляться.
Мне стала ясна вся бесполезность дальнейших усилий. Я сдался в своей настойчивой убежденности отыскать преступную вину свой матери. Я оказался не готов к этой встрече. Она тоже.
– Хочешь с чабрецом?
– Всегда.
– Так и поступим.
На этот раз дворецкого не пришлось звать. Его природная интуиция с лихвой оправдала вложенные деньги.
– Уже готово, хозяин, – заботливо произнёс он и закатил в гостиную десертный столик с глиняным чайником и тонкими фарфоровыми чашками.
– Спасибо, Сурен.
Дворецкий молча расставил чашки, разлил чай и выложил на блюдце кубики сахара и несколько печенек. Затем он удалился.
– Пожалуйста, – сказал я, приглашая к столу свою мать, выглядевшую как римский легионер.
Стульев в моей гостиной не было, как впрочем, не было и другой мебели и иного убранства. Мне нравилось принимать гостей стоя. В этом состоял мой личный эксгибиционизм. Однако тому, кто привык спать на голой земле, было плевать на искусственно взращённые неудобства. Он мог выдержать любую блажь с моей стороны.
– Мне два кусочка сахара, – сказал легионер, подойдя к столу.
– А я пью несладкий.
