скачать книгу бесплатно
Естественно-правовую доктрину и вытекавшие из нее демократические и революционные выводы историческая школа права избрала главной мишенью для своей критики. Теоретики исторической школы права выдвинули тезис о позитивном праве как об искусственной конструкции, создаваемой нормотворческой деятельностью законодателя. Позитивное право является лишь дополнением к праву обычаев, которые возникают стихийно из недр «национального духа», глубин «народного сознания». Представители исторической школы права не воспринимали метафизическую трактовку генезиса и бытия права, которую предлагала естественно-правовая доктрина. Эволюция права, как полагал основатель школы Гуго, совершается объективно, приноравливаясь к потребностям и запросам времени, поэтому лучше держаться обычаев и традиций, которые существуют веками и проверены временем. Большая часть правовых норм, действующих у данного народа, возникли стихийно, подобно тому, как возникли язык и нравы этого народа, или, скорее всего, являясь частью того и другого, возникли в результате привычки.[15 - Там же. С. 274.]
Г. Пухта полагал, что нельзя искусственно конструировать и предлагать людям ту или иную правовую систему. Созданная отдельно от жизни народного духа, она не будет принята этим обществом.
Юристы исторической школы права видели назначение действующих в государстве юридических институтов в том, чтобы служить опорой внешнего порядка, каким бы консервативным этот порядок ни был (Г. Гуго). Положительные законы, утверждали они, бессильны бороться со злом, встречающимся в жизни. В лучшем случае они способны помочь упорядочению обычного права и политической структуры, которые формируются естественным путем под влиянием происходящих в народном «духе» необъяснимых мутаций (К. Савиньи). Законодатель должен стараться максимально точно выражать «общее убеждение нации», при этом условии правовые нормы будут обладать ценностью божественного и потому приобретут самодовлеющее значение (Г. Пухта).[16 - История политических и правовых учений. М., 1988. С. 354.]
Видными западными консерваторами были А. Гамильтон, Дизраэли, Бисмарк, Дж. Адамс и др. Но это была уже совсем другая регенерация консервативной волны. Эпоха окончательной победы капитализма многое изменила в консерватизме как особом стиле мышления и определенной идеологии.
После Второй мировой войны, особенно после кризиса «левых» партий, консерватизм вновь стал популярным, однако в названиях консервативных по сути партий не присутствовало слово «консервативная». Еще слишком свежи были воспоминания о неисчислимых жертвах, поэтому консервативные политики опасались, что с этим словом будут возникать нехорошие ассоциации, подозрения в реакции и т. д. Однако в 70-х гг. XX в. в Европе стали возникать консервативные партии практически во всех государствах. В их названиях было, как правило, два прилагательных: «консервативно-народная», «-демократическая», «-христианская», «-прогрессивная» и т. д. Тори в Великобритании, республиканцы в Соединенных Штатах, голлисты во Франции и христианские демократы в полудюжине европейских стран являются консервативными партиями в полном смысле этого слова. Современные «неоконсерваторы» – это, как правило, бывшие либералы или даже социал-демократы. Они «увели» государство из экономики так далеко, что превзошли в этом даже либералов радикального толка.
Объективную основу распространения консервативных идей в России, как правильно отмечает А. Н. Медушевский, составляет ряд фундаментальных особенностей социального и политического строя данной страны и ее исторического опыта. Это традиционализм крестьянского образа жизни, и экономического уклада, и социальной психологии, приверженность монархической власти как гарантии от внешней и внутренней нестабильности, специфический порядок управления. Путем огромных усилий выработался и долгое время оправдывал себя определенный механизм социального регулирования, позволявший держать в определенном равновесии проявление таких разнородных факторов, как географический (огромность территории и постоянное воздействие на социальный процесс колонизации); демографический и национальный (сосуществование этносов и культур поразительного разнообразия); социальный (противоречия и взаимное переплетение различных общественных укладов); политический (постоянная напряженность внутри- и внешнеполитических отношений).
Общество обращается к консерватизму всякий раз, когда оно устает от радикализма, слишком крутых перемен, нестабильности, когда ему хочется иметь страну «предсказуемого завтра», что не всегда гарантируется либералами. Впрочем, в этом можно упрекнуть и других.
Сам термин «либерализм» – от латинского liberalis, французского liberte?, вошел в европейский политический лексикон в начале XIX в. Первоначально это слово использовалось в Испании, где в 1812 г. «либералами» называли одну из групп делегатов-националистов в испанском парламенте, заседавших в Кадиссе. Затем оно вошло во все крупные европейские языки и особенно активно стало использоваться во второй половине XIX столетия.
Своими корнями либеральное мировоззрение восходит к Ренессансу, Реформации, ньютоновской научной революции. У его истоков были идеи таких разных авторов, как Дж. Локк, Ш.-Л. Монтескье, И. Кант, А. Смит, В. Гумбольдт, Т. Джефферсон, Дж. Мэдисон, Б. Констан, А. де Токвиль и др. На протяжении всего XIX в. эти идеи были развиты И. Бентамом, Дж. С. Миллем, Т. Х. Грином, Л. Хобхаузом, Б. Бзанкетом и другими представителями западной политической мысли. Несомненный вклад в формирование либерального мировоззрения внесли деятели европейского и американского просвещения, французские физиократы, приверженцы манчестерской школы, представители немецкой классической философии, в частности И. Кант. Классический либерализм исходил из идеи индивидуальной свободы, и на этой основе выдвигалась проблема взаимоотношений государства и отдельного человека, а более широко – проблема вмешательства государства в дела индивида. Сфера индивидуальной свободы рассматривалась как реализация принципов естественного права и естественной свободы. В догосударственном состоянии каждый человек был наделен некоторыми естественными правами, руководствуясь которыми, люди определяли формы и принципы взаимоотношений друг с другом.
Исходя из этого постулата были сформулированы политэкономическая, государственно-политическая концепция и правовая система, в которых право было превращено в инструмент гарантирования отдельному индивиду свободы выбора моральных ценностей, форм деятельности и создания условий для претворения в жизнь этого выбора. Эти идеи воплотились в принципах free trade (свободного рынка), свободной, ничем не ограниченной конкуренции. В политической сфере они нашли выражение в идеях государства – «ночного сторожа» и правового государства, демократии и парламентаризма.[17 - Гаджиев К. С. Указ. соч. С. 267–268.]
Эволюция либерализма – это история учений о свободе. Так думает большинство исследователей, посвятивших себя изучению либерализма. Но есть и другие точки зрения. Р. Пайпс, например, считает, что история либеральных идей есть развитие взглядов общества на собственность. Не свобода, а собственность, вернее, свобода собственности является стволом древа либерализма, а права человека, законность в общественной и государственной жизни, выборность власти, ее ответственность перед обществом и т. д. являются ее ветвями. Надо сказать, что подобная точка зрения имеет все права на существование и достойна рассмотрения. Следовательно, привычная схема развития либерального мировоззрения должна быть скорректирована. Эрнест Ренан, например, считал, что все французские конституции имели один и тот же философский фундамент – «сделать каждого француза сторожем своего кармана».
Трудно категорично утверждать – индивидуалистическая психология породила собственность или, наоборот, собственность породила индивидуализм. В основе всех споров о собственности лежат моральный или прагматический подходы к делу. Древнегреческий реформатор Солон еще в VI в. до нашей эры провел свои знаменитые реформы, «силу с правом сочетав». Едва ли не главным итогом этой реформаторской деятельности является создание легитимного института собственности, над которым ни у кого нет власти, кроме ее владельца. Для западной культуры это было событием, которое трудно переоценить. Совсем не случайно сформировалось мнение, что западная и восточная цивилизации оформились как принципиально разные именно тогда. В этом и состоял прагматизм великого реформатора. Более того, согласно одному из законов, которые он провел, сын мог отказать престарелому отцу в содержании, если тот не научил его какому-нибудь ремеслу или не оставил какой-нибудь собственности. Так что у либерализма уже на ранних стадиях сформировались свои представления о добре и зле, нравственном и безнравственном и т. д.
Однако сразу после легитимации института собственности возник вопрос: обладание вещью относится к естественным правам или она все-таки результат договора между людьми? Во втором случае ее просто можно отменить. Начало этому спору положили Платон и Аристотель. Последний, как известно, выбрав истину, а не дружбу, отнес собственность к естественным и неотъемлемым правам человека. Более того, он полагал, что чувство собственности является врожденным. Трудно выразить словами, писал Аристотель, сколько наслаждения в сознании того, что нечто принадлежит тебе, ведь свойственное каждому чувство любви к самому себе не случайно, но внедрено в нас самой природой. Если это так, полагает Аристотель, то суть свободы состоит в том, чтобы жить в соответствии с законами природы. Иными словами, признавать собственность необходимо в контексте целостного восприятия действительности.
Древние греки дали философское обоснование собственности, но они не касались ее юридических аспектов, может быть, главным образом потому, что их культура была художественной, а не политической, как у римлян, и не религиозной, как у древних евреев.
Доказательства в пользу собственнической психологии идеологи либерализма искали и ищут в областях, которые, казалось бы, далеки от предмета исследования. В том, что дети являются еще большими собственниками, чем взрослые, убедительно доказал З. Фрейд. Этология, сравнительно новая наука о поведении диких животных, утверждает, что тяга к обладанию территорией присуща почти всем животным – от простейших одноклеточных до самых высокоорганизованных приматов. Последний оплот противников частной собственности – первобытное общество – либеральные ученые характеризуют по-своему. Первобытный коммунизм они объявляют мифом. Первобытное общество, по их мнению, знает две формы собственности: родовую (племенную или семейную) и личную. Если основу родовой собственности составляет земля, на которой они охотились, ловили рыбу, выращивали съедобные культуры, то основой личного имущества были одежда, оружие, орудия труда, равно как и невещественные объекты: песни, гимны, заклинания, мифы, молитвы, одним словом – все то, что сегодня называют интеллектуальной собственностью.
Римляне внесли свое представление о собственности, главным образом не в области философии, а права. Римские юристы впервые ввели в оборот отсутствовавшее у греков слово dominium, что означало понятие абсолютной частной собственности. Право частной собственности предполагало законность приобретения, исключительность, абсолютность и постоянство.
Может быть, основу либеральной политико-правовой мысли следовало бы осветить и без столь подробного анализа проблем собственности, но это только на первый взгляд. Наиболее последовательные либералы считают, что если собственность может существовать без свободы, то свобода без собственности – никогда. Эд. Берк писал, что свобода обитает в каком-нибудь конкретном предмете, и каждый народ находит для себя некий излюбленный предмет, который ввиду его важности становится для этого народа мерилом счастья. С древнейших времен в Англии великие сражения за свободу развертывались главным образом вокруг вопроса о налогообложении.
Ни одна страна и ни одна другая культура не сделали для становления либерализма столько, сколько сделала Англия. Здесь впервые в европейской истории возникло национальное государство. Англия – не только родной дом парламентской демократии, но и родина капитализма. Все свои революционные потрясения она перенесла легче всех, в том числе последствия «великой депрессии», только потому, что институт собственности никогда не подвергался опасным колебаниям. Недаром говорят, что конституционное развитие Англии шло под гром барабанов ее финансовой истории.
Англичане в буквальном смысле покупали себе свободу за деньги. Уже в Великой хартии вольностей (1215 г.) король Иоанн взял на себя обязательство не вводить дополнительных налогов без согласия страны, т. е. парламента. Следовательно, в Англии с XIII в. парламент контролировал исполнительную власть во главе с королем. С этого же момента английские крестьяне, обрабатывающие землю, смотрели на нее как на товар. В XV в. законодательный акт вступал в силу, если имелось согласие и Палаты лордов, и Палаты общин. Обычно буржуазные революции начинаются с выступления против короля. В Англии же все было наоборот. Карл I выступил против парламента, поскольку тот не давал ему денег, в том числе на содержание кораблей (так называемые корабельные деньги) и на подавление религиозного мятежа в Шотландии, который, кстати, поддерживал парламент. Последующие английские короли Карл II и Яков II приносили клятву «никогда не посягать на собственность своих подданных».
В становлении английского либерализма огромную роль сыграли юристы – сэр Джон Фортескью, главный судья Королевской скамьи, сэр Эдвард Кук, судья и член парламента, автор «Петиции о праве». Нигде эксперты-правоведы не оказывали такого воздействия на политику, как в Англии. Профессия светского законника появилась там в XIII в. К 1300 г. Англия обзавелась постоянными юридическими школами («inns of court»). Их выпускники становились не академическими теоретиками – эти оседали в университетах, где преподавали каноническое и римское гражданское право, – а юрисконсультами-практиками, разбиравшими дела на основе обычного права и имевшими ту же профессиональную подготовку, что и судьи, перед которыми они выступали. Поскольку обычное право, как и английская политика, коренилось в исторических прецедентах, юристы, признанные знатоки прошлого, приобрели видную роль в толковании конституции. Им приписывается заслуга в отмене крепостничества (виллендажа) и в утверждении принципа, согласно которому «никто не может быть заточен в тюрьму без законных на то оснований».
Чрезвычайно большая роль права и правоведов в Англии и во всем англоязычном мире в изрядной степени объясняется тем, что там рано образовалась собственность, ибо собственность предполагает, что притязания не должны принудительно поддерживаться законным порядком, право является ее непременным спутником.[18 - Пайпс Р. Собственность и свобода. М., 2001. С. 175.]
Принято считать, что английский мыслитель Джон Локк (1632–1704 гг.) впервые в истории разработал принципы либерализма – идейной платформы буржуазии. Действительно, Англия дала Европе не только примеры демократического строительства государства, которыми восторгались Вольтер и Монтескье, но и оригинальных, глубоких мыслителей, к которым, безусловно, относится Локк, родившийся в семье юриста, закончивший колледж Св. Петра в Лондоне, а затем продолживший свое образование в Оксфорде. Основное его философское учение «О человеческом разуме» стало Евангелием нового европейского эмпиризма и сенсуализма. Он написал два политических трактата: один – направленный против патриархальной теории монархической власти, учившей о ее происхождении от власти первого человека – Адама; другой – выступивший на защиту демократии и прирожденных прав человека. Исходной точкой политической теории Локка является учение о естественном праве. В «естественном состоянии» каждый обязан заботиться о собственной жизни, но в то же время, когда жизнь эта вне опасности, каждый должен стремиться к сохранению жизни всех других людей. В естественном состоянии люди, не прося не от кого разрешения и не завися от воли других людей, могут делать все, что им угодно, могут располагать всем, в чем у них нужда, могут располагать собой как хотят, предполагая, однако, что они не выходят за границы, поставленные им законами природы. Естественное состояние есть также состояние равенства, в котором нет никаких социальных и политических различий и нет никакого подчинения одного человека другому.
Естественное состояние в тех чертах, в каких оно изображается Локком, близко стоит к земному раю. Локк не считал естественное состояние продуктом фантазии, он верил, что оно некогда существовало и даже теперь существует там, где люди живут еще вне государственных связей. Законы, действующие в естественном состоянии, суть предписания разума, диктующие человеку, что никто не должен вредить другому, его жизни, здоровью, свободе и имуществу.[19 - Алексеев Н. Н. Идея государства. СПб., 2001. С. 264–265, 360.]
При всей серьезности аргументации Дж. Локк не совсем ясно объясняет своим читателям, каким образом люди перешли от «земного рая», т. е. естественного состояния, к государству, указывал только причины этого перехода. Он полагал, что недостатки догосударственного общества выражались в том, что «в естественном состоянии каждый человек является судьей в своем собственном деле, что не гарантирует общественного порядка и может привести к хаосу и борьбе. Это первая причина. Вторая заключается в постепенной утрате способности понимать естественные законы существования, поскольку люди погружаются в свои житейские проблемы и им уже не до «высоких материй». Третья причина состоит в том, что в естественном состоянии права и свободы человека недостаточно защищены. Не ограждена частная собственность человека и его жизнь».
Наиболее глубоким моментом акта учреждения государства нужно считать то, что посредством него образуется, как говорил Локк, некоторое «новое тело» с присущими ему новыми правами, которые превосходят отдельные права, принадлежащие отдельным людям. Такое «тело» образуется добровольным согласием всех и каждого, однако, когда оно уже установлено, то все действия отдельных лиц считаются происходящими не из их частной воли, а из воли большинства. Политическое тело, говорит Локк, не установлено с той целью, с которой люди ходят в театр, т. е. с намерением в конце концов из него выйти. Раз люди согласились образовать такое новое «тело», то каждый отдельный человек становится обязанным сообразовывать свои действия с тем, чего хочет большая часть его членов.[20 - Алексеев Н. Н. Указ. соч. С. 266.]
Дж. Локка почитают и за его обоснование категории собственности, хотя в XX в. отдельные либералы не вполне стали соглашаться с локковской позицией по поводу возникновения института собственности. Локк обосновал значение труда как основы неприкосновенности права собственности. Человек имеет право лишь на то, что он произвел своими собственными руками. Бог дал землю в собственность только людям трудолюбивым, прилежным и разумным, а не всяким лентяям и захватчикам. Размер земельной собственности определяется возможностями человека его обрабатывать. Если кто-либо не способен обработать больше, чем может, то на эту землю он не имеет никакого права. Одним словом, все, что не создается личным трудом, не может быть частной собственностью.
Сегодня, когда материализация собственности сильно изменилась (акции, облигации, паи и т. д.), эту локковскую посылку современные либералы весьма жестко критикуют.
Власть общества, пишет Локк, или созданного людьми законодательного ранга никогда не сможет простираться далее, нежели это необходимо для общего блага. И кто бы ни обладал законодательной или верховной властью в любом государстве, он обязан править согласно установленным постоянным законам, провозглашенным народом и известным народу, а не путем импровизированных указов; править при помощи беспристрастных и справедливых судей, которые должны разрешать споры посредством этих законов.[21 - Антология мировой правовой мысли. Т. 5. С. 90.]
Локк проводил в своих работах идею разделения власти на законодательную, исполнительную, судебную и федеративную, которая проявляется в отношениях с другими государствами. Первостепенное значение он отдавал законодательной власти. Она должна действовать при соблюдении следующих условий. Во-первых, она не может быть деспотической, и ограничена общим благом. Она не имеет иной цели, кроме сохранения общества. Во-вторых, законодательная, или высшая власть, не может повелевать посредством деспотических указов, наоборот, она обязана отправлять правосудие и определять права подданного посредством провозглашенных постоянных законов и известных уполномоченных на то судей. В-третьих, верховная власть не может лишить какого-либо человека какой-либо части его собственности без его согласия. Ибо сохранение собственности является целью правительства, и именно ради этого люди вступают в общество. В-четвертых, законодательный орган не может передавать право издавать законы в чьи-либо другие руки. Ведь это право, которое ему доверил народ.[22 - Там же. С. 91–92.]
Политическим идеалом Локка, констатирует Н. Н. Алексеев, является тот вид демократии, который можно назвать либеральным. Охрана прирожденных естественных прав личности является главной его целью. В политической доктрине Локка нужно искать истоки тех законодательных актов, которые носят имя Деклараций прав человека и гражданина (американская Декларация независимости 1776 г. и французская Декларация прав человека и гражданина 1789 г.).[23 - Алексеев Н. Н. Указ. соч. С. 267.]
Идеи Дж. Локка получили распространение и в России благодаря В. Т. Золотницкому и А. Н. Радищеву, которые популяризовали его взгляды.
Видным деятелем английского либерализма являлся Джон Стюарт Милль. Свои взгляды он изложил в «Основах политической экономии» (1848 г.) и в своем самом известном труде «О свободе» (1859 г.). У современных бескомпромиссных либералов он все-таки находится под большим подозрением, поскольку частную собственность считал не гарантией свободы, а фактором, способствующим росту производительности труда. Его идеи стимулировали появление в Англии идеи «нового либерализма», сильно приправленные «социалистическими принципами».
Известным идеологом английского либерализма был Иеремия Бентам (1748–1832 гг.). В своих самых известных произведениях – «Принципы законодательства», «Деонтология», «Руководящие начала конституционного кодекса для всех государств» – он разработал так называемую теорию утилитаризма, краткая формула которой имеет следующий вид: «Наибольшее счастье для наибольшего количества людей». Цель человеческой жизни по Бентаму – искать удовольствия и избегать страданий, поэтому человек в его теории выступает как цель, а государство – как средство.
И. Бентам не побоялся выступить против концепции естественного права и Декларации прав человека и гражданина. Естественны в человеке его чувства, способности, дарования, а естественные права всего лишь фикция, опасное заблуждение, которое может быть использовано фанатиками и революционерами. С этой точки зрения, право есть установленная законом возможность и гарантия дозволенных поступков. Бентам – один из немногих, кто понимал диалектическую связь права и собственности. «Собственность и закон вместе родятся, – писал он, – вместе и умирают. Пока не было законов, не было и собственности. Уничтожьте законы, исчезнет и собственность».[24 - Антология мировой правовой мысли. Т. 5. С. 393.]
Бентам привнес в либерализм категорию пользы, и это очень важно для понимания его эволюции. Как совершенно беспристрастно замечает современный французский юрист Жан-Луи Бержель, «в сфере прав человека семантический и понятийный анализ текстов и споров, связанных с принятием Декларации 1789 г., порожденной, как известно, идеологией естественного права, показывает абсолютное преобладание идеи пользы над идеей справедливости».[25 - Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 65.]
В конце XVIII в. эпицентр активной политической жизни Европы перемещается во Францию. Встать в один ряд с «передовыми» странами Европы ей мешает феодализм, который ассоциируется прежде всего с абсолютной монархией и католической церковью. Идеи французского либерализма развивали такие представители Просвещения, как Д. Дидро, П. А. Гольбах, Ж. К. Гельвеций, Ф. Вольтер, Ш. Л. Монтескье, Б. Констан.
Вольтер (Франсуа Мари Аруэ) (1694–1778 гг.) может быть охарактеризован как олицетворение либерализма, помня о том, что его идеалом является свобода, а демократии – равенство. «Дирижер» Просвещения был довольно циничным, не совсем порядочным ученым и не очень удобным собеседником. Он прямо говорил, что свой разум и перо он посвящает служению высшим кругам общества. Удачливый предприниматель и талантливый публицист, сформулировавший правило «Я категорически не согласен с Вами, но я готов отдать жизнь только за то, чтобы Вы имели возможность это говорить», – на практике никогда не придерживался этой формулы. Единственным критерием всех существующих институтов он объявил разум. Последовательно отстаивал такой тип общественного устройства, в основе которого бы лежали принципы равенства, свободы и неограниченной частной собственности. Равенство уместно лишь в области частного права, а в политической оно вредно и не нужно, поскольку «власть всегда принадлежит тем, кто имеет деньги». Свобода, по его мнению, состоит в том, чтобы зависеть только от законов.
Шарль Луи Монтескье (1685–1755 гг.) был выдающимся политическим мыслителем и правоведом французского Просвещения. Во Франции он был первым, кто разрабатывал светскую систему правовых взглядов, отвечающих идеалам Просвещения. Мыслитель видел в праве общечеловеческую ценность, находя его цель в свободе, равенстве, безопасности и счастье всех людей. Придерживался теории общественного договора. Люди объединились в государство, по его мнению, для того, чтобы исключить вражду и соединить единичные силы и волю в одну общую волю государства. Главная цель государства, согласно теории Монтескье, примирить возникшие противоречия между людьми в обществе и направить их в правовое русло.
Ш. Л. Монтескье много взял у Дж. Локка относительно условий существования политической свободы. «В государстве, т. е. в обществе, – пишет он, – свобода может заключаться лишь в том, чтобы иметь возможность делать то, чего должно хотеть, и не быть принуждаемым делать то, чего не должно хотеть… Свобода есть право делать все, что дозволено законами».[26 - Монтескье Ш. Л. Избранные произведения. М., 1955. С. 289.]
Разработка модели будущего государства – одна из основных тем Просвещения. По мнению французского просветителя, это государство должно базироваться на концепции разделения властей, цель которой – гарантировать безопасность граждан от произвола и злоупотребления власти, обеспечить их политическую свободу, сделать право подлинным регулятором отношений между правительством и гражданами.
Монтескье различал свободу естественную и политическую. Первая имеет место в догосударственном состоянии, вторая получает развитие в государственно организованном обществе. В государстве свобода защищается правом, которое выступает мерой свободы.
Законодательная власть есть не что иное, как выражение «общей воли». Ее основное назначение – формировать право в виде положительных законов. Исполнительная власть организует выполнение законов, принятых законодательной властью. Власть может осуществлять король или другие назначенные лица, но только не члены законодательного собрания. В противном случае политическая свобода будет утрачена.
Судебная власть «карает преступников и разрешает столкновения частных лиц». Судебную власть Монтескье предлагал передать народу, представители которого будут собираться по мере необходимости для отправления правосудия.
В рамках теории естественного права Монтескье различал право и закон, стремясь при помощи понятия «дух законов» объяснить их соотношение. Он создал историко-фактологическое направление в юридической науке, создав хороший фундамент для социологии права и сравнительного правоведения. Н. И. Кареев, видный русский социолог, вообще считал Монтескье основателем социологии.
«Закон, говоря вообще, – пишет Монтескье, – есть человеческий разум, поскольку он управляет всеми народами земли, а политические и гражданские законы каждого народа должны быть не более как частными случаями приложения этого разума. Эти законы должны находиться в таком тесном соответствии со свойствами народа, для которого они установлены, что только в чрезвычайно редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными и для другого народа».[27 - Монтескье Ш. Л. О духе законов. М., 1999. С. 16.]
Видеть в законе воплощение разума есть одна из характерных черт европейского, либерального рационализма. Если консерваторы с большим подозрением относились к разуму человека, то либералы, наоборот, верили в его безграничные возможности. Монтескье объединяет с консерваторами неуверенность в создании законов, которыми могли бы пользоваться все народы.
Бенжамен Констан (1767–1830 гг.) был видным идеологом буржуазного либерализма во Франции первой половины XIX в. Получил образование в Эдинбургском университете. Его мировоззрение сформировалось под влиянием английских политических традиций и парламентаризма, французских мыслителей эпох Реформации и Просвещения. Отстаивал права и свободы, либеральный политический режим, невмешательство государства в экономику, разделение властей и конституционную монархию как политическую форму компромисса между буржуазией и дворянством.
Б. Констан, занимаясь проблемами свободы, отметил, что если у древних народов наличествовала политическая свобода, то у современных она имеет форму личной свободы. Он спрашивает, какой смысл в наши дни вкладывает в понятие свободы англичанин, француз или житель Соединенных Штатов Америки? (Избирательный подход говорит сам за себя. – А. К.). Это право каждого подчиняться одним только законам, не быть подвергнутым ни дурному обращению, ни аресту, ни заключению, ни смертной казни вследствие произвола одного или нескольких индивидов. Это право каждого: высказывать свое мнение; выбирать себе дело и заниматься им; распоряжаться своей собственностью, даже злоупотребляя ею; не испрашивать разрешения для своих передвижений и не отчитываться ни перед кем в мотивах своих поступков. Это право объединяться с другими индивидами либо для обсуждения своих интересов, либо для отправления культа, избранного им и его единомышленниками, и либо просто для того, чтобы заполнить свои часы соответственно своим склонностям и фантазиям. Наконец, это право каждого влиять на осуществление правления либо путем назначения всех или некоторых чиновников, либо посредством представительства, петиций, запросов, которые власть в той или иной мере принуждена учитывать.[28 - Антология мировой правовой мысли. Т. 5. С. 382.]
Для Констана подлинная, «современная» свобода ассоциируется с личной свободой, т. е. свободой от государственного вмешательства. «Я установил, – пишет Б. Констан, – что индивиды имеют права и что эти права не зависят от общественной власти, которая не может на них посягать, не становясь виновной в их узурпации». Всем ли законам необходимо подчиняться, спрашивает Констан. Ответ сводился к тому, что подчинение закону – это обязанность, но, как и всякая другая обязанность, не является абсолютной – она относительна, основывается на предположении, что закон исходит из легитимного источника и имеет справедливые границы. Эта обязанность не прекращается, когда закон лишь в каком-то отношении не соответствует данному предположению.[29 - Там же. С. 386]
Взгляды Б. Констана – это измышления отнюдь не кабинетного ученого. Он пережил все перипетии Великой французской революции – восторг, террор, деспотизм и т. д. Известно, что Наполеон Бонапарт больше всех ненавидел Жермену де Сталь и Бенжамена Констана за независимость суждений. Всегда и везде, по его словам, он отстаивал свободу, которая есть не что иное, «как торжество личности над властью». Он предвосхитил «негативное» понимание свободы, которое получило распространение в конце XIX – начале XX в.
Гениальный философ и политический мыслитель Иммануил Кант (1724–1804 гг.) был в Германии первым, кто систематизировал либеральные идеи. Гегель говорил, что от философии Канта он ожидает революции. Теперь уже трудно понять, что хотел сказать этой фразой Гегель, известный своей осторожностью и неприятием резких скачков общественного развития. Скорее всего, здесь имелось в виду революция в познании, в технологии оценки существующей реальности, которую предложил Кант, возвеличивая разум человека и его способность изменять окружающую действительность.
Однако революции не случилось, а известность Канта шагнула далеко за пределы его страны. Кант поправил Локка в том, что признавал за человеком только одно естественное право – право быть свободным. Все другие права вытекают из него. Надо сразу оговориться. Кант не был романтически настроенным либералом. Его идеал, так, впрочем, нигде и не обозначенный – конституционная монархия. Он признавал власть мужа над женой и детьми, домовладыки над слугами, очень критически относился к теории разделения властей французского просветителя Монтескье.
Люди в своей жизни должны руководствоваться нравственным, категорическим императивом, неким априорным законом, который имел несколько форм своего выражения. Например, «Никогда не относись к человеку как средству, а только как к цели». Право, с точки зрения Канта, это «совокупность условий, при помощи которых свободу одного человека можно совместить со свободой другого по общим законам свободы». Люди не всегда руководствуются этим правилом, поэтому есть необходимость в государстве, которое «представляет множество людей, подчиненных правовым законам».
Чрезвычайно любопытны рассуждения И. Канта относительно того, что «разум творит для себя идеальный порядок и стремится изменить реальность в соответствии с ним». Замечательная формула, воплощение рационализма в его наиболее совершенном виде. Свободу должно предполагать как свойство воли всех разумных существ. «Я утверждаю, – писал Кант, – что каждому разумному существу, обладающему волей, мы необходимо должны приписать также идею свободы и что оно действует, только руководствуясь этой идеей».[30 - Кант И. Основы метафизики нравственности. М., 1999. С. 227–228.]
Идеология либерализма получила свое нормативное закрепление в Декларации независимости США 1776 г., Конституции США 1787 г., Декларации прав человека и гражданина 1789 г. Все они построены на естественно-правовой доктрине и договорной теории происхождения государства.
«Мы считаем самоочевидными истинами, – говорится в Декларации независимости США, – что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, среди которых жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются государственные власти, черпающие свои законные полномочия из согласия подвластных. В случае если какая-нибудь государственная форма государственной власти становится губительной в отношении этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новую государственную власть, основываясь на таких принципах и организуя ее полномочия в такой форме, которая, как ему представляется, будет наилучшим образом обеспечивать его безопасность и благоденствие».
Декларация прав и свобод человека и гражданина 1789 г. закрепила, что:
1) люди рождаются свободными и остаются свободными и равными в правах. Общественные отличия могут основываться лишь на соображениях личной пользы;
2) цель каждого государственного союза составляет обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека. Таковы свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению.
В Соединенных Штатах Америки либеральные идеи развивали Т. Джефферсон – автор Декларации независимости, Дж. Мэдисон – «отец» американской Конституции, Т. Пейн, который считал «права человека принципом всякого республиканского правления».
Экономические, социальные, политические, правовые, религиозные составляющие новой «светской религии» – либерализма, обеспечили тем странам, где он получил наибольшее распространение, более быстрое экономическое развитие. В период первоначального накопления капитала либералы категорически запрещали государству вмешиваться в экономику. Оно и не вмешивалось. В результате наиболее промышленно развитые страны вплотную столкнулись с угрозой социальной революции. Юридическим лозунгом этой эпохи стал «принцип свободы договора». Частное и публичное были разведены по разные стороны и по сути никак не соприкасались. В результате господства «либерального фундаментализма» в обществе стали нарастать протестные настроения и получили популярность социалистические идеи. Надо было как-то спасаться, поэтому «классический либерализм» претерпел значительные изменения. Большую роль в существенном обновлении либерализма сыграли такие мыслители, как Дж. Гоббсон, Л. Хобхауз, Б. Кроче, Дж. Кроули, Ч. Бирд, Дж. Роулс и др. Леон Дюги и вовсе замахнулся на самое святое. Он заявил: «Собственник-капиталист облечен определенной функцией. Я отрицаю его субъективное право собственности, но утверждаю его социальный долг. Пока капиталистический класс будет выполнять назначенную ему миссию, он будет жить. В тот день, когда он пренебрежет этой миссией, он исчезнет, как исчезло в 1789 г. дворянство и духовенство». Проницательные западные политики намек поняли правильно, в результате чего во второй половине XX в. появляется «социальный либерализм», сначала в Швеции, Германии, а затем и в других странах. Отдельные либералы, вроде Ф. Хайека, которые никогда не шли ни на какие компромиссы, охарактеризовали это как «покушение на чужую собственность».
При всей своей условности в либерализме выделяют англосаксонскую и континентально-европейскую традиции. Первая ассоциировалась со свободной торговлей, конституционализмом, парламентаризмом и укреплением демократических ценностей. Что касается континентальной европейской традиции, то основной упор делался на процессы национальной консолидации (Италия, Германия), отказе от всех форм авторитаризма. В либеральной идеологеме высоко ценится роль закона, цель которого «личная свобода и существование без насилия».[31 - Поппер К. Открытое общество и его враги: в 2 т. Т. 1. М., 1992. С. 9.]
Развиваясь фактически параллельно, консерватизм и либерализм взаимно обогащали друг друга. Мир развивается через противоречия, и общество, безусловно, выиграло от оппонирования друг другу двух величайших политико-правовых идеологий. Нередко консерватизм и либерализм обращались и к третьей величайшей политической доктрине – социализму, хотя традиционно этого никогда явно не признавали, за некоторым исключением. Одним словом, ни одна политическая доктрина не сохранила свою «чистоту», и консерватизм с либерализмом не были здесь исключением, в чем можно убедиться в ходе дальнейшего изложения развития этих, казалось бы, абсолютно противоположных политических теорий.
§ 2. Концептуальная сущность консерватизма и либерализма
Политические и правовые идеи оказывают существенное влияние на практику государственно-правового строительства в любой стране. «Идеи правят миром» – тезис, который М. Вебер практически доказал, и довольно убедительно. Если П. А. Гольбах выдвинул только предложение, Наполеон Бонапарт как человек дела поддержал его, то М. Вебер подвел под это мощный методологический фундамент.
В. О. Ключевский заметил, что общества, свободного от идей, никогда не было. Само общество – это уже идея, потому что общество начинает существовать с той минуты, как люди, его составляющие, начинают сознавать, что они общество. Личные убеждения, становясь господствующими в обществе, входят в общее сознание, в нравы, право, становятся правилами, обязательными для тех, кто их не разделяет.[32 - Ключевский В. О. Курс русской истории: собр. соч.: в 8 т. Т. 1. М., 1950. С. 35.]
Консерватизм, либерализм и социализм являются самыми заметными и влиятельными политическими доктринами за последние 200–300 лет. Их борьба и взаимовлияние – очень интересная тема для исследователя.
Клинтон Росситер совершенно справедливо заметил, что «консерватизм» – это слово, которое обычно вызывает раздражение и вводит в заблуждение. Но поскольку оно означает реальные и устойчивые способы мышления и деятельности, и маловероятно, что будет найдена какая-нибудь общепризнанная замена термину консерватизм, ему суждена долгая жизнь в качестве удобного, хотя и опасного понятия общественной науки. На исследователях, которые употребляют этот термин, лежит тяжелая обязанность проявлять максимальную точность в использовании слов, отягощенных печатью традиций и налетов эмоций.[33 - Клинтон Росситер. Консерватизм // Век и мир. 1991. № 5. С. 50.]
Некогда В. Вильсон произнес: «Консерватор – это человек, который сидит и думает, но чаще сидит». Интрига оправдывает себя ровно наполовину. Консерваторы никогда не стремились к политическим спекуляциям и созданию стройных убедительных доктрин. Чаще всего они занимались конкретным делом, отвечая работой на возвышенные фантазии либералов.
Писать о консерватизме как явлении и консерваторах как о людях с определенным стилем мышления – довольно проблематичная задача. Как здесь не согласиться с И. Б. Сокольской, которая пишет о том, какой сложной научной проблемой стала идентификация ранее вполне определенных теорий, представленных теми или иными национальными научными школами. Информационные потоки, ускорение ритма жизни порождает синдром «Вавилонской башни», когда терминологически невнятный язык порой мешает ученым понимать друг друга. Все чаще научные споры заходят в тупик, так как в их ходе неизбежно возникает вопрос: «А что Вы понимаете под социализмом, коммунизмом, консерватизмом, современностью и т. д.?»[34 - Сокольская И. Б. Консервативна ли консервативная революция? О хронологической шкале политических теорий // Полис. 1999. № 6. С. 119.]
И. Б. Сокольская предлагает свою методику классификации явлений:
1) вспомнить все известные нам виды этих предметов (явлений) и перейти к работе с их обобщенными образами и свойствами;
2) выделить перечень наиболее отличающих их свойств;
3) выявить ближайшие в системной шкале общие свойства;
4) найденные общие свойства утвердить в качестве названия, объединяющего выбранные предметы (явления) в один класс;
5) объединяющие свойства не должны противоречить другим свойствам систематизируемых предметов.[35 - Сокольская И. Б. Указ. соч. С. 122.]
Представляется, что данная методика позволит избежать заблуждений и грубых ошибок, хотя при характеристике общественно-политического явления очень трудно оставаться объективным. А. Н. Боханов совершенно прав в том, что само намерение выработать теорию консерватизма в общем-то является не свойственным консерватизму побуждением. Осуществление этого намерения уводит консерватора слишком далеко от инстинктивного благоговения по отношению к устоявшимся обычаям.[36 - Российские консерваторы. М., 1997. С. 8.]
С этим мнением имеет смысл согласиться. М. Н. Катков, в «консервативной репутации» которого не приходится сомневаться, в одной из своих передовиц пишет о том, что в числе особенно часто употребляемых в наше время понятий применительно к политическим предметам находятся консерватизм и либерализм. Если речь идет о государстве, которого мы граждане, о народе, которого мы дети, о деле, которому мы служим, об общем интересе, которому мы призваны способствовать, то вопрос отнюдь не в том, либералы мы или консерваторы. Весь вопрос о том, хорошо ли мы служим, полезна ли принимаемая или предлагаемая нами мера делу нашего служения, а не в том, либерального она пошиба или консервативного. Мы – русские люди, наше отечество – Россия. Делайте же нам то, что требуется для пользы нашей страны, что может послужить во благо нашему народу. Если вы честные люди и не хотите быть в дураках, не думайте ни о консервативных мерах, ни о либеральных учреждениях, а заботьтесь только о том, что по искреннему зрелому убеждению вашему соответствует действительным потребностям страны в данное время. Только политически незрелые люди делят у нас партии на либеральные и консервативные.[37 - Катков М. Н. Что нужно для борьбы с крамолой? // Московские ведомости. 1879. № 297.]
Что ж, мысль М. Н. Каткова подкупает, если бы он оставался ей верен. Спустя некоторое время он напишет, «что они зовут либерализмом и что по-русски зовется звонким именем «измена» своему народу, а затем, волей или неволей, и всему остальному…»[38 - Катков М. Н. На Руси не может быть иных партий, кроме той, которая заодно с русским народом // Московские ведомости. 1881. № 72.] Своих политических оппонентов известный публицист не отказал в удовольствии охарактеризовать совершенно недвусмысленным образом. Таким образом, если сами консерваторы не стремятся определиться с тем, что есть консерватизм, то это за них должны сделать другие.
Попытка дать характеристику тому или иному идеологическому течению чаще всего приводит к заимствованию соответствующего материала из каких-либо словарей, справочников, энциклопедий. Видимо, это самый легкий из путей. Но может ли он привести нас к истине? Вряд ли. Так что лучше не поддаваться искушению, и тому есть несколько причин. Во-первых, любое общественное явление, и консерватизм здесь не является исключением, не укладывается в заранее определенные схемы. По сути все классификации, в том числе деление политических партий и людей на консерваторов или либералов, весьма условны. Есть некий «идеальный тип» (М. Вебер), который не всегда и не во всем совпадает с жизненной реальностью. Во-вторых, общественное явление, процессы не стоят на месте, они постоянно находятся в движении в силу законов внутреннего развития, помноженных на внешние обстоятельства. Одним словом, консерватизм никогда не являлся застывшей категорией. Он постоянно развивался, принимая все новые и новые черты. Но в целом, в своей основе, консерватизм сохранил то, что отличает его от всех других идеологий. Учитывая эти обстоятельства, следует весьма осторожно относиться к существующим определениям. Для иллюстрации приведем один пример. Так, философский энциклопедический словарь консерватизм (от лат. conservator – охраняю, сохраняю) квалифицирует как идейно-политические течения, противостоящие прогрессивным тенденциям социального развития. Носителями идеологии консерватизма выступают различные общественные классы и слои, заинтересованные в сохранении существующих общественных порядков. Характерные особенности консерватизма – враждебность и противодействие прогрессу, приверженность традиционному и устаревшему.[39 - Философский энциклопедический словарь. М., 1989. С. 273.]
Если бы консерватизм действительно был бы таким, каким его представили авторы словаря, то консерватизм давно являлся исключительно исторической категорией. В действительности же консерватизм переживает свое второе рождение. Люди просто устали от бесконечных перемен, поэтому хочется стабильности, надежности, предсказуемости. На этом, собственно говоря, и держится консервативное политико-правовое направление, поэтому консерватизм – явление постоянное, присущее человеческому обществу, своеобразный противовес буржуазной вере в прогресс и нигилистическому отрицанию традиционной культуры. Уже потому в основе его лежит преимущественно защитная функция.[40 - Русский консерватизм: проблемы, подходы, мнения. Круглый стол // Отечественная история. 2001. № 3. С. 124.]
К. Мангейм, авторитетный специалист в теории и истории консервативной мысли, замечает, что определения «консервативный» и «либеральный» в нашей терминологии есть нечто большее, чем политические цели. Они предполагают собой родство с определенными философиями и, следовательно, совершенно различные способы мышления. Таким образом, понятие «консерватор» означает, так сказать, всю обширную структуру мира и социологическое определение этого слова (неизбежно более богатое, чем политико-историческое определение) также должно учитывать историческую конфигурацию, которая породила новое определение как показатель нового факта.
Одна из наиболее характерных черт консервативного способа жизни и мышления – стремление придерживаться того, что непосредственно дано, действительно и конкретно. В результате мы получаем совершенно новое, очень выразительное ощущение конкретности, отражаемое в использовании определения «конкретность» с антиреволюционным подтекстом. Переживать и мыслить конкретно … значит условное отвержение всего, что попахивает спекуляцией и гипотезой.[41 - См.: Мангейм К. Консервативная мысль // Социс. 1993. № 4. С. 138, 140.]
В определенном смысле консерватизм вырос из традиционализма: в сущности, это прежде всего сознательный традиционализм. Тем не менее это не синонимы, поскольку традиционализм проявляет специфически консервативные черты только тогда, когда становится выражением определенного, цельно и последовательно реализованного способа жизни и мышления, формирующегося с самого начала в противостоянии революционным позициям, и когда он функционирует как таковой, как относительно автономное движение в рамках общественного прогресса.[42 - Там же. С. 140.]
Итак, консерватизм, как, впрочем, и либерализм, представляет собой определенный тип мышления, который и создает свое представление об окружающем мире и человеке в нем. «Мы слепо не замечаем существования стилей мышления, – говорит К. Мангейм, – поскольку наши философы стараются нас убедить, что мысль не развивается как интегральная часть исторического процесса, а снисходит на человека как абсолют…»[43 - Мангейм К. Консервативная мысль // Социс. 1993. № 1. С. 127.]
По утверждению К. Мангейма, наиболее обещающий способ проникнуть в структуру консервативной мысли состоит в том, чтобы сравнить отношение консерватизма к методологическим постулатам доктрины, основанной на естественном праве, т. е. либерализму.
Но прежде всего надо иметь в виду, что консерваторы ставили под сомнение идею естественного состояния, общественного договора, принципы суверенности народа и прав человека. Идейное противостояние с либерализмом было основано на том, что:
1) консерваторы заменяли разум такими понятиями, как История, Жизнь и Нация. Таким образом, возникли философские проблемы, доминировавшие в течение всей эпохи. Большинство школ, ставящих «бытие» прежде «мышления», происходит из идеологического противостояния романтизму, особенно из опыта, связанного с контрреволюцией;
2) дедуктивным наклонностям школы естественного права консерватор противопоставляет иррационализм действительности;
3) в ответ на либеральные постулаты всеобщего значения для всех консерватор ставит проблему индивидуума радикальным образом;
4) понятие общественного организма было введено консерваторами для противопоставления либерально-буржуазному убеждению, что все политические и социальные инновации имеют универсальное применение. Это понятие имеет особое значение, поскольку вытекает из естественного для консерваторов стремления остановить распространение французской революции, указав на невозможность переноса политических институтов одной нации на другую. Столь характерное для консервативной мысли подчеркивание качественных характеристик также происходит от этого импульса;
5) противостоящий конструированию коллективного целого из изолированных институтов и факторов, консерватизм выдвигает тип мышления, который исходит из понятий целого, которое не является простой суммой его частей. Государство и нация должны пониматься как сумма их индивидуальных членов, напротив, индивидуум должен пониматься только как часть более широкого целого. Консерватор мыслит категорией «Мы», в то время как либерал – категорией «Я». Либерал анализирует и изолирует различные культурные ценности: Закон, Правительство, Экономику, консерватор стремится к обобщающему и синтетическому взгляду.
Характеристику консерватизма, которую дает Мангейм, уместно усилить свидетельствами самих консерваторов. «В России государственную партию, – писал М. Н. Катков, – составляет весь русский народ. Гнилой либерализм и гнилой консерватизм оказываются только в нашем гнилом космополитическом и поверхностном образовании… Неужели не пора исчезнуть всяким партиям на Руси, кроме той, которая едина с русским народом?»;[44 - Катков М. Н. На Руси не может быть иных партий, кроме той, которая заодно с русским народом // Московские ведомости. 1881. № 72.]
6) одно из главных логических возражений против стиля мышления, основанного на естественном праве, – это динамическая концепция Разума. Сначала консерватор противопоставляет жесткости статической теории Разума движение «Жизни» и истории. Позднее, однако, он находит значительно более радикальный метод отделаться от вечных норм Просвещения. Вместо того чтобы рассматривать мир как вечно меняющийся, в отличие от статичного разума, он представляет сам разум и его нормы как меняющиеся и находящиеся в движении.[45 - Мангейм К. Консервативная мысль // Социс. 1993. № 9. С. 127–129.]
Характеризуя консерватизм, исследователи не всегда обращают должное внимание на его антропологическую составляющую. Для консерватора, перефразируя М. Горького: «Человек – не звучит гордо». Может быть даже, сам человек не является лучшим творением природы. Он есть сосредоточение пороков, греха, страстей. В нем сидит потенциал разрушителя и вандала. Человек подвержен огромному влиянию сил Добра и Зла. Эти силы скрыты в нем самом. Он уничтожает природу, стремится подчинить себе других людей, человек всегда и во всем руководствуется своим собственным эгоистическим интересом. Можно ли абсолютно доверять человеку? Консерватор дает отрицательный ответ на этот вопрос.
Жозеф де Местр, один из родоначальников консервативной политической мысли, признавался, что «Конституция 1795 г., как и ее предшественницы, были созданы для человека. Но ничего подобного человеку в мире нет. За свою жизнь я повидал французов, итальянцев, русских и других; благодаря Монтескье я знаю также, что “можно быть персианином”. Что же до человека, то я заявляю, что никогда в жизни его не встречал; ежели он в жизни и существует, то мне он остался неизвестен».[46 - Цит. по: Берлин И. Философия Свободы. М., 2001. С. 215.]
Все это очень сильно напоминает эпизод из жизни киника Диогена, который, по преданию, жил в бочке и имел, мягко говоря, весьма оригинальные представления об обществе и самом человеке. Диоген Лаэртский описал один случай из жизни нетривиального греческого мыслителя. Однажды якобы он вылез из бочки и громко закричал: «Люди! Люди! Скорее ко мне!» Большая толпа откликнулась на призыв мудреца. Окруженный толпой, он взял палку и, замахнувшись, сказал: «Пошли прочь! Я звал людей, а не скотов». Что уж говорить о его странствиях с фонарем в руках при палящих лучах солнца, когда он на недоуменные вопросы сограждан отвечал, что ищет человека.
Трактат Ж. Ж. Руссо «Об общественном договоре» начинается, как известно, со слов: «Человек рожден свободным, а везде он в цепях». Ж. де Местр без церемоний называет это безумством. С его точки зрения люди слишком порочны, и потому с них нельзя снять оковы сразу после их появления на свет, рожденные в грехе, они могут стать приемлемыми только при помощи общества и государства, которые подавляют искажения личных суждений, не знающих границ.
В животном мире, говорит он, царит взаимоистребление. Над всеми бесчисленными видами животных стоит сам человек, чья смертоносная рука не щадит ничего: он убивает, чтобы доставить себе пропитание, убивает, чтобы раздобыть себе одежду, убивает, чтобы облечь себя в украшения, убивает, когда нападает, убивает, когда защищается, убивает ради науки, убивает ради забавы, – он убивает, чтобы убивать! Гордый и грозный повелитель, он требует всего, и ничто не в силах ему противиться. Человек требует всего и сразу: у человека – внутренности, чтобы звонко играла арфа, у волка – смертоносные клыки, чтобы полировать легкие произведения искусства, у слона – бивни для игрушек ребенку, а обеденный стол весь покрыт трупами. Но какое же существо станет истреблять того, кто истребляет всех? Он сам: именно человеку предписано убивать человека. Так неуклонно исполняется великий закон насильственного истребления живых существ. И земля, непрерывно орошаемая кровью, есть лишь громадный алтарь, где все живущее должно приноситься в жертву, – без передышки, без отдыха, без меры, вплоть до скончания веков, вплоть до полного исчезновения зла, вплоть до смерти самой смерти.
По глубокому убеждению Ж. де Местра, человека можно спасти, лишь сковав его ужасом перед властью. В этой связи правительство для Ж. де Местра – настоящая религия. Оно имеет свои догматы, свои таинства, своих священнослужителей. Позволить каждому обсуждать правительство – значит разрушить его. Первейшая потребность человека состоит в том, чтобы его растущий рассудок оказался под двойным ярмом – государства и церкви. Рассудок, разум следует уничтожить, он должен затеряться в разуме нации таким образом, чтобы из личного существования он преобразился в иное, общественное создание, подобно тому, как река впадает в океан. И вообще, нет ничего более гибельного для истинной мудрости, чем научно обоснованные принципы.[47 - См.: Берлин И. Философия Свободы. М., 2001. С. 228–229.]
