
Полная версия:
ЭХО 13 Род, Которого нет. Том 2
И именно в этот миг я почувствовал всплеск. Тот же самый, что тогда, когда мы уходили от восьмого ранга. Такой же густой, плотный, как удар по самому миру.
Я усмехнулся – или мне только показалось.
– ты поздно…
И в тот же миг всё залило ярким светом.
Цвета у него не было – ни белого, ни золотого, ни какого-либо ещё. Просто чистое выжигание зрения, ослепляющее и вместе с тем странно мягкое. Глаза можно было не закрывать: веки уже не имели значения. Свет проходил сквозь них, сквозь плоть, будто сам мир раскрылся изнутри.
Интерлюдия Максима
После удара я приземлился и понял: нужно убрать вторую угрозу. Времени было достаточно – полторы секунды. Этого хватало, чтобы убить мага шестого ранга.
Я вложил в здоровую руку всю силу, что у меня осталась, и ударил. Прямо в голову. Та лопнула, как переспевший арбуз, разлетевшись кровью и костями.
Сразу же метнулся обратно к господину. Сорвал с него рубашку, чтобы прижать и закрыть раны. Да, пуля попала. Не в сердце – чуть левее. В грудь. Есть шанс, что он выживет. Но нужен маг. Лекарь. Срочно.
В толпе их не было. В дружине тоже. Я знал это. Значит, единственное, что я могу – держать кровь внутри. Прижать, закрыть. Дать время.
Может, Яков придёт. Может, он что-то сделает.
Глаза господина расширились. Я понял – второй выстрел. В тот же миг дёрнулся вперёд, стараясь закрыть его своим телом. Силы почти не осталось, но хотя бы так… Если пуля войдёт в меня, может, это даст шанс. Может, хотя бы вскроет стрелка.
И именно в этот момент он прошептал:
– Ты поздно.
И всё вокруг залило светом. Без цвета, без формы – тем самым светом…
Интерлюдия. Безликая Смерть
Успели.
Я думал, не успеют.
В его стиле. Подставить кулак. Какой умный. Какой… глупый.
Пуля не вошла в сердце. Сместилась. Я всё рассчитал: даже если дёрнется, всё равно пробьёт. Всё рассчитал. Но не рассчитал Максима. Он успел. Подставил руку.
Я не думал, что кто-то додумается подставить кулак. Хруст костей вместо сердца. Не хватило мощи, чтобы прошить обоих. Неприятно.
Но ничего.
Я не пойду на услужение. Я не дам тебе выжить.
Ты не возьмёшь меня к себе, мальчик.
Я не буду тебе служить.
Второй выстрел.
Я не дам тебе шанс на выживание.
Этот выстрел даже Максим не остановит.
…И тут – вспышка света.
Без цвета, без формы. Мир выгорел дотла.
А через миг – шёпот у самого уха:
– Не забудь свои обещания.
Тьма.
Потеря сознания.
Интерлюдия. Кто-то
Я стоял у прилавка. Свёкла, капуста, редис. Торговка заворачивала овощи в бумагу и что-то приговаривала – мелочь, повседневность. Я позволил себе на минуту расслабиться.
Он не должен был выходить сегодня. Я не думал, что решится так быстро. Я был уверен – ему понадобится больше времени. Его привычка анализировать, продумывать каждую деталь – я рассчитывал на неё. Думал, она удержит его ещё на день-два. Я мог предугадать, должен был предугадать. Но промахнулся.
И вот – выстрел.
Мне нужно две секунды.
Но их нет.
У меня – чуть больше одной. Этого недостаточно. Недостаточно, чтобы остановить пулю. И всё же… слишком поздно отводить взгляд.
Я хотел увидеть конец. Но, похоже, мне это не позволят.
Мир вокруг застыл. Торговка замерла с поднятой рукой, покупатель так и остался с протянутым кошельком, ветер перестал трепать навесы. Даже тени остановились.
Я двинулся.
Если бы кто-то смотрел сверху, он увидел бы прямую линию, прорезающую пространство. Линию света. Без цвета. Без формы. Просто движение.
Но никто не увидел. Слишком быстро. Слишком молниеносно. Для всех остальных ничего не произошло.
Максим молодец. Он сумел остановить… нет, не остановить, а лишь перевести пулю. Но этого хватает, чтобы он всё еще жил.
И всё же я продолжаю задаваться вопросом: кто решился стрелять? Из чего был произведён этот выстрел? Почему я не смог предугадать его заранее? Почему этот человек оказался настолько незаметным, что сумел скрыться даже от меня?
Ответ оказался прост. Слишком много модификаций. Слишком чужой, слишком нечеловечный, чтобы я мог разглядеть его вовремя.
– Это мой последний раз, – сказал я себе. – Теперь точно.
Придётся уйти.
Я уже мчался сквозь лес. Ветки едва успевали качнуться от порыва, и тут же застывали в воздухе, словно боялись признать, что движение произошло. Я заметил берёзу, тонкую, гнущуюся от моего рывка. Она успела треснуть, как от сильного ветра, но мгновение спустя тоже остановилась, замерла вместе с остальным миром. Всё вокруг словно подчинилось моему бегу, но не видело его.
Только я чувствовал, как шаг за шагом прожигаю землю, срываясь в линию света.
Второй выстрел. Этот я успею остановить, я уже рядом. Сначала пуля. Я прыгнул и оказался почти вплотную к ней. Она летела мимо меня, и на мгновение показалось, что я завис в воздухе, рассматривая её. Хорошая пуля. Именно поэтому её никто и не заметил. Никто, кроме него. Он увидел её, и потому всё ещё остаётся жив. Я думаю, он и Максим уже успели понять, что происходит. Если бы он не заметил бы прошлую, то уже был бы мёртв.
Теперь – к убийце. Вот наглец. Мысли его я уже узнал. Он сам выдал то, что мне было нужно. И всё же… надо напомнить ему об обещаниях. Не стоит забывать свои слова.
Я склонился к самому уху и произнёс тихо:
– Не забудь свои обещания.
Лёгкий тычок – и он провалился в темноту. Не упал, его удержал собственный хвост. Я посмотрел на него и только усмехнулся. Как же он себя изуродовал.
Время уже не имеет значения. Я успел. Но это всё. Больше меня здесь не будет. Пойду хотя бы попрощаюсь.
Интерлюдия. Утка
Лечу я себе, лечу… в тёплые края.
Нет, не спорю, мир у нас хороший. Везде тепло, везде всё есть. Но зима в Красноярске – такое себе удовольствие.
А вот где-нибудь в районе Мальдив было бы куда лучше.
Я-то птица, могу лететь. И лечу. И от этого радуюсь.
– Кря! – сказала я сама себе.
И меня подержал хор других «кря» – ведь мы летели стайкой, тринадцать небольших птиц. Весёлый перелёт, шумный.
И тут – БАХ!
Темно.
Неужели я так и не увижу Мальдивы? Первый раз решилась туда слетать… и всё равно не увижу.
Охотничий же сезон закончился. Кто же в меня выстрелил?
Рикошет нашёл свою вторую цель. Под номером тринадцать.Конец. Интерлюдий
Ну, если он здесь… значит, тот, кто стрелял в меня, уже мёртв. В этом я даже не сомневался. Он не оставляет врагов в живых.
Значит, можно и мне спокойно умирать.
Хотя бы за мою вторую смерть я был отомщён. Пусть и в этом мире.
Тьма.
Я закрыл глаза и начал тонуть в ней.
И в этой тьме он появился.
Стоял, как всегда, спокойно, руки за спиной, взгляд прямой и невозмутимый.
– Ну что же вы, господин, – произнёс Яков, – куда вы собрались? Вы только начали жить, а мне вот пора уходить. Я пришёл попрощаться. Честно говоря, очень глупо всё это вышло. То, что я сделал. Я так хотел увидеть финал, хотел увидеть конец… но видно, не в этот раз. И не в этом мире.
– Как? Зачем? Почему? – вырвалось у меня. – Зачем ты меня спас? Я ведь прекрасно понимаю, что ты не отсюда. Не из этого мира. Как и я. Ты не похож ни на одного, кого я здесь видел. А я видел уже многих.
Яков слегка усмехнулся уголком губ, но голос его оставался ровным:
– Понятно, что я не могу ответить вам на эти вопросы. Единственное, что я мог вам дать, я уже дал. Даже больше, чем следовало бы. Но это, господин, уже мои проблемы.
Он выдержал паузу и добавил чуть мягче:
– А вам я желаю лишь одного: покажите этому миру, каким он должен быть. Гениям всегда сложно. Особенно здесь. Может быть, мы ещё увидимся, господин. А теперь вам пора просыпаться.
Он не дал мне задать вопрос. Я не успел даже сказать до встречи. Яков лишь слегка взмахнул рукой – привычно, спокойно, будто закрывал за собой дверь.
И всё померкло.
…Я открыл глаза. Резкий вдох обжёг лёгкие, я повернул голову и увидел свой чёртов светильник на столе.
Я у себя в комнате.
И я жив.
Это был сон или Яков действительно покинул меня?
Интерлюдия 2 – Прощание.
Я щёлкнул пальцами – и мир застыл.
Толпа превратилась в безмолвные статуи. Всполохи эха повисли в воздухе, словно оборванные нити.
Сдерживаться больше не имело смысла. Моё время здесь подходило к концу.
Я сделал шаг – и оказался рядом. Поднял его, как ребёнка, легко, без усилий.
Господин. Я всё ещё зову его так, хотя знаю: скоро мне придётся покинуть его.
Я приложил ладонь к ране на груди и залечил её. Почему бы и нет? Пусть живёт. Всё равно для меня всё уже кончено.
Перевёл взгляд на Максима. Он видел. Он понимал. Но благоразумно молчал.
Да, он заметил – я изменился.
Я наклонился к его уху и прошептал те слова, которые останутся у него в голове навсегда.
Но вслух произнёс только одно:
– Когда господин придёт в себя, обязательно передай ему это.
Ирония ситуации заставила меня усмехнуться про себя.
Ведь он даже не понял, что не слышал того, что я сказал. И повторит это лишь тогда, когда увидит господина на ногах.
Почему я продолжаю называть этого мальчишку «господином»?
Хотя, мальчишку… Даже его сорокалетний возраст для меня всё равно – детство.
Но он гений.
Таким же гением когда-то считали и меня.
А сейчас?
Я даже не знаю, кем считают меня те, кто ещё жив… если вообще кто-то из них остался.
– Пошли, – негромко сказал я, и Максим двинулся следом.
Мы шли по замершему миру, и шаги отдавались в полной тишине.
– Максим, – я нарушил молчание, – ты ведь понимаешь, что произошло? Ты ведь знаешь… кто я. И на что способен.
Он кивнул, не отводя взгляда.
– Да, знаю, Яков. И я очень удивлён, что ты пошёл на это. Нет, я не знаю, кем именно ты являешься. Но одно знаю точно: не уверен, что в нашем мире есть тот, кто сможет противостоять тебе.
Я усмехнулся, но только в мыслях.
Если бы ты знал… Если бы ты только знал, насколько я слаб на самом деле.
– Ты и не представляешь, Максим, – произнёс я уже вслух, – насколько ваш мир может быть сильнее других. Ваша магия… иная. Она даёт вам преимущество. Но вы, к сожалению, его не используете. Это дело ваше.
Я остановился, глядя на его настороженные глаза.
Мы зашли за ворота.
Я щёлкнул пальцами во второй раз – и мир ожил.
Ну как ожил? Он и не останавливался. Продолжал жить. Просто чуть медленнее.
Это стоило мне сил. Но последний подарок этому мальчишке я обязан сделать сам.
Ещё два щелчка – и обо мне, в сущности, никто не вспомнит. По крайней мере, о том, что я сделал здесь и сейчас. Вспышка? Пусть. Для всех это будет выглядеть так, словно Максим Романович подхватил юного господина и унёс его за стены поместья, защищая щитом.
Я взглянул на Максима.
– Пока я несу его в комнату, он выживет. С ним всё будет в порядке. Найди Милену. И… возможно, мы больше не увидимся.
Я задержал паузу и добавил тихо, но так, чтобы каждое слово врезалось в память:
– Если он умрёт, я нарушу все правила, которые только возможны. Найду тебя. И убью.
Нет, Максим понял правильно. Это не была угроза. Это было предупреждение.
И уже вслед ему, едва слышно, я произнёс:
– Это правило работает, пока он слабее тебя. Пока его жизнь на твоих плечах. А я… заканчиваю здесь. И ухожу. Тихо вздохнул. – А ведь так хотелось увидеть, чем всё это закончится. Жаль. Особенно жаль, что я так и не смог получить вашу силу.
Я шёл и смотрел по сторонам. Всё такое привычное… стены, дорожки, сад, даже воздух. Я успел сродниться с этим миром. И всё же – чужак остаётся чужаком.
Эхо.
Да, я чувствовал его. Мог на короткое время ухватить тончайшие нити, заставить их колебаться, даже вплести их в действие. Но нормального, полноценного контроля так и не достиг. Настоящего мастерства, того, чем владеет любой уважающий себя маг этого мира, – у меня не было.
Всё, что я делал, требовало непозволительно много моих собственных сил. Я словно стрелял пушкой по воробьям, сжигая свою мощь ради того, что местные школьники выполняют по учебникам. Каждый раз, когда я пытался управлять эхом, оно отзывалось с неохотой, ломалось, сопротивлялось. А потом оставляло после себя пустоту, выжженную в моём теле и голове.
Можно ли назвать это владением? Скорее – имитацией. Жалкой попыткой сыграть роль, к которой я не был создан.
А потом я узнал об этом роде. О тех, кто способен управлять струнами эхо. Не просто пользоваться, как все остальные, а изменять их, переплетать, подчинять своей воле. И тогда мне нужен был гений. Тот, кто сумеет найти путь туда, куда я так и не смог пробиться.
Я ждал. Долго ждал.
И привык. К этому дому, к этим людям, к самому поместью. Словно стал частью их быта – тихим, незаметным, вечным.
И вот он появился.
Из другого мира.
Правда, я до сих пор не понимаю – как. Какие силы его сюда привели? Вряд ли ради меня. Слишком большая честь. Вероятнее всего – случайность. Или… равновесие. Баланс, который всегда требует жертвы и вознаграждения.
Если так – тем хуже.
Я ухожу именно сейчас, когда спектакль только начался. А ведь я бы хотел посмотреть это шоу до конца.
Я уже почти дошёл до особняка, когда рядом с моими шагами раздался другой ритм. Лёгкие, но быстрые шаги.
– Яков! – Милена догнала меня, её взгляд сразу упал на Аристарха в моих руках. – Что с ним?
Я остановился, чтобы дать ей возможность увидеть всё самой: кровь, разорванную одежду, его безжизненно расслабленное тело.
– Господин жив, – произнёс я ровно. – Но ему нужно восстановление.
Она вскинула глаза на меня. В них тревога, но не страх.
– Зачем ты позвал меня?
– Потому что это должна сделать только ты, – ответил я. – Госпожа Милена, ритуал, начатый в тринадцать лет, ещё не завершён. Тогда вы стали мужем и женой по обряду рода. Но официальное скрепление наступает лишь после брачной ночи.
Она нахмурилась, дыхание её сбилось.
– Но почему мне не сказали об этом раньше?
Я вздохнул.
– Я надеялся, что времени будет больше. Что всё объясню сам. Но сейчас выбора нет. Ваши узы должны быть доведены до конца. Когда вы ляжете рядом, ваши эхо переплетутся. Это не просто близость. Это слияние. Ты отдашь часть своей силы и получишь часть его. Эхо перемешается, и он поднимется сильнее, чем прежде.
Милена крепче сжала руки.
– То есть это не только… для него?
– Для вас обоих, – подтвердил я. – Вы станете единым целым. И род укрепится.
Она на мгновение замолчала, затем чуть тише спросила:
– А он узнает?
– Узнает, – кивнул я. – Ты расскажешь ему. И ещё… завтра найдёшь Ольгу. Она прошла через это раньше тебя, но я не успел объяснить ей всего. Теперь это твоя обязанность.
Милена перевела взгляд на Аристарха. В её лице боролись волнение и решимость. Но отступать она не собиралась.
– Я сделаю это, Яков, – тихо сказала она. – Ради него. Ради рода.
Я позволил себе лёгкую, почти невидимую усмешку.
– Вот и хорошо, госпожа Милена. Всё остальное он поймёт сам.
– Позвольте, госпожа Милена, – я слегка наклонил голову, – я отнесу его в комнату. А вы… поступайте так, как сочтёте нужным. Желаете – пройдём вместе, желаете – приведите себя в порядок у себя или у него, это ваше право. Чем чаще это будет происходить, тем быстрее и сильнее вы станете.
Она кивнула, сдержанно, но поспешно – и почти бегом скрылась за поворотом.
Я же продолжил путь один. Донёс господина до его спальни, аккуратно уложил на постель, поправил подушку. Несколько долгих секунд смотрел сверху вниз – слишком юное лицо для всех тех испытаний, что на него скоро обрушатся.
– А теперь, – выдохнул я тихо, будто про себя, – нам с тобой пора проститься, Аристарх.
18+ Дополнительная глава 1. Ночь после потери сознания
Заметка автора
Эта интерлюдия не является обязательной для понимания сюжета. В ней нет новых фактов о мире или о грядущих событиях. Это глава 18+ – исключительно про близость героев.
Если вам важна только история и развитие интриг, её можно смело пропустить. Но если хочется увидеть Милену и Аристарха в иной стороне их отношений, в сцене интимной и личной, – тогда эта глава для вас.
Все главы с пометкой 18+ можно пропускать. На сюжет они почти не влияют – важные события даются либо до, либо после них. Здесь больше про чувства, внутренний мир второстепенных героев, их отношения. Иногда это могут быть вовсе сторонние персонажи.
Можете спокойно пролистать до конца главы. Там будет кроткий пересказ, того что связано с Миром Эхо.
Конец Заметки.
Я шла по коридору к своей комнате, слова Якова всё ещё звенели в голове.
Он мне ведь всегда нравился. Всегда. Но раньше, пока тело было изуродовано мутациями, я и подумать не смела, что могу быть рядом с ним. Даже близко.
Когда мы выходили на спарринги, я ловила себя на том, что радовалась каждому его касанию. Пару раз мне казалось – вот бы он прижал меня к полу, победил… и я бы хотя бы на миг ощутила его близость. Глупо? Возможно. Но я тогда так этого хотела.
Я ведь аристократка, меня с детства учили прятать чувства. И я прячу их. Снаружи я холодная и собранная. Но внутри… внутри я всего лишь девушка. Простая. Та, что жаждет любви, ласки, тепла.
А он… до пробуждения был одним человеком, после – совсем другим. Будто два разных мужчины. Взгляд, речь, движения – всё изменилось. И это только сильнее тянет меня к нему.
Я зашла в свою комнату, привычным движением сняла с себя тренировочную одежду и направилась в душ. Тёплая вода стекала по коже, смывая усталость, но мысли от этого только становились ярче.
Раньше… до его пробуждения… он не казался таким. Простоватый, чуть глуповатый даже. Нет, не в том смысле, что он был хуже других аристократов. Манеры у него всегда были – вбитые, выученные, как и у меня. Он держался правильно, говорил правильно, умел улыбнуться в нужный момент. Но всё равно – он будто больше жил для боёв, чем для этого аристократического лоска.
И именно в бою я видела его настоящим. Видела, как он горит, как любит сражаться. Я редко могла победить его тогда. Почти никогда. Приходилось хитрить, использовать магию… странную, нестандартную магию, о которой лучше сейчас не думать.
Но после пробуждения он изменился. Будто Эхо не просто разбудило в нём силу – оно изменило всё. Его тело. Его походку. Его взгляд. Даже аура вокруг него стала другой. Я чувствую её каждой клеточкой. Она манит. Она притягивает.
И я сама не понимаю – то ли меня тянет к нему самой этой новой силой, то ли всё это было во мне всегда, просто теперь стало невозможно прятать.
Тёплая вода мягко стекала по телу, а мысли вновь возвращались к нему.
Да, он изменился. После пробуждения стал другим – манеры ещё чётче, движения ещё увереннее. Теперь я понимала: даже с магией я вряд ли смогла бы победить его в бою. Словно у него есть скрытый резерв, глубина, которую он сам ещё не постиг. Последние наши схватки только подтверждали это – он мог одолеть меня в любой момент, но что-то мешало. Может, последствия ритуала. Может, его потеря памяти, о которой говорил Яков.
Я провела руками по коже, смывая мыло, и на миг задержала взгляд на зеркале, что висело прямо в душевой. Отражение было знакомым и в то же время новым. Я поймала себя на мысли: сейчас я выгляжу так, как и должна была всегда.
Вода скользила по коже, оставляя влажные дорожки. Я провела ладонью по животу, задержавшись на талии, и улыбнулась отражению. Узкая, правильная линия – плавный изгиб, который переходил в бёдра.
Руки скользнули ниже. Я коснулась ягодиц, ощутила под пальцами упругость и округлость – ту самую форму, что делала фигуру законченной. Песочные часы. Красиво, женственно.
Пар висел в воздухе, оседал на стекле и на коже. Я провела ладонью по плечу, стирая мыльную пену, и почувствовала, как под пальцами дрогнули мышцы. Капли влаги скольз по изгибам тела, и мне на миг показалось, что это не капли, а чьи-то прикосновения.
Мысль вспыхнула внезапно, обожгла. Я словно ощутила, как он мог бы держать меня за талию, как его ладонь легла бы на бедро… Слишком ярко, слишком реально.
Я резко прикусила губу и отдёрнула руки, будто застала саму себя за чем-то запретным. Сердце ухнуло вниз.
«Нет… – почти вслух сказала я себе. – Ты просто моешься».
Но мысли не отпускали. И чем ближе я подносила руки к коже, тем отчётливее представляла его – и тем сильнее вспоминала, что впереди брачная ночь.
Поднялась выше. Грудь… тяжёлая, наполненная, с упругим весом, от которого хотелось то ли вздохнуть, то ли рассмеяться. Густой мыльный раствор стекал по ней, и я провела пальцами по изгибу, словно невольно подчёркивая его.
Волосы прилипали к плечам, белые, длинные, будто светились на фоне капель. Кожа же… ровная, чистая, гладкая, мягкая – бархат, который вода только оттеняла.
Я смотрела на себя и двигалась медленно, будто рисуя картину руками. Каждая линия казалась правильной, гармоничной. И я поймала себя на мысли: вот так, именно так, я и должна была выглядеть всегда.
Я остановила руки и смутилась от того, о чём только что подумала.
Нет… Я ведь девственница. И всегда знала: так и будет ещё долго.
Мутация настигла меня в двенадцать. С того самого дня я перестала видеть в себе девушку. Да и кто бы посмотрел? Изуродованная, изменённая. Даже среди аристократов, где и без того брачные связи редкость до совершеннолетия, мне казалось – для меня это и вовсе невозможно.
Максимум, на что могла рассчитывать, – это если кто-то из дружинников рода однажды посмотрит на меня с жалостью. Но о главе рода и думать было глупо. Тем более о брачной ночи.
Я вздохнула и провела рукой по коже. Теперь всё иначе. Теперь я чиста, здорова… и всё же внутри осталась та самая девочка, уверенная, что у неё не может быть мужчины.
Из душа вернулась тихая, полотенце соскальзывало с плеч, влажные волосы липли к спине. До вечера было ещё далеко – Яков ясно сказал прийти к ночи. Но ни тренироваться, ни отвлечься не хотелось. Внутри копошилось беспокойство, липкое, навязчивое, словно отголосок боя у ворот.
Помню, как почти добежала до выхода из поместья, уже собиралась выскочить наружу – и вдруг Максим перехватил меня, отправил к Якову. Сердце тогда пропустило удар. А потом – этот вид: Аристарх, весь в крови, обмякший в чужих руках… Я ведь клялась прикрыть его своим телом. И снова не справилась.
Яков успокоил, сказал, что он выживет, и объяснил про ритуал. Ночью нужно будет лечь рядом с ним. И тогда – удар: Ольга уже прошла через это. Ревность обожгла сильнее страха. Ведь первой клятву дала я. Первой связала судьбу с ним. Но первой всё равно оказалась другая.
От этой мысли дыхание сбилось. А что, если бы это была я? Если бы его руки держали меня, если бы он ощущал рядом моё тело? Картина вспыхнула слишком ярко. Ноги подогнулись, я опустилась на кровать, подушка оказалась между бёдер. Сначала хотела отдёрнуть её, но от лёгкого движения по телу пробежала искра. И стало ясно – тело знает больше, чем разум.
Первые движения были едва заметными, но вскоре я ощутила, как внизу становится влажно. С каждым скольжением между лепестков скапливалась тёплая влага, и она пропитывала ткань, делая её липкой и скользкой. Я понимала: я теку. Стыд жёг сильнее, чем сама горячка, но остановиться уже не могла.
Ткань проходила точно по цветку, цепляла края лепестков и иногда задевала набухшую жемчужину. От этих прикосновений ноги сами двигались, дыхание сбивалось, и я сильнее вжималась в упругую поверхность. Хотелось протянуть руку вниз, раздвинуть лепестки пальцами и коснуться самой бусины, но от одной мысли об этом лицо вспыхнуло жаром. Стыд не позволил – я не могла сама себя трогать.
Поэтому я только крепче прижималась к мягкой ткани, искала ею всё новые углы, движения становились резче. Лепестки скользили, влажность лилась всё сильнее, и каждая искра удовольствия только добавляла масла в огонь. Мне казалось, что если кто-то сейчас откроет дверь, я умру от позора. Но тело предало меня, оно само вело дальше, требовало большего, чем разум был готов принять.
Ткань подо мной уже насквозь промокла. Стыдно было даже самой себе признаться, сколько из меня вытекает. Я прикусила губу и скользнула чуть выше, туда, где подушка сходилась уголком. Края были плотнее, твёрже, и я обхватила его бёдрами. Осторожно подвинулась, и острый край прошёл между лепестков, разделяя их, заставляя мой цветок раскрываться.
Жар ударил в голову. Каждый раз, когда угол проходил чуть глубже, я вздрагивала, будто боялась, что зайду слишком далеко. Я знала – девственность нельзя потерять так глупо. Но лёгкое касание внутри, совсем неглубокое, дарило новые искры, и я снова двигалась вперёд, не позволяя себе остановиться.



