скачать книгу бесплатно
Играть с Одесситом в деберц, да еще и его колодой, – это такой изысканный способ финансового самоубийства. Все равно что купить акции «МММ», только прогоришь быстрей и надежней.
Но мы же тут вроде как несерьезно играем. Мы же больше разговариваем.
– Давай, – говорю я.
Одессит лихо тасует и предлагает мне сдвинуть колоду. После, той же рукой ловко возвращает сдвинутое на место.
За первые десять минут я лишаюсь двухсот рублей. Зрители разочарованно перешептываются. Некоторые начинают хихикать. Никто не может понять, почему сам Юра снизошел до этого фраера-курортника. И чего ради он тратит на него свое драгоценное время.
– Знатный у тебя фингал, – говорит Юра, ни на секунду не прерывая движение своих рук, – по ночам заместо фонаря светить может. Что, девчонку не поделили?
Это он так осведомленность о моей личной жизни демонстрирует. Ненавязчиво.
– Их, между прочим, четверо было, – говорю. – Если б там в зале рефери оказался, то по очкам я бы выиграл.
Свои «Рей-Бены» я, разумеется, перед игрой снял и отправил в карман. Очки, особенно темные, – это идеальное зеркало, которое демонстрирует твои карты сопернику.
– Ялтинские девчонки – они такие… знойные… – цокает языком Юра. – С ними свяжешься – и вовсе покой забудешь.
Подначивает он меня. С мысли сбивает. Вроде как и без того выигрывает, но это уже привычка, из тех, что стала второй натурой. Милое же дело, соперника из равновесия выбить и на эмоцию вывести. Тогда он и на руки меньше смотрит, да и в карты себе тоже. А злость норовит в глупых ставках выместить.
– Моя не такая, – бурчу я. – У нас серьезно все.
– Серьезно… серьезно… – соглашается Юра. – Так ты что же, осесть в наших краях решил?
– Почему нет? – говорю ему, вроде как с вызовом. – Мне вот домик твой понравился. Я себе такой же хочу.
Народ, прислушиваясь к нашему разговору, похохатывает. С моими результатами не то что на домик рассчитывать – хорошо бы в своих штанах из-за стола уйти.
Юра, судя по всему, приходит к такому же выводу.
– И триста сверху! – выкладывает он на стол червовый марьяж. – Итого пять сотен. Хватит с тебя на сегодня. Не думаю, что с домиком у тебя что-то получится. Откровенно говоря, разочаровал ты меня. Мне про тебя другое рассказывали. Мол, подметки на ходу режешь… А тут…
– Так это ж не моя игра, – развожу руками, – я же преферанс предпочитаю.
– Да? – удивленно щурится Юра. – А это тогда зачем? – Он кивает на колоду.
– Уважение проявить, – говорю, – ну и опять же, тебе ведь понравилось.
– Преферанс дело долгое…
Чувствую, как его охватывает любопытство. Не смутил меня проигрыш, для него это удивительно.
– А мы что, куда-то спешим? – отвечаю ему. – Деберц – твоя игра. Преферанс – моя…
Фразу можно не договаривать. И так все вокруг понимают суть брошенного вызова.
– Садись за третьего, – командует Юра кому-то из зрителей.
Без удивления узнаю Виктора из катрана, с которым я играл за Аллочкины драгоценности. Он держится так, словно видит меня в первый раз.
– Ленинградка, по десять копеек за вист.
– Да хоть по рублю, – безмятежно заявляю я.
– Ну, давай по рублю.
Юрины глаза блестят азартом. Зацепил я его. Таких людей не на деньги ловят. Те им уже не слишком интересны. Их ведет любопытство.
Первый раз я удивляю Юру, когда на восьмерной он внезапно не добирает две взятки. Рука у него верная, и неспроста: раздает ее третий участник, сидящий с нами «за болвана». То есть за игрока, сугубо подчиненного интересам Юры и самостоятельной игры не ведущего.
Но «болван» – он болван и есть. Выложив нужную комбинацию Юре, о нас двоих он особо не думает. А уж вистовать против своего «босса» тем более не решается. Так что он, естественно, пасует. А я вистую в открытую, разделывая Одессита, как бог черепаху.
Он только удивленно приподнимает брови, записывая себе шестнадцать в гору.
Затем следуют три круга беспощадных распасовок, которые начинаю я и продолжают двое остальных игроков, уже беспощадно «выкладывая» колоду и стараясь посадить соперника. Выныриваю из распасов тоже я, сыграв девятерную без козырей, против которой мои оппоненты даже не рискуют вистовать.
Юра становится серьезным и играет крайне осторожно, я бы сказал «жлобски», безбожно занижая заявленную руку, словно знаменитый «начальник станции Жмеринка», и надеясь поймать меня на вистах. Пользуясь этой осторожностью, я спокойно перебиваю его в торговле и, сыграв одну за другой три семерные, спокойно закрываю пулю.
А на следующем круге Одесситу приходит мизер. Приходит с моей раздачи, и тот недоверчиво смотрит в свои карты, потом на меня и после снова в карты.
Мизер коварный, с одним окошком. То есть закроет его Юра или нет – зависит от того, как распределились остальные карты у нас на руках, и в первую очередь от прикупа. Он буравит глазами лежащие на столе две перевернутые карты, а затем машет рукой в духе «сгорел сарай, гори и хата».
Юре слишком хочется узнать, сможет ли он сыграть этот мизер или нет. Выигрыш тут не так важен. Важно «досмотреть» розыгрыш до финала.
– Мизер, – заявляет он.
Прикуп затыкает подозрительную дыру в раскладе, и теперь на руках у Юры абсолютно не берущаяся комбинация. Мы безуспешно стараемся поймать его, давая насладиться торжеством. Ведь это, черт возьми, один из самых приятных моментов во всей игре. Когда твоя «рука» ложится как по нотам, словно недостающие детали пазла, становясь частичкой всеобщей мировой гармонии.
В несколько раздач мы добиваем пулю и принимаемся за подсчеты.
– С вас пятьсот два рубля, будьте любезны рассчитаться.
Только сейчас до Одессита доходит весь комизм ситуации. Пять сотенных бумажек, которые я проиграл ему в деберц, снова меняют хозяина.
– Ты хочешь сказать, что все это просчитал?! – тычет он пальцем в пулю.
– Нет, конечно, – показательно удивляюсь я, – это ведь невозможно. Просто мне повезло.
– Наш человек! – Юра одобрительно хлопает меня по плечу, и народ вокруг отвечает дружным гулом. – А пойдем-ка мы пивка с тобой выпьем, – предлагает он, – не побрезгуешь?
– Категорически за, – говорю.
Мы выходим из беседки и идем по набережной. Никто из собравшихся не оборачивается нам вслед, словно мы вдруг растворились в воздухе. Юра ныряет в узкую улочку, мы проходим несколько домов до перекрестка и упираемся в пивной ларек с длиннющей очередью.
– Подожди, я сейчас. – Он кивает на круглый уличный столик, рассчитанный на стоячего человека.
Насчет «сейчас» я сильно сомневаюсь. Но Юре действительно это удается. Очередь уважительно расступается, а на двух случайно затесавшихся курортников сурово шикают, чтобы те не возмущались.
Главный картежник Массандровского пляжа и окрестностей возвращается ко мне, сияя широкой, мальчишеской улыбкой, неся в одной руке две запотевшие пивные кружки, а в другой – кулек из газеты с соленой рыбной мелочью.
Мы, не спеша, делаем по первому глотку и молча наслаждаемся чувством благости и расслабления, с которым прокатывается по организму свежайшее ледяное пиво.
– Решился все-таки? – спрашивает Юра.
– Решился, – киваю я.
– Ну, тогда за партнерство. – Он легонько стукается своей кружкой о мою.
– А когда игра? – спрашиваю я у него.
– Э-э… не спеши. – Он щурится, словно фокусник, готовый представить публике не только «черную магию», но и все ее «последующее разоблачение». – Надо сначала тебя к нему подвести. Точнее, сделать так, чтобы он сам к тебе подошел. Репутацию тебе создать. Играешь ты хорошо… Красиво… Сегодня на людей правильное впечатление произвел. Но чтобы слух о тебе пошел дальше, надо не со «шпилевыми» играть и не с фраерами пляжными. Нужно тебя выводить в «высшую лигу».
– Это как? – Тут уже я действительно удивляюсь.
– Да намечается здесь человечек один. – Юра снова щурится, любуясь бликами солнца на своей кружке. – Такой человечек, что если ты с ним сыграешь, то вся Ялта будет мечтать с тобой за один стол сесть. Да что Ялта… Все Черноморское побережье!
– Что же за человечек такой? – любопытствую.
Юра достает из кармана газету, разворачивает ее и кладет на стол.
Я смотрю на фотографию, и глаза у меня без преувеличения лезут на лоб.
– Да ладно?! – говорю. – Не может быть! Ты же сейчас не всерьез?!
Глава 5
В газете, которую показывает мне Юра, сразу в глаза бросается заметка: «В Ялте и Феодосии планируются съемки художественного фильма “Плохой хороший человек”».
В составе съемочной группы, который написан через запятую, мое внимание привлекает только одна фамилия. Человек, которого знает без преувеличения весь Советский Союз, от генсека до последнего сопливого пацана: Владимир Высоцкий.
В это время Высоцкий находится в довольно странном положении. Официально он в опале. После того как четыре года назад советская пресса проехалась дорожным катком по его песням дворового и блатного содержания, Высоцкому не дают выступать с концертами, не издают его стихов, а самому явлению «бардовщины» или «менестрельщины» – этакий хлесткий ярлык вешают на всех романтиков с гитарами – после вольницы шестидесятых в стране активно перекрывают кислород.
В то же время Высоцкий – подлинно народный кумир. Его записи есть в каждой семье, его песни знают наизусть, им восхищаются, буквально носят на руках.
Он рок-звезда Советского Союза. Благодаря друзьям и поклонникам своего таланта, Высоцкий продолжает играть в театре и сниматься в кино, скорее вопреки, чем благодаря своей популярности.
И вот с этим человеком, судя по всему, Юра предлагает мне раскинуть картишки.
Да уж, действительно, ярче фигуры для рекламы молодого восходящего таланта ялтинского преферанса не найти.
– Что заробел? – по-своему истолковывает мое молчание Юра. – Не боись. Все мы люди, все мы по одной земле ходим и одним воздухом дышим. Артисты – они самые жирные фраера. Натуры творческие, увлекающиеся, денег у них – как у дурака фантиков, а спустить все могут за одну ночь.
Что-то при этих его словах щелкает у меня в голове. Какой-то факт укладывается в копилку сознания, но общей картинки пока не выдает.
Никакого смущения я не испытываю. Мне с разными людьми приходилось общаться, в какие только компании не заносили меня писательские знакомства. Хотя с Высоцким сталкиваться не приходилось. Я видел его только из зрительного зала, на спектакле «Пугачов» театра на Таганке, в роли Хлопуши. «Проведите… проведите меня к нему! Я хочу видеть этого человека…»
Вся Москва говорила об актере, беснующемся на сцене в кандалах, о его таланте, и я тоже был впечатлен. Но обыграть его за карточным столом – это, можно сказать, забавно.
– Как я с ним познакомлюсь? – спрашиваю.
– За это не беспокойся.
Юра прикладывается к пивной кружке, запрокидывая голову, его кадык дергается. Он с наслаждением пьет.
– В Ялте он даст концерт, – поясняет Юра, выдохнув. – Вход по сотне, но только для своих, для узкого круга. Мне кое-кто из этого узкого круга должен. – Он ухмыляется. – Так туда и за тысячу рублей не попасть. – Так что заодно и послушаешь. Видишь, как повезло тебе. После концерта его к тебе подведут, познакомят. Тут главное – самому не сплоховать, сделать так, чтобы он заинтересовался.
– Он что, в карты играет? – спрашиваю напоследок.
– Все играют, – кивает Юра. – А что еще здесь делать?
* * *
– Да ты охренел? – кричит Болотин.
В состоянии чрезвычайного возбуждения он вскакивает из-за стола и начинает ходить по кабинету. Учитывая достаточно скромные размеры помещения, получается у него не очень хорошо.
Встречаемся мы в лучших традициях шпионских боевиков, все в том же отделении милиции, в которое меня не так давно забирали.
До этого я позвонил с телефона-автомата по условленному номеру, сказал кодовую фразу, и спустя час ко мне прямо к ступенькам гостиницы подъехал личный транспорт в виде милицейской «буханки».
Моя репутация в глазах девушки-администратора при виде бравых милиционеров рухнула окончательно, и я начал опасаться, как бы меня второй раз не выселили из-за предполагаемого конфликта с законом.
Болотин останавливается, экспрессивно взмахивая руками:
– Да ты хоть знаешь, кто это?!
– Актер, – говорю, – певец. Да, знаменитый, конечно, но что их, не единственный же в Советском Союзе.
– Да ладно, это… – морщится он от моей непонятливости. – Он спит с Мариной Влади! Да что ты ржешь-то?!
– Простите, не могу удержаться, – говорю. – Вот уж не думал, что вы настолько ее поклонник…
– Да я не в этом смысле! – психует Болотин. – Ты хоть понимаешь, что она за личность. Она лицо советско-французской дружбы, член компартии Франции. Ей сам Брежнев ручки целует и комплименты отвешивает. Вокруг нее комитетчики пасутся, так что ни вздохнуть, ни пукнуть. И ты собираешься в это влезть.
– Простите, Виктор Сергеевич, но ее компания вместе с Владимиром Семенычем кажется мне все-таки безопасней, чем те упыри, которых вы мне сосватали, как и вся эта операция, в которой я участвую исключительно по вашей инициативе. Вы сами говорили, нужно создать вокруг себя шум… Вот он, шум, лучше не придумаешь. Такой шум даже глухой услышит. А если ваши бандиты такие все крученные да осторожные, то они тоже риски прекрасно понимают и на рожон не сунутся. Сами смотрите, есть ли среди ваших жертв люди известные?
– Нет, – бурчит Болотин.
Снова щелчок, и недостающая часть головоломки становится на место.
– А среди тех, с кем до этого играли ваши жмурики, встречались такие? – спрашиваю. – Надо материалы дел поднять и проверить…
– Не надо, – останавливает меня следователь, – я эти дела столько раз перечитывал, что такое наизусть помню. Ираклий Тодуа играл с Гайдаем.
– Тем, что Кавказскую пленницу снял? – поражаюсь.
– Да, – кивает Болотин, – вот только «Кавказскую пленницу» снимали у нас в Крыму. Но в Грузии тоже много чего снималось. Причем играли несколько раз.
