Песнь убитой Мавки

Чтобы хоть как—то унять эту внутреннюю бурю, Карна вновь решила прогуляться по лесу. Это было не просто место, а её святилище, её личное убежище, то самое место, где она очнулась в первый и, как она искренне надеялась, последний раз в этой новой, странной жизни. С каждой минутой, проведенной среди деревьев, её сердце начинало биться ровнее, дыхание становилось спокойнее. Здесь, вдали от людского шума и пустых сплетен, она чувствовала себя защищенной. Где—то в изумрудной выси многовековых крон, что тянулись к небу, словно исполинские руки, переливались дивные трели птиц. Их песни были чисты и мелодичны, они звучали как послания древних духов леса. А издалека, словно тихий, глубокий вздох земли, доносилось журчание ручья, уводящее к его таинственному истоку, спрятанному глубоко в лесной чаще. Звук воды успокаивал, смывая тревоги.

Её телефон, источник последних страданий, перестал ловить сеть ещё пару километров назад. И, как говорит народ, слава Богу! Это было истинное облегчение. Ведь бесконечные сообщения и расспросы, даже от незнакомых существ, достигли апогея ужаса, превращая её жизнь в кошмар. Каждое уведомление вызывало дрожь, каждый новый вопрос словно высасывал из неё жизненные силы.

Карна воткнула наушники в телефон, включая музыку вперемешку, случайным выбором, лишь бы прекратить этот мучительный, непрекращающийся поток мыслей, от которых уже пухла голова. Мелодии, то быстрые и ритмичные, то медленные и задумчивые, обволакивали её, создавая невидимый щит от внешнего мира. Всё в её жизни, или, вернее, в её смерти, – один огромный абсурд. Она никогда не могла бы предположить при жизни, что существует реальная нечисть. Для неё это было не более чем бабушкины рассказы из деревни, старые сказки, которые рассказывали у костра в темные вечера. Она помнила, как в детстве эти истории щекотали нервы, заставляя воображение рисовать причудливых существ. Но за два года, проведенные в этом новом, удивительном и порой пугающем мире, она так свыклась с этим, так вплела эту новую реальность в свою собственную, что уже не могла представить мир без них. Без этих необычных существ, их древних законов и неписаных правил. В большей степени нечисть держит баланс мироздания, являясь неотъемлемой частью его сложной экосистемы. Божества, например, несут ответственность за многое, у каждого своя кропотливая работа, своё предназначение. Они учатся не для того, чтобы просто получить знания, а чтобы потом работать, выполнять свою божественную миссию, поддерживая порядок и гармонию.

Да, в их веке даже у нечисти есть своя рабочая иерархия: кто—то выполняет грязную работу, очищая мир от скверны и хаоса. Кто—то помогает людям, становясь невидимыми хранителями их домов и судеб, нашептывая им добрые сны. А некоторые являются предвестниками бед и чтецами судьбы, их слова словно высечены на камне, их предсказания неотвратимы. Последних двух видов очень мало, они – редкие жемчужины в огромном океане нечисти. Естественно, существует закон, великий и нерушимый, нарушение которого может стоить жизни. Но это лишь в крайних случаях, например, как в той роковой ситуации с Карной. Она до сих пор не могла осознать, почему закон не был на её стороне, почему справедливость отвернулась от неё в тот самый момент, когда она нуждалась в ней больше всего. Её душа болела от этой несправедливости. Видимо, пришло время поведать, что же случилось, пришло время раскрыть завесу над её трагической историей, которая привела её сюда, в этот лес, в это тело мавку.

Карна была на втором курсе, когда они втроем – она, жизнерадостная Нерлит и спокойная Лорелей – начали изучать свои способности и методы их применения. Это было захватывающее время открытий и экспериментов. Если быть точнее, у неё с Нерлит они проявились чуть позже, чем у их подруги. Их способности подпитывались силой природы, словно корни, впитывающие живительную влагу из земли. Одни, проходя по полю, могли взращивать целые посевы, превращая засушливую землю в цветущий оазис, даря жизнь всему живому. Другие призывали дождь или грозу в период сильной засухи, даруя влагу иссохшим землям. А третьи не позволяли воде уйти весной, когда таял снег, удерживая её в озёрах и реках, предотвращая наводнения. Это лишь малая часть способностей, принадлежащих её будущим коллегам – русалкам, хранительницам водных глубин. Карне даже интересно: будет ли она вновь сильна в том, чтобы помогать цветам распуститься по весне, дарить им жизнь и яркость, или же её силы изменятся, как изменилась и она сама? Эта мысль вызывала легкое волнение и надежду.

В таких раздумьях, погруженная в водоворот воспоминаний и фантазий, Карна даже не заметила, как к ней навстречу, словно вышедшие из страниц древней легенды, шли два парня. Одного она уже знала – это был Борей. Его фигура, высокая и статная, двигалась твёрдо, его походка свидетельствовала о непоколебимой уверенности в каждом своем шаге, словно он был высечен из камня. Карна убавила звук музыки, позволяя лесной тишине вновь заполнить пространство вокруг себя. Она слышала, как они слегка ругались с компаньоном, их голоса были приглушены, но ощущалось некое напряжение, невидимая искра проскакивала между ними. Однако, по знакомому ей божеству, этого не скажешь – его лицо не выражало никаких эмоций, лишь всё тот же холодный, отстранённый взгляд, словно он наблюдал за миром издалека, не допуская никого в свой внутренний мир. В отличие от второго существа, которого Карна видела в первый раз. Он выглядел как его полная противоположность, словно был создан в фотошопе в режиме инвертирования, отражая холодную сдержанность Борея яркой экспрессией.

Неизвестный парень, также весьма симпатичный, был притягателен своей энергией. У него были светлые волосы, напоминающие золотую рожь, что колышется под летним ветром. Его тело было накачано в меру, как у всех божеств, обладающих природной силой, хотя Карна не была уверена, к какому виду он относится, к какой ветви божественного рода. Выглядел он весьма агрессивно, его руки активно жестикулировали, словно он пытался доказать свою какую—то точку зрения, навязать своё мнение, не терпя возражений. Они были как лёд и пламя, не только по внешности, но и по характерам: один – сдержанный и холодный, другой – бушующий и страстный. Если кто увидит их вместе, тот сразу поймёт, кто интроверт, а кто экстраверт, настолько очевидна была их разница, настолько явно они дополняли друг друга, создавая мощное энергетическое поле.

Они приблизились к Карне, и только тогда заметили её существование, словно она была невидима до этого момента, растворяясь в лесной дымке. Блондин посмотрел на неё так, словно она была червяком под ботинком, ничтожным существом, не стоящим его внимания, его взгляд был полон высокомерия. Но Карна в то же время сразу же утонула в его янтарных глазах, глубоких и притягательных. Они были столь же красивыми, как этот драгоценный камушек, когда он переливается на солнце, улавливая каждый луч света и играя оттенками золота. Но при этом эти глаза были холодными как лёд, полными неприкрытого презрения, словно в них застыли вечные льды. Удивительное сочетание красоты и презрения – словно букет из роз, в котором каждый цветок скрывает острый шип, готовый ужалить. Душа Карны сжалась от этого взгляда, она почувствовала себя маленькой и беззащитной.

– Отойди, – сказал он, его голос был резок и безапелляционен, словно холодный ветер, пронизывающий до костей, не оставляя места для возражений. Карна не сразу поняла, что это было адресовано ей. Её мысли были ещё заняты музыкой и воспоминаниями. Она медленно сняла наушники, будто не расслышала его слов, и вгляделась в его глаза, пытаясь найти хоть какой—то намёк на человечность, хоть искорку тепла. Сначала он замялся, словно ему стало неловко от собственной грубости, его лицо на мгновение дрогнуло, но затем снова произнёс, уже чуть мягче, но всё так же требовательно, с оттенком нетерпения: – Ты загораживаешь тропинку, дай пройти.

Карна уже собиралась отодвинуться, чтобы продолжить свой путь, её настроение было окончательно испорчено этой внезапной и неприятной встречей. Но внезапно: – Карна… Подожди, – брюнет, Борей, остановил её, его голос был тих, но властен, в нём чувствовалась какая—то нежность и озабоченность. Карна удивлённо взглянула на него. Она не ожидала, что после долгого молчания он соизволит что—то ей сказать, ведь кроме этой нелепой сплетни, которая их так странно связала, их ничего не связывало, их отношения были фикцией, игрой. – Я хотел извиниться.

– Ты её знаешь? С кем ты связался? Она же обычная нечисть! – Голос блондина прозвучал как гром, полный возмущения и презрения. О да, у него явно отсутствовала тактичность, словно он был лишён этого чувства при рождении, ему было плевать на чужие чувства. Очевидно, он был одним из тех зазнавшихся божков, тех, кто смотрел на всех свысока, считая себя выше остальных, не желая признавать равенства. В прошлом Карна встречала пару таких, и с ними нормального диалога у неё ни разу не состоялось, их высокомерие отталкивало, словно невидимая стена.

– Подожди, ты! Карни, можно отойти с тобой на пару слов? – взгляд Борея вновь смягчился, в нём появилась мольба, нотка смущения, он словно пытался защитить Карну от едких слов своего спутника, от этой волны негатива.

– Эй, у братьев нет секретов! А! Я понял. Как я сразу её не узнал, это же та самая, да? – Голос блондина зазвучал противно, ехидно. Его слова были как яд, его тон унизителен, словно он наслаждался её дискомфортом. Он говорит о Карне так, будто она не стоит рядом, будто она пустое место, не заслуживающее уважения. Словно она призрак, сквозь которого он смотрит, не видя живого существа, не чувствуя её боли. Он посмотрел на неё, а затем вновь на брата, при этом поигрывая бровями, намекая на что—то, что было понятно только им двоим, на какую—то их общую тайну. – Ладно, не буду вам мешать. Договорим позже, – на последней фразе его голос вновь стал жёстким, словно сталь, намекая на то, что разговор будет нелегким, полным упрёков и требований, и что ему нет до неё дела.

Он не оглядываясь, ушёл, его фигура быстро растворилась в лесной чаще, оставляя после себя лишь ощущение холода и недоумения. Карна почувствовала, как её сердцебиение участилось, а на душе стало ещё тяжелее. Слова блондина вонзились в неё, как ножи. Они же, Карна и Борей, направились в сторону, откуда Карна пришла, их шаги были медленными, словно они оба взвешивали каждое слово, каждую мысль, которая могла возникнуть. Воздух между ними был наэлектризован, наполнен невысказанными вопросами и тревожным ожиданием.

– Я хотел поговорить о том, что не знал, что из—за моих действий распространяются слухи, я просто хотел помочь тебе, не более! – произнёс он спокойным голосом, не выдавая своих эмоций. Он звучал искренне, его голос не дрогнул. Мимика его лица ничего не говорила, оно было словно маска, скрывающая все чувства, но глаза… Глаза никогда не лгут, и Карна видела, что он говорит правду, в его взгляде читалось искреннее сожаление и даже легкая боль от её страданий. Она почувствовала, как внутри неё что—то смягчилось.

– Но что насчёт фотографии? – Карна остановила его, взяв за руку. Её прикосновение было лёгким, но решительным, оно выражало её надежду и сомнения. Она ждала ответа, который мог изменить всё. Исходя из его ответа, она решила, стоит ли ей продолжать с ним диалог, стоит ли верить его словам, или же им придётся разойтись на развилке, к которой они как раз подошли, словно к символу их дальнейших путей. От этого ответа зависело, сможет ли она доверять ему хоть в чём—то, или же он окажется таким же, как и все остальные – пустым и лживым. Вся её дальнейшая судьба, казалось, зависела от этих слов, от этой фотографии, которая стала причиной её страданий.

Глава 5

– О какой фотографии речь? – парень, высокий и статный, смотрел на неё с искренним недоумением. Его брови слегка нахмурились, а глаза, цвета летнего неба, излучали неподдельную растерянность. Неужели он действительно не видел этот снимок? Фотографию, выложенную без его ведома, которая за считанные часы облетела все студенческие чаты и породила столько сплетен, шипящих, как змеи, выползающие из—под камней. Карни внутренне содрогнулась от его наивности в этом змеином клубке интриг, где каждый жест мог стать западней, каждое слово – новым витком обмана. Он казался таким чистым, таким невинным по сравнению с тем болотом, в котором она оказалась по шею.

Пришлось достать телефон. Холодный металл привычно лёг в ладонь. Разблокировав экран, где красовались трио счастливых лиц – её, Нерлит и Всеволода, запечатлённых в какой—то давний, беззаботный день, когда ещё не было этого гнетущего напряжения, она вошла в галерею. Палец привычно проскользнул по экрану, находя нужный файл. Компрометирующий снимок был заранее сохранен, как некий тревожный трофей или улика, которую нужно было предъявить.

Взгляд Карни случайно зацепился за коричневый кожаный блокнот в руках Лорелей. Девушка на фотографии крепко сжимала его тонкими пальцами, чуть ли не до белых костяшек. Вроде бы ничего особенного, просто старая тетрадь в потрёпанной обложке, но что—то в нём не давало покоя, словно в её пальцах покоилась не просто тетрадь, а ключ к мирозданию, настолько крепко она его сжимала, будто боялась, что отберут. Какая—то иррациональная мысль кольнула Карни: что, если этот блокнот хранит все секреты Лорелей? Все её коварные планы и хитросплетения? От этой мысли по коже пробежали мурашки, хотя она давно уже перестала чувствовать холод.

Карни развернула телефон к парню, позволяя ему рассмотреть изображение. Свет от экрана выхватил каждую черточку его лица, подчеркивая лёгкий загар и линию подбородка.

– Слушай, во—первых, я впервые вижу это фото… – он осторожно, словно боясь повредить, коснулся экрана, его пальцы слегка дрогнули. Он увеличивал изображение, всматриваясь в каждую деталь, словно пытаясь вычитать правду между пикселями, найти там то, что ускользало от понимания. – Но что—то слышал о сплетнях, которые оно породило…

Его голос был тихим, почти извиняющимся, и это заставило Карни на мгновение усомниться в своей настороженности. Но только на мгновение. Опыт прошлой жизни, хоть и стёртый из памяти, оставил на её душе глубокие, незаживающие шрамы. Доверие – роскошь, которую она больше не могла себе позволить.

– Прости за любопытство, но о чем вы тогда говорили? Понимаешь, мне начали приходить сообщения о твоей якобы измене, хотя мы оба знаем правду, – сказала Карни, не дожидаясь ответа, и спрятала телефон обратно в карман. Не то чтобы она боялась показать свои эмоции, просто не хотела давать ему лишний повод для анализа. На мгновение лицо парня исказила тень – то ли растерянность, то ли глубокая обида, словно она задела что—то очень личное. Его глаза на мгновение потускнели, и Карни почувствовала укол вины, но быстро подавила его. Сейчас не время для сантиментов.

Он отвёл взгляд, словно пытаясь собраться с мыслями.

– Эта девушка… странная. Подошла между парами и начала расспрашивать о нас. Представилась твоей лучшей подругой, – его слова эхом отозвались в сознании Карни, складываясь в жуткую мозаику. Значит, Лорелей начала плести свою паутину гораздо раньше, чем она предполагала. И как тонко она это делала, используя ярлык, лучшей подруги Карны, чтобы подступиться. Подло, как всегда. – Я даже имени её не знаю.

– Это просто… подруга с курса. Видимо, ей, как и остальным, стало интересно, что происходит, – голос Карни звучал неуверенно, она сама слышала фальшивые нотки в нём. Стоит ли ему доверять? Если она откроется, расскажет, кто Лорелей на самом деле – берегиня, способная на куда более страшные поступки, чем сплетни, – а потом окажется, что они заодно, ей не сносить головы. Её и так еле—еле воскресили, второй такой шанс судьба точно не даст. Нет, пока никому нельзя доверять, ни единой душе. Мир полон обмана, и самые красивые маски часто скрывают самые уродливые лица.

Он смотрел на неё так, словно видел насквозь, словно она была прозрачным стеклом, через которое читались все мысли и сокрытые страхи. Этот пристальный, понимающий взгляд заставлял её внутренне сжиматься, хотя снаружи она сохраняла полное спокойствие. Она так привыкла к этому ощущению – быть разгаданной, но при этом оставаться загадкой для самой себя.

Они молча свернули на тропинку, ведущую к академии. Высокие, вековые деревья шелестели листвой над головой, создавая полумрак, который, казалось, лишь усиливал их молчание. Солнечные блики играли на их лицах, пробиваясь сквозь густую крону, но не могли разогнать давящую тишину. Пытались говорить, но темы умирали, не успев родиться, словно хрупкие бабочки, что так и не смогли расправить крылья, разбиваясь о невидимую стену недоверия. Воздух между ними был наэлектризован невысказанными вопросами, полунамёками и тяжёлым грузом прошлого.

Как Карна могла ему открыться? Прошлой жизни она не помнила, лишь обрывки, тени, не дающие полной картины, но от этого ещё более пугающие.

Лорелей… Эта девушка подставила её. Тогда, в своей первой, забытой жизни, Карни не поняла, как произошла та страшная трагедия, приведшая к суду и смерти. Её обвинили в убийстве. В убийстве человека, которого она любила. В нарушении главного закона, как в загробном мире, так и в мире людей. Теперь, когда сознание медленно возвращалось, кусочек за кусочком, Карни понимала: это была тщательно спланированная акция. Но кто стоял за ней? И почему?

Ирония судьбы заключалась в том, что с ними учились божества, но они не были мертвы. Они не умирали и не воскресали, как вся остальная нечисть – вурдалаки, волколаки, духи, которые так или иначе прошли через врата смерти. Божества просто существовали. Они появлялись из веры, возникая в предначертанный судьбой момент, не рождаясь, как обычные смертные, и не проходя через мучительный путь смерти и возрождения. У них были семьи, но эти семьи были иными, не похожими на человеческие. Тогда как у Борея мог быть брат? Ведь божества не рождаются обычным способом. Эта мысль застряла в голове Карни, как заноза.

– Слушай, а тот парень, что был с тобой в начале… ? – голос парня вырвал её из омута размышлений. Он звучал почти робко.

– Это Нот. Если он тебя обидел, прости. Он всегда был таким – агрессивным с детства. – Итак, у надменного незнакомца, который вёл себя так, словно владел всем миром, появилось имя. Нот. Спасибо и на том. Карни отметила, как легко парень произнёс «мой брат», в то время как она сама постоянно боролась с желанием назвать его по имени, которое всплывало в памяти, но никак не могло закрепиться.

– Так это вы те самые, кто в будущем будут следить за северными и южными ветрами, – неожиданно для себя Карни вспомнила эти имена, словно они всплыли из глубины забытых снов, обрывками древних преданий. Она не могла понять, откуда это знание, но оно было чётким и несомненным. В прошлой жизни они не были знакомы лично, но о них говорили повсюду, в каждой мифологической лекции, в каждой истории о спасении мира. О том, как они помогали справляться с природными катаклизмами, укрощали штормы и направляли течения. Карни посмотрела на его лицо – оно по—прежнему ничего не выражало, но уши предательски покраснели, выдавая его смущение. Неужели она угадала?

– Обычно о нас такое не вспоминают. Лет сто не слышал ничего подобного. Родители нас так назвали, но… никто не думал, что наши силы действительно проявятся. – Он почесал затылок, явно смущаясь, его глаза забегали, словно он не знал, куда деться от её проницательного взгляда. – Это… это не то, о чем обычно говорят.

– Как корабль назовёшь, так он и поплывёт, – Карни хихикнула, прикрыв рот ладошкой, и звонкий смех нарушил тишину улицы, эхом отразившись от старых стен академии. На мгновение она почувствовала себя обычной студенткой, без бремени прошлого, без тайн и проклятий. Это было редкое, но такое приятное ощущение.

Они почти дошли до академии, когда Карна услышала, как парень остановился. Её инстинкты, обострённые месяцами жизни на грани, немедленно напряглись. Что теперь? Повернувшись, она вопросительно посмотрела на него. Он стоял, слегка ссутулившись, его взгляд был прикован к её лицу. В нём читалась какая—то неуверенность, чего Карни никак не ожидала от такого человека.

– Слушай, Карни, давай как—нибудь еще погуляем? Мне понравилось, как мы провели время. С тобой даже в тишине приятно идти.

Его слова были простыми, но они прозвучали так искренне. Если бы кровь текла по её венам, сердце бы сейчас забилось чаще, затрепетало бы в груди, а щеки вспыхнули румянцем, как у любой влюблённой девушки. Но её сердце замерло два года назад, остановившись в тот роковой день, когда она покинула этот мир. Поэтому лицо оставалось бледным, как полотно, не выдавая никаких эмоций, но внутри, глубоко внутри, что—то дрогнуло. Его предложение вызвало на её губах лёгкую, почти незаметную улыбку. Улыбку, которая была искренней.

– Конечно, я с радостью погуляю с тобой еще. Увидимся, – она помахала ему на прощание, и их пути разошлись. Она направилась к общежитию, ощущая его взгляд на своей спине до самого поворота. Он продолжал смотреть ей вслед, словно пытаясь запомнить каждую черточку её образа.

На пороге общежития, словно воплощение её худших опасений, стояла Нерлит… и Лорелей. Карни тут же поняла: эта девушка пытается завербовать всех её знакомых, чтобы нанести удар в спину, чтобы окончательно разрушить её хрупкое, едва начавшееся заново существование. Но у неё ничего не выйдет. Карни уже не та наивная девушка, которой была прежде.

В руке у берегини был всё тот же блокнот, коричневый, потрёпанный, словно древний гримуар. Что же она в нём хранит? Эта мысль преследовала Карни с момента, как она увидела этот блокнот на фотографии. Даже если это обычная тетрадь с заметками, Карни должна узнать правду, должна раскрыть эту тайну, иначе не сможет уснуть, терзаясь мыслями о том, что Лорелей всегда на шаг впереди, что её планы всегда на волосок от осуществления.

В тот раз её оклеветали. Обвинили в самом ужасном поступке, который только можно себе представить. Она влюбилась в человека, смертного, а потом её обвинили в его убийстве. Она этого не делала! Это было самое страшное, что могло с ней произойти. И в этот раз Карни не поведётся на чары этого смертного, на его красивые слова и добрые глаза. Любовь явно не для неё, это проклятие, а не дар. Однажды она уже погубила её. Того парня нашли на берегу озера, бездыханного, а рядом были её вещи – шарф, перчатка, брошенные так, чтобы выглядело, будто она забыла их в спешке. Подкупили свидетелей, чтобы они подтвердили, что видели их вместе той ночью, как они ссорились, как она убегала. Самое страшное, что Карни действительно была с ним, но ушла раньше. Они попрощались, и он пошёл домой один, под звёздным небом, ничего не подозревая.

Но Карни не покидала одна мысль, жгучая, как уголёк: как берегиня, та, что должна защищать людей, чья сама природа – оберегать и хранить жизнь, могла убить невинного парня? Это шло вразрез со всеми законами, со всей сутью их существования. Лорелей была темной берегиней? Или это было что—то другое? Этот вопрос был ключом ко всему, и Карни чувствовала, что должна найти ответ, чего бы это ни стоило.

Глава 6

После того как девушки разошлись, Карна, словно одержимая невидимой силой, почти бегом направилась к Нерлит, желая немедленно выведать, о чём же они только что толковали с Лорелей. Возможно, это была уже паранойя, едким дымком стелющаяся по её мыслям и затуманивающая ясность суждений, но, когда знаешь, из— за кого тебя отправили на тот свет, когда по крупицам собираешь воспоминания о предательстве, естественно хочется вечно подозревать его тень, видеть за каждым углом призрак коварства. Каждое слово, каждый взгляд казались потенциальной ловушкой.

Нерлит, заметив её напряжение, чуть склонила голову.

– Ну— у— у, она подошла ко мне и спросила, всё ли у тебя хорошо, сказала передать тебе извинения, что долго не навещала тебя, – подруга подставила указательный пальчик к подбородку, словно отыскивая ускользающие воспоминания, блуждающие по лабиринтам памяти. – Да вроде больше ничего. Слушай, а вы с каких пор подруги— то? Не припомню, чтобы она вообще говорила с тобой.

Удивление в голосе Нерлит было искренним. Карни, в свою очередь, почувствовала волну негодования – Лорелей снова играет в свои игры, создавая ложное впечатление близости. Это не просто интриги, это продуманная кампания по дискредитации и изоляции.

– Сама не знаю… Это очень странно, она всем представляется моей лучшей подругой. Я говорила с тем парнем насчёт фото, – Карни увидела, как Нерлит посмотрела на неё удивлённо, словно увидела привидение, воскресшее из небытия. В её глазах читался немой вопрос: «Это как же ты – и чтобы первая подойти спросить? Да не в жизнь, ну то есть смерть!» Подобная прямолинейность была несвойственна замкнутой Карни, и этот жест – подойти первой – казался для неё немыслимым. – Не удивляйся так, он сказал мне то же самое, что и ты.