Потустраничье

Я постучала пальцами по клавишам, набирая бессмысленные знаки. Мысли отказывались облекаться в слова, а слова в предложения. Забавно, что речь идёт о моей жизни, а я даже не знаю, что говорить. Неужели я настолько пуста?

«Мальчиков я никогда не интересовала. Они считали меня серой мышью. Сначала я ещё делала попытки понравиться, а сейчас со стыдом и отвращением вспоминаю об этих жалких потугах. Мышь на каблуках. Мышь с начёсом на голове. Бледная моль с алой помадой на губах. То ещё зрелище…»

Я остановилась и посмотрела на экран. Курсор мигал на том самом месте, где я остановилась.

– Ну? – прошептала я вслух и немного испугалась, услышав звук своего голоса.

С кем я говорю? Так и нервный срыв случится.

Я резко встала и отправилась на кухню, чтобы заварить крепкого кофе. Ладно, шутки в сторону. Сейчас вернусь и удалю этот дурацкий документ.

Пришла через несколько минут и уже издалека увидела, что текст на странице расползся ещё на пару абзацев. Отхлебнула обжигающий напиток и даже не почувствовала его вкуса. Бочком втиснулась на стул. Читать было страшно, и в то же время по венам словно бежал ток.

«А Санька? Санька из восьмого «Б». Он молча таскал мою сумку из школы. Пухлый такой здоровяк, не очень-то разговорчивый. Ждал у крыльца после уроков. Он учился в параллельном классе, и расписание не всегда совпадало. А он ждал, в непогоду подняв воротник и натянув свою смешную вязаную шапку почти на самый нос. Иногда доставал из кармана мятые леденцы с прилипшими обертками. Леденцы в крошках табака. Он курил, этот Санька. И вообще был двоечником и хулиганом. Задирался и мог покрыть матом даже учителя. А один раз я видела, как он сцепился с парнем из одиннадцатого. Махал кулачищами, как кувалдами.

А со мной он был молчаливым. Тогда я не понимала, чего он хочет. Зачем ходит и ходит, таскает сумку, ждёт у крыльца. Леденцы эти ещё… Хоть бы раз по-человечески сказал, дурачок. А потом его родители переехали в другой город: отец у Саньки был военный. И так пусто было первое время – выходишь во двор, а там никто не ждёт».

Ой, Санька! Я про него и думать забыла. А сейчас прочитала и точно живой перед глазами. Как он, интересно, сейчас? Где? Вот бы разыскать через соцсеть. Как же у него фамилия была? Вершинин, кажется? Точно! А уехали они в Волгоград!

Я вошла в сеть ВКонтакте и забила в поиск Александра Вершинина, установив фильтр на город и возраст. Ему, как и мне, должно быть двадцать пять плюс-минус год. Узнаю ли я его по фотографии? Я надеялась, что он не сильно изменился за это время.

Имя и фамилия оказались довольно распространёнными, так что я потратила уйму времени, листая страницы профилей. И всё же взгляд выхватил из вереницы мужских лиц одно, показавшееся смутно знакомым. Тот же острый взгляд из-под густых бровей, те же сжатые губы. Военная форма. Он пошёл по стопам отца? Да и он ли это? И узнает ли он меня после стольких лет?

Я полистала фотографии в его ленте. Личных было немного. В основном Санька фотографировался на службе. Вот он у самоходного орудия, или как называется эта машина, напоминающая танк. Вот у стенда с указкой в руках. И смотрит так серьёзно… Совсем как когда-то в юности.

Что делать дальше? Добавить в друзья? Написать сообщение? Привет, Санька. Это Таня, помнишь, как ты меня у школы ждал и дарил леденцы? Звучит невероятно глупо. Может быть, он женат давно!

Я скосила глаза на строчку «статус». «В поиске». Почему-то задрожали руки и кофе горчил во рту. Ладно, чего я теряю, в конце концов. Хуже всё равно не будет.

– Здравствуй, Саша.

Санька был не онлайн, иначе бы я не решилась написать. Только хотела закрыть страницу, как Саня появился в сети. Наверное, сообщение пришло ему на телефон.

– Привет.

Я так и слышала недоумение в его голосе и вопрос в конце предложения: «Кто ты?»

Из холода бросило в жар, я вцепилась в край стола, пытаясь почувствовать под собой какую-то точку опоры. Стыдно-то как: он не помнит меня, совсем не помнит. Что теперь отвечать?

– Мы учились в одной школе, до того как в восьмом классе ты уехал.

– А, да.

И снова недоумение между строк: «И что? Зачем ты мне пишешь?»

Он не помнит, как провожал меня, как доставал из кармана слипшиеся леденцы, как молчаливо шагал рядом, повесив на одно плечо свою сумку, а на другое мою. Пауза затягивалась. Мне неудержимо хотелось захлопнуть ноутбук, отгородившись от мира. Снова остаться один на один с собой. Но что тогда? Снова чернота и тёмный провал окна? В любом случае – это отличный, самый быстрый способ покончить с любым стыдом. К тому же я ведь мечтала быть первопроходцем, я была отважной когда-то!

И, словно совершая тяжёлый подъем на вершину, начала медленно набирать текст, думая над каждым словом.

– Ты меня, конечно, не помнишь, столько лет прошло. А я вот от нечего делать разыскиваю в сети бывших одноклассников. Ещё немного времени пройдёт, и уже не найдёмся. Мы с тобой в параллельных классах учились, но я вспомнила имя и фамилию. Решила найти вот. Извини, что отвлекаю.

Санька пару мгновений «молчал» – читал текст. Потом я увидела, как он набирает сообщение.

– Ты не отвлекаешь! Я рад. Как дела? Как жизнь вообще?

Он не вспомнил, но и не нагрубил, отшивая назойливую девицу. Я не знала, о чём ему написать, но заканчивать разговор сейчас было бы странно. Поэтому, приложив невероятное усилие, я выдавила из себя пару предложений о работе и жизни.

И сама не поняла, как это получилось – не прошло и получаса, как мы болтали, как два старинных приятеля. Санька рассказал о том, что окончил военный институт, служит, не женат: служба отнимает слишком много времени и сил. Надо было раньше жениться, а теперь и на свидание не вырваться. Ни одна девушка не согласится встречаться раз в неделю. А как ты? Замужем? Парень есть? Нет? Отлично! То есть я не то хотел сказать. Ну, ты догадалась.

На работу на следующий день я вышла не выспавшаяся, с красными глазами, взъерошенная. Коллеги решили, что я заболела, и дружно поили меня горячим чаем. А я такой здоровой давно себя не чувствовала. Удивительное дело: человек ходит на грани – и этого никто не замечает. А стоит начать оттаивать, как сразу бросается в глаза. Я не стала разубеждать их, объясняя, что всю ночь общалась в социальной сети с человеком, которого не видела больше десяти лет. Не поймут, они и так меня странной считают.

Необычно было то, что из нашей детской дружбы с Санькой я не помнила ничего, кроме этих прогулок из школы домой. Все они слились в одну большую бесконечную прогулку. Он никуда меня не приглашал? Не заходил в гости? Мы даже в кино ни разу не сходили? В любом случае, он тоже мало что обо мне помнил, вежливо уходил от разговора, когда я задавала вопросы. Неважно. Дела давно минувших дней. Общаться с повзрослевшим Саней было куда интереснее, чем с молчаливым мальчишкой.

– Давай я приеду? – предложил он спустя неделю переписки. – У меня скоро отпуск. Мне кажется, я тебя знаю тысячу лет.

– Ты меня и знаешь тысячу лет, глупый! – Смеющийся смайлик. – Ладно, всего десять, но это почти тысяча.

За всё это время я ни разу не открыла документ, в котором пыталась подвести итог жизни.

– Приезжай, – написала я спустя несколько дней.

Всё это напоминало оживший сон, но в то же время подспудно я всегда, кажется, знала, что именно так всё и произойдёт. Всегда представляла, каким будет мой парень – серьёзным, не болтуном, и в форме. Подсознательно держала в голове этот образ. Хотя чему удивляться, хоть я ни разу за эти годы и не вспомнила друга детства, но ведь где-то глубоко внутри знала о нём. И всё же всё происходящее казалось нереальным. Общались в соцсети, а теперь он едет ко мне.

Звонок в дверь раздался вечером следующего дня. Саня наотрез отказался от того, чтобы я поехала встречать его на вокзал. Спросил только адрес и пообещал, что доберётся сам. Хотя, признаться, я всё равно хотела сделать ему сюрприз и подъехать к поезду. Вот только так и не смогла найти в расписании поезд из Волгограда. Ничего не поделаешь, значит, он на проходящем, и придётся ждать дома.

Санька стоял на пороге и был именно таким, как нужно. Он вытянулся ещё больше, так что я теперь едва достигала ему подбородка. Мальчишеская пухлость ушла, и передо мной стоял широкоплечий мужчина.

Санька был одет в полевую форму, не стал переодеваться в гражданское. Ему, видно, так привычнее, да и я, если честно, мечтала увидеть его в военной форме. Он пристроил на полку свою сумку, а я как-то сразу смутилась, не понимая, что делать дальше. Что делают в таких случаях?

– Ты проходи на кухню, – засуетилась я, торопливо снимая фартук: весь вечер пекла пирожки. – Будем чай пить.

Саше тоже стало неловко. Он потянулся то ли поцеловать меня, то ли обнять, но момент был потерян, и мы оба стушевались. Я махнула рукой в направлении приоткрытой двери кухни, а сама юркнула в ванную комнату, чтобы поплескать холодной водой на разгорячённые щёки. Сдёрнула полотенце и, подержав под краном, прижала ледяную ткань ко лбу. Вот, он здесь. И что дальше? Он останется на ночь? И где мне его положить? Почему-то до этого момента в наших разговорах ни разу не всплыла эта щекотливая тема.

Саня сидел за столом, положив перед собой руки. При появлении меня ожил и поднял взгляд.

– Что теперь? – спросил он.

Какой странный вопрос. Какой ответ он хочет получить?

Я села напротив, не решаясь смотреть на него прямо, опустила взгляд. Увидела, как потянулась ко мне его рука и его пальцы соприкоснулись с моими. Я попыталась вспомнить, держались ли мы когда-нибудь за руки в детстве. Или только ходили рядом? Я изо всех сил напрягала память, но видела только леденцы, сумку на его плече, шапку, надвинутую на лоб. Только то, что записала на страничку своего дневника.

Стоп. Это не я писала. Как я могла забыть о том, что строки появились в документе словно ниоткуда? Мороз пробежал по коже. Но ведь это всё равно обо мне, это ведь мои воспоминания!

– Чего бы ты хотела? – спросил меня Саня.

– Саня… – голос стал хриплым, точно я простудилась. – Сейчас… Что-то голова закружилась. Ты порежь пока хлеба, потом будем чай пить.

Зачем хлеба? У меня целый противень пирожков готов. Но я поняла: мне нужно было как-то его отвлечь, чтобы прийти в себя. Не могу, когда он вот так сидит и смотрит, и за руку держит. С какой стати!

Но другая часть меня противилась: «Ты что! Это же Саня, друг детства! И вы уже столько времени переписываетесь! Он к тебе из Волгограда приехал!»

Да, вот только поезда из Волгограда сегодня нет…

Я с трудом оторвала взгляд от своих сомкнутых рук и посмотрела на Сашу, который стоял спиной ко мне и резал хлеб на деревянной доске. Нарезал батон тонкими-тонкими ломтиками, по два миллиметра толщиной. Медленно и размеренно, словно машина, выполняющая приказ. Пальцы левой руки отодвигались от ножа, пока хватало места, а потом отодвигать их стало некуда – и нож принялся кромсать хлеб вместе с пальцами. Сквозь разрезы сочилась тьма вместо крови. Сгустки черноты падали на доску, на стол, на пол, а Саня продолжал водить ножом, будто ничего не происходит.

– Ааааа! – закричала я.

Больше ничего не помню. Очнулась, лежа на полу. В кухне стоял сладкий запах пирожков с повидлом. Батон нарезан аккуратными кусочками. Я вскочила на ноги, бросилась в комнату, потом в прихожую.

– Саша! Саша!

Никого. В прихожей пусто: ни сумки, ни обуви. Я вспомнила: когда он входил, от ботинок остались на ковре маленькие комочки грязи. Сейчас их не было.

Я схожу с ума. Вот единственное объяснение всему происходящему. Не было никакого Сани, ни сейчас, ни в детстве.

Я долго сидела в кресле, раскачиваясь и вцепившись пальцами в колени. Потом медленно-медленно, шаг за шагом переползла ближе к ноутбуку и включила его. Первой мыслью было написать Саше в ВКонтакте, но я поскорее отбросила эту дикую идею.

Документ! Мне нужен был документ! Ворд загружался дольше, чем обычно, и я уже почти уверилась в том, что и листок дневника исчез бесследно, но экран моргнул и загрузил те самые несколько абзацев. «…выходишь во двор, а там никто не ждёт», – выхватил взгляд. Я остановилась в прошлый раз на этом самом месте, и сейчас почувствовала лёгкий укол разочарования: новых строк не добавилось. А чего я, интересно, ждала? Что кто-то в моё отсутствие продолжит за меня мой дневник? Теперь это всё меньше походило на шутку из сети. История приобретала всё более жуткую окраску.

Хотя всё могло объяснить моё безумие. Я засмеялась, потом всхлипнула. Положила руки на клавиатуру.

«Смерть моей мамы четыре года назад окончательно меня подкосила. Она всегда была моей опорой, а на кого мне опереться теперь? Мама понимала меня с полуслова. Поговоришь с ней, и любая тревога рассеивается…»

Мама. Как я скучаю. Как бы хотела хоть ещё один раз увидеть тебя…

Подняла лицо, чтобы удержать слёзы. Детская привычка навсегда осталась со мной: когда-то мне казалось, что, если задрать голову, слёзы затекут обратно. В любом случае, это помогало сдерживаться.

А когда вновь посмотрела на экран, поняла, что привычный мир рухнул. Прямо на моих глазах по белому листу бежали строчки.

«Хорошо, что смерть – относительное понятие. Что такое смерть, как не глупая привычка считать окружающую действительность тем, что можно измерить, посчитать и наклеить ярлыки. Небо синее, трава зелёная. Логика и простота. Ряд натуральных чисел начинается с единицы. Может быть, на самом деле небо синее лишь потому, что большинство людей хочет видеть его синим? А чего хочешь ты?»

«Чего бы ты хотела?» – спросил меня Саня.

Нет, не Саня. Нет никакого Сани. Только чернота.

Курсор на мгновение замер, а потом слова стали появляться ещё быстрее. Я едва успевала читать.

«Ко мне сегодня приедет мама, ведь я этого так сильно желаю. Мы напьёмся чаю и наедимся до отвала сладких пирожков. Ведь это она меня учила их печь в детстве. Помню, как мы обе стояли по уши в муке и смеялись. Мы обнимемся, и я поплачу у неё на плече…»

Нет!

«Мы обнимемся, и я расскажу о том, как жила эти четыре года…»

Нет, нет, это невозможно! Это всё нереально!

«Она поднимается по ступеням. Она готовилась к встрече, надела то самое платье с сиреневыми цветами и подвеску, что я подарила ей на юбилей…»

Я вскочила на ноги, дико оглядываясь по сторонам. На мгновение показалось, что за моим плечом стоит тень, которая тут же скользнула в сторону, смешалась с другими тенями.

В дверь тихо постучали, но этот тихий стук в застывшей тишине прозвучал громче выстрела.

– Кто?.. – прошептала я.

Я сидела на полу, не помня, как я здесь оказалась. Сидела прямо на грязном коврике, прижимаясь горячим лбом к замочной скважине. Там, за дверью, кто-то стоял, я слышала тихий шорох, словно кто-то водил ладонью, пытаясь погладить меня сквозь дверь.

– Это я. Мама.

– Я… я… Не открою. Я не могу…

– Я подожду, пока сможешь, доченька…

Я села перед погасшим монитором. Просто не знала, что ещё делать. В матовой поверхности отражалось моё бледное лицо. Я присмотрелась: рядом с белым лицом я увидела тёмное, едва заметное на чёрном экране. Я стояла у себя за спиной, положив руки себе на плечи. Я даже не стала сопротивляться, когда тёмная я села на моё место перед ноутбуком. Туда, где уже находилась я светлая. Мы стали едины. Мы и были едины. Жаль, я не понимала этого раньше.

Меня заполняет чернота. Течёт по венам, перемешиваясь с кровью. Чернота меня больше не пугает. Это всего лишь чернила, которыми можно написать любую историю. Любую, какую только захочу.

Небо зелёное, яркое и сияющее. Трава сиреневая. Смерти нет. И люди умеют летать.

Ловушка Безголового

Виктор Зорин

Авантюра

Однажды, когда июньская послеполуденная жара охватила столичный город Минск, дверь дома номер пять по улице Золотая Горка начала медленно открываться. Рядом с дверью висела табличка «С. Самуйлик. Конфиденциальный частный розыск». Затем в горячую духоту из прохладного холла вышел щеголевато одетый молодой человек. На нём был лёгкий костюм-двойка сливочного цвета с острыми стрелками на брюках и ярко-бирюзовая рубашка с воротничком-стойкой. Со скамейки, спрятавшейся в тени крупной липы, к нему бросился полноватый мужчина лет пятидесяти с мясистыми щеками и чёрными волосами до плеч. Одет он был во всё белое: шляпа, рубашка, брюки и летние туфли в дырочку.

– Джень добры, пан Станислав? – заговорил он, делая ударение на предпоследний слог имени и улыбаясь.

– Стас. Меня зовут Стас, – ответил щёголь – высокий блондин с вьющимися волосами, тонким носом и чуть саркастической линией рта.

– Отлично! – обрадовался мужчина; он говорил по-русски с акцентом, пришепётывая, но довольно бойко. – Я Анджей Заремба, хозяин хóтэл.

– Что «хотэл»?.. – переспросил Стас, решительно перемещаясь под спасительную тень липы.

– Хотэл, отель. Имею до вас тайное дело о духе без головы, – странный мужчина понизил голос. – Пропадают люди.

Блондин молчал.

С некоторым сомнением в голосе хозяин отеля спросил:

– Вы разыскиваете людей?..

– Да, конечно, – словно очнувшись, ответил щёголь.

Молодой человек, назвавшийся Стасом, солгал: он никогда в жизни никого не разыскивал, поскольку работал директором районной библиотеки в городе соседнего государства, а именно в Санкт-Петербурге. Станислав Самуйлик, к которому в жаркий день Стас заехал в гости, был его другом детства. Подружились они ещё в школе в городке Сураж под Витебском. Постороннему могло показаться, что у них похожие имена, но у Стаса Жеромского в свидетельстве о рождении было написано «Стас», а Станислава родители и друзья называли Станя. В двухтысячном году, «на Миллениум», родители Стаса переехали в Петербург, а бабушка осталась жить в Беларуси. Станя Самуйлик выучился в Минске на юриста, а Жеромский поступил в питерский Институт культуры на «девочковый» библиотечный факультет, который и окончил с отличием.

В настоящее время Стас находился в отпуске. Он пожил немного у бабушки Насти в Сураже и в один прекрасный день решил сделать сюрприз старому приятелю, навестив его прямо в офисе. Они вместе неплохо провели время, вспоминая былые дни и рассказывая друг другу новости. Кабинет Стани был обставлен в стиле минимализма дешёвой, но почти новой мебелью, но главное – в кабинете работал кондиционер. Стас упал в чёрное кожаное кресло и наслаждался, овеваемый лёгкой прохладной струёй.

Станя шутил и жаловался, что ему надоело выслеживать супругу для супруга или супруга для супруги, а то и бежать по следам исчезнувших домашних любимцев. Однажды он чуть не опустился до поисков хомячка Дональда, но, по счастью, Дональд сам напомнил хозяйке о себе жутким запахом, после того как скоропостижно сдох в вентиляционной трубе. Стас слушал друга и в душе завидовал его интересной жизни: библиотечная атмосфера, несмотря на визиты известных людей, камерные концерты и тематические праздники, не могла сравниться с приключениями настоящего сыщика, который у Жеромского иногда ассоциировался с героями сериала «Шерлок». Поэтому-то он и соврал Зарембе, выдав себя за Станю. Конечно же, он понимал, что поступает отвратительно прямо на пороге офиса своего душевного друга, но услышав «дух без головы», ничего не мог с собой поделать: ну а вдруг ему удастся выследить кого-то вроде Степлтона из «Собаки Баскервилей»? Тогда он расскажет всё Стане и даже поделится гонораром, а потом они вместе шумно отпразднуют победу «охотника за привидениями». Если же ничего не выйдет, он сознается, и все лавры победителя достанутся другу. Но пока об этом не очень хотелось думать: хотелось провести самый незабываемый в своей жизни отпуск.

Отметим, что на прощание друзья обменялись подарками. Стас подарил два билета на единственное в Минске выступление группы «Roxette», которую приятель обожал, а Станя, знавший о любви Жеромского к детективам, преподнёс ему внешне не отличимую от пистолета ТТ зажигалку и плечевую кобуру к ней. Так что библиотекаря-франта задержала в холле не боязнь окунуться в городское пекло, а желание невзначай приоткрыть пиджак для любопытных глаз.

Заремба суетливо пригласил «пана Станислава» в ближайшее кафе «Золотая Горка», но не предложил за него расплатиться. Стас из-за жары взял десерт «Клубничная ностальгия», лимонад мохито и лидское тёмное пиво. Поляк, напротив, заказал суп-гуляш, тар-тар из говядины, шоколадный флан и кофе с коньяком. Обедали они, конечно, в зале с «эр кондишен», как выразился пан Анджей, успевавший и управляться с едой, и рассказывать. Он оказался бизнесменом, который ранее оптом продавал польские яблоки в Россию. После введения антироссийских санкций бизнес быстро скис и перестал приносить доход, поэтому бизнесмен решил открыть отель, но не в Польше и не в России, а в Беларуси, потому что здесь выходило дешевле.

В этом месте пан Заремба решил сделать ремарку: дело слишком деликатное, и он надеется на сохранение личной тайны клиента. Только после великодушного кивка мнимого детектива выяснилось, что владелец гостиницы хочет усилить приток постояльцев не совсем обычным способом. А именно: в небольшой пристройке к отелю Заремба организовал «Музей нечисти».

– Патриотично, – приободрил клиента Стас.

Дело было в том, что большинство туристов отправлялось смотреть Несвижский замок, а пан Анджей хотел, чтобы они останавливались у него и пользовались чудесными услугами отеля «Умиротворение», тем более что буквально рядом находился небольшой разлив реки Лань и при желании можно было навестить старый город Клецк.

Пока что Стас ничего не понимал, но терпение – главное достоинство сыщика. Кроме того, пиво оказалось в меру холодным, что примиряло с затянувшейся болтовнёй собеседника. Оказалось, что в музее хранится богатая коллекция изображений и скульптур белорусско-польских народных духов и героев легенд, правда, большей частью это творения современных художников и скульпторов в жанре малой формы. Однако совсем недавно удалось приобрести несколько картин художника Казимира Ожешко, которого местный фольклор называет Безголовым.

«Если малоизвестные картины спёрли пропавшие люди, только леший их найдёт!» – с тоской подумал Стас, в первый раз услышав про безголового Ожешко.

– Картины украли? – спросил он, допивая пиво.

– Что?.. – удивился пан Анджей. – Картины на месте. Пропадают люди!

– Кто пропал? – просто-таки излучая терпение, откликнулся Стас.

– Сначала ночной сторож Сергей Липский, а потом, – Заремба перешёл на шёпот, – охранник, которого я попросил присмотреть за музеем; раньше он работал в милиции.

– Что вы хотите? – терпение Жеромского лопнуло.

– Как «что»? Найти причину исчезновения людей и устранить её. Я не хочу, чтоб у меня постояльцы пропадали.

– А они пропадали?

– Пока нет…

Совершенно неожиданно для себя Стас выторговал у толстяка аванс в тысячу евро (правда, с обещанием выплатить сумму после начала работы) и письменное обязательство заплатить ещё две тысячи евро в случае успешного устранения неприятностей. Он подозревал, что сторож Липский нашёл работу получше, а бывший милиционер по имени Ясь Быханько попросту растратил аванс Зарембы и сбежал. Искать пропавших Жеромский не собирался, достаточно было доказать, что в музее можно без проблем дожить до рассвета. Под обязательством он поставил выдуманную подпись, которая выглядела как «С. Сам…» с замысловатым росчерком в конце.

На прощание отельер пригласил пана сыщика приехать на выходные в городок, названный по имени близлежащей реки Лань, что Стаса вполне устраивало: днём можно искупаться в разливе, провести пару ночей в глупом музее и предъявить себя – целого и невредимого. С чистой душой забрать деньги и вернуться в Минск, чтобы отпраздновать это дело со Станей.

В Сураж Стас решил не возвращаться и остановился на ночь в каком-то хостеле. Утром в пятницу он выехал из Минска на своём гранатовом «Опель Астра» и добрался до местечка Лань к обеду. Милая белорусская провинция. Запруда на реке Лань была очень кстати; местные называли разлив длиной в километр Изумрудным озером. Берега там были пологие, песчаные, а вода действительно имела загадочный зеленоватый оттенок. Прямо на берегу этого озерца, на Рыбацкой улице, стояла гостиница «Умиротворение» – светлая и довольно уютная. У главного входа имелся портик с крыльцом в стиле модерн с тонкими деревянными колоннами, над каждым окном нависли чёрные полотняные маркизы, была и обширная мансарда, подчёркнутая солнцеотражающими стёклами. С основным зданием гостиницы сильно контрастировала длинная одноэтажная пристройка под вывеской «Музей нечисти». Облицованный имитацией камня музей, видимо, был задуман как древний трактир или овин и рядом с современным отелем выглядел неестественно.

Впрочем, это уже были заботы пана Анджея, поскольку гостинице на отшибе действительно требовалась реклама. После недолгой беседы Заремба познакомил Стаса с хранителем музея и, сославшись на дела, исчез. Правда, и от него была небольшая польза: он принёс обещанные Жеромскому фотографии сторожа Липского и охранника Быханько.