Сердце на холсте

Арина Малых

Сердце на холсте

© Малых А., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Во Вселенной есть только один уголок, который ты можешь уверенно взять в кандидаты на улучшение, – это ты сам.

Олдос Хаксли

Глава 1

Первый день в эгомире.

28 октября

Ася бежала по лестнице, крепко прижимая этюдник к груди, словно это была последняя ниточка, веревочка, канатик, связывающий ее с этим миром. «Обманщики… Предатели… Ненавижу…» – повторяла она, нервно смахивая тыльной стороной ладони слезы. «Бежать… Срочно… Как можно дальше…» – прерывисто шептала она. Под ногами вспыхивала подсветка и медленно гасла, как только Ася покидала поле зрения датчика. Лестница и окружающее пространство тут же погружались в темноту. Ася с опаской оглянулась и сильнее прижала этюдник. По телу пробежала дрожь. На лбу выступили неприятные капельки пота. Последние ступеньки, и она торопливо спустилась в огромный холл, освещенный в нескольких местах приглушенными светильниками. Пригнулась и нырнула за массивную опорную стойку, от которой начинался поручень лестницы. Ася присела на пол и положила рядом этюдник. Отдышавшись, она осторожно выглянула из-за укрытия. Никого. В стене, разрисованной океанским пейзажем, отворилась незаметная дверь. Из длинного коридора вышел охранник с чашкой в руке. Послышались его неторопливые шаги. Скрипнуло кресло, глубокий вдох, шумный выдох, прихлебывающий звук. Жужжание мобильного.

– Але. Ага. На территории? Сейчас пойду проверю. – Охранник, кряхтя, поднялся и вышел на улицу.

Ася вскочила, схватила этюдник и помчалась к большому, нарисованному на стене городу. Прижавшись к прохладной поверхности, она долго водила рукой, чуть нажимая на гладкую вертикальную плоскость. «Ну где же она? Никак не получается!» Ася положила этюдник на пол и стала действовать двумя руками. «Это здание, самое высокое… Вот здесь должно быть». Еще мгновение, и дверь открылась с тихим скрипом. Ася подняла этюдник и вошла внутрь. Нащупала выключатель, вспыхнула подсветка. «Так. Хорошо». Плотно закрыв за собой дверь, Ася направилась по кафельной дорожке вглубь сада. Прошла мимо водопада и маленького озера. Бросила печальный взгляд на статую девушки с кувшином. Миновала широкие ступени лестницы, на которых она сидела рядом с Мироном. Посмотрела на фонтан, окруженный колоннадой, где Мирон держал ее за руку и они слушали рассказы Маревны Андревны. «Как это было хорошо… И как это было давно… Словно прошло не три месяца, а полжизни…» Она всхлипнула. «Я не плачу, нет. Меня ждет прекрасный мир. Мой собственный. Где все будет хорошо».

Ася прошла места, знакомые по занятиям, и ступила в заросшую часть сада. Деревья росли так плотно, что приходилось протискиваться через их стволы. Колючий кустарник цеплялся за джинсы и толстовку и норовил порвать одежду. Стало заметно темнее. Свет сюда еле пробивался со стороны последнего подсвеченного участка сада. «Похоже, тут действительно давно никто не ходил». Стараясь не потерять дорожку, которой уже почти не было видно, Ася на ощупь добралась до конца тропы. Плитки здесь были разбиты, засыпаны землей и песком. Перед Асей возвышалась серая шершавая стена, зарисованная черной клеткой. Прислонив этюдник к стене, Ася вытащила небольшой ножик для заточки карандашей и принялась сдирать вьюны справа от нарисованной клетки. Медленно продвигаясь дальше и дальше от места, на которое вышла с тропы. Руки были в мелких порезах, ножик затупился и отказывался помогать. Стало совсем темно. Сердце учащенно забилось. Ася сделала глубокий вдох, пытаясь унять нервную дрожь. Достала из кармана мобильный и включила фонарик. Мельком увидела восемь сообщений от Демьяна и двенадцать от Миланы. Фыркнув, продолжила искать, где заканчивается черная клетка. «Вот. Ура. Чистая стена! Ну теперь меня никто не найдет. Не обидит и не обманет». Ася отодвинула подальше толстые стебли, оборвала мелкие и внимательно осмотрела освобожденную поверхность. Убедившись, что она пустая, принесла этюдник, достала краски, кисти и маленькую бутылочку с водой. Пристроила мобильный на пушистой еловой ветке так, чтобы фонарик светил ровно на освобожденную от зарослей часть стены. Налила немного воды в палитру, поводила в ней кисточкой. Взяла одну краску, потом другую. Постепенно на стене появилась полоса, с Асю ростом. «Надо сделать поуже. Краски экономить. Вот будет глупо, если они закончатся. – Она ухмыльнулась. – И ручку надо нарисовать. Или не надо?» В задумчивости Ася остановилась. Покачала головой и продолжила закрашивать прямоугольник. Еще несколько размашистых мазков, и дверь была готова. Ася убрала краски, сняла с ветки мобильный и встала перед картинкой. Улыбнувшись, она коснулась рукой нарисованных красно-коричневых досок. Почувствовала чуть шершавую текстуру. Уверенно нажала и толкнула вперед. Дверь подалась. Ася вошла в густую непроглядную пустоту и оказалась в черном кубе.

Она направила фонарик в одну сторону, потом в другую. Нигде ничего не было видно. Дверь захлопнулась и исчезла. Вздрогнув, Ася еще раз огляделась, открыла этюдник, нашла белую краску и самую толстую кисть. Она хотела положить ящик на землю, но с удивлением обнаружила, что земли нет. Ася просто висела в воздухе.

– Интересно, – сказала она вслух и не узнала свой голос. Он был глухой, как будто слова произнесли сквозь вату.

Ася принялась наносить краску вокруг себя. Размахивала кистью, проводя широкие белые дорожки. По всем сторонам, сверху и снизу. Ася заметила еще кое-что удивительное: краски не становилось меньше. Казалось даже, что ее становилось больше. Медленно, словно неохотно, вырисовывалось окружающее пространство. Ася очутилась внутри белой сферы. Было светло, тепло и тихо. Ася с облегчением выдохнула. Напряжение и злость отступили. Ася выключила фонарик и сунула мобильный в карман.

– Теперь можно рисовать? – неуверенно спросила она белый потолок.

Поставила этюдник, разложила краски и не спеша принялась за работу. Сначала нарисовала белые облачка и яркое солнце желтой краской. Закончив с потолком, приступила к полу. Нарисовала зеленую траву, белые и желтые одуванчики. Продолжила рисунок на всех вертикальных поверхностях. Смыкая поле с нарисованным наверху небом. Вдалеке изобразила речку и за ней – лес. Добавила легкими мазками движение и подкрасила тени.

– Удивительно… Здесь не нужно смачивать кисточку, краски уже готовы к применению. Это удобно. И рисуется как-то быстрее. Прикольно…

Закончив, Ася сложила кисти и внимательно осмотрела свое творение. Она поймала себя на мысли, что тревога ушла, на душе стало спокойно и легко. Подул свежий ветерок и принес запах травы. Она услышала, как издалека доносится шум реки и шелест деревьев.

– Надо же… – Ее голос больше не звучал глухо, а был таким, как она привыкла слышать. – Класс.

Ася сделала шаг в полной уверенности, что сейчас наткнется на разрисованную стену. Но никакой стены не было. Можно было идти в любую сторону безо всяких препятствий.

– Круто. – Художница сложила принадлежности в этюдник и отправилась к реке.

Она шла по мягкой изумрудной траве. Ветерок играл ее растрепанными прядями, выбившимися из косы цвета сухой соломы. Рядом с рекой шумел высокими зелеными кронами лес.

Ася дошла до речки, села на берегу и устремила взгляд в бурлящие потоки воды.

– Надо живности добавить.

Раскрыв этюдник, она принялась рисовать. Водила кистью в воздухе, и в местах, где оказывался кончик с краской, моментально возникала твердая прозрачная поверхность. На ней писать картинку было не только удобно, но и невероятно легко. На ветку высокого дуба Ася посадила беспокойного дятла в красной шапочке. Из дупла выглянула пятнистая серо-белая сова. В небе распахнул крылья орел. В поле зашуршали мыши, замелькали маленькие ящерки. Из леса выбежал серо-коричневый заяц, вышла олениха с пятнистым детенышем, торопливо просеменили друг за другом ежики.

Воздух наполнился щебетанием птиц. В реке заплескалась рыба. Над полем запорхали бабочки. Все зашевелилось и ожило.

– А где я буду жить? Я бы предпочла стеклянный шар на дне озера или готический замок на горе, но для начала сойдет и домик на берегу реки.

Ася взяла карандаш и стала рисовать будущий дом за поляной, ближе к лесу. Одноэтажное строение с большими окнами, крылечком и ступеньками. На покатой крыше – высокая печная труба. Вокруг – живая изгородь. Колодец с витиеватой ручкой и ведром на цепи. Дорожка от дома к поляне и берегу реки. Клумбы с цветами у входа.

Закончив эскиз, художница взялась за краски. Набросок превратился в дом из белого камня с красно-коричневой черепичной крышей. Колодец стал темно-серым, дорожка – песчаной. В клумбах появились яркие желтые, оранжевые и синие цветы. Ася отправилась к дому, останавливаясь, чтобы прорисовать детали и непрокрашенные фрагменты.

Потратив много времени, но оставшись довольной своей работой, она поднялась по двум кованым ступенькам с деревянным настилом и вошла в дом. Перед ней было белое пространство.

– Конечно, – засмеялась она. – Тут рисовать и рисовать. Ну что ж! Это я люблю. Зато будет все, как мне нравится.

Ася разложила краски и взялась за кисточку. Комната: стол, стулья, лавочка, печка. Кухня: шторки, столешница, кастрюли, сковородки, столовые приборы, тарелки и прочая мелочь. Перегородка. Гостиная: диван, письменный стол рядом с окном, занавески, кресло. Вход в спальню. Кровать, шкаф, тумбочка, светильник-ночник, плотные жалюзи. Ванная комната…

– Фух. Вроде все.

Она вышла в просторную кухню-столовую и выглянула в окно. По-прежнему ярко светило солнце и по голубому небу плыли неторопливые облачка.

– Так. Нужен вечер.

Художница вышла из дома с палитрой синих и фиолетовых тонов. Через некоторое время мир погрузился в сумерки. К Асе подполз ежик, пофыркал и убежал в лес. Она почувствовала теплое дыхание и обернулась. Рядом стояла олениха с детенышем, который тыкался мокрым носом в ее ногу. Художница погладила свои произведения, внимательно осмотрела и сказала:

– Сейчас плохо видно. Приходите завтра, я вас проверю при солнечном свете и подправлю, если что-то не так.

В чаще ухнула сова. Олениха вздрогнула и убежала. Детеныш умчался вслед за ней. Ася вернулась в дом, прошла в гостиную и плюхнулась на мягкий диван.

– Надо еще часы нарисовать.

Она вытащила мобильный. Экран был совершенно пустой. Ася выключила телефон и сунула в карман.

– Ладно. Пусть сейчас будет… Десять часов вечера.

Художница вновь взялась за краски. На стене появился деревянный корпус часов с огромными цифрами, с вензелями и тремя стрелками разной длины.

– Идут. Замечательно. Теперь у меня тут будет свой часовой пояс, – усмехнулась она. – Жаль, что нет моего дневника. Хотя… Подождите… Я могу его нарисовать!

Когда появилась нарисованная тетрадь, похожая на ту, что осталась в тумбочке ее комнаты в академии, Ася открыла первую страницу. Белый чистый лист. Никаких записей.

«Теперь у меня новая жизнь, еще более новая, чем последние три месяца. Здравствуй, мой прекрасный эгомир!» Она отложила ручку и вздохнула. Непрошеным вихрем налетели воспоминания последних двух месяцев. В памяти возникли грустные события. Отчуждение Мирона. Как он стал меньше проявлять к ней внимания и общаться. Перестал заходить в гости. Односложно отвечал на сообщения. Избегал на занятиях. На лекциях начал садиться рядом с парнями-одногруппниками и разговаривал с ними в перерывах. Все чаще ходил в кафе один.

«Мне казалось, что неправильно ревновать своего парня по такому поводу. Я думала, что ему просто нужно мужское общение. Была уверена, что он занят и не стоит ему мешать. Предполагала, что он просто любит быть в одиночестве… Да-а-а, как глупо. Это из-за меня он стал редко ездить в академию. Чтобы меньше пересекаться! А я, дурочка, ждала. Радовалась, когда его видела. Просила съездить со мной порисовать, а он находил разные причины, чтобы мне отказать. И если ездил, то с неохотой, из вежливости. А я ничего не замечала. Какая же я глупая!» Ася смахнула слезинку. «Не хотела думать о плохом, находила ему оправдания и ловила каждый взгляд его зеленых глаз…» Она всхлипнула. «Я считала, что мы вместе, что мы – пара…» Она встала и прошлась по комнате. Остановилась и потрясла кулаком воображаемому Мирону. «А на самом деле ему было просто удобно!»

– Почему я не задавала вопросов? – отчаянно воскликнула она. – Почему я делала вид, что ничего не замечаю? Зачем?!

Она вытерла побежавшие от обиды слезы. Села за стол, взяла ручку. Отшвырнула ее в сторону и закричала:

– Ненавижу!

Захлопнула дневник и отправилась в ванную. Умыла лицо и пригладила волосы.

– Глаза, наверное, красные. Больше не буду плакать. Все. Это в прошлом! Осталось там, в реальности. Больше не буду об этом думать. У меня прекрасный новый мир. В котором, кстати, еще куча дел!

Ася вытерла лицо белым пушистым полотенцем и прошла на кухню.

– Так. Что у меня сегодня будет на ужин?

Она потерла ладони и вернулась в гостиную за красками.

– Какая я балда. Так долго рисовала все эти кастрюльки и сковородки. Совсем не подумала, что могу сразу нарисовать готовую еду! Вот, например, чизбургер.

Художница быстро изобразила бургер и стакан с апельсиновым соком. Подхватив нарисованную еду и напиток, отправилась за стол. Уселась на стул, пририсовав ему мягкую спинку, и откусила бургер. Пожевала. Сделала глоток сока.

– Странно. Никакого вкуса.

Она откусила еще кусок и запила соком.

– Вообще ничего. Никаких вкусовых ощущений. Странно. Может, я что-то не так нарисовала?

Ася вновь взялась за краски. Тщательно прорисовала булочку, котлету, два соленых огурчика, кетчуп, сыр, листик салата. Понюхала.

– Пахнет как чизбургер.

Откусила.

– А-ха-хах! В этом мире нет вкуса. Прикольно. Типа не настоящее. Ладно. Надеюсь, что, по крайней мере, я не буду чувствовать себя голодной.

Доев безвкусный бургер и допив желтый, с кусочками апельсина, совершенно безвкусный сок, Ася отправилась в постель.

Глава 2

За четыре месяца до этого.

2 июля. Реальность

– Это вопрос жизни и смерти! – воскликнула Ася.

– Послушай, ну кто так сейчас говорит? «Вопрос жизни и смерти», – передразнила Милана.

– Ты не представляешь, что это для меня значит!

Ася присела на лавочку и поставила рядом большую черную папку с рисунками. Откинула назад светло-русую косу и нахмурилась:

– Вдруг ничего не получится?

– Значит, тебе это не нужно, – фыркнула Милана и достала из маленького джинсового рюкзака перламутровое зеркальце с крышкой. Быстро себя оглядев, вытащила из кармана увлажняющий тинт и намазала губы. – Останешься жить в этой дыре. Пойдешь работать продавщицей. Растолстеешь. Отрежешь косу. Выйдешь замуж за какого-нибудь козла. Всю жизнь будешь терпеть его пьянство, грубость и храп. Родишь такую же несчастную дочку. Будешь ее шпынять, считая виноватой во всех своих неудачах. Состаришься и умрешь.

Она захлопнула перламутровую крышку и убрала зеркальце в рюкзак. Взглянула на подругу и весело улыбнулась.

– Конечно нет. Тебя ждет другое будущее. Поверь мне. У нас все получится!

Распахнув серо-голубые глаза, Ася задумчиво посмотрела на Милану и привалилась к ней на плечо.

– Я так хочу уехать из дома…

– Знаю. У меня такая же фигня. И я тоже мечтаю отсюда свалить.

Пробежал ветерок. Потрепал кроны деревьев, подергал за зеленые ветки. Пронесся по кустам шиповника, чуть задержался в розовых цветках и помчался дальше. Пошуршал чем-то на козырьке небольшого магазина и улегся на крыше.

На дорожке появился высокий долговязый парень в футболке с большим смайликом и светлых шортах.

– Привет, девчонки!

Он подошел к подругам и остановился. Ася подняла голову.

– Привет, Толик.

– Еще не уехали поступать в свою академию? – Толик вытащил сигарету и закурил.

– Собираемся, – Милана бросила на него недовольный взгляд. – А тебе-то что?

– Ну так… Интересно. Что это вообще такое?

– Можешь в интернете почитать, называется Академия искусств «Живой шедевр».

Толик выпустил сизую струйку дыма.

– Знаю. Там типа картинки оживают.

– Не картинки, а картины! – Милана подняла указательный палец.

Ася заерзала на лавочке и принялась объяснять назидательным тоном:

– Это высшее учебное заведение. Туда принимают после окончания школы. Чтобы поступить в академию, нужно пройти конкурс – нарисовать картину. Если она оживет, тебя примут, если нет – до свидания.

– Там какие-то краски, что ли, специальные?

– Нет. Краски обычные.

– А почему картины оживают-то?

– Это такое место. Где особым образом проявляется талант. Если он есть, конечно. – Ася перекинула вперед косу, посмотрела на распустившиеся светлые волосы и продолжила: – Двадцать пять лет назад там было большое заброшенное заросшее здание. Довольно живописное. Рядом лес и источник с удивительно чистой прохладной водой. Как-то раз туда пришел один художник. Поднялся на широкую часть полуразрушенной стены и заметил несколько старинных скульптур. Он устроился там с мольбертом и стал писать картину. А когда закончил и отошел в сторону, то увидел, что все, что нарисовал, – движется. Ручей бежит по камням. Кустарник шелестит зеленой листвой. Изображенная скульптура девушки машет ему рукой и улыбается. Художник был потрясен. Спустился внутрь здания и стал писать стену, по которой поднимались вьюны. На ветке кустарника он изобразил птичку, похожую на колибри. Как только картина была закончена, птичка вспорхнула и принялась летать в пространстве полотна. Художник отодвинул вьющиеся растения на стене здания и нашел барельефы, которые двигались и жили своей жизнью. Он рассказал об этом другу, известному бизнесмену. На месте полуразрушенного здания построили академию. Причем старые стены оставили внутри новой постройки для аутентичности и вдохновения.

– То есть любой человек придет в академию, что-то нарисует, и оно оживет? – Толик выкинул окурок.

– В том-то и дело, что нет. Эффект получается далеко не у всех. Считается, что только у настоящего художника есть такая способность, а если таланта нет, то картина не оживет. Поэтому мы и переживаем…

– Уверен, что у вас все получится. Я видел, как вы рисуете – очень круто.

– Спасибо. Но дело не в крутости. Не в достоверности и даже не в технике. Дело в душе. Художник как бы передает свою эмоцию, чувство, частичку души картине…

– Эдак можно все по кусочкам раздать, – ухмыльнулся Толик.

– Душа бесконечна, – философски произнесла Милана.

– Да, – воодушевленно подхватила Ася, – чем больше отдаешь, тем больше она становится.

– А если, допустим, придет человек, расположится рядом с академией и будет рисовать, у него может картина ожить?

– Некоторые пытались. Ничего не получилось, – Ася махнула рукой.

– А жить где?

– Есть общежитие для студентов с очень хорошими условиями. Каждый живет в своем отдельном номере.

– Ого.

– Есть кафе и даже бассейн.

– Еще стипендию приличную платят, – вставила Милана.

– И когда там этот конкурс? Ну вступительный тест?

– Завтра.

– Да, поэтому нам надо подготовиться, – поджала губы Милана. – Ты иди.

– А как готовиться-то?

– Морально, – отрезала Милана. – Давай иди. Тебе пора.

– Ладно, – Толик пожал плечами и медленно направился в сторону магазина.

Проводив его взглядом, Ася проговорила:

– Зачем ты его отшила?

– Надоел.

– Да еще так грубо.

– Как обычно.

– Он просто поинтересовался нашими планами.

– Этот долбоносик последние два года интересуется моими планами, – огрызнулась Милана и сложила руки на груди. – Задолбал. Ходит за мной, как хвостик.

Ася пожала плечами.

– Просто ты ему нравишься.

– А он мне нет.

– Тебе никто не нравится.

– Иногда кто-то нравится. Но только на короткое время и не слишком трепетно. Ну ты знаешь. – Она зевнула, прикрыв рот ладонью. – И вообще, я парням не доверяю. Говорят одно, делают другое, думают третье. А хотят… сама знаешь чего.

Вздохнув, Ася взяла распустившуюся косу и стала заплетать.

– Нет резинки? Моя куда-то делась.

Милана достала из кармана рюкзака резинку и дала подруге.

– Все они одинаковые. Поржать, выпить, курнуть, запудрить мозги и воспользоваться твоим доверием. А потом делают вид, что ничего не было. Или еще хуже – хвастаются всем, что что-то было.

– Насколько мне известно, с тобой ничего подобного никогда не происходило…

– Конечно! Потому что я никого к себе близко не подпускаю. Все эти придумки про любовь – полная чушь. Если и вступать в отношения, то надо понимать, что это ненадолго. Так… Хорошо провести время.

Ася вздохнула. Милана чуть ее толкнула в плечо.

– Да что говорить! Ты же сама попала в ситуацию. Сколько прошло? Три месяца?

– Четыре.

– Влюбилась, доверилась – и что? Оказался сволочью!

– Да, это грустная история.

– А я тебя предупреждала. Не влюбляйся, не придавай этим отношениям большого значения. Повстречались, побыли вместе, и все. Не привыкаешь. Не доверяешь. Но ты не слушала. Все твердила: он хороший, заботливый. Он меня любит. Ага! С хрена ли. Сколько он был хорошим и заботливым? Две недели?

– Три…

– Вот. И оказался тварью.

Милана замолчала. Призывно звякнул мобильный. Она достала телефон и настрочила сообщение. Сунула обратно в карман и пояснила:

– Михунчик опять пишет. Предлагает завтра нас отвезти на машине.

– Мне кажется, на электричке спокойнее. На машине мы можем попасть в пробку и опоздать.

– Если выехать пораньше, то нормально доедем. Он все равно завтра в Москву собирается, вот нас и отвезет. Конкурс в одиннадцать. Регистрация в десять. Можно выехать в шесть – шесть тридцать, чтобы с запасом.

– Ну не знаю…

– Я уже ему написала, чтобы в шесть за нами заехал.

– Ладно.

– Идем домой?

Ася взяла папку с рисунками, встала и направилась к серо-коричневой пятиэтажке. Милана достала мобильный, проверила сообщения и сунула в рюкзак. Накинула лямку на плечо, подхватила свой этюдник и поспешила за подругой.

Красное солнце медленно опускалось, утопая в нежно-розовых облаках. Заканчивался еще один летний день.

Милана открыла дверь, быстро скинула кеды и проскользнула в маленькую комнату.

– Эй! Милка! – крикнул с кухни худой мужчина со всклокоченными седыми волосами. Он был в грязной майке и растянутых тренировочных штанах. Сидел на стуле, положив ноги на стол, и курил. – А ну, иди сюда!

Милана пришла на кухню, наполненную вонючим дымом. Открыла окно и грустно посмотрела на отца.

– Садись, – приказал он, убрал ноги со стола и налил в стопку водку.

– Опять бухаешь…

– Я смену отпахал, теперь три дня дома. Мне можно.

– Ты знаешь, что мне это не нравится.

– А мне нравится, – гоготнул отец. – Хочу, чтобы ты со мной посидела. Одному скучно.

– Мне надо заниматься, – возразила Милана. – Завтра очень важный день. Тест в академию.

– Ага. – Он опрокинул стопку и мутными глазами уставился на дочь. – Че за академия?

– Я рассказывала уже много раз…

– И че? Расскажешь еще раз. И вообще, нечего отцу хамить.

– Я не хамлю…

– И нечего пререкаться, – он повысил голос. – Ишь! Отрастила сиськи. Это еще не значит, что ты стала взрослой. Почему не купила продукты? Жрать нечего!

– Я купила все, что ты сказал. Посмотри, – Милана распахнула холодильник, показала батон колбасы, молоко, кефир и две банки кильки в томатном соусе.

Отец откинулся на спинку стула и налил еще. Милана достала консервы и корзинку с хлебом. Вытащила колбасу, порезала, выложила на тарелку и поставила на стол. Отец открыл банку и нацепил на вилку маленькую обжаренную рыбку в темно-красном соусе.

– Вот. Другое дело. Деньги остались?

– Немного. Я оставлю себе? На завтрашнюю поездку.

– А ты куда собралась?

Милана недовольно поджала губы.

– В Москву. Поступать в академию.

– Финансовую? – усмехнулся отец. – Ты вроде у нас умом не блещешь.

– В художественную.

– А чем тебе наша Калуга не нравится?

– Здесь такой академии нет.

– Ну да. Все в Москву ломятся…

Раздался звонок в дверь.

– Милка, открой. – Отец махнул рукой, чуть не свалившись со стула.

Милана вышла в коридор и с громким щелчком повернула замок. На пороге стоял небритый толстяк с бутылкой водки и пластиковым жбаном пива.

– Здорово! Отец дома?

– Да. – Милана посторонилась.

Толстяк вошел и, не разуваясь, прошлепал на кухню.

– Колян, здорово! Я премию получил. Пришел обмыть. – Он плюхнулся на табуретку и поставил на стол бутылку.