Полная версия:
Пять поломок космической станции
Океан бушует, а волны от форматора сносят нас в сторону, но Андрей снова и снова возвращается на прежний курс.
– Команда прошла, до стабилизации двадцать секунд, – волны, поднимаемые форматором, высокие настолько, что способны поглотить небеса. До шаттла долетают брызги, хотя мы явно где-то в верхних слоях атмосферы.
– До стабилизации десять секунд, – гул никуда не делся, он долетает до нас через открытый люк и непрерывно бьёт по мозгам, но хуже всего – запах. Тяжёлый, слишком сильный для человеческого обоняния, абсолютно невыносимый.
– Система стабилизирована.
Гул, исходящий от форматора, исчез так резко, что наш шаттл потащило вперёд, и мы сделали несколько кругов вокруг аппарата, чтобы погасить инерцию. Труба перестала мерцать и перестраиваться – перед нами опять был монолитный столб, нормально функционирующий и готовый к действию.
Волны с рёвом столкнулись друг с другом, напоминая, что океан так просто не успокоить. Но это буйство стихии, порождённое форматором, уже было отдано на откуп природе, и нам там делать было нечего.
– Можешь скачать данные по всему аппарату? – Адитья подался вперёд, привлекая внимание Андрея, и наш техмех кивнул, специально для человека совершая лишние телодвижения.
– Будем спускаться и проникать внутрь? – Антуан всем своим видом показывал, что ему совершенно не хочется соваться в форматор, который только что взрывался изнутри. Алвин явно был солидарен с этим нежеланием.
– Думаю, в этом нет нужды, – Адитья бросил на меня взгляд, убедился, что мне не до того, и продолжил:
– Лезть туда сейчас форменное самоубийство. К тому же мы не увидим ничего нового. Взорванный фильтр всё равно сейчас вытащат, а на него вполне можно и отсюда посмотреть.
Наше микросхемное светило, конечно же, был прав. Неживой робот водного типа уже пришёл в движение, и мы могли смотреть, как сквозь толщу воды на секунду мелькает и тонет ещё один металлический цветок с красным налётом и свинцовыми прожилками.
Мы подождали ещё два местных часа, предписанных инструкцией, после чего закрыли люк и повернули в сторону колонии. За это время шторм на океане окончательно потерял источник, превратившись в нечто бессистемное и упивающееся своим всемогуществом, существующее просто ради того, чтобы существовать. И ремонтной бригаде Арктур-8 делать там было нечего.
Не знаю, как остальные, но я чувствовал себя так, словно мы действительно несколько часов провели внутри неисправного устройства, не давая цепной реакции уничтожить планету Крюк. Хотелось лечь пластом и проспать пару-тройку биолет, но сейчас у меня не было такой возможности – впереди маячил рем Гладиус, отчёт, возможный суд и долгое возвращение на «Макошь». Ну, хоть там удастся отоспаться, хотя Борис по дороге три шкуры с нас сдерёт.
Поскольку спешить надобности не было, Андрей выбрал умеренный темп, и кресла перестали работать на удержание тела в пространстве. Стоило этому произойти, как человеческая часть бригады тут же развалилась на своих местах, раскинув конечности самым невообразимым образом. Алвин вообще перевернулся, поместив ноги на место головы, и теперь его каштановые волосы подметали наш пол. Антуан, кажется, благополучно заснул, а Адитья что-то усердно набирал на своей ручной консоли.
– Как думаешь, колония будет в порядке? – я моргнул, понимая, что наша девочка-феечка обращается ко мне. Вопрос был тяжёлым и неоднозначным, а ответ мог стать ударом для самого юного техника бригады, но я принял решение сказать правду.
– Нет, – Адитья на секунду поднял голову, но потом вернулся к своим записям, и я продолжил: – В лучшем случае Крюк ожидает эвакуация и повторная колонизация, в худшем форматоры рванут до прибытия комиссии, и все обитатели погибнут.
– Мда, – Алвин выдохнул, явно расстроившись, – а то, что уже завезено, будет уничтожено, да?
– Скорее всего, – я пожал плечами, прикидывая последствия. Вроде на Крюк толком не успели высадить фауну, да и флоры на нём было не так уж много, как и положено недавно освоенной планете-пустыне. Теоретически всё должно было разрастись уже в процессе освоения, чтобы люди развивались вместе с экосистемой и стали её частью – теперь, когда ясно, что атмосфера не может поддерживаться без фильтрации, а аппараты не подходят по параметрам, рассуждать об этом бессмысленно. Если Крюк снова будут колонизировать, это почти наверняка произойдёт под руководством другого патриция, и старые проекты будут уничтожены во имя новых идей. Конечно, биологи постараются вывести отсюда уже высаженные образцы, но и они не смогут спасти всё – Крюк в том виде, который мы застали, уже обречён.
И Алвин Меригольд, меркурианец из семьи потомственных зоологов Системы Солнца, должен был понимать это лучше всех.
Мы приземлились на космодром аккурат в тот момент, когда по местному времени перевалило за половину дня. По моим биочасам, мы путешествовали не так уж долго, а экран с общим отсчётом говорил о предрассветном утре. Это значило, что совсем скоро мы уберёмся отсюда, и Андрей подсунул мне карманный проектор, на котором содержалась вся информация, которую мы успели собрать: наши рапорты, отчёты и копия заявления, которое в любую секунду готовилось отправиться в отдел внутренней безопасности галактики Дракон. Данные предназначались рему Гладиусу, и я собирался вычесть стоимость проектора из своей зарплаты. Мы ничего не могли сделать для планеты Крюк, а наша попытка влезть противоречила бы закону, но мне хотелось верить, что патриций поставил свою колонию в такое положение по незнанию и готов нести ответственность за свои поступки. При условии что вокруг нашего шаттла собралась целая делегация, я мог сразу же проверить свою гипотезу.
Судя по всему, патриций Крюка действительно был обеспокоен произошедшим – он встретил нас в первых рядах, стоящий рядом со своим андроидом и потрясая кулаками, как герой древнего кинематографа.
– И это – квалифицированная бригада, котирующаяся во всех галактиках?! – кажется, рем Гладиус брызгал слюной. Видимость из шаттла была отвратительной, так что я сел, свесив ноги в открытый люк, и наблюдал за ним из своего временного дома. Остальные, конечно же, даже носа не показали, как обычно сбрасывая на меня неприятные разговоры с вышестоящими чинами. – У нас погибла половина пищевых растений и все насекомые! Что вы на это скажете, вы…
– Катюшин. Антон Катюшин, – как и положено, я был вежлив, учтив и выражал активное участие в происходящем. Патриций даже не заметил, что я подал голос – он полностью находился во власти эмоционального переживания.
– …Вы, рем Катюшин? Я вызвал вас, чтобы вы чинили мои форматоры, а не взрывали новые! – колонисты, столпившиеся вокруг нас, с интересом следили за происходящим. Я спросил, не хочет ли уважаемый патриций поговорить наедине, но мой голос, кажется, просто не услышали. – Хорошо хоть, у вас хватило совести сразу исправить свою оплошность, но вас это не спасёт! Я немедленно доложу куда следует, рем Катюшин, и у вашей бригады будут очень, очень большие проблемы.
Я вздохнул, понимая, что сцены не избежать. Не люблю я это – публичного унижения, вынесения произошедшего на общественное обозрение. После такого событие непременно обрастает никому не нужными слухами, домыслами и подробностями. То ли дело давать показания в суде – коротко, быстро, по существу и в присутствии тех, кто компетентен в поднятых вопросах. Однако едва ли рем Гладиус будет меня слушать, а Андрюха уже недовольно жужжал, готовый в любой момент отправить наш рапорт в вышестоящую инстанцию.
Патриций продолжал говорить, но проектор, брошенный местному техмеху, заставил его замолчать. Воспользовавшись повисшей тишиной, я дружелюбно отметил:
– Я передал вам данные, которые содержат наш рапорт, рем Гладиус. К сожалению, мы ничем не можем вам помочь – наша бригада работает с поломками, а форматоры планеты Крюк не были повреждены и не нуждаются в ремонте. Также я вынужден сообщить, что, согласно инструкции, мы обязаны доложить о нарушении внутренней безопасности, чтобы они провели расследование касательно случившегося здесь. Рекомендую немедленно начать эвакуацию.
Вопреки всему, рем Гладиус разъярился ещё сильнее – его лицо покраснело, и он сделал несколько шагов вперёд, будто собираясь руками и ногами разрушить наш шаттл.
– Рапорт? Эвакуация? У вас что, мозги по обшивке разлетелись?! – Андрюха вопросительно пиликнул, но я махнул рукой, прося его ещё немного подождать. Мне требовалось получить подтверждение, что патриций понимает, что происходит, и осознаёт, что техмех-официант держит в руке. – У меня семь фильтров сгорело! Вы хоть знаете, сколько это денег?!
– Послушайте…
– Нет, это вы послушайте! – разбушевавшийся патриций не желал слышать, что ему говорят. – Я стрясу с вашей бригады компенсацию! Всю! А рапорт свой можешь…
Кажется, такая вопиющая невежливость окончательно доконала Адитью. Наше микросхемное светило встал со своего места, выглянул из люка и вмешался:
– Воровать меньше надо было, – патриций подавился словами, даря такую необходимую тишину, и Адитья безжалостно продолжил: – Знал, что форматоры не той серии? Знал, что они не подходят под проект террархитектора? Знал, что без гранта Цивилизация за аппаратами не следит и за последствия не отвечает? Вот и результат. Андрей, отправляй, здесь нам делать нечего.
– К сожалению, мой коллега прав, – я решил до конца сохранять вежливость, – сеть терраформирования, установленная на планете, не соответствует природным параметрам. Я понимаю, вы хотели сэкономить и никому не желали зла, но ситуация такова, что в нынешних обстоятельствах все форматоры выйдут из строя в течение одного общего года. Чудо, что они вообще продержались так долго.
Из патриция словно вытащили скелет. Он точно понял, о чём мы говорим – не мог не понять, – и осознание последствий подкосило его. Рем Гладиус пошатнулся, и даже андроид, успевший поймать его за руку, не смог удержать его от падения. Все, кроме колонистов, точно знали, что последует после того, как вскроется преступление против Цивилизации – проверки, суд, конфискация планеты, тюремное заключение и потеря большей части финансовых накоплений, которые будут потрачены на компенсацию. Каждая колония закрепляла Цивилизацию в космосе, каждая новая планета приравнивалась к новому миру – наверное, нет более тяжёлого преступления, чем посягательство на будущее всего человечества.
– Мы не желаем вам зла, рем Гладиус, – я постарался сделать так, чтобы мой голос звучал более-менее успокаивающе, – на проекторе, который я отдал, содержится вся информация, что мы смогли найти, а также текст нашего рапорта и результаты анализов. Мы на стороне планеты, а не Цивилизации или колонии Крюк, и мы постарались быть беспристрастны.
Патриций посмотрел на меня взглядом маленького потерянного ребёнка, который потерял родителей в космопорте и теперь не знает, что делать дальше. Я мягко улыбнулся, а потом повернулся к техмеху, зная, что он никогда не теряет ясность сознания.
– Будет лучше, если вы начнёте эвакуацию и вывезете отсюда всех граждан, – глаза андроида чуть изменились, показывая, что всё записывается, – сотрудничество с Цивилизацией непременно будет зачтено в суде. Андрей, как ты?
Техмех повернулся ко мне, и его шейные светодиоды замерцали.
– Отправлено.
Мы задержались в новейшей колонии Крюк ещё на неделю, ожидая специалистов от внутренней безопасности Дракона. За это время ни один форматор не взорвался, и мы делали всё, что в наших силах, чтобы этого не допустить. Рем Гладиус медлил, но в конце концов взялся за ум, и колонисты были благополучно эвакуированы на Бристоль – ближайшую обжитую планету в системе Вороний Глаз. После того как поселение опустело, а команды отправились изучать аппараты, нас благополучно отпустили, потребовав всего один отчёт о неделе, проведённой здесь. После этого оставаться на Крюке было бессмысленно – мы бы занимали пространство и путались у всех под ногами. Да и Борис уже наверняка разгромил наш корабль, требуя наконец-то вернуться и отправиться домой.
Ремонтная бригада Арктур-8 задраила люк, запустила двигатель и прорвала атмосферу, пристыковавшись к кораблю и взяв курс на космическую станцию «Макошь». За нашим отбытием, сонно щурясь, наблюдал забытый всеми лёвощенок.
Поломка 2. Пассажирский крейсер «Турандот»
Дистиллятор умудрился умереть в самый неподходящий момент – именно тогда, когда Борис решил налить себе солёной газировочки. Поскольку мы всё ещё остаёмся техниками, котирующимися на межгалактическом рынке, на устранение поломки потребовалось бы пять общих минут, но нашего прекрасного пилота это не остановило. Аппарат был немедленно обруган, избит и распотрошён, а выдранная микросхема добавила к ремонту ещё полчаса. Хотя мы не злились – ни спрятавшийся под креслом Алвин, ни зависший Андрюха, ни скривившийся Адитья и даже ни облитый Антуан, которому досталось то, что Борис уже успел налить. Многоуважаемый пилот был частью нашей команды, и мы давно научились принимать его таким, какой он есть.
– Рем Хлеб… – Адитья заскрипел зубами и даже оторвался от своей ручной консоли, хотя из-под его рук явно выходило что-то монструозное и фундаментальное. Борис ответил потоком ругательств, а потом гордо удалился, на максимальной скорости перекрывая вход на мостик и потребовав от нас немедленно разобраться с этим непотребством, ибо «не дают старому человеку водички попить, чтоб вас оголёнными проводами до задницы коротнуло».
Ладно, я немного погорячился с принятием – но, по крайней мере, мы точно знали, что спорить с ним бесполезно.
Каким образом почтенного пенсионера Цивилизации вообще занесло на «Макошь», не было понятно никому. Я слышал множество версий: от того, что он преступник, которому предстояло расплачиваться с человечеством до самой смерти, до предположения, что он один из бывших демиургов «Столицы», который ударился в аскетизм и поклялся до конца жизни летать по галактикам с тайными проверками. Прямой вопрос подарил мне ещё одну версию: пенсионеру, с пелёнок подавшемуся в космические дальнобойщики, попросту было очень скучно. После выхода на пенсию он просидел на одном месте два местных месяца, что было приравнено к одной общей неделе, взвыл и штурмом взял ближайший центр распределения, потребовав снова активировать свой пилотный чип. Распределители порыв не оценили, трезво расценивая риски, одним из которых могла стать смерть на рабочем месте, и отослали энергичного старичка на «Макошь», прикинув, что он точно не захочет перемещаться в такую глухомань, как галактика Дракон. Что же, они явно не понимали, кто такой Борис Хлеб.
К нам его командировали только из-за Андрюхи, который на тот момент уже имел вторую специализацию с правом пилотирования космических судов, и это было буквально за общий год до того, как в бригаду попал я. С тех пор прошло уже очень много времени, и наш пенсионер всё никак не умирал – наоборот, из него ключом била энергия, пусть в основном и состоящая из желчи и ненависти, он крепчал телом, хвастался идеальной кожей, волосами и ногтями и регулярно ходил сводить пигментные пятна. И клянусь сознанием, он ещё нас всех переживёт.
Дистиллятор обречённо булькнул, требуя внимания. Обычно поломками такого рода занимался наше микросхемное светило, но в этот раз Адитья был занят и раздражён, так что к аппарату направился я на правах специалиста общего профиля. К счастью, мне было несложно – в мою вторую пару рук были встроены почти все необходимые инструменты, так что я был сам себе датчиками, сам себе измерителем, сам себе диагностом и сам себе горелкой. Проблема действительно была пустяковой, замена выдранной детали нашлась на раз-два, и я как раз запускал последнюю проверку, когда дверь на мостик открылась и к нам выглянула седая голова. Я тут же повернулся, собираясь отчитаться о проделанной работе, но Борис не дал мне и слова сказать:
– Эй, дизельные дети. У нас тут сигнал бедствия.
Дистиллятор завибрировал, показывая, что перезагрузка прошла успешно, но я заметил это только потому, что одна из рук всё ещё держалась за аппарат. Остальные тоже встрепенулись, а Андрюха вышел из спящего режима, ожидая более точной информации. Борис, крайне довольный тем, что ему не нужно собирать нас по громкой связи, слегка отклонился, показывая мерцающую панель управления. Я не обучался на пилота, поэтому не был знаком с кодировкой и не мог считать послание, но Андрюха пиликнул на три тона ниже обычного, что сигнализировало о его удивлении.
– Это код Тёмного Коридора, – Антуан, пытавшийся избавиться от жидкости, пропитавшей его домашнюю одежду, многозначительно хмыкнул и покосился на мгновенно вскинувшегося Адитью.
– Ага, – Борис сделал вид, что сплюнул – если бы он сделал это на самом деле, ему же и пришлось бы убирать. – Гравка рядом.
Мы переглянулись. «Гравка», как её легкомысленно окрестил Борис, заслуживала чуть больше уважения – во многом потому, что даже «прирученная» чёрная дыра оставалась смертельно опасным космическим телом, способным уничтожить неопытного пилота, если он хоть немного ошибётся с траекторией или перепутает полюса.
Открытие технологии, позволяющей быстро путешествовать по Вселенной между галактиками, стало одним из величайших скачков в развитии Цивилизации, сравнимым с первым выходом в космос или первой колонизацией. Колония Тартара галактики Тёмный Коридор в очередной раз попыталась воссоздать идею из бумажных книжек, бросив все силы на изучение «диких» чёрных дыр – и, надо сказать, это были самоубийственные исследования. Страшно представить, сколько людей погибло, пока учёные разобрались, как раздвинуть сингулярность, зафиксировать её гравимехом и стабилизировать коридор в другой уголок Вселенной – ещё больше народа исчезло, пока они научились настраивать проход в нужное место. Но эти жертвы не были напрасными – «прирученные» чёрные дыры превратились в гравиходы, а мы получили возможность перемещаться по всей Цивилизации, которая пришла на смену уже привычной автономии и «билету в один конец».
Аппарат, позволяющий превратить галактики в единое целое, полностью перевернул ход истории – кажется, мы потратили двадцать лет, чтобы разработать и изучить эсперанто, который позволил бы всем живым созданиям хотя бы общаться, а потом воевали ещё пятьдесят, пытаясь понять, кто кому кем приходится, куда мы идём и что вообще такое «Цивилизация». Сейчас, конечно же, правительство пришло к консенсусу, отстроило «Столицу» и создало чёткую иерархию власти, но в галактиках ещё остались места, где ничего не закончилось – Заря страдала сильнее всего.
Ну а Тартар, как и всегда, потратил время с пользой, хорошенько поработав над гравимехами, окончательно стабилизировав гравиходы и превратив их в максимально надёжные аппараты, доступные каждой системе. Так что в тот момент, когда внутренние распри были завершены и Цивилизация стала тем, в чём вы существуем, колонисты с гордостью вытащили свою разработку и продали её победителям. Технология ушла в народ, «прирученные» чёрные дыры пригнали куда надо, пилоты научились преодолевать горизонт событий и влетать в гравиход под правильным углом, и даже наш маленький Р-А8МД мог спокойно перемещаться по галактикам. Хотя, разумеется, ряд сложностей остался – «прирученные» чёрные дыры непрерывно перемещались в пространстве, так что кораблю следовало следить за новостями и подгадывать маршрут, да и сами гравиходы держали проход только из точки А в точку Б, руководствуясь базовыми законами гравианики и особенностями пространства и расстояния. Например, из Дракона проще всего попасть в Тёмный Коридор и можно попытаться пробиться в Млечный Путь, но почти невозможно махнуть в Пружину или Зарю.
Но даже несмотря на то, что Тёмный Коридор близко к галактике, в которой мы находились, поймать сигнал бедствия оттуда было очень странно.
– Они с нашей стороны или сигнал идёт из-за складки? – Адитья подобрался, буквально переполняясь нетерпением.
– Из-за складки, ясен-красен, – Борис с азартом копошился на мостике, стараясь выжать из техники максимум информации. – Так что, подбираем болезных или пошли они к дизелю?
– Подбираем, конечно, – я вмешался до того, как кто-то успел что-то сказать, – мы не можем бросить в беде этих людей.
– Сигнал исходит от беспилотника, – в интонации Андрюхи появилось что-то вроде недовольства, как и всегда, когда я называл граждан Цивилизации «людьми», – он пассажирский крейсер, конечно, но не факт, что сейчас кто-то находится у него на борту.
– Её зовут Турандот, машинка, – Борис заржал и похабно подмигнул, – закачивай серенады, вставляй в шею самые качественные диоды и глянцевые провода.
Искусственный интеллект с момента своего осознания стремился к уникальности каждого отдельного представителя, и находил биологическое деление на самцов и самок совершенно очаровательным. В какой-то момент все существующие виды ИИ начали естественным образом делиться на «женский ИИ» и «мужской ИИ», и каждый техмех так или иначе идентифицировал себя с одним из полов. Андрюха, например, был мужской версией ИИ, а беспилотный крейсер Турандот посылал сигнал бедствия, явно говорящий о её принадлежности к женщинам. Кстати, один только факт наличия имени уже говорил, что корабль живой – наш Р-А8МД, например, сознанием не обладал, поэтому и назывался через аббревиатуру, отражающую основные сведения: «Ремонтный, Арктур-8, Макошь, Дракон».
Наш техмех протокола «электрик» недовольно зажужжал, показывая своё отношение к шуточкам про роман с каждым встречным андроидом, и заглянул Борису через плечо.
– Она совсем близко, – мой земляк на секунду замер, соединяясь с бортовым компьютером и напрямую считывая сигнал, – судя по всему, поломка не критичная, основные системы в норме.
– Так что, сделаем крюк? – Адитья, Алвин и Антуан кивнули, подтверждая, что они не против. Борис хекнул, пробормотав что-то про «добродетелей, чтоб вам руки в форматоре расщепило», и тремя движениями прекратил безумное мерцание панели.
– Готово, ребятки, – пенсионер кивнул на стену, намекая на космос за пределами нашего корабля, – летим за сломанной принцессой.
Несколько секунд прошли в молчании, шейные светодиоды Андрюхи снова волной сменили цвет, а сам он звенькнул, используя запись музыкального инструмента древности.
– Сигнал прошёл, – техмех ещё немного постоял, сверля глазами стену, а потом пиликнул снова. – Ответ получен. Она нас подождёт.
Недовольный Борис тут же разразился длинной тирадой о том, что молодёжь совсем с ума сошла, перед почтенными пенсионерами влезать, да ещё и их обязанности тырить, но его мало кто слушал. Пожалуй, можно смело сказать, что я внимал Борису в одиночестве: Андрюха, стоявший рядом, явно подключился то ли к нашему кораблю, то ли к каналу связи с Турандот и присутствовал только телесно, без сознания, Алвин и Антуан вернулись в зал, собираясь скоротать время за бурным обсуждением последних достижений в плавлении, а Адитья благополучно сбежал в свою каюту, желая встретить условного земляка во всеоружии. Борис, закончив говорить, сделал вид, что сплюнул, и вернулся к управлению нашим кораблём – следовало сменить курс.
Надо сказать, мы летали на самом типичном рабочем корабле, созданном умельцами из Пружины специально для ремонта в условиях открытого космоса. В пассивно-рабочем состоянии Р-А8МД походил на идеально круглый бублик, но, если присмотреться, можно заметить сочленение, которое в любой момент может разомкнуться, явив миру прямую трубку – это и была настоящая форма нашего транспортного средства. Фактически у ремонтного корабля нет формы – хоть трубка, хоть дуга, хоть загогулина, лишь бы нормально состыковаться. Борис с его огромным опытом пилотирования добавлял к списку фигур ещё с десяток пунктов, включая неведомый бараний рог.
Но прямо сейчас мы не пытались ничего чинить, а от корабля требовалась обтекаемость и скорость, так что мы всё ещё были банальным бубликом. От него можно было смело отнимать условную половину – концы трубки были до упора забиты ремонтной техникой, запасными деталями, контейнерами с фазоном, гледодом, ещё парой-тройкой сотен элементов таблицы Менделеева и прочими деталями, жизненно необходимыми каждому технику. Далее шли два жилых крыла – пять кают, одна уборная в каждом. В предыдущей бригаде служило сорок граждан, которые жили по четыре человека в блоке, но нам повезло немного больше, так что при желании мы могли даже брать нелегальных пассажиров или фарцевать. В условном правом крыле, если считать, стоя напротив двери на мостик, жили Алвин, Антуан и Адитья – мы с Андрюхой оккупировали левый, соседствуя с нашим восхитительным Борисом. Если пройти насквозь жилые отсеки, попадёшь в центр корабля – просторный зал, заменявший нам столовую, гостиную, переговорную, кабинет, досуговую и что угодно. Большую часть времени мы проводили именно здесь, пока кто-то не испытывал мощной потребности в личном пространстве и не уходил в свой персональный закуток. И именно здесь, на территории зала, инородной коробкой располагался мостик, он же рубка, он же кабина управления – он, конечно, был ближе к «дырке» бублика, а не к внешней стороне, чтобы защитить центр управления в случае столкновения с космическим телом. Место не хуже и не лучше – при условии, что иллюминаторов на нашем корабле всё равно не было.
